Горькое лекарство

Прогнозы Волкова сбылись. Сергей в самом деле стал собой буквально спустя сутки. Начал вмешиваться в тренировки, критиковать, устраивать свои типичные скандалы на пустом месте, стоило хоть раз высказаться ему наперекор. Лера примирилась с его дурным характером, а Олег тайком давал понять, в какие моменты лучше отступить и не раздувать искру. Это работало: Разумовский остывал так же быстро, как вспыхивал. Оставалась одна проблема, которую Волков не мог решить: Лера старалась держаться от него на расстоянии в периоды особых эмоциональных всплесков Разумовского, и Олег с опаской ожидал, что Серый заметит изменения в ее поведении. А если он решит завести об этом разговор, Волков не сомневался, Лера выдаст себя с потрохами. Сергею достаточно одного взгляда, чтобы понять, что девочка в курсе происходящего. Он ее загрызет. Поэтому Олег старался не оставлять их наедине и, в случае чего, радикально менять суть разговора, чтобы та не дай бог не пошла в ненужное русло. Еще пара недель, может, месяц, и тема, застывшая у каждого на языке, канет в небытие. Но порой обстоятельства не так благосклонны и плевать они хотели на любые ожидания и планы. *** Запасной комплект ключей от квартиры Лере, как взрослой, доверили спустя месяц успешной совместной деятельности. Разумовский сам вручил их Макаровой, да ещё и с таким довольным лицом, будто лично занимался ее воспитанием и формированием у девушки самостоятельности и ответственности. С тех пор Лера просто приходила, открывала дверь своим личным ключом, и за порогом начинался новый этап циклично повторяющейся миссии: удовлетворить бывшего преступника своими умениями, навыками и способностью вовремя прикусить язык. Но сегодня, ещё в момент подъёма по лестнице, Леру окутало странное предчувствие. Как будто на плечи навалилась неведомо откуда взявшаяся усталость (а ведь сегодня был выходной и выспалась она отлично), а плюсом к тому – странная апатия, тормозящая каждый шаг все сильнее по мере того, как приближался нужный лестничный пролёт. Пытаясь игнорировать эти ощущения, она лезет в карман за ключами. Но руку так и не вынимает, замечая, что дверь приоткрыта. Такое уже случалось и не раз, Сергей часто забывал запирать свою съемную крепость, а потому Лера без сомнений тянет дверь на себя. В нос тут же ударяет странный запах. Подобный тому, что обычно ощущается в мясных отделах на рынке или в старых магазинах с прилавками. Морщась, она решительно направляется в комнату, намереваясь открыть окно. Замечает сидящую на диване фигуру, удивительно молчаливую, но проходит мимо, желая как можно скорее впустить в квартиру свежий воздух. – Ощущение, что мясо забыли в холодильник убрать, – признаётся она, наконец, оборачиваясь к Сергею. – Ты... В этот момент она понимает, что совершенно не хочет знать ответ. Разумовский сидел, ссутулившись, держа локти на коленях. Кисти рук безвольно свисали: их обрамляли манжеты некогда белой рубашки, что сейчас были забрызганы – Лера не сомневалась – кровью. Сами руки были чистые, а ткань – влажной. Сергей явно пытался отмыться, но перестарался. Оцепеневшая Лера обводит взглядом комнату. Замечает засохшие бурые следы на ламинате чуть ли не под собственными ногами и на нервах почти отпрыгивает в сторону. Сергей резко поднимает голову. – Лера! Он будто едва заметил ее присутствие. Выпрямляется, и она с ужасом видит, что испачканы не только манжеты. – Лерочка. Он намеревается встать, но в Макаровой тут же срабатывает инстинкт самосохранения, и она начинает пятиться назад, к выходу. Заметив это, Разумовский прерывает попытку. Садится обратно и отчаянно трёт руками лицо. Лера отмечает, что он выглядит иначе. Как будто давно отчаявшийся и дико уставший человек. Ни капли былой бодрости и раскрепощённости, которая иной раз выводила из себя. Психопат. Она боится снова осматривать комнату, опасаясь увидеть в ней что-то, что может напугать ещё сильнее. Ужасающая мысль ударяет в голову, и внутри все переворачивается от ожидания худшего. – Где Олег? – спрашивает она. Получается почти шепотом: голосовые связки сдавило от напряжения. Глаза Сергея распахиваются от этого вопроса. Он не встаёт, но тянет к ней руку, будто желая привлечь все ее внимание. – Позвони Олегу, – просит, почти умоляет он. – Позвони, скажи, что... Он замолкает с приоткрытым ртом, не зная, что сказать. Но Лера уже вытаскивает телефон из куртки. – Он задерживается. Пусть поторапливается, скажи ему... Скажи, что... Черт.. Лера не сводит с него взгляда, боится отвернуться. Четыре невыносимо долгих гудка и хриплое «Да» в трубке. Лера быстро проговаривает, какую картину она застала, зайдя в квартиру. – Уходи оттуда, – немедленно бросает Олег, и Лера слышит копошение в трубке, похожее на торопливые сборы. – Слышишь? Уходи прямо сейчас! Закрой за собой дверь на замок и не смей задерживаться! Валера! Макарова нервно сглатывает. Сергей не выглядит опасным. Потерянным, опустошённым – да. Но не более. Лера видит, как дрожат его пальцы, как он поёживается, словно от холода. – Я поняла. – Не вздумай оставаться с ним наедине! «Но он не выглядит агрессивно», – думает она, не решаясь произносить в слух. – Я еду, – бросает напоследок Олег и сам отключается. Лера опускает руку с зажатым в ней телефоном и продолжает смотреть. – ...