Планету, на которой за тысячелетия образовался остров Парадиз и несколько других крупных материков, Бог не создавал. Он не любил самостоятельно привносить что-то в течение времени, когда миры рождались даже без его вмешательства. Но главной задачей Господа был контроль всего и вся, предотвращение вероятности хаоса, что может возникнуть в считанные мгновения, словно пламя из маленькой искры. Таистелле — так Бог назвал молодую планету, которой ещё только предстояло стать домом для многочисленных созданий, коим нет равных во Вселенной, — нужны были свои хозяева. Те, кто будет оберегать её, придумывать и воплощать саму жизнь на планете. И Бог создал серафимов. Но позволял им выходить из Райского Дворца постепенно, давая каждому столетие на освоение.
Сначала Таистеллой управлял Люцифер. Он придал ей форму и породил тьму, из которой впоследствии получал силу. С помощью знаний Гавриила и контроля звёзд Михаила, присоединившихся к старшему брату позже, соединил частицы элементов, образовавших первичную атмосферу. Нуриэль создал океан, Иегудиил и Фануэль вдохнули жизнь в растения и животных. Но свет, являвшийся частичкой всего существующего, оставался неприкаянным. И в то же время был невероятной силой, что могла любого из братьев сделать великим. Непобедимым. Во избежание распрей между сыновьями Бог создал седьмого серафима, которому и поручил созидательное благословение.
Её рождение помнили все шестеро. Собравшись в ночь, когда планеты становились в ряд, и небосвод озарялся звездопадом, в тайном зале белая искра обратилась ребёнком. Маленькой, обнажённой малышкой, обладавшей светящейся бледной кожей, будто вобравшей в себя потерянные звёзды Вселенной. Появление сестры стало для серафимов благословением Отца. Концом всех междоусобиц, доселе набиравших обороты. Они моментально забыли ссоры, потеряли смысл войн. И в ту ночь поклялись защищать свой свет, свою младшую сестру от врагов. В частности, самих себя.
Тогда серафимы не ведали, что не пройдёт и десяти тысячелетий, как они нарушат данное слово. Лишь Гавриил, наделённый даром видеть будущее, во многих его исходах предполагал это. Но уже тогда имевший свои идеи и планы, касаемо завоевания Рая, не делился картинами грядущего ни с братьями, ни с сестрой.
Отношения между серафимами были далеки от идеала, и даже появление седьмой не способствовало примирению. Ещё до рождения Весты между Люцифером и Гавриилом началась вражда за власть над Раем. Они оба являлись Верховными и были признаны не только всеми ангелами, но и остальными братьями. Однако между собой никогда не могли договориться, хоть Отец и наставлял их уметь слушать и слышать друг друга. Гавриил и Люцифер спорили по любому поводу, будь то проблема кого-то из подданных, создание нового существа, строительство храма. Даже собираясь составить план обучения младшей сестры, они не могли прийти к единому мнению. Со временем эта вражда переросла в личный конфликт. Банальное желание понять, кто сильнее и могущественнее. И как бы не старались остальные серафимы унять старших братьев, те никого не слушали, не уследив момент, когда междоусобица стала чем-то более глобальным. Они не опомнились, даже когда собирали армии. Правда, никто тогда не знал, что победитель определён заранее. И что Люцифер уже давно не желал быть правителем и собирался уступить абсолютное Верховенство Гавриилу. Серафим сознания к моменту созыва армий научился полностью контролировать чужой разум. И Люцифер попал под его влияние. Гавриилу требовалось избавиться от конкурента, делящего с ним трон. И той, кого пророчили на место подле старших братьев.
Гавриил убрал с пути обоих с размахом. С торжеством, ознаменовавшимся кровью тысяч ангелов, погибших на поле боя.
К началу войны серафимы разделились на три коалиции: Гавриила поддержали Михаил и Нуриэль, Фануэль остался на стороне Весты, Люциферу хватало собственных сил. Иегудиил, как единственный, кто первоначально не желал принимать участие в кровопролитии собратьев, и сумевший избежать вмешательства в свое сознание Гавриила, предпочёл остаться в стороне.
Веста с Фануэлем придерживались той же позиции. Серафиму, властвовавшему над людьми, важнее было защитить сестру. Да и не было у него времени на разбирательства с братьями: распри в Раю выливались в мире смертных в природные катаклизмы и воины. Ему необходимо было контролировать эти события. А Веста была ещё слишком молода и неопытна, чтобы суметь правильно выбрать союзника. Осознавая это, она осталась под покровительством двоих братьев в Райском Дворце.
Хоть ангелы и готовились к войне несколько лет, она всё же началась внезапно, без предупреждения. Ночью, когда сила жителей Рая слабее. И, к ужасу многих, проходила не только на обособленных территориях, но и затронула мирное население, никак не готовившееся принимать участие в сражениях.
