Искра бьется, значит я еще жив

      Брейнсторм не вернулся на следующий мегацикл. Персептор попытался проверить канал текущих событий, чтобы узнать, не поступало ли каких-либо сообщений о том, что джет попал в беду, но единственное, о чем там рассказывали связанного с десептиконами, — это внезапное возвращение и еще более внезапное исчезновение Старскрима. Другой главной темой, занявшей большую часть обсуждения, была явная заявка лидера Каминуса на позицию Магнуса, ссылавшуюся на «неудачу руководства, вызванную деградирующей духовной жизнью». К счастью, это была проблема Уилджека как официального представителя Совета, по крайней мере, до тех пор, пока он не вспомнит, что в этом столетии должна была наступить очередь Персептора. Похоже, он еще не вспомнил. По крайней мере, отвлечение Совета задержит любые требования до завершения проекта по Олспарку и позволит ему продержаться несколько декациклов.       Никто не был настолько раздосадован закрытием горячей линией Персептора по сообщениям о десептиконах, чтобы отправлять жалобы на его обычный почтовый ящик, а Брейнсторм забыл предоставить новый комм перед отъездом. Микроскоп работал над контрмерами квантового оружия до тех пор, пока его показатели эффективности не начали падать ниже 50%, а затем настроился на цикл перезарядки на запасной платформе, со встроенным предупреждением, чтобы разбудить его, если джет вернется. Или если кто-то снова провалится сквозь стену.       К счастью, случилось первое.       — Хорошо, что ты все еще здесь.       — Так и есть, — согласился красный мех, вставая с платформы. Блокиратор поля Брейнсторма все еще был включен, но если бы Персептору пришлось угадывать — и ему было любопытно, окажется ли он прав, любопытство все еще не исчезло, как ново — джет был доволен собой.       — Во-первых, я просто хочу объявить, что я гениален и решил твою проблему, так что ты был прав, обратившись ко мне за помощью, но на самом деле я был более прав, потому что я гений, — его чемодан снова был прикован цепью к запястью, и он устроился на ближайшем к Персептору лабораторном столе, чтобы вытряхнуть его содержимое. Там было несколько дата чипов. — Кстати, это для тебя, Хромдом сказал, что, прежде чем загружать что-либо еще, тебе придется удалить около галактабайта данных из долговременного хранилища, иначе ты можешь спалить процессор.       Дрожь пробежала по некоторым цепям при мысли о повреждении, которое может возникнуть в результате перегруженного процессора, и микроскоп каталогизировал его так же, как мог бы поступить с особенно полезным классом результатов. — Что я буду загружать?       — Копии схем диодов, которые стимулируют эмоциональные реакции, наряду с косвенными данными активации, -э лероны Брейнсторма дернулись. — Я понял это, когда, э-э, был в твоем процессоре. Все пути все еще там, их просто нужно активировать заново.       — Как ты получил эти образцы? — спросил микроскоп, начиная разделять данные для загрузки. Теперь он был еще более любопытен, и его волокна покалывало от возбуждения, придавая скорость процессам. Он понял, что подразумевал бирюзовый мех в отношении путей, учитывая, насколько активными были даже эти три. Это был головокружительный порыв. Он еще не мог быть уверен, нравится ли ему это.       — Хромдом хорош в отношении процессоров, а у его конджанкса сумасшедший объем памяти, — сказал джет, взмахнув крылом.       — Если это сработает, я потребую от тебя полного отчета, — предупредил Персептор, начиная сбрасывать архивные записи завершенных экспериментов по астрофизике на один из дисков.       — Конечно, конечно, — джет отошел, чтобы посмотреть на его успехи с квантовым оружием. — О, эй! Ты почти закончил!       — Я был бы признателен за твой вклад в окончательный результат. В конце концов, квант — это твоя область знаний, — Персептор закончил с отчетом об астрофизике, освободив небольшой, но полезный кусок долгосрочного кварцевого хранилища. Следующими файлами, отмеченными как низкоприоритетные, были некоторые проекты оружия против десептиконов, и он подумал, будет ли эффективнее перенести их или удалить напрямую. Логически рассуждая, они были ближе к миру, чем когда-либо за бесчисленные звездные циклы. Повелительница Пламени из Каминуса вряд ли собиралась отказываться от десептиконов, даже если бы ей удалось добиться успеха в попытке стать лидером. Оптимус Прайм втягивал общество автоботов в этот союз с решимостью, которая, казалось, действительно могла его удержать. Затем было то, что Виндблейд, Бамблби, Балкхэд и Старскрим собирались сделать что-то с летными корпусами.       