𝚏𝚘𝚛 𝚖𝚢 𝚖𝚎𝚕𝚊𝚗𝚌𝚑𝚘𝚕𝚒𝚌 𝚜𝚘𝚞𝚕

      Вы дали мне последнее слово? Как трогательно, Повелитель. Жаль, что так поздно захотели выслушать… Может, всё по-другому бы сложилось и я б отдалась Вам не только телом по принуждению, но и разумом, душой, искренне всем сердцем.       Отчего же палачи меня поставили на колени? Отчего белая петля вскоре затянется на шее? Неужели моя измена принесла Вам столько горечи и боли, неужели Вы так дорожили мной, делая всё для моего счастья, а я, неблагодарная, сумела забыть и предать?       Вы казните меня по другой причине. Вы же проиграли, Повелитель! Ни красота, ни мужская харизма, ни власть и богатство не помогли овладеть всецело простой рабыней! Какой позор! Ведь в покои к Вам мечтает попасть почти каждая. Каждая Вас безмерно любит, хоть и видела, скорее всего, лишь краешком глаза!       А я не раз Вас посещала. Я шехзаде от Вас родила! Но продолжаю ненавидеть. Потому что всегда видела Ваше истинное лицо. Жесткое, бессовестное, безжалостное.       Для мужчин, какую-либо власть имеющих, молодые симпатичные девушки — всё равно что вещи. Игрушки. Используй, продавай, дари… Что такого? Слабые же, ничего сделать не смогут, даже захотят если.       Вот Вы и решили: я должна благодарить, безмерно любить вечность за то, что Вы купили меня на невольничьем рынке. Да, признать должна, это можно назвать спасением. Меня умыли, переодели, накормили. Поселили во дворце. Но в тот же вечер, очнуться не дав, на службу отправили!       На верную службу Вам, мой падишах! Тогда случился наш первый проклятый хальвет.       Я плакала в хамаме. Плакала, пока меня наряжали. Плакала у Вас в покоях, потому что страшно и мерзко было! Я, юная наивная девушка, совсем недавно была свободной и где-то в глубине души ещё мечтала выйти замуж по любви, в первую брачную ночь отдать невинность!       Но Вы порушили все мечты. Вы не отпустили меня домой, к дорогой семье, что мою смерть оплакивала! Я жива была, жива, Повелитель, пока они за упокой молились! Я пыталась сдерживать уже бесполезные слёзы, так как Вы брали свою ничтожную рабыню против желания! Что же, не способен наш Великий Султан выслушать и утешить. Способен лишь холодно отдать приказ раздеться. Каково мне было, представьте!       Каждая минута казалась пытающей вечностью. Каждый поцелуй — подобен пощёчине. Каждое движение внутри — как удар ножом, прямо в лоно! Я была с грязью смешана, я грех на душу взяла по Вашей вине! Вы думали о том?       Нет. Вы посчитали, меня должен утешить сундук, что полон роскошных тканей и украшений! Но любовь, уважение, самые чистые и искренние, купить невозможно. Увы. Я продолжала проводить с Вами ночи, ублажать Вас, покорно делать вид, что всем довольна. Однако ненависть и отвращение уже прочно поселились в окаменевшем сердце.       Да, спустя время я сына подарила Вам и наконец почувствовала, как лучик света сквозь тьму пробрался! Но суждено ли мне насладиться материнством, если Вы нам обоим накинете петлю на шею? Прошу подумать, мой бессердечный Повелитель: стоит ли маленькому невинному мальчику расплачиваться за грехи матери? Неужели он сразу перестал быть для Вас родным любимым ребёнком? Он больше не заслуживает Вас, Султана мира всего?       Бессовестно. Более бессовестно собственное дитя без мук совести убить, чем мне захотеть любви и ласки! Кто же виноват, что простой ага мне их подарил, а не мой Повелитель?! Кто виноват, что только он заслужил сладкую взаимность, всю мою нежность?! Ваш раб мне дорог, а не Вы! Так и знайте! Я не жалею ни о чём!       И лишь одного пред смертью у Аллаха попрошу: если есть на свете справедливость, то пусть каждый, кто другого человека вещью посчитал, кто позабыл о милосердии, уважении, благодарности, горит в Аду. При жизни!       Услышь меня, Всевышний. Подари же нашему Султану вечные мучения. Аминь.       Упокой мою истерзанную душу и душу моего несчастного шехзаде.

***

      — Всё сказала? — с холодной ухмылкой спросил Повелитель. — Нахалка. Грешница. Да как только смогли твои уста мне дерзить? — Фаворитка не смела опустить глаза. Ей не за что было стыдиться.       — Чего же Вы ждёте? Казните скорей!       — Будешь ещё указывать, что делать? — Он отвернулся от женщины, выражая презрение. — Твой любимый ага уже казнён. Не волнуйся, и ты пред Аллахом предстанешь скоро. Потерпи, не капризничай: я ведь мог бы запереть тебя в темнице, не давая еды и воды. Ты умирала б в ещё больших муках.       — Делайте, что Вашей жестокой душе угодно. Я ничему не удивлюсь и ничего не испугаюсь… — Раздражённый султан прервал речь жестом.       И, наконец, отдал приказ обвить шею верёвкой. Вот-вот палач безжалостно медленно должен лишить совсем молодую женщину жизни. А чуть позже — стать причиной смерти невинного, не способного даже понять, что произошло, дитя.       Сердце фаворитки бешено колотилось от осознания скорой смерти, и этот безумный страх сложно было скрыть. Но слишком стыдным казалось показать слабость, потерять гордость. Она ведь сказала, что не жалеет ни о чём, и должна была это доказать. С гордо поднятой головой. Смотря ненавистному падишаху прямо в глаза.       Она чувствовала, как противно и больно шнур сжимал, натирал нежную шею, как мало воздуха теперь поступало в лёгкие. Она задыхалась, дрожала всем телом, сдавленно стонала. Покорно ждала смерти и воссоединения с теми, кого любила. С ненавистью в последний раз смотрела на силуэт безжалостного убийцы.       — Помилуй шехзаде, помилуй его… — нашла в себе силы прошептать она, умоляя, прежде чем испустить дух.       Избавившись от страданий. Обретя свободу хотя бы на небесах.