Люциферу удалось переманить на свою сторону большую часть некогда единой армии Рая благодаря частице мощи сестры. Саму Весту он предварительно заточил в собственной темнице, полностью лишая её света и, следовательно, жизненной силы.
— Тяжело, наверное, понимать, насколько ты слаба и ничтожна, будучи прикованной цепями тьмы? — Веста устало взглянула на брата, двигавшегося ей навстречу. Сил не хватало, чтобы хотя бы голову поднять, посему серафим обездвижено лежала на холодном каменном полу. Помимо Люцифера, практически каждый день приходившего, чтобы забрать крупицу её силы, давая время на неполное восстановление, боль причиняли и сами цепи. Созданные покровителем тьмы, они обжигали руки и ноги, и Веста даже боялась представить, что потом останется от её некогда бледной светящейся кожи. Всё время, проведённое в темнице, она наблюдала лишь запекшуюся кровь, не имея возможности увидеть сами раны. — Отец возлагал на тебя такие надежды, наделил огромной силой, способной как возродить мир, так и стереть его в порошок. А ты, — Люцифер язвительно усмехнулся, присаживаясь на корточки перед полуживой сестрой и поворачивая её голову так, чтобы посмотреть в затуманенные от боли зелёные глаза. — Ты не смогла оправдать ожидания. Не развила свои способности. И осталась такой же жалкой, — серафим с притворной нежностью провел рукой по её спутавшимся тусклым волосам, потерявшим здоровый белый цвет, затем резко дергая за них и буквально впечатывая губы сестры в свои. Такой способ передачи противоположной силы был менее болезненным как для Весты, так и для самого Люцифера. Но он, в отличие от девушки, мог перетерпеть дискомфорт, однако её нагружать ещё больше не хотел. Он же не тиран всё-таки. Веста болезненно замычала, пытаясь ослабевшими руками оттолкнуть брата, но он сам через пару секунд разорвал поцелуй, хищно облизывая нижнюю губу и чувствуя знакомый металлический привкус. Веста, лишившись поддержки, болезненно упала на сломанное крыло, из-за недостатка силы не восстанавливавшееся уже несколько дней. А дней ли? В темнице серафим совершенно не ощущала течения времени, так что не удивилась бы, узнав, что находится в заточении значительно дольше. Она начала отхаркиваться кровью, вновь чувствуя колоссальную потерю жизненной силы. Едва обращала внимание на трясущееся тело, слёзы, бесконтрольно стекавшие на камни.
Серафимы, в отличие от обычных ангелов, обладавших быстрой регенерацией, были бессмертны. Поэтому Веста не могла погибнуть от мук или наложить на себя руки, прекращая страдания. Она даже ни в чем не виновата. Просто по стечению обстоятельств являлась обладательницей света, необходимого Люциферу для абсолютной власти.
— Моя армия успешно проводит атаки, — сказал Люцифер, отворачиваясь от сестры, но оставаясь на месте. — Многие примкнули, считая, что ты тоже на моей стороне. Воины Гавриила считают тебя предательницей. Скоро в это поверят и братья.
— Они знают, что я бы так не поступила, — хрипло заметила Веста, пытаясь отдышаться. — И найдут способ помочь мне.
— Они попадут в кандалы раньше, чем я заберу большую часть твоей силы.
— Как долго ты собираешься пытать меня, Люцифер? — он только пожал плечами и хмуро улыбнулся, медленно шагая к выходу.
— Вечность. Так что запасайся терпением, оно тебе пригодится.
Веста обессиленно прикрыла глаза, мечтая быстрее забыться сном. Никогда бы не подумала, что окажется в подобной ситуации, а один из надежнейших братьев станет её личным мучителем. Сон в последнее время являлся самым желанным явлением. И силы восстанавливал, и давал возможность не ощущать противную слабость, отправляя в сладостные воспоминания детства, когда семеро серафимов ещё жили в относительном благополучии и спокойствии. Да, у Люцифера и Гавриила всегда, сколько помнила себя Веста, были стычки, но никто и подумать не мог, что в итоге это выльется в масштабную войну. Почти провалившись в долгожданную дремоту, Веста уловила шорох неподалёку. Вскоре дверь в темницу вновь распахнулась, заставляя серафима испуганно сжаться комочком у стены. Но, когда вместо Люцифера она увидела его жену Лилит, немного расслабилась. Помимо того, что Веста Лилит доверяла как человеку, созданному из её собственной плоти, первая смертная женщина не обладала и минимальными ангельскими способностями, чтобы как-то навредить серафиму.