Что случилось? Не выдерживает, спрашивает. – Он едет? – вместо ответа сам задаёт вопрос Разумовский. Лера кивает, и это словно успокаивает Сергея. Тот перестаёт трястись, глубоко вдыхает. – Это хорошо. Хорошо. Я потерял свой телефон. – Телефон, с которого вёл переписку? – потрясенно спрашивает Лера. Глаза Сергея распахиваются, напрягаются плечи. Он резко вскакивает с дивана, мечется по комнате, осматривает мебель. Лера сторонится его, но видит, что тот смотрит совершенно поверхностно. Как будто двигается по инерции, не предпринимая конкретных действий. Макарова сама оглядывается по сторонам: раз ищет здесь, значит, предполагает, что телефон в квартире. Все ещё держась от него подальше, она оглядывает столешницы кухни, смотрит на полу, на полках. Выходит в прихожую и тормозит около ванны. Леденящий ужас сковывает тело, пока она смотрит на окровавленную ручку двери, не замеченную ранее в полутьме коридора. Здесь тот самый запах, ударивший в нос при входе, ощущается сильнее всего. К горлу вдруг подкатывает тошнота, и Лера рефлекторно зажимает рот рукой, пытаясь остановить такие неуместные сейчас позывы. Воображение рисует слишком ужасающие картины, и от них никак не удаётся избавиться. Она резко отворачивается, отступает подальше и делает несколько глубоких вдохов. Отводит взгляд в сторону, ища, на что отвлечься. Почему-то мысль просто уйти, как велел Олег, ее не посещает. Ощущение впутанности в это дело растёт в ней с того момента, как Волков посвятил ее во все детали, и странное чувство ответственности неизвестно за что привязывало ее к месту подле Разумовского. То ли в желании защитить его самого, то ли кого-то от него. Взгляд цепляется за перевёрнутую чехлом вверх трубку, лежащую в углу прихожей. Будто кто-то выбил ее из рук, заставляя отлететь в сторону. Лера немедленно поднимает телефон, переворачивая экраном наверх. На заблокированном дисплее высвечивается уведомление о тринадцати пропущенных звонках, помеченных контактом «Волк». Не сложно было догадаться, кто был столь настойчивым в попытке дозвониться. Резкая боль вспыхивает в районе запястья: стискивая пальцы, Разумовский с силой дергает на себя руку девушки, сжимающую телефон. – Родители в детстве не учили, что трогать чужое без спросу – как минимум невоспитанно? – тянет он, и свободной рукой забирает трубку. Морщась, Лера пытается вырваться, постепенно осознавая: вот что имел в виду Олег. Карие глаза наполняются ужасом тем сильнее, чем шире становится нездоровая улыбка Сергея. – Чудесно выглядишь, – вдруг заявляет он. – Олег твоё личико во время тренировок бережёт. А пожелай кто-нибудь резануть тебя здесь... Успев спрятать телефон в карман, Сергей грубо проводит большим пальцем под скулой девушки. Его поведение изменилось так резко, что мозг просто не успевает подстроиться под ситуацию. Она пытается судорожно соображать, но, сама того не осознавая, смотрит ему в глаза, ожидая, что тот вот-вот придёт в себя. В конце концов внешне ничего не изменилось. – Да хоть я. Это прозвучало как команда. Страх парализует ее, и приходится применить всю силу воли, чтобы собраться. Разум подтверждает догадки: рассчитывать, что Сергей вернется в прежнее состояние, без толку. Она бьет его ногой по колену. Аккурат так, как учил Олег, отчего Сергей резко разжимает руку, взревев от боли. В попытке воспользоваться ситуацией, Лера бросается к двери, но Сергей все ещё владел самыми низкими приемами боя, несмотря на секундный выход из строя. Ее сбивает с ног: Разумовский умудряется ее подсечь, лишая возможности устоять на ногах. Удар о стену приходится на плечо, крючки для ключей и верхней одежды оказываются в паре сантиметров от виска. Она судорожно выдыхает, не позволяя себе сползти на пол, встаёт на ноги и тянется к ручке двери, но ее грубо оттаскивают назад, бросая на порог комнаты. На вскипающем в крови адреналине она поднимается на колени, упираясь руками в пол, задирает голову. Сергей нависает над ней, одаряя недоброй ухмылкой. Лера перестаёт дышать, замечая нож в его руке. – Начнём тренировку, – объявляет он с энтузиазмом. – Вставай! Если не позволишь мне порезать твое лицо и выбьешь нож из моей руки – ты победила. Лера осознаёт, что пространства вокруг недостаточно для манёвра: куда ни дёрнись – он дотянется. Она не сомневалась – порежет, и неизвестно, как глубоко, куда прицелится. Если заденет глаз – о карьере можно забыть. И о спортивной в том числе. Олег всегда учил бить против правил, но у неё не было ни капли преимущества. И Сергей всем своим видом демонстрировал, что не собирается пренебрегать собственной форой. За спиной дверь, даже не запертая. Но стоит хоть на мгновение отвести взгляд, как уже при попытке встать он непременно атакует. – Ну что ты? Время идёт. Не хочу, чтобы вечер прошёл в пустую! Он замахивается. Доля секунды, чтобы принять решение, и Лера перехватывает его руку. Дергает на себя, используя собственный вес и заставляя его потерять равновесие. Удаётся подняться на ноги, но теперь путь к двери был отрезан. Стараясь не отводить взгляда, Лера пытается вспомнить, что есть в комнате, чем можно отбить атаку. Будь в ее руке синай, да хоть любая крепкая палка, обезвредить Разумовского не составило бы труда. Олег ее тренировал. Возможно, именно для такого случая. И с ножом ей уже доводилось иметь дело. Она