Кроме того. Внедрение любого из них, скорее всего, нанесет ущерб благополучию Брейнсторма. Микроскоп мог не так долго удерживать их от выполнения просьб Ультра Магнуса и Совета. Ему не хотелось создавать больше оружия, и он больше не интересовался войной.       И все же наука требовала записей. Текущая полезность доказательств перевешивала невероятность кражи и внедрения. Персептор сбросил файлы на один из петабайтовых дисков и засунул его в подпространство, вместо того, чтобы оставить с остальными.       — Все области являются моей областью знаний, если ты дашь мне достаточно времени, — беспечно сказал джет, не подозревая о внутренних расчетах красного меха. — Но я довольно хорошо разбираюсь в квантах, это правда.       — Напомни мне, — сказал Персептор, мысли подпитывались подпрограммами любопытства, просачивающимися через основной кортекс, — почему ты никогда не предоставлял командованию десептиконов технологию космического моста?       Брейнсторм замер на полпути, расправляя крылья, чтобы лучше рассмотреть квантовое оружие, а затем издал смешок, который не звучал весело. — Хорошо! Ты знаешь. Обратная инженерия больше по твоей части, чем по моей, Перси.       — И все же квантовое туннелирование было одним из твоих основных интересов еще до того как мы встретились. Задолго до того, как тебя изгнали и ты присоединился к десептиконам. Микроскоп продолжал сбрасывать данные, даже когда был поглощен изучением джета. — Ты использовал уравнения космического моста в нашем анализе квантового оружия Квинтессонов. Десептиконы пытались получить доступ к сети космических мостов на протяжении более четырех миллионов звездных циклов. Они бы высоко оценили любое исследование, которое ты бы им принес.       — Ну, — крылья бирюзового меха медленно опустились на место, и он повернулся лицевой к Персептору. — Вот что я тебе скажу. Ты пройдешь через ручную реактивацию, которую Рэтчет должен будет проделать с твоим процессором, чтобы вложить большую часть этого, и я расскажу тебе все, что ты хочешь знать.       — А если я попрошу тебя рассказать мне сейчас? — Микроскоп хотел знать, что чувствует Брейнсторм. Ему было любопытно, так любопытно, что казалось, будто это поглотит все пространство для обработки, которое он только что освободил.       — Сначала мне нужно получить данные по одному вопросу.       Красный мех обдумал это, передавая информацию подпрограммам бушующего любопытства. Они ненадолго затихли, а затем начали безумно зацикливаться на последствиях этого заявления. Так много возможностей, и он хотел знать их все. От этого у него разболелась голова. Это было изумительно. — Очень хорошо, — он отложил последний диск в сторону, — я очистил галактабайт данных. Ты уже утвердил это с Рэтчетом?       — Ага. У него… у него сейчас много дел. Я думаю, лучше проводить тебя туда и обратно, -джет смел диски в один из запасных чемоданов, ввел код замка, чтобы Персептор мог его видеть, и положил на лабораторный стол. Он махнул манипулятором в сторону двери. — После тебя. ________________________________________       Рэтчет находился в пустом медотсеке Элитной гвардии, беспокойно расхаживая взад-вперед, агрессивно напрягая поле, когда увидел Брейнсторма с Персептором.       — Послушай, какую бы чушь вы ни несли, я не хочу в этом участвовать!       Микроскоп глянул на джета. — Ты солгал, что утвердил все с ним.       Крылья бирюзового меха дернулись. — Это была ложь или еще не совсем решенное дело, на самом деле? — Он все еще смотрел на Рэтчета. — Послушай, нам просто нужна помощь с небольшой, простенькой операцией на процессоре.       — Если ты слишком занят, я пойду, обговорю это с Ферст Эйд, — сказал Персептор, уже просматривая контактную информацию другого медика.       — Занят? Занят? — Фыркнул старый медик. — Как я могу быть занят, когда мне никто ничего не говорит? Сначала Оптимус прорывается со своим дурацким планом и начинает дружить с Мегатроном, — говоря это, он подошел к медицинской платформе и начал ее подготавливать. Брейнсторм показал Персептору большой палец и начал медленно приближаться, — …а потом эти каминусцы приходят с Госпожой Пламени, жалуясь, что для нее все недостаточно свято, а потом Балкхэд и Бамблби пропадают, и я единственный, кто, кажется, замечает это, но это не имеет значения, потому что я просто старый, ворчун, который не знает, что происходит! Он с грохотом поставил экран на место. — Сядь!       