— О, райское небо, — с ужасом пробормотала Лилит, опускаясь рядом с Вестой и аккуратно осматривая её повреждения. — Как он мог сотворить с тобой подобное? Ангелы… Я не понимаю, что происходит в голове у Люцифера, — нервно шептала она, доставая из-под платья мешочек с украденными ключами. Как только оковы упали на пол, Веста болезненно взвыла, расстроенно осматривая изувеченные запястья. Ожоги от соприкосновения с тёмным металлом практически доходили до костей, а скукоженное, в некоторых местах загноившееся мясо покрылось свежими отметинами из-за того, что оковы неожиданно резко оторвались от засохших кистей. — Сейчас мы доберёмся до Всеотца, и он тебя вылечит, — пообещала Лилит, подхватывая Весту на руки и бесшумно скрываясь в подземных туннелях, пути по которым помимо Люцифера знала только его жена.
— Почему ты помогаешь мне? — запоздало спросила серафим, наслаждаясь теплом человека. В темнице было слишком холодно даже для бессмертного существа. И этот мороз, смешавшись с отчаянием и признанным Вестой бессилием, теперь навечно поселился в её сердце, оставаясь напоминанием страшного предательства брата.
— Помнишь, почему я ушла от Адама? — издали начала Лилит. — Мне не нравилось, что он ни во что не ставил моё мнение. Сам всё решал, используя меня, словно игрушку для удовлетворения своих низменных потребностей. С Люцифером я добилась уважения и стала полноправным членом ангельской иерархии, даже не имея крыльев. Но, чтобы ни сделал для меня муж, я не подчинюсь ему в том, что считаю неправильным. Люцифер затеял эту ужасную войну, втянул в неё тысячи невинных. Поэтому я хочу помочь хотя бы тебе, страдающей от его жестокости сильнее прочих.
— Если Люцифер узнает, то убьёт тебя.
— Когда меня насиловал мой первый муж, я только и делала, что желала скорой смерти, — грустно усмехнулась Лилит, плотнее прижимая к себе подрагивавшую от холода Весту и ускоряясь. — Так что это не пугает меня. Я делаю то, о чём точно не пожалею, но понимаю риски и готова в случае чего нести наказания.
— Многим ангелам стоит поучиться у тебя жизни, — между тем отметила серафим, расслабляясь.
— Может мне просто нравится чувствовать себя сильной и независимой. Но и Еву, беспрекословно подчиняющуюся мужу, я не могу судить. У каждого своё понимание счастья, — заметив, что Веста уже тихонько сопит, Лилит замолчала, давая ей возможность вздремнуть. Им предстоит спасти Рай, так что сейчас самое время набраться сил.
Лилит с благоговением ступала по дороге храма Господня, вымощенной изумрудными камнями. Она была здесь всего дважды за свою жизнь: в момент рождения и ухода от Адама, на что получала благословение от Бога. И все эти разы трепетала от величия и силы, питавшие даже её, смертную. Храм не шёл ни в какое сравнение с Райским Дворцом, где жили серафимы. Он был намного больше, а вместо мрамора стены были сделаны из драгоценных камней, переливавшихся на солнце, попадавшем через хрустальный купол сверху. Главная святыня мира. Лилит пыталась не делать даже лишнего вздоха, но руки уже устали нести серафима света, из-за чего женщина всё же пыхтела время от времени. Что скажет Всеотец, когда увидит свою дочь в таком состоянии?
Ни для кого не было секретом, что Бог одинаково любил всех своих детей, однако Весте и Фануэлю — младшим из могущественной семёрки, он часто прощал ошибки, ссылаясь на их неопытность. И ласка, что он проявлял по отношению к ним, могла послужить поводом мысли, что младших серафимов Господь любил больше.
— Подойди ближе, Лилит, — она дрожала, стоя на коленях. Уже и забыла мощь энергии Бога, буквально вдавливавшую в землю. Он являлся самым могущественным существом. Создателем всего, что она из раза в раз видела вокруг. Трепет теперь смешался со страхом поднять глаза, и Лилит медленно, согнувшись в поклоне, поплелась ближе, чтобы возложить тело Весты на каменный стенд.
— Вс-сеотец, — она не могла сейчас даже контролировать собственный голос, глядя ему в ноги. Никак не получалось унять страх и бешено колотящееся сердце, отдававшееся по всему телу болезненной вибрацией. По виску скатилась капля пота, падая на пол. И, хоть это было не слышно, Лилит показалось, что звук отбившейся от камня капли эхом отражается от стен. — Я сделала, как Вы приказали. Веста в сознании, Вы можете…
— Спасибо, — перебил её Бог, приближаясь к крылатой дочери. Исцеление не заняло много времени: раны начали быстро затягиваться, сияя лёгким золотистым светом, выпрямилось ранее сломанное крыло. Даже волосы вновь приняли свежий вид, привычно становясь белыми.