глубоко вдыхает, собираясь с силами, и бросается в драку первая. Точные резкие движения, удар, один за другим: Сергей умело отбивает каждый, но она к этому готова. Старается играть грязно, и Сергей не отстаёт. Олег был прав, он будто стал в разы выносливее: несмотря на практически сумасшедшую динамику их движений, он успевает улыбаться. Хищно, с издевкой. Это сбивает с толку. Время идет. Минута, вторая, седьмая. Она понимает, что начинает уставать, то и дело пропускает удары, благо, не так критично. Попытки выбить нож голыми руками оказываются безуспешными. Пока взгляд не падает на пару табуретов у барной стойки. Тяжёлые, но, если успеть замахнуться... Просчитывать и искать другие варианты возможности нет: она бросается к стойке и наклоняется, чтобы поднять табурет, но не успевает. Зато удачно бросает его под ноги Разумовского. Успев ощутить их истинный вес, вторую попытку она не делает. Воспользовавшись короткой паузой, она забегает за стойку, распахивает первый попавшийся шкафчик в попытках найти хоть какое-то оружие. Пригодилась бы даже скалка, черт возьми... Резкая режущая боль застаёт ее врасплох, на мгновение лишая зрения. Она отшатывается на рефлексе, и порез оказывается не таким глубоким, как мог. Но ощущение стекающей по щеке крови вгоняет в панику. Она боится дотронуться до щеки, сознание подкидывало страшные картины. Боль была такой сильной, что казалось, щеку проткнули насквозь. Она запрещает себе расслабляться. Но Сергей вдруг отступает, вполне довольный собой. Улыбается, разводит руками. – Я победил, – сообщает он. – В очередной раз. Сколько труда в тебя вложено, Лерочка, сколько денег выплачено, а все, на что ты в итоге способна – это бегство. Весьма безуспешное, стоит отметить. – Ты не в себе, – произносит она с трудом: порез отдаётся жгучей пульсацией при каждом произнесённом слове. – Какому-нибудь ублюдку-террористу ты также скажешь? И что, он тебя послушает? Помучается совестью? Он откровенно насмехается. – Ты себя описал? – уточняет она. И быстро понимает – зря. Сергей тут же меняется в лице. – Смелость на грани глупости, Лерочка, – цедит он, и Лера видит, как заходили желваки на его скулах. – Ты не убьешь меня. Как ты уже упомянул, в меня слишком много вложено. Судя по выражению лица Разумовского, ход выбран верный. Вот чего Сергей не мог отрицать, так это правильности своих поступков. Насколько бы безумен он ни был, его эго всегда будет при нем. Он опускает руки. Складывает нож и прячет его в карман. Лера отметает ложное ощущение отступившей угрозы. Но все же медленно огибает стойку, стараясь не отводить взгляда. Казалось, Сергей о чем-то глубоко задумался. Кто знает, на какую мысль его навели эти ее слова. Она слышит, как он тихо сыплется проклятиями. Как нависает над барной стойкой, упираясь в неё сжатыми кулаками. Он в миг теряет к ней интерес, как будто ее и не было рядом. Лере кажется, что он начинает приходить в себя, но попытка вступить в контакт первой, вероятно, закончится дополнительными швами. Она осторожно ступает прочь, судорожно ищет в куртке ключи, чтобы закрыть дверь, как велел Олег. Память подкинула сцены из рассказа Волкова, заставляя Леру содрогнуться от тревоги. Она не знает, что здесь произошло. Не знает, совершил ли Разумовский серьезное преступление. Но знает, что за всем этим последует. Крик Сергея с того дня отпечатался в подкорке, и это произойдёт снова. Возможно, даже здесь. Но разум вопит громче, заставляя бежать. Немедленно. – Нет уж, тренировка не окончена! – раздаётся дрожащий от ярости голос, и Лера успевает лишь ощутить, как ее с силой толкают в грудь и как удар приходится на затылок, сначала оглушая до сплошного гудения в голове. А затем – тишина и мрак. *** Сложилось ощущение, будто перед ним врубили фильм откуда-то с середины. Разумовский растерянно моргает и поднимает голову, уставившись в стену. Мышцы ноют, дыхание сбито. Он шумно высвобождает воздух из легких, зарываясь пальцами в волосы и склоняя голову к коленям. Лера позвонила Олегу, значит, он должен вот-вот приехать. Это успокаивало и тревожило одновременно. Мелькнувшая в голове мысль о том, как Волков будет разбираться с проблемой – в очередной раз – вызывала ледяную дрожь в теле. Не слушающимися руками он обхватывает собственные плечи, мысленно проклиная себя за ничтожность. Неимоверно хочется сбежать. Просто скрыться, чтобы Олег не смог его найти, не смог ничего сделать. Но отголоски сознания велят оставаться на месте и ждать. Он смутно помнит, что произошло, и даже не пытается распотрошить свою память. Это уже ничего не изменит, и каждая новая попытка будет обречена на провал, как и сотни предыдущих. У них с Ним нет общих воспоминаний. Он уговаривает себя собраться. Встает с дивана, растирает пальцами виски. Оглядывается по сторонам и застывает в ужасе. Горло сдавливает спазмом от увиденной картины. Лера сидит, прислонившись спиной к стене в неестественной позе. Будто сломанная кукла. От ее затылка вверх по обоям тянется алый след. Челюсть слева до подбородка залита кровью. Разумовский бросается к ней, спотыкаясь о ножку кофейного столика. Ноги и без того едва держат, пришлось ухватиться за спинку дивана, чтобы не упасть. Он опускается перед ней на колени, тянет дрожащие руки к ее лицу, но боится прикоснуться. – Лер.. Лера… Лера! – пальцы