Красный мех сел и любезно открыл порт для подключения систем медицинского мониторинга. Рэтчет пробежался по его коду, что-то бормоча.       — Ну, он выглядит ничуть не хуже, чем в прошлый раз, когда Ферст Эйд прислала мне снимки… Знаешь, ты поступил по-настоящему глупо, Персептор.       — В то время это был лучший вариант, — сказал микроскоп.       — Конечно, — сказал Рэтчет, ирония так сочилась. — Мне нужно принести успокоительное, откалиброванное для твоего типа искры. Подожди здесь. А ты… — Он указал на Брейнсторма, чьи крылья взлетели вверх. — Ничего не трогай. И ничего не бери.       — Кто, я? — спросил джет, положив манипулятор на грудную броню. Диск выпал из отделения на его запястье. — Ладно, это выглядело плохо, но, клянусь, он мой.       Рэтчет вздохнул и направился в другой конец медотсека. Микроскоп наблюдал, как джет положил диск обратно в отделение на запястье.       — Что там на диске?       Джет пожал плечевыми сегментами. — Эх. Схемы для старого проекта. Больше не важного.       Персептор оценил свое психическое состояние и понял, что он начинает составлять сценарии всего, что могло пойти не так, с непривычной срочностью от которой сжимались суставы.       Казалось, он снова испугался. Неприятная эмоция, которая возвращалась.       — Пожалуйста, расскажи мне об этом. Мои деревья обработки заняты опасными сценариями.       Брейнсторм поколебался, затем подошел ближе к медицинской платформе. — Э. Конечно.       Он начал говорить, крылья взлетали вверх и вниз, а манипуляторы теребили ручку чемодана, пока набрасывал уменьшающий луч, которым он — …некоторое время метался, но не мог найти ничего достаточно срочного, чтобы позволить мне сосредоточиться на его завершении. Наука, то, что он начал определять, прежде чем отвлекся, казалась здравой. Персептор наблюдал, как он говорит, позволяя ему использовать свои вычислительные мощности, пока Рэтчет не вернулся.       — Хорошо, это должно подойти, — медик помахал чипом в сторону микроскопа. — Стандартный невралгический и искровой депрессант, должно успокоить тебя настолько, чтобы я мог войти туда и начать изменять пути без того, чтобы твое сознание предъявляло к ним слишком много требований.       — У меня здесь код, — джет поднял чемодан, — проверенный мнемохирургом.       Поле Рэтчета выражало скептицизм. — Итак, ты уверен насчет…       — Которому я доверяю, — сказал десептикон с твердой уверенностью, которую Персептор редко слышал от него касательно других меха.       — Ладно, ладно. Давай сюда.       Подсознательная обработка микроскопа представила ему список всех новых и ужасных сценариев, которые он создал без его ведома, пока Брейнсторм говорил, начиная с того, что он никогда больше не проснется — совершенно нелогичный, но чрезвычайно, к сожалению, убедительный для подпрограммы страха. Это включилось в его обработку, когда джет повернулся, чтобы уйти, заставив монитор искры издать тревожный писк.       — Постой, — сказал он, и бирюзовый мех немедленно остановился, оглядываясь через плечевой сегмент с широко раскрытой оптикой. — Пожалуйста, останься? — Персептору потребовалось мгновение, чтобы вспомнить, что он должен спросить Рэтчета. — Если это приемлемо.       — …он может остаться, пока ты не отключишься, — разрешил медик. — По крайней мере, я позволю ему.       — Нет, я имею в виду, да, я могу, — Брейнсторм подтащил табурет к открытой стороне платформы, пока Персептор фиксировал суставы в сидячем положении и ждал, когда Рэтчет применит чип. Еще более нелогично то, что подпрограммы отвлекались от расчета того, чего следует опасаться во время операции, рассчитывая вероятность того, что джет снова покинет его после этого. Это было несколько устранено концентрацией на его присутствии здесь и сейчас.       — Спасибо за помощь, — сказал ему микроскоп, открывая другой порт для медика, чтобы вставить чип.       — Ты можешь продолжать говорить, — сказал Рэтчет, следя за экранами. — Это позволит мне увидеть, когда сработает код.       — О, эм, ты знаешь. Кем бы я был, если отказал тебе в моем присутствии? — С легкой гордостью произнес бирюзовый джет. — В конце концов, ты не смог бы сделать этого без меня.       — Неверно, — ответил Персептор, чувствуя, как искровой импульс замедляется, а подпроцессы начинают выключаться. — Я мог бы легко найти другие варианты, — он больше не мог вспомнить, почему не собирался этого говорить. Теперь отключалась оптика, — ничто другое не позволило бы мне увидеть тебя снова так быстро, так что есть некоторые…       Он так и не закончил предложение. ________________________________________       Процессы восприятия микроскопа возвращались в оперативный режим крайне медленно. Он осознавал, что подпрограммы запускаются первыми, первичная обработка восстанавливает баланс, пока процессор приспосабливается к новому расположению нейронных сетей. Казалось, он потерял несколько прогрессий, которые были нарушены в процессе вторичной обработки, но он, вероятно, мог бы восстановить их на другом компьютере. По крайней мере, он надеялся, что сможет.       Как странно. Надежда. Еще одна вещь, которую он не чувствовал более двух миллионов звездных циклов.       Персептор убедился, что у него достаточно места для визуальной обработки, прежде чем включить оптику. Как странно. На стене напротив платформы была обгорелая отметина, которой не было, когда началась процедура.       — Брейнсторм, ты… — он повернулся в сторону, чтобы спросить, делал ли джет что-нибудь, чтобы подпалить стену, только для того, чтобы столкнуться с пустым пространством между его платформой и следующей. Первичная обработка захватила корпус Праула, в насыщенных цветах жизни, разложенный на другой платформе и окруженный поистине чрезмерным количеством мониторов. Беспокойство по поводу отсутствия Брейнсторма было отложено до вторичной обработки, в которой теперь был не только страх, но и разочарование, и это неприятное желание посвятить себя проблеме одиночества.       — О, хорошо, что ты очнулся! — Ферст Эйд выбралась из гнезда проводов, подсоединенных к корпусу Праула, чтобы подойти и подключиться к медицинскому считывателю.       — Разве он не был мертв? — спросил Персептор вместо того, чтобы согласиться, потому что его бодрствование было очевидным, и любопытство охватывало его.       — Согласно снимкам, которые у меня есть с его вскрытия, да, — сказала медик, восхищение сквозило в ее поле. — Ты многое пропустил. Рэтчет запретил мне проводить над ним какие-либо эксперименты. Как ты себя чувствуешь?       — Сбит с толку, — ответил микроскоп, каталогизируя импульсы, вспыхивающие в цепях, чего ему не приходилось делать столетиями. — И обеспокоен. Где Брейнсторм?       — Понятия не имею. Подожди, пока я проверю твою искру.       За неимением других ответов, Персептор продолжил осматривать медотсек. Казалось, там была только одна новая подпаленная отметина, но незанятая платформа, ближайшая к двери, свисала с одной петли. Еще одну платформу занимал Старскрим с прикрепленной головой и отключенной оптикой. В остальном медицинский отсек был пуст.       — Где Рэтчет? — Персептор начал вращать суставами, проверяя диапазон движений в нетерпении поскорее встать и уйти. К счастью, Ферст Эйд была рада поболтать.       — Проверяет переформатирование Оптимуса. Он хотел сделать это здесь, но Мегатрон отказывается оставлять его одного, а Рэтчет отказался, чтобы кто-то еще был в медотсеке с тобой, Праулом и Старскримом, поэтому они пошли на компромисс, сделав это в старой комнате Оллспарка.       — Старое — переформатирование? — Персептор был сбит с толку. Проверка хронометра еще больше сбила его с толку. — Я был без сознания пять циклов. Что я пропустил? ________________________________________       Ответ на этот вопрос был, очевиден, «многое».       Балкхед, Бамблби, Виндблейд и Старскрим нашли то, что искали, что оказалось доказательством из-под искровой камеры Метроплекса, что летные корпуса жили на Кибертроне в течение тысячелетий до того, как Протектоботы пришли к власти. Они также обнаружили некоторые захватывающие свидетельства о древней Солус Прайм, основательнице Каминуса и создательнице Молота Магнуса.       Который, по-видимому, обладал всевозможными способностями, связанными непосредственно с Аллспарком, который не был активен до тех пор, пока артефакт не был собран заново. Этот ремонт был любезно предоставлен Джаззом и земной техноформой, которые достаточно долго не пускали ученых в лабораторию Оллспарка, чтобы что-то сделать — они отказывались объяснять, к коллективному отчаянию Министерства, — чтобы вернуть искру Праула в корпус. Они также реинтегрировали все извлеченные фрагменты Оллспарка к тому времени, когда Оптимус использовал       Молот, чтобы сломать дверь, с помощью Мегатрона.       С этого момента, несмотря на наличие множества свидетелей, история стала чрезвычайно запутанной. Бесспорным конечным результатом, однако, стала матрица Оллспарка, интегрировавшаяся в искровую камеру Оптимуса и переформатировавшая его корпус. С тех пор лидер десептиконов отказался покидать Оптимуса, что было менее тревожно, чем могло быть, учитывая, что Метроплекс проснулся достаточно, чтобы заговорить впервые за столетия, и вежливо, но твердо настаивал на прекращении огня.       