— Папа, — скомкано выдохнула Веста, подняв на него удивлённые глаза. Господь не имел определённой формы, являясь полностью духовным существом, без малейшей частицы материи. Но для встреч с детьми он всё же обретал более привычный для них облик, чтобы тем было проще общаться с родителем. — Ты… остановишь братьев?
— Я не вмешиваюсь в деяния детей своих, — он задумчиво провел по седой бороде рукой, усмехнувшись недоумению на лице дочери. Затем раскрыл ладонь, демонстрируя вспышки света, игравшие на морщинистой коже. Направив их к Весте, наблюдал, как искры запрыгали вокруг серафима, вплетаясь в её волосы и затягивая их в косу, обосновываясь на платье и вновь придавая порванным лоскутам полупрозрачной ткани презентабельный вид.
— Но они же перебьют всех ангелов!
— И то будет им уроком.
— Ты не можешь просто смотреть на то, как погибают твои подданные! — нервно воскликнула Веста, вскакивая на ноги. Лилит испуганно покосилась на неё — ни один человек, кому доводилось встретиться со Всеотцом, не смел повысить на него голос. Верховные ангелы, видевшиеся с ним чаще, конечно, свободнее чувствовали себя в присутствии Бога. Но для Лилит поведение Весты всё равно оставалось немыслимым. Серафим света, казалось, уже и сама поняла, что перебарщивает с криками. Отворачиваясь от Господня, она принялась вычерчивать круги по залу в попытках успокоиться.
— Среди звёзд одной крови каждая друг друга подавить пытается. Но источник затмения един, и он — не порождение тьмы, а её истинный противник.
— Что это значит? — с долей отчаяния уточнила Веста, услышав загадку. — Ты же знаешь, я плоха в разгадывании чего-то не совсем очевидного.
— Это всё, чем я могу тебе помочь, дочь моя.
В Райский Дворец Веста вернулась одна. Лилит благополучно добралась до храма Люцифера, не вызвав подозрений. Преданные слуги придумали ей алиби, подтверждавшее непричастность супруги Верховного ангела к побегу серафима света. Но Люцифер всё равно был в ярости. Настолько всепоглощающей, что в порыве гнева бесконтрольным огнём погубил половину дворцовой прислуги. И поклялся расправиться с предателем самыми жестокими за существование Таистеллы пытками.
Братья приняли Весту радушно и облегчённо выдохнули, узнав, что она не присоединялась к Люциферу. Фануэль, уже принимавший участие в проработке наступлений на войска противника, не мог покинуть свой пост, хоть его главная цель — спасение сестры — выполнилась сама собой. Но Иегудиил, продолжавший держаться в стороне от войны, теперь взял на себя защиту Весты, понимая, что без её участия в ходе сражений кровопролитие через время потеряет всякий смысл. Люциферу было необходимо достаточное количество её света, чтобы при соприкосновении с собственной тьмой, он мог контролировать Рай целиком. Без Весты его планам не суждено было сбыться.
Когда жертв среди солдат и мирного населения стало чрезмерно много, младший серафим всё же вмешалась. Ей удалось в ходе одной из операций (во многом благодаря Лилит, с которой та тайно сотрудничала) пробраться в храм Люцифера и найти место, где брат хранил райский свет. После того, как она успешно забрала часть своей силы, серафимы обратились к подданным с заявлением о том, что Веста остаётся на стороне справедливости, и призвали её последователей переходить из армии Люцифера в войска Гавриила. Не имевший более преимущества, серафим тьмы вынужден был признать поражение и сдаться братьям. Правда, сопротивлялся проигрышу он до последнего, впоследствии устроив в зале суда резню, из-за чего заседание пришлось перенести. Но таким образом Люцифер только усугубил своё и без того незавидное положение. Финальным решением серафимов стала ссылка старшего брата в бездушное подземелье, где огонь покрывал большую часть территории и не было и крупицы солнца, так необходимого для жизнеспособности ангелов. Его сподвижники также были сосланы в Подземелье.
— Однако это не всё, — заметил Гавриил, окидывая взглядом засобиравшихся ангелов. Он разложил перед собой документы о другом судебном деле, грустно вздыхая. — Я не могу проигнорировать запрос на рассмотрение действий серафима света Весты. И супруги предателя Лилит.
— О чём ты говоришь? — поражённо воскликнул Фануэль, вскакивая со своего места. — Они обе непричастны к войне!
— Это не так, — Гавриил помахал бумагой с прописанными нарушениями обеих подсудимых. — Я и сам не хотел бы поднимать эту тему, но обязан, так как запрос проигнорировать не в моей власти. Нам необходимо вынести справедливые наказания Весте и Лилит.