касаются щек, и Разумовский решительно обхватывает ее лицо. Голова безжизненно заваливается вперед, но Сергей продолжает удерживать ее, сжимает, приподнимает, заглядывает в лицо. – Лерочка… Лер… – он продолжает бестолково шептать сбитым голосом в нелепой надежде, что та отзовется. Гладит ее по щеке, убирает с лица волосы. Кусает собственные губы, подрагивающие при каждом выдохе. – Давай, девочка, просыпайся… Ну же… Он не может остановить подступающую истерику. Эмоционально истощенное сознание начинает терять контроль. Он тщетно пытается нащупать пульс на ее шее, но ничего не ощущает, не может сосредоточиться. Его рывком оттаскивают назад, ухватившись за ворот рубашки, едва не душа. Сергей мешком падает под ноги Волкова, тут же пытаясь приподняться. Задирает голову, глядя на Олега, пока тот ошарашенно смотрит на Леру. – Олег! Олег! – он отчаянно вцепляется в брюки Волкова. – Я не хотел! Олег тяжело выдыхает и, не выражая ни единой эмоции, технично расстегивает ремень на своих брюках. От этого действия Сергей рефлекторно отшатывается, неуклюже поднимается на ноги и пятится назад, выставляя руки в защитном жесте. – Олег, пожалуйста… Нотки истерики звенят в прерывающемся голосе. – Я все сделаю. Я не буду сопротивляться, обещаю! Он поджимает губы, жмурится, шумно втягивает носом воздух. – Руки, – холодно выдает Олег. Разумовский открывает глаза, видя, как Олег держит вынутый из шлевок ремень. Понимающе ахает и покорно протягивает дрожащие руки. Волков что-то прикидывает в уме, хмурится, но все же обматывает ремнем чужие запястья, резко и туго стягивая, так, что Сергей дергается, болезненно морщась. Но Олег только тянет сильнее, пока Разумовский не вскрикивает. – Блять, больно! – Это тебя отвлечет, – со знанием дела отзывается Олег, закрепляя ремень, пока Сергей рефлекторно выгибает руки в тщетной попытке облегчить неприятные ощущения. От толчка в грудь Сергей валится на диван, и пока тот занят ремнями, Олег опускается к Лере. Поднимает ее лицо за подбородок, проверяет наличие пульса. Глупая девчонка. У нее было не меньше десяти секунд еще в процессе разговора, чтобы уйти. В том, что Макарова его ослушалась, он не сомневался. Сергей никогда не кидался с ходу: Птица осознавал каждое свое действие и превращал их в спектакль с классической завязкой и кульминацией. В крайнем случае его можно было вывести на разговор, чтобы потянуть время. Но что здесь на самом деле произошло, Олегу остается только гадать. Меж тем Лера вдруг подает признаки жизни. Сжимается, тихо стонет. Пытается разлепить глаза. Олег выжидает, сжимая ее руку, пока та наконец не поднимает голову, натыкаясь на него расфокусированным взглядом. – Боже… – она тянется ослабленной рукой к затылку, дотрагивается, морщась. – Ты как? – Олег наблюдает за ее попытками прийти в себя. По внешнему виду слишком сложно было определить общее состояние. – В ушах шумит… и тошнит… – признается она. Олег приподнимает ее голову, смотрит в глаза, но та не может сосредоточить на нем взгляд. Спрашивать, почему та не послушалась, Олег считает бессмысленным. Думает о том, как отправить ее домой немедленно, пока окончательно не утратил контроль над Разумовским. – Встать сможешь? Она морщится. Опирается рукой о пол, но толковой попытки не предпринимает, снова прислонившись спиной к стене. – Там в ванной, – выдает она. Олег вспоминает, какую картинку описывала Макарова по телефону. Осторожно отпускает ее голову, убеждаясь, что она способна ее удержать. Встает и быстрым шагом идет в прихожую, дёргает ручку двери голой рукой, понимая, что их отпечатков здесь и без того предостаточно. Лера из комнаты наблюдает, как тот замирает в проеме двери. Смотрит куда-то в сторону ванны, не оглядывает помещение целиком. Просто, не шевелясь, изучает одну точку. А затем с неизменным выражением лица плотно закрывает дверь. Собравшись с силами, Лера предпринимает новую попытку подняться. На этот раз с помощью стены успешную, хоть ноги и отказывались выпрямляться. – Я могу помочь, – тревожно произносит она, провожая Олега взглядом. – Может, еще можно… – Нельзя, – отрезает Волков. Достает из внутреннего кармана платок, быстро смачивает его водой из-под крана и возвращается к Макаровой. Подходит ближе, пытается стереть кровь с ее лица, но Лера отмахивается. Делает шаг сама, медленный, но твердый. И забирает платок. Морщится, стискивая влажную ткань, которая алеет при каждом прикосновении к коже. Кровь еще сочится, но уже не с такой силой. – Все в порядке. Я могу идти. Олег пытается оценить, насколько правдивы ее слова. – Тогда езжай домой. Я не могу сейчас разорваться между вами. Отправлять Леру одну было рискованно. Олег в полной мере осознавал это. Но «выбивать» Птицу на глазах Макаровой он просто не мог, не хватало им еще одной расшатанной психики. Он косится на притихшего Сергея, и Лера также невольно поворачивает голову в его сторону. Тот сидит на краю дивана, ссутулившись. Перетянутые руки покраснели, на тыльной стороне ладоней вздулись вены. – …Уверен, что не нужна помочь? Я же врач. Если еще есть шанс…. – Нет, Валер. И не вздумай заглядывать в ванну. Она тут же прижимает сжатые в кулак пальцы к губам. Ее мутит. От запаха, от духоты, от головной боли. И от осознания произошедшего. Олег пользуется ее ступором и, подхватив девушку под