Недавно активированные эмоциональные контуры Персептора получили полную активацию еще до того, как Ферст Эйд завершила большую часть декламации.       Каминская Владычица Пламени, по-видимому, отозвала вотум о недоверии и заявку на титул Магнуса в свете последних событий. Микроскоп, честно говоря, не мог ее винить. Это была самая последняя информация, которой располагала Ферст Эйд, поскольку эта новость поступила прямо перед тем, как Рэтчет выгнал всех посетителей из мед отсека и назначил ее ответственной, пока ходил проверять Оптимуса.       — Но хорошая новость для тебя в том, что код выглядит чистым, все прекрасно интегрировалось, так что ты можете уйти, когда захочешь, — весело завернула медик. — Только позволь дать тебе медицинского энергона, потому что потребности твоего процессора в энергии из-за долгого оффлайна, вероятно, скоро возрастут.       — Спасибо, — ответил красный мех, уже отцепляясь от медицинской платформы и готовясь уходить. Логика диктовала, что он должен дождаться медицинского энергона. Срочность, которую он не ощущал слишком долго, заставила выйти за дверь в поисках Брейнсторма. Ему нужно было подтвердить одну гипотезу. ________________________________________       Персептор пожалел, что у него нет доступа к тем туннелям, по которым пробиралась Виндблейд. Корридоры Метроплекса были еще более переполнены, чем обычно, мехи носились взад и вперед, как железные опилки, скользящие по отрицательно заряженной поверхности. Персептор был достаточно мал, чтобы нырять даже между большинством автоботов, но недавно вернувшиеся реакции на вздрагивание вызывали раздражение. В конце концов, раздражение стало достаточно сильным, чтобы преодолеть инстинктивный страх, и он перестал вздрагивать и смог просто протолкаться в свою лабораторию.       Главная лаборатория была — неожиданно и к счастью — заброшена. Казалось, все ученые решили, что у них есть место, где им будет гораздо интереснее. Действуя исключительно по наитию — чувствуя искрой микроскоп направился прямо в подсобную лабораторию.       Брейнсторм был внутри, склонившись над подпространственным генератором, спиной к двери. Он снял блокиратор электромагнитного поля, и красный мех мог видеть, что он сейчас чувствует, — слабую дымку рассеянности и деловитости. Лаборатория была такой чистой, что у него по позвоночнику пробежала судорога неправильности. Единственными вещами, которые все еще были на виду, были все… старые вещи. Вещи Персептора.       — Брейнсторм, — сказал он, возвращая свою реакцию на это во вторичную обработку как ненужное отвлечение. — Что ты делаешь? Крылья джета дрогнули, когда он выпрямился, удивленный и нервный. — О, э-э, Персептор! Ты… рано.       — Это не ответ, — сказал красный мех. Он вошел внутрь и закрыл за собой дверь. И запер ее на всякий случай, потому что начал нервничать. — Что ты делаешь?       — Просто собираю свои вещи, — Брейнсторм снова наклонился, отворачивая лицевую от микроскопа. Он все еще нервничал, но это быстро прошло. — Я закончил с квантовой штукой, потому что, знаешь, гениально, и я подумал, что ты захочешь, чтобы я убрался отсюда как можно скорее.       — Что? Нет, почему я должен этого хотеть? — Персептор покачал шлемом, пытаясь использовать физический жест, чтобы заземлить свои запутанные процессы. — Я не хочу, чтобы ты уходил. Я хочу… — теперь было намного труднее говорить о вещах, которых он мог испугаться, смущенный тем, как много в них вкладывалось от него самого. — Брейнсторм, я никогда не хотел, чтобы ты уходил. Я хочу, чтобы ты остался. Ты остаешься единственным… — он перезагрузил воколайзер, стремясь к точности, как к чему-то, за что можно держаться в порыве этих эмоций. — Главная причина, по которой я хотел вернуть эмоции.       Поле джета вспыхнуло паникой, смех забивала статика. — Нет, я… да, я понял, но дело в том, что я почти уверен, что как только все встанет на свои места, ты возненавидишь меня, и я действительно не хочу стоять здесь достаточно долго, чтобы это выстрелило мне в лицевую, я просто собираюсь…       Персептор подошел, намеренно приведя поле в контакт с другим мехом впервые за два миллиона четыре тысячи звездных цикла и заметив, как джет дернул крыльями, как будто он сжимался от вакуума. Он забрался на вершину подпространственного генератора, чтобы набрать еще высоты, так что ему оставалось только смотреть вверх с уровня плеча Брейнсторма. — Постой. Я не ненавижу тебя, Брейнсторм.       — Ты повредил свой процессор из-за меня, Перси, — его поле было втянуто вместе с крыльями, но там, где оно касалось микроскопа, чувствовалась грусть, ярость и тоска, и гипотеза накапливала больше данных с каждой минутой. — Это не… ты можешь разозлиться сейчас, ты должен быть в состоянии разозлиться на это. На меня.       — Я злюсь на тебя только потому, что ты не обращаешь внимания, — огрызнулся красный мех, и ему пришлось придержать подпрограммы гнева, прежде чем они продиктовали еще какие-либо его действия. А затем ему пришлось подавить волну смущения, когда он внезапно вспомнил все, что сказал и сделал в лицевую джета, он сказал ему, Персептор показал ему, и Брейнсторм все еще не понимал этого. — Я… — ему пришлось снова перезагрузить вокалайзер, почему это должно было быть так сложно, не мог бы он просто снова удалить некоторые из эмоций и вернуться — Брейнсторм. — Я люблю тебя.       Поле бирюзового меха дико вспыхнуло в волне ликования, паники и пятидесяти других чувств, которые обрушились на Персептора, как буря, прежде чем снова утихнуть. — Нет, это не так.       — Это так.       — Нет, я уверен, что это не так, потому что все чувства, которые у тебя сейчас есть, прямо из моего процессора, Хромдом прогнал меня через кучу сценариев, чтобы правильно составить схемы подпрограмм. Ты только думаешь, что любишь меня, потому что я люблю себя, и как только все уляжется, ты поймешь, что я прав, и на самом деле ты должен ненавидеть меня.       Микроскопу пришлось перезагрузить все логические центры, чтобы усвоить это утверждение. К тому времени, как он это сделал, Брейнсторм, что недопустимо, отвернулся. Красный мех протянул манипулятор, чтобы схватить его за лицевую и развернуть. Он не был уверен, что чувствует.       — Ты, — сказал Персептор, — бесспорно, самый блестящий мех, которого я знаю, — ах, это было отчаяние, та эмоция, которая поднималась. Он позволил ей проявиться в поле, столкнувшись с густым замешательством джета. — Я не понимаю, как ты можешь быть таким вопиюще тупым.       — Гм, — произнес бирюзовый мех, но микроскоп еще не закончил.       — Во-первых, даже если бы это сработало таким образом — а я совершенно уверен, что это не так, учитывая, что я также не испытываю желания немедленно убежать и провести импульсивный, опрометчивый эксперимент, или желания подружиться с каждой дружелюбной лицевой, которую я вижу, — я полностью уверен, что ни одна из моих эмоциональных реакций не заставила бы ненавидеть тебя.       Брейнсторм говорил еще быстрее, чем обычно, протягивая манипулятор, чтобы очень осторожно отвести манипулятор Персептора от лицевой. — Перси, ты пришел ко мне, потому что хотел отменить удаление эмоций, тебе пришлось жить с этим в течение двух миллионов звездных циклов, если ты сделал это только из-за меня, ты должен ненавидеть меня за это…       — Я скучал по тебе, — произнес микроскоп, упорно игнорируя прилив энергона к шлему, активированный этой эмоциональной подпрограммой. — Ты знаешь это. Я говорил тебе. Я «сломал процессор», как ты выразился, потому что надеялся, что это поможет мне вернуть тебя. Во-вторых, если мы здесь поднимем вопрос о том, кто кого должен ненавидеть, у тебя будет гораздо больше причин ненавидеть меня. Он вырвал манипулятор из хватки джета, чтобы достать чип с дизайнами оружия из подпространства и вложил его в ладонь инженера. — Этот чип содержит все незавершенные проекты, которые я сделал специально для убийства десептиконов. Убийства твоих союзников. Некоторые из них могли убить тебя. В-третьих, — Персептор сделал очень глубокий вдох и настроил свое ЭМ-поле. Голос начал дрожать. Он забыл об этом побочном эффекте возбуждения. — Я был влюблен в тебя более трех миллионов двухсот тысяч звездных циклов.       Брейнсторм даже не смотрел на чип. Его оптика была широко раскрыта. — Перси…       — И хоть я не чувствовал ничего другого, что было бы предпочтительнее, чем скучать по тебе, когда на пути стоял договор военного масштаба, мне не понравилась ситуация, и я не хочу проходить через это снова, и если ты уйдешь, мне придется потратить много времени и усилий пытаясь…следовать за тобой, и… — микроскоп перенастроил оптику, безуспешно пытаясь убрать тени из уголков поля зрения. — …Я честно… не думаю, что я… — медицинское предупреждение, наконец, преодолело запреты, которые он установил давным-давно, чтобы блокировать все оповещения до тех пор, пока он не окажется на грани отключения. — …о, Праймус. Ферст Эйд, меня…       Его перегруженные системы отключились прежде, чем он успел предупредить джета о своем неминуемом падении. ________________________________________       Согласно хронометру Персептора, он потерял всего двенадцать центрициклов к тому времени, когда снова включился, медицинский энергон поступал в магистрали из медицинского соединения. Он слышал, как у него над шлемом разговаривает Ферст Эйд.       — А вот и он! Это научит тебя не убегать до того, как я закончу с амбулаторными инструкциями, — медик звучала слишком жизнерадостно для того, кто должен был знать, что Персептор чувствовал, что его магистрали были болезненно сжаты.       — Брейнсторм, — сказал он вместо ответа, потому что Ферст Эйд, вероятно, будет повторять эту лекцию в течение следующих двух столетий.       — Здесь, — ответил джет, и это было примерно в тот момент, когда сенсоры микроскопа снова включились, и он понял, что лежит на полу, опираясь шлемом на серво бирюзового меха.       — В любом случае, — сказала медик, все еще агрессивно веселая, что заставило Персептора поморщиться. — Я дам тебе еще кубик медицинского энергона, а большой и бирюзовый проследит, чтобы ты его выпил, или я натравлю Рэтчета на вас обоих. Она похлопала красного меха по серво. — Мне нужно идти, я оставила Амбулона, приглядывать за медотсеком, и он нервничает.       — Спасибо за вашу помощь, — неохотно, но вежливо сказал Персептор. Он подождал, пока не услышал, как дверь с шипением закрылась, прежде чем попытаться сесть. — Это… пошло не так, как я ожидал.       — Я вроде как догадался, — сказал Брейнсторм. Когда микроскоп повернулся, чтобы посмотреть, его крылья слегка вибрировали.       — Спасибо, что не ушел, — сказал красный мех. С большим количеством энергии для запуска процессора полностью и с эмоциональными подпрограммами, которые больше не требовали места, он мог более четко обдумывать действия. Прямо сейчас, однако, он мог в основном думать только о том, как плохо он справлялся. — Я… прошу прощения за свои действия. Если ты хочешь уйти, то можешь идти. Я выполню твои пожелания.       — Как ты думаешь, куда я мог бы пойти? — Брейнсторм склонил шлем набок, изучая его.       — Ты, казалось, чувствовал себя очень комфортно в лаборатории, где я тебя нашел, — честно ответил Персептор, вызывая память, чтобы провести сравнение с изображением лаборатории до сборов джета. Разница была разительной. Бирюзовый мех гораздо больше использовал свое старое пространство. — Если ты хочешь занять более выгодное положение в рядах десептиконов, у тебя все еще достаточно информации об оружии автоботов, чтобы получить все признание, которого ты мог пожелать. Конечно, все похвалы, которых ты заслуживаешь, и которых ты избежал, не изучая космические мосты.       — Персептор…       — Или ты мог бы отправиться на Каминус. Нотике, похоже, понравилось работать с тобой, и маловероятно, что Госпожа Пламени начнет уступать требованиям автоботов в ближайшее время. — Микроскоп мог бы продолжать, но его отвлек джет, сунувший ему в лицевую только что вскрытый куб медицинского энергона.       — Просто выпей это, Перси. А боты еще говорят, что я слишком много болтаю.       — Это не так, — сказал красный мех, но послушно взял кубик и отхлебнул из него.       — И пока я даю тебе всякое, забери и это тоже, это большая проблема, с которой я не хочу иметь дел, — Брейнсторм положил чип со схемами оружия на пол между ними. — И я имею в виду, да ладно, если бы я хотел славы, я уже получил ее. Я счастлив и без того, чтобы быть любимчиком Высшего командования десептиконов. Страйка — это кошмар, из которого приходиться вытаскивать грантовые деньги, — джет шумно провентилировал. — Это не важно. Ты помнишь, что ты говорил перед тем, как отключился?       Персептор сделал еще один глоток мед энергона как раз вовремя, чтобы энергон, уже поступивший через магистраль, добрался до шлема, медленно и вяло распределяя тепло от работающего процессора. — Да.       — Ты… — Крылья джета замерли, но элероны нервно подрагивали. — Ты это серьезно?       — Я не должен был угрожать следовать за тобой, если ты уходишь, чтобы сбежать от меня, — признался микроскоп.       — Это не то, о чем я спрашивал.       — Да, я это имел в виду. Красный мех сделал глоток из куба. — Это. И все остальное тоже.       — Всё? — Голос джета был выше, чем обычно.       Персептор протянул манипулятор, открывая порт. — Я могу тебе показать.       Бирюзовый мех сделал паузу, а затем ответил тем же, открыв собственный порт на запястье и протянув кабель для передачи данных. — Обмен.       На этот раз они встретились где-то посередине, в этом странном построенном кодом пространстве, которое существовало только в обменных кабелях, и микроскоп вытащил серию воспоминаний, изложив их как аргументы в статье. Паника последних лет войны. Подписание соглашений Тайреста, внезапное исчезновение Брейнсторма и отказ всего высшего командования автоботов дать ему ответы. Серия, в ретроспективе, все более неудачных решений, принятых впопыхах, порожденных разочарованием больше, чем чем-либо другим.       — Ух ты, — произнес бирюзовый мех без осуждения. В кодовом пространстве он прокрутил в памяти один из особенно… неразумных сеансов Персептора, как будто это было интересное оружие. — А я думал, что это я провожу странные эксперименты.       — Например? — вслух спросил микроскоп, протягивая одну тщательно закодированную нить запроса и усаживаясь на остальную часть любопытства.       — О, ты знаешь, — ответил джет, передавая пакет данных, который включал счетчик неудачных попыток эксперимента, в настоящее время равный 10 235. — Пытался построить машину времени.       — Путешествие во времени невозможно, — автоматически сказал красный мех, копаясь в пакете данных.       — И все же, — отметил Брейнсторм, ликование ощетинилось в его поле и переплелось с кодом микроскопа. Это было заразительно, пока микроскоп не углубился в пакет данных и не обнаружил, куда джет запихал длинные одинокие циклы проведенные в подсчетах квантовых революций, и скрытую горечь на той стороне, которую он был вынужден включить в схемы для соединения чемоданов вместе.       — Я думаю, если мы будем честны, я тоже скучал по тебе, — вокалайзер джета был на самой низкой настройке, но слова доносились через соединение громко и четко. Как и веселье мгновением позже, когда он уловил, что Персептор заметил подтверждение его гипотезы. ботаник, я не могу поверить, что ты построил гипотезу моего поведения       — Похоже, ты сделал лучший выбор в этом вопросе, — сказал микроскоп. что я должен был делать, мне было совсем нелегко понять, что ты чувствуешь       — Это только потому, что я еще не поделился с тобой всеми грязными секретами. разве ты не должен знать все       — Ты не обязан. Я никогда этого не утверждал, и ты это знаешь       — Я знаю, что да.       Они сидели вместе в тишине, перебирая наполовину реализованные планы и неполные воспоминания. Персептору наконец пришло в процессор ухватиться за квантовое оружие, ему было любопытно, чем занимался Брейнсторм в его отсутствие. Джету потребовалось несколько мгновений, чтобы передать новые схемы нейтрализующего луча. Он оставил его в месте, где он просто нейтрализовал бы эффект карманов, как обсуждал раньше с Нотикой, но оставил отметку на интересной идее адаптации, которая эффективно замкнула бы квантовые карманы на себя, создав бесконечную рекурсивную запечатанную червоточину, если бы они управляли радиусом нулевой дуги, завершающим соединение с этим конкретным уголком пространства и времени       — Это гениально, — вырвалось у них одновременно, не будучи уверенными, кому из них в процессор пришла мысль, и оптика бирюзового меха сияла, на лицевой была улыбка, скрытая под маской.       — Посмотри на нас, — весело сказал он, воскрешая очень старое воспоминание об их первой совместной работе в лаборатории. Он вмешался и закончил выводы Персептора. В то время это сбивало с толку до такой степени, что было неприятно, но теперь микроскоп мог относиться к этому с некоторой нежностью. — Все еще симпатико.       — Мы хорошо работаем вместе, — согласился красный мех, и его лицевые кабели заскрипели после долгого простоя, когда он улыбнулся. пожалуйста, останься, пожалуйста, останься, пожалуйста, останься       — Конечно же. только всегда хотел, чтобы меня спросили       Персептор наклонился вперед, в пространство Брейнсторма, притушил оптику и положил шлем на грудную броню джета.       ты не закончил мед энергон       я займусь этим позже, менее важно       — Я тоже люблю тебя, Перси, — сказал бирюзовый мех вслух. до тех пор, пока мы будем честны       Персептор добавил эту часть данных к своим собранным результатам. гипотеза требует тщательной проверки для получения дополнительных данных и повтора       Грудная броня задребезжало от смеха. до тех пор, пока тебе удастся воспроизвести результаты       Это было бы достаточно просто. Хотя прямо сейчас, каким бы нелогичным это ни было, Персептор был настолько счастлив, что чувствовал, что сможет справиться с чем угодно.