— Они — героини войны! Ты не можешь называть их преступницами.
— Но они ими и являются, — более решив не обращать внимания на возмущённого брата, Гавриил принялся зачитывать содержание документов, краем глаза замечая притихших подсудимых. Девушек, внезапно для них самих, вывели в середину зала, где совсем недавно осуждению предстал Люцифер. Серафим тьмы, к удивлению присутствующих, сегодня вёл себя крайне растерянно, будто и не понимал масштаба всех проблем, принесённых Раю. — Как мы знаем, именно сила света Весты способствовала началу войны. И хоть она в итоге вернулась в Райский Дворец, до этого мы не знаем, каким образом она попала к Люциферу. Я, единственный способный увидеть мысли и воспоминания любого живого и мёртвого существа, уже ознакомился с сознанием сестры, — Весте показалось, что она заметила тень улыбки на лице Гавриила, но, оглянувшись, более не увидела ни у кого замешательства по поводу странного поведения Верховного. — И разглядел разговор Весты и Лилит. К середине войны они поняли, что Люцифер проиграет, и решили перейти на нашу сторону, дабы не подвергнуться каре. Однако просчитались, вероятно, забыв про мою силу. Они сговорились. Но сердцем до последнего были преданы идеологии Люцифера.
— Что за бред? — возмутилась Лилит, нервно усмехнувшись. По окончании войны все её прежние заслуги ангелы забыли, теперь видя в ней только супругу предателя. Положение Лилит было хуже, чем просто шаткое. Её вполне могли сослать в Подземелье просто за брак с Люцифером. Лилит к такому исходу была готова, действительно собираясь пойти вслед за мужем. Да, он ошибся. Да, она была против его методов и разочаровалась во многих вещах, касаемых Люцифера. Но она продолжала его любить. И последовать в пекло за супругом было не безвольем и преклонением перед мужчиной, а её взвешенным решением. Но Веста, и так настрадавшаяся из-за Люцифера, не заслуживала ещё и изгнания или любого другого наказания. Серафим тьмы просто оказался сильнее своей младшей сестры. Он насильно держал Весту в тюрьме и забирал её свет. — Веста никогда не поддерживала Люцифера. Она не по своей воле была у него, а как только я её освободила — сразу вернулась к вам и более не принимала участия в войне. Ты не можешь осудить Весту за поступки, которых она попросту не совершала.
— Я видел подтверждение своим словам в её сознании, — заметил Гавриил. — А у тебя доказательств нет.
— Да ты лжёшь!
— Как ты смеешь говорить подобным тоном с Верховным серафимом? — вспылил Михаил, грозно расправляя голубоватые крылья. — Вы обе виновны, так не позорьтесь, пытаясь придумать себе оправдания!
— Они не виновны! — закричал Фануэль. — Мы с Иегудиилом являемся свидетелями непричастности Весты к этому делу, — он виновато посмотрел в сторону смертной. — Прости, Лилит, у меня нет доказательств твоей невиновности. Но сестра рассказала, что ты помогла ей, поэтому я тебе верю.
— Чем вы можете подкрепить свои доводы?
— Словом, — встрял Иегудиил, переводя гневный взгляд с Гавриила на Михаила. Нуриэль, явно остававшийся на стороне противников Весты, молча наблюдал за происходящим, не желая участвовать в таком шумном деле. Однако когда взгляд Иегудиила остановился на нём, Нуриэль усмехнулся, намекая, что исход суда предрешён, а попытки серафимов защитить младшую сестру выглядят донельзя жалкими. — Твоё слово против моего, Михаил. Мы все несём ответственность за Весту по наказу Отца, что он дал нам в час её рождения. Опомнись и подумай хорошенько, предала бы нас та, кого мы сами воспитали?
— Веста уже давно не ребёнок, — заметил Михаил. — И ответственность несёт за себя сама. Так пусть отвечает за своё преступление.
— Спросите Отца, — на Весту, впервые подавшую за всё время суда голос, устремились поражённые взгляды присутствующих. За всю историю Рая ещё никогда Бог не участвовал в разбирательствах, что вели серафимы. И привлечь его к судебному делу казалось чем-то немыслимым. — Он тоже свидетель. Когда Лилит вынесла меня из храма Люцифера, то первым делом повела к Отцу, который дал мне наставления и вылечил. Его показаний тебе будет достаточно, Гавриил? — она видела, как помутнели от злости глаза старшего брата. Искренне не понимала, почему он содействует её изгнанию. Но осознание, что Бог определённо будет на стороне Весты, придавало ей сил.
— Мы не будем обращаться к помощи Отца, — Гавриил понимал, на что идёт, когда произнёс следующие слова. Осознавал все риски. Но ради своей цели — единоличного правления — пошёл ва-банк: — Я уже говорил с ним. Отец подтвердил твоё предательство, — оставалось всего лишь привести наказание в исполнение до того, как Бог отреагирует на ложь своего сына.
Решение о ссылке согласовалось незамедлительно. Но, осознавая, что Веста и Лилит всё же не виновны в равной степени с Люцифером, Гавриил решил отправить их не в огненное пекло Подземелья, а в мир смертных. Михаил и Нуриэль согласились с этим, тем самым оставляя за собой последнее слово. Иегудиил и Фануэль, оставшиеся в меньшинстве, продолжали неверяще глядеть на братьев и Весту. Понимали — кто-то из них лгал. Но сердцем чувствовали, что сестра не обманывала, и страдали от бессилия. Они ничего не смогли сделать для её спасения.
В качестве послабления Гавриил решил преподнести сестре дары, должные помочь ей справиться с тяжкой жизнью среди людей. И тем самым демонстрируя, как тяжело ему изгонять Весту из Рая. Гавриил, Фануэль, Иегудиил и Нуриэль подарили ей часть своей силы. Михаил отказался от подношения предательнице. Но никто из них не знал, что Отец следил за своими детьми с самого начала войны. Что он ведал о каждом их шаге, решении, мимолётной мысли. Что Бог наложил свой завет на дары серафимов, уже увидев в будущем, когда они пригодятся дочери.
Иегудиил сидел в комнате, где несколько тысячелетий назад радовался рождению маленькой сестрёнки, похожей на искру весеннего света, и плакал. Горько, навзрыд. Зарывался руками в белоснежные волосы, едва не выдирая их. Бессилие и разочарование в самом себе пронзали сердце больнее меча. Он не мог поверить в случившееся. Принять то, чему стал непосредственным свидетелем.
Совсем недавно именно здесь серафимы попрощались и с Люцифером, и с Лилит, и с Вестой. Белоснежные крылья, вырванные у сестры, до сих пор лежали в центре зала, испачканные в её крови. А на основаниях виднелись части плоти. Иегудиил никогда не слышал таких криков. И не поверил бы, что они исходили от Весты, всегда такой радостной и улыбчивой. Столько боли он не наблюдал ни в чьих глазах более. Даже у Гавриила, собственноручно лишившего сестру крыльев, казалось, что-то ёкнуло. Он выглядел в тот момент, стоя над покалеченной Вестой, едва дышавшей от невероятной боли, растерянным. Будто только что осознал, на что обрёк её. И никакие дары, никакие уговоры не помогли. Картина ослабевшего тела сестры, склонившегося над вырванными крыльями и проливающего горькие слёзы, навечно запечатлелась в сознании Иегудиила.
Спустя несколько часов он уже двигался по коридорам святыни Всеотца, приняв решение по поводу собственной дальнейшей судьбы. Иегудиил не знал, была ли его воля лишь воплощением ярости или желанием помочь любимой сестре, но отступать уже не был намерен. Однако никак не ожидал увидеть у входа в зал, где обычно работал Отец, Михаила, притаившегося и подслушивавшего чей-то разговор. Тот кивнул брату на место рядом с собой, жестом прося не шуметь. И Иегудиил послушался, едва сумев побороть волну неприязни к Михаилу, участвовавшему в изгнании Весты.
— Ты развязал войну, использовал ложные показания в суде, якобы от меня, вырвал крылья своей сестре, — медленно перечислял Бог, наблюдая за напряжённым Гавриилом. Внешне Всеотец казался спокойным, но серафим знал, что любое сказанное неверно слово сейчас может стоить ему всего. Не только трона, но и жизни. Ведь Господь — единственный, кому под силу убить бессмертного. — И стер ей воспоминания о тысячах лет жизни…
— Отец, я могу всё…
— Ты возомнил себя Богом, Гавриил, — серафим зажмурился, готовясь к худшему. Отец никогда не обращался к своим детям по имени, и сейчас это явно не сулило ничего хорошего.
— Но ты… не мешал мне, — заметил Верховный после затянувшейся паузы, всё ещё не смея поднять взгляд. — Всё видел и знал, но позволял мне делать, что посчитаю нужным.
— Я не вмешиваюсь в вашу жизнь. Ты на то и являешься правителем Рая, чтобы пользоваться головой на своих плечах. Серафим сознания, — Всеотец усмехнулся, подперев голову кулаком. — Смешно.
— Я готов к наказанию.
— Ещё бы. После всего, что ты натворил, никаких пыток не хватит, чтобы заслужить прощение. Но не моё, — Гавриил закрутился в вихре золотых искр, из последних сил пытаясь не взвыть от боли. Его крылья вмиг исцапались, окропляясь кровью. Испачкалось парадное одеяние. Сам серафим обессиленно упал на колени, хватая ртом воздух. — Я знаю, что ты вмешивался в сознания большинства своих братьев. Заставил Люцифера, давно уже не желавшего власти, воевать с тобой. Михаила подначил выступить с решающим словом против Весты в суде. Ты не умеешь слышать даже своих родных, — Гавриил поднял на Отца неверящий взгляд, качая головой. Нет, Люцифер не мог желать добровольно отказаться от власти. И Веста наверняка не отступала бы от старших братьев, имея все права на престол в равной с ними степени. — Я лишаю тебя возможности контролировать сознание остальных шести, — серафим напрягся, ожидая продолжения, но затем с удивлением понял, что Отец закончил.
— И всё? — невольно вырвалось у него. Михаил с Иегудиилом в замешательстве переглянулись, не понимая доброту Господня.
— Нет. Но не мне тебя наказывать, Гавриил, — Бог разочарованно покачал головой, прокручивая перед глазами сцену лишения дочери крыльев. Тяжело было это вытерпеть. Просто смотря. И осознавая, какую боль он заставил пережить своё дитя, Господь уже ни раз успел подумать, что стоило вмешаться. Однако её ссылка в мир смертных была необходима. Он ведал, как изменилось предназначение Весты, как только её душа заняла тело полуживого смертного. Знал, кого она должна встретить в своей третьей человеческой жизни и какую роль сыграть в становлении одного из государств. — Когда Веста вернётся домой, она сама примет решение. И даже если пожелает убить тебя, я поступлю согласно её воле. А пока что… правь Раем, зря столько крови пролил, что ли? — Гавриил удивлённо захлопал ресницами, но в следующий момент выражение лица Отца приняло грозный вид. — Но больше не смей меня разочаровывать. Иначе не избежишь кары.
Вылетевший из зала Гавриил в порыве противоречивых чувств не заметил Иегудиила и Михаила, уже не скрывавших своего присутствия. Они не собирались спорить с решением Отца, но Иегудиил всё же решительно двинулся в сторону Бога, без приветствий начиная:
— Отец, я хочу…
— Я знаю, — перебил его Господь, гордо посмотрев на сына. — И считаю твое намерение благородным. Если хочешь отправиться в мир смертных следом за Вестой и оберегать её — я не встану на твоём пути. Но помни, моя дочь сама должна вспомнить, кем является на самом деле. Не раскрывай нашего существования людям. Хотя бы до определённого момента, — встав с трона, он похлопал сына по плечу. — В добрый путь, звезда моя.
***
— … и Иегудиил с тех пор следил за тобой, обратившись белым соколом, — подытожил Михаил, растерянно наблюдая за сестрой. Веста, опираясь локтями на колени, склонилась над водоёмом, бездумно разглядывая своё отражение в воде. Отсутствие каких-либо эмоций на её лице Михаилу, привыкшему к эмоциональной сестре, было сложно понять. Но, тяжело вздохнув, он решил закончить повествование: — Фануэль так и не смог смириться с твоим изгнанием. Он ушёл в горы, что находятся в самой дальней части Рая, и стал жить обособленно от нас. С того самого дня я его больше не видел. Фануэль забросил свои дела, посему именно в последние сто лет на мир людей обрушились катаклизмы и череда войн, которые брат не контролировал. Я не знаю, чем он занимается в горах и там ли ещё вообще. Но не могу осуждать его за такое поведение, — из-за эфемерности времени в духовном мире Михаил обычно ориентировался на человеческое времяисчисление. И, руководствуясь внутренним счётом, понял, что в мире смертных уже вечер. — Я понимаю, что ты можешь не поверить мне. Но лишь хочу, чтобы ты подальше держалась от Гавриила. До обретения крыльев ты ещё очень слаба, и даже факт, что он не может проникнуть в твоё сознание, не убережёт от Гавриила, — Веста тихо рассмеялась, вводя брата в заблуждение. Затем тихо всхлипнула, качая головой. Первая её слезинка, упавшая в водоём, переродилась белой бабочкой. Идентичной тем, что были на балу в честь дня основания королевства.
— Я тебе верю, Михаил, — серафим выпрямила спину, демонстрируя покрасневшие нос и щёки. Старший ангел знал, что такое явление на лице при расстроенном состоянии — норма для людей. Но всё равно улыбнулся, понимая, как забавно и необычно Веста выглядит. Всё-таки она остаётся ангелом. Даже без крыльев. — «Среди звёзд одной крови каждая друг друга подавить пытается. Но источник затмения един, и он — не порождение тьмы, а её истинный противник» — это сказал мне Отец, когда вылечил после заточения Люцифера, — она грустно рассмеялась, зарываясь рукой в волосы и жмурясь от осознания. — Боже, это… теперь разгадка так очевидна… Звёзды — это мы. Семь серафимов. Пытались подавить друг друга, развязав войну. Затмением он назвал наш раскол, отправивший меня в мир смертных и окончательно рассоривший вас. Ведь затмение — сокрытие солнца — время, когда каждый ангел страдает от нехватки жизненной силы. И причиной всего был Гавриил — истинный противник Люцифера, сотканного из тьмы… — на последних словах Веста заплакала навзрыд, утыкаясь лицом в колени и вводя в ступор Михаила, никак не ожидавшего такой реакции. Он не знал, как её успокоить, поэтому просто молча сидел рядом, наблюдая за белыми бабочками, заполнявшими святыню серафима света. — Просто… — пробормотала она, нервно заламывая пальцы: — Это же так банально просто. Пойми я слова Отца тогда, то смогла бы остановить Гавриила. Или хотя бы попытаться что-то предпринять. Боже, мне потребовалось более ста лет, чтобы найти разгадку, — переведя взгляд на Михаила, Веста поджала губы. — Не представляешь, как я сейчас разочаровалась в себе. Чувствую себя тупицей.
***
Веста поморщилась, принимая сидячее положение. Такого количества бинтов на себе она никогда не видела. И точно, её ведь подстрелили полицейские, после чего лишили сознания и, очевидно, доставили к Райссу. Из-за рассказа Михаила произошедшее казалось невероятно далёким и настолько неважным, что Веста не хотела вовсе думать об этом. Но реальность била в глаза ярким лунным светом из окна, напоминая, что серафим всё ещё не вернулась в Рай на совсем, а значит, проблемы Разведкорпуса остаются для неё актуальными.
Оглядевшись, Веста не заметила ничего особенного: она находилась в небольшой, но на совесть убранной комнатушке со столом, шкафом и прочим. Минимум мебели. Но, не находя ни единого предмета, указывавшего на хозяина помещения, быстро догадалась, что комната гостевая.
Гневно рыкнув, Веста резво вскочила на ноги, хватая первый попавшийся стул и со всей силы швыряя его в стену. Несмотря на спокойную обстановку, в душе вихрем крутились самые разные противоречивые эмоции, вылившиеся в итоге в ком нервов и недовольства.
Разочарование в самой себе никуда не делось, поэтому Весте только и оставалось крушить ни в чём не повинную мебель, вымещая свою злость на неё. Когда все стулья, и даже стол были успешно ликвидированы, Веста, напоследок пнув шкаф, уселась на подоконник. Подтянула к груди ноги, вновь давая волю чувствам. Если бы её кто-то увидел со стороны, подумал бы — сумасшедшая. Сначала ломает всё вокруг, потом плачет навзрыд. Да только Веста сама сейчас не могла разобраться в себе. А рядом как назло не было никого, кто бы мог поддержать.
Когда завывания перешли в тихие всхлипы, а Веста немного успокоилась, дверь в комнату с противным скрипом распахнулась. Кенни окинул удивлённым взглядом обломки мебели, раскинутые по всему помещению, и посмотрел на растрёпанную девушку, хмуро уставившуюся на пейзаж в окне и, казалось, совсем его не замечавшую.
— Не померла, и молодец, — вздохнул Кенни, аккуратно пробираясь через мусор. Он не знал, что следует сказать расстроенной Весте, но, впрочем никогда не выбирал выражений. — Угомонилась?
— Вы же Кенни Аккерман? — уточнила она, поворачиваясь к собеседнику. Отсутствие нижней части гардероба Весту сейчас не смущало. Нижнее белье есть, и ладно. Кенни, в общем-то, тоже было всё равно на её внешний вид, но, вспомнив, кому Веста приходится дочерью, кинул в неё покрывало, призывая прикрыться.
— Собственной персоной.
— Так вы на похоронах Адерианны не случайно меня Викторией назвали… — отстранённо заметила девушка, откидываясь на стекло. — Зачем я Роду Райссу? Где Эрен и Хистория?
— Девчонка со своим отцом. Титан в темнице.
— Вы его хоть кормили?
— Не подохнет. Да и не моя это забота.
— А ко мне вы зачем пришли?
— Заканчивай с этим, а? Смотреть тошно, — Кенни уже начало раздражать её напускное равнодушие. Когда Веста наконец удостоила его своим вниманием, полицейский хмуро окинул её взглядом, замечая, что от боли не щурится. Значит, простреленные спина и нога задеты не так сильно, как предполагал врач. — Просто хочу помочь. Знаешь, крёстным отцам свойственно это желание в отношении детей, за которых они в ответе.