локоть, выводит ее из квартиры. Давит на кнопку лифта и параллельно вызывает такси. Леру трясет. Последнее, что ей сейчас требовалось – это ехать через половину города по возможным пробкам. Олег в ожидании лифта обходит ее со спины и раздражённо цокает. Светлые волосы сзади слиплись от запекшейся крови. Зрелище, чертовски сильно привлекающее внимание. А заявись она в таком виде домой… Конечно, всегда можно придумать историю про внезапный обморок и неудачную встречу затылка с асфальтом, но сообразит ли она в ее состоянии. Поэтому он предпочел другой адрес конечного пункта. – Ты снова сделаешь это с ним. Она не спрашивает. Утверждает, но совершенно потерянно, как будто ее это касалось напрямую. Снова сочувствует ему, несмотря на то, что тот сделал с ней. Порезанная щека опухла, свежая кровь до сих пор сочится из не до конца затянувшейся раны. – Надень капюшон, – указывает он и тут же делает это сам, пряча ее затылок и оставляя лицо в тени. – В такси сядешь на заднее сидение. Ко мне поедешь, здесь рядом. Ключи… Он быстро исследует свой карман и вместе с ключами достаёт устройство для переговоров. Первые кладет в ее раскрытую ладонь, гарнитуру же бережно закрепляет на ее ухе. – Не снимай, пока не приеду. Отвечай сразу, как только выйду на связь. И сообщи мне, когда попадешь в квартиру. Он указывает на собственный наушник, давая понять, что в любом случае услышит. Достав телефон, Олег быстро набирает адрес и отправляет Лере смс-кой, понимая, что сейчас она вряд ли запомнит какие-то рандомные названия и цифры. Двери лифта с лязгом старого металла отъезжают в сторону. – Ты все поняла? Лера сжимает в ладони ключи, пару секунд смотрит на свою руку. Олег вынужден поставить ногу, чтобы двери снова не закрылись. Она не спорит, не задает вопросов, и Волков ценит это. Сейчас ему совершенно не хочется приводить аргументы в пользу своего решения. Она медленно глубоко вздыхает и поднимает голову. Смотрит уже вполне осознанно. Натерпелась, но держится. Олег невольно пытается осознать причину: даже вопрос денег не мог стать достаточным катализатором для прощения, и, откажись она, Серый, вероятно, отпустил бы с миром. Возможно, даже выплатил бы большую часть долга в качестве компенсации. Но Волков в очередной раз убеждался, что они не ошиблись с выбором. – Я поняла. – Тогда иди, машина ждёт. – Стой, – она удерживает его руку, которой тот попытался направить ее в лифт. – Есть один момент. Касательно Разумовского. И того, что ты делаешь, как приводишь в чувство. У меня есть предположение... Олег, хоть и не планировавший обсуждать это с ней, обратился в слух, демонстрируя, что все его внимание принадлежит ей на ближайшие тридцать секунд. *** Он точно знает, кто сейчас перед ним. По крайней мере, уверенность в этом крепла с каждым новым разом. По жестам, по мимике. По малейшим движениям, даже по дыханию он может определить, с кем собирается иметь дело. Сергей вскидывает голову, услышав шаги. Вечно безмятежное лицо искажает тревога, неподдельный с виду страх. Но Олег привык к этим спектаклям. Он убежден, что сможет считать истинный облик даже сквозь умело отыгранную роль. Теперь, когда уже научен. Надо только присмотреться. Он подходит ближе. Сергей сглатывает: видно, как нервно движется кадык на вытянутой шее. – Олег... Он шепчет сбито, облизывает губы. – Я рук уже не чувствую. Не претензия и не упрёк. Мольба. Он все ещё пытается сдвинуть тесно связанные запястья. Олег видит, как тот успел натереть кожу грубыми краями ремня. – Быстрее начнём – быстрее закончим, – игнорируя жалобу, отвечает Олег. Сергей жмурится, стискивая зубы. Опускает голову, собираясь с силами, и ложится спиной на диван. Болезненно морщится, упрямо глядя в потолок. Ждёт. Олег тоже ждёт. Касается бедра Разумовского на пробу, затем дотрагивается до внутренней части. Сергей спокоен, насколько может быть таковым в своём положении. Довольно слабо реагирует на прикосновение к паху сквозь ткань брюк. – ...Что ты делаешь? – в голосе Сергея слышится растерянность. – Ты же сказал, быстрее... – Все нормально. Волков берётся за его руки, быстро избавляя их от ремня. Разумовский, и не думая ни перечить, ни спрашивать, что заставило его изменить решение, втягивая воздух сквозь сжатые зубы, принимается растирать запястья. Ничего. Справится и так, главное, что у него не было возможности напасть со спины. А теперь ждать. Он открыл клетку и ожидает, пока тварь заметит, что путь свободен. Наблюдает, как меняются телодвижения Сергея, как тяжелее становится выражение лица. – Ты знаешь, что я намерен сделать, – сообщает Олег уже – он не сомневается – не Серёже. Разумовский скалит в его сторону зубы, затем растягивает губы в ухмылке и демонстрирует Волкову древний жест. Пора подсекать. Олег моментально скручивает чужую руку, отчего Сергей буквально вскрикивает, дёрнувшись в попытке вырваться. – Каждый раз все заканчивается одним и тем же. И каждый раз ты наивно полагаешь, что сможешь меня остановить. Заломив руку так, что Разумовский был вынужден прекратить извиваться, Олег навис над ним, для убедительности сдавливая повреждённые запястья. – Давай поговорим. Птица замирает. Распахивает глаза, смотрит удивленно. Да, такой подход – пожалуй, самый бесполезный – Олег не применял уже давно. – Предпочитаю общаться с умными людьми, – зло выдаёт он. – Плевать я хотел, что ты там предпочитаешь. Мне нужны ответы. Успокойся. Я неспешно продолжу, понял? Дёрнешься хоть раз – я снова свяжу тебе руки. К его удивлению, Сергей в самом деле притих. Его лицо по-прежнему выражало гнев и раздражение, но отвечать он не спешил. У Олега впервые выстраивается план на «лечение». Если раньше можно было просто скрутить, вжать лицом в матрас и совершить все необходимые манипуляции, то сейчас проблемой как минимум являлся привлекающий внимание соседей звенящий голос Сергея, который он сдерживать не станет. Лера посеяла в нем зерно сомнения в выбранной им методике, и теперь приходится все планировать наперёд. Минуты хватает, чтобы Сергей немного успокоился. Выровнял дыхание и не держал собственные мышцы в напряжении с готовностью в любой момент вцепиться Волкову в шею. Пользуясь этим, Олег отпускает чужую руку и тянется к его брюкам, расстёгивая сначала ремень, затем пуговицы и молнию. Разумовский ведёт бёдрами, будто пытаясь разорвать контакт. Олег видит, как тот сжимает пальцы в кулаки. Неуемная сила воли Серёжи проявляет себя, но ненадолго. Разумовский хватается за предплечье Олега при попытке стянуть с него одежду. Волков изучает его лицо. Гнев быстро сменяется страхом, хотя он до сих пор никак не навредил ему. Немного подумав, он оставляет попытку. Нависает над Разумовским, меняя сценарий, наклоняется к его губам. Поцелуй выходит бестолковым: Сергей крепко сжимает губы и в конце концов просто дергает головой. – Не нравится? – он усмехается, пусть и совсем не весело. Сергей смотрит на него взглядом затравленной лисицы. Проанализированное поведение Птицы подталкивает к одному банальному выводу, и Олег решается на допрос. – ...Значит, в тюрьме? Разумовский распахивает глаза. Все понимает, но едко лыбится. Приподнимается на локтях, приближаясь к чужому лицу, почти касаясь его кончиком носа. – О, да. Были там такие же мрази, как ты. Они очень старались. Бедный Серёжа, совершенно не готовый к такому повышенному вниманию... Он смеется. Хрипло, самодовольно. Глаза снова горят. – Но зато готов был я. Каждого, кто тянул к нам свои мерзкие лапы, хватал, тискал, будто зверюшку, – он смещает голову, дотянувшись губами до уха. – Я. Превратил. В фарш. Олег медленно выдыхает, сосредотачиваясь, пока Птица тешит своё эго. – Что ж ты меня в фарш не превратил? Разумовский теряется. Отстраняется, хмурится, поджимает губы. – Если я так сделаю, тряпка наложит на себя руки. Как ты понимаешь, мне это ни к чему. – В самом деле, – хмыкнув, Олег давит тому на грудь, вынуждая снова упасть на диван, чтобы вновь владеть ситуацией. – Верно. Ты был силён, когда Серый попал за решетку. Мог постоять за вас двоих. Тем не менее, ты боишься. До паники боишься того, что тебя касаются. Разумовский теряется и тут же дергается, когда рука Олега забирается под его белье, сжимая пальцами совершенно не заинтересованную в происходящем плоть. Сергей в отчаянии хватается за его запястье, тянет за руку. – Отвали! – В детдоме ты был ещё слаб, – выдаёт Олег, и Птица цепенеет. Приоткрывает рот, смотрит пораженно. Волков сильнее нависает над ним, лишая возможности отступить. – Но ты все равно защищал его, как мог. Принимал на себя удары. И принял то, что произошло, когда Серый был ребёнком. Олег сосредоточенно сводит брови. – Что произошло? Птица сжимает зубы. Отчаянно толкает Волкова в грудь, но тот не поддаётся. Пытается ухватиться за шею, но Олег быстро предотвращает и это. – Отвечай! – Иди к херам! Ты ничем не лучше! Разумовский резко дергается под ним, едва не скидывая. Олег вынужден придавить его своим телом, отчего Сергей отчаянно вцепляется в его плечи, скуля. Ему не больно, это Волков знал наверняка. Чертовски страшно – это да. – Отвечай, – повторил он. Сергей отворачивает голову, часто дышит, жмурит глаза. – Это был кто-то из учителей? Не пробиться. Разумовский упорно молчит, приходится встряхнуть его за плечи. Тот судорожно выдыхает. – Кто-то из старшеклассников? – ...Завуч. Олег, опешив, замирает. – Кисель? Сергей не отвечает. Но от упоминания прозвища сжимается под ним, дышит через раз. Тот факт, что в ненавистном им обоим детдоме творилось подобное, просто выбило у Волкова землю из-под ног. Заведующий по воспитательной работе, Киселев Виктор Ибрагимович. В память на всю жизнь впечаталась табличка на лакированной двери, ведущей в кабинет к ублюдку, который, как сейчас осознаёт Олег, уж слишком ревностно опекал симпатичных на мордашку детей. И, напротив, в открытую презирал тех, кто лицом не вышел. Волков как раз был из второй категории воспитанников, на кого можно было повесить какое-нибудь хулиганство, обвинить в развязывании драки или даже в воровстве. Олег никогда не думал о том, почему Разумовскому ничего не перепадает. Считал, что тот просто чертовски тихий, неприметный. Теперь все становилось на свои места. Реакцией на услышанное стала даже не ярость. Скорее какое-то опустошение. Когда вдруг осознаёшь, что что-то произошло в далёком прошлом прямо за спиной, а ты не обернулся. Не помог. Потому что не думал. Вот самое гнусное оправдание для человека – не думал. Что теперь оставалось? Отыскать мерзавца, избить до полусмерти, превратить его жизнь в ад, потому что смерть – это слишком просто. Знать бы ещё, что это даст, кроме собственного морального удовлетворения. Серёжа никогда не говорил об этом, а значит, вывод напрашивался сам собой. – Он не помнит, потому что ты вытеснил его в тот момент, – проговаривает Олег, глядя Птице в глаза. Тот фыркает. – Мне не нужна твоя жалость. – Я тебя жалеть не собираюсь. Короткий треск в правом ухе отвлекает. – Я в квартире, – сообщает Лера. С того конца слышен звон ключей. Олег тянет руку к устройству, включая микрофон. – Хорошо. Как по состоянию? – Как будто впечатали затылком в стену. Ах, ну да… Шутит. Значит, все не так плохо. – Если чувствуешь, что сознание не теряешь, прими душ. Аптечка в ванной, если нужна одежда… В общем, поройся там. Оружие только не трогай. Вообще ничего не трогай, что подозрительно выглядит. – …Носки посреди коридора. – Их в первую очередь. Обычно он поддерживал порядок, но звонок от Макаровой и без того сбил все его планы, чтобы оставлять квартиру в чистоте перед скорым выходом. Судя по звукам шагов, Валера успевает исследовать помещение. Вырвавшееся «ого», скорее всего, свидетельствовало о том, что девушка нашла арсенал. – Я справлюсь, – наконец, сообщает она. – Отлично. Ложись, отдыхай. Я подъеду через час, может, раньше. Держать одной рукой Разумовского, несмотря на то, что тот не выказывает особого сопротивления, оказывается достаточно тяжело. Олег быстро отключает гарнитуру, возвращая внимание Сергею. У того застывший болезненный взгляд. Его приподнятые плечи, руки, застывшие в ожидании возможности атаковать – все в положении его тела выражает стремление сопротивляться. Олег хочет лечь рядом, но места на диване слишком мало. Он понимает, что Сергей чувствует себя в ловушке и это не способствует его спокойному поведению и уж тем более какому-то сотрудничеству. – Не жалко девочку? Сергей скалится. Уже хороший знак. Появись на его лице ухмылка – шанс был бы упущен. – ...Нам было по 17, когда мы впервые переспали, – Волков радикально меняет тему разговора. – По его инициативе. В нем не было никаких страхов или опасений, он просто хотел «стать взрослым». Утолял своё любопытство, а ведь мы даже не встречались. Олег невольно улыбается тёплым воспоминаниям. Птица не разделяет его удовольствия, тихо фыркает, но не язвит. – Ты этого, конечно, не знаешь. Ты был ему не нужен в те годы. Потому что появился я. Зато горькая обида зрела в тебе целое десятилетие. Как же так, ведь ты уберёг его в такое тяжелое время и в благодарность получил место на антресолях. Он ощущает, как чужая рука с силой упирается в его грудь. – Отпусти! Осточертело слушать твои бредни! – Ну конечно, – Олег нависает над его лицом, смотрит в глаза. Убирает чужие руки, но вместо того, чтобы снова их выкручивать, трепетно сжимает его ладонь. – Все не так уж плохо. Как я сказал, я все равно это сделаю. Можешь остаться и попытаться получить удовольствие. А можешь уйти. Олег понимал, что Птица всегда будет биться за место под солнцем. Инстинкт самосохранения у того развит похлеще, чем у дикого зверя. Надо быть чертовски наивным, рассчитывая, что его можно запугать словами. И потому вместо слов Олег снова целует Сергея. Вновь в плотно сомкнутые губы, затем в подбородок. Разумовский дёргает головой, морщится. Не хочет. Раздевание проходит в нескончаемой борьбе, но уже не такой яростной, как прежде. Сегодня он снова перешёл черту, врубил для Олега уровень «выживание», так что грубые приказы на этот раз не сработают. – Хорошую рубашку испортил, – замечает Олег и видит, как Сергей рефлекторно смотрит на багровые пятна на белой ткани. Закончив с последней пуговицей, Волков распахивает полы рубашки, и Сергей наполняет полные легкие воздуха, будто одежда мешала ему полноценно дышать. Олег буквально шлепает по чужим рукам, когда те пытаются остановить его при попытке стянуть вниз брюки. Почему-то это работает. Сергей откидывается обратно на диван: то закрывает лицо рукой, то прикусывает ребро ладони. Вертит головой, хмурится. Когда Олег разводит его ноги в стороны, он видит, как у того увлажнились глаза. Стоит ему вдаться в чужие бёдра, как слёзы начинают стекать по лишённому эмоций лицу. Волков вдруг ловит на себе необъяснимо потухший взгляд. – Если ты продолжишь, я сделаю так, что он все вспомнит. Он больше никогда не позволит прикоснуться к себе. Олег замирает. Он слышал от Сергея угрозы разной степени удрученности, но это... – И тогда ты станешь ему не нужен, – продолжает он. – Тебя будет легко убрать. Волков понимает, что надо это пресечь. Он не отступает. Наклоняется к его лицу, опираясь руками по обеим сторонам от его головы. Смотрит в глаза, будто ища подвох. У него опухли веки, покраснели белки. Ресницы слиплись. Но было в этих глазах что-то неискреннее. Олег хватается за эту мысль, как за соломинку. Идёт ва-банк. – Ты этого не сделаешь. Сергей приоткрывает губы, хочет оспорить, но Волков не позволяет ему сказать. – Какую бы обиду ты на него ни держал, ты всегда будешь его защищать. И оберегать от потрясений. Опустившись ниже, он стирает большим пальцем слезу с его щеки. – И меня ты не трогаешь не потому, что бережёшь тело. Тебе ничто не мешает просто взять его под контроль. Игнорируя судорожный выдох, Олег касается губами соленой дорожки на скуле. – Тебе важно, чтобы он был в порядке. Вот твоя роль. Он вновь устанавливает контакт, придерживая его голову, не давая отвернуться. – Уходи, – проговаривает он почти одними губами. – Слышишь? Мы и без тебя справимся. Я справлюсь. Не ожидая ответа, Волков мягко удерживает по бокам чужие руки, прижимая их к дивану. И продолжает целовать. Плечи, ключицы, грудь. Следует вниз, по рёбрам. Прислушивается к его сердцебиению. Поднимает голову и видит прикрытые глаза. Касается рукой щеки, и к ней вдруг приникают. Будто неосознанно. Карман на брюках, презерватив. Быстрая подготовка: на этот раз куда проще. Сергей предпринимает попытку свести ноги, когда пальцы оказываются внутри. Хмурится, что-то мычит сквозь сжатые губы. А Олег все не сводит взгляда с мокрых следов на лице. Почему ему всегда казалось, что плакал именно Сережа? Дурак. Все это время он только и делал, что запугивал самого дорогого для него человека почем зря. О том, что он только усугублял ситуацию, Олег предпочитает сейчас не думать. Впервые за все время использования «альтернативный медицины» никто не проклял его, стоило ему проникнуть в чужое тело. Да, освобождённые руки все так же цеплялись за все части тела, до которых могли дотянуться. Но уже без былой истерии, без лишнего шума. Если ему впервые удалось достучаться до сознания Серёжи словами, то это был прорыв. Отголоски совести начинали понемногу терзать за упущенную возможность избрать альтернативный путь. Мог ли он поступить иначе в ту злосчастную ночь? Сил не было остановиться, выяснить, что его так пугает. Мыслей тоже не было. Вечное стремление решать проблемы силой. Олег снова впивается в чужие губы, с помощью поцелуя пытается заглушить собственное смятение. Было и было, теперь он будет знать, что другой способ действительно есть. В конце концов, опыт получен. Ему отвечают. Слабо, неуверенно, но Олег чувствует это. Двигается плавно, осторожно и целует. Целует. Целует. Пока не заканчивается кислород. – Олег? Синие глаза смотрят ясно, но с непониманием. Волков улыбается, будто опьяневший, и спустя секунду его губы уже исследуют чужую шею, задерживаются на пульсирующей жилке, затем вниз, к ключице. Руки Сергея обвивают его шею, и в этот раз, Олег уверен, это настоящие искренние объятия. – Волков, ты так... не добьёшься... – Помолчи. – Олег... Волков вдруг замечает, что Сергей вымученно улыбается. Поднимает руки, прячет за предплечьем глаза. – Я жалок. У Олега это заявление вызывает горькую усмешку. Он прекращает движения, которые Серёже сейчас не нужны. Нависает над ним, убирает его руки от лица. – Ну и что ты выдумал? Хочешь поговорить? Прямо сейчас? У того нервно дергается уголок губ. – Я не чувствую себя, как... как должен. – Все, что ты должен сейчас – это заткнуться, потому что мы занимаемся любовью. Стонать можно. В подтверждении своих слов он ведёт бёдрами чуть резче прежнего, и Сергей тихо ахает, усиливая хватку. – ...Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Сергей расслабляется и с готовностью отдаётся волку на растерзание. Олег перестаёт держать себя в руках, размашисто двигая бедрами, пока Разумовский в самом деле стонет, в голос, на выдохах. Закатывает глаза и сильнее притягивает в себе любовника. Олег тянется к его уху, замедляет движения, чтобы не сбиваться. – Я тебя больше не обижу, слышишь? – Блять, кончай с лирикой, умоляю, – выдаёт Разумовский, самозабвенно подаваясь навстречу чужим бёдрам. – Сменил тактику, а текст поменять не удосужился. – Если ты не перестанешь язвить, я снова уткну тебя мордой в пол, – грозится Олег, впрочем, совершенно беззлобно. Сергей это понимает, хрипло усмехается и впервые сам тянется за поцелуем. Со стороны это похоже на их типичный наскоро соображенный секс на первой попавшейся поверхности дома. Такое часто случалось ещё с год или чуть более назад. До приступов. А затем Олег словно начал делить свою половую жизнь на двух разных мужчин. Он не собирается размышлять на эту тему, пока Серый неистово двигается под ним сам. Больше не сомневается, не задаёт вопросов. И не задерживается в этой эйфории слишком надолго. Олег снова оценивает пространство на диване, с сожалением замечая, что то не увеличилось ни на дюйм. Приходится подниматься. Серый упрямо держит его за руку, улыбается пьяно. Ему хочется продолжения или хотя бы разговоров, но пора возвращаться в суровую реальность. Сергей вздыхает, принимая одежду из протянутых рук Волкова. Тянется к ногам, чтобы влезть в штаны, и застывает с широко распахнутыми глазами. Смотрит в стену, где так и осталась алая полоса на светлых обоях. Вскакивает с дивана, не зная, то ли рвануть на поиски Макаровой, то ли наконец одеться. Олег, решая за него, хватает Разумовского за плечи и сажает обратно на диван. – Я не при тебе, что ли, с ней говорил? – удрученно спрашивает он. Сергей хмурится, тормошит свою память. Судя по тому, как болезненно морщится, прижимая руку ко лбу – перестарался. – С ней все хорошо? – Не знаю, – честно отвечает Олег. – Она у меня. – Одна? – Да. На этот раз Разумовский поднимается, хотя бы надев штаны. – Надо ехать к ней. Черепная травма может... Твою мать! Он стопорится на месте, замирая с вытянутыми руками. – Я нахрен забыл об этом! Он пораженно оглядывает поистине место преступления, пока уже давно взявший себя в руки Олег ожидает, когда Серый придёт в себя ещё раз. – Что-то у тебя настройки памяти сбились. Меня хоть помнишь? – Да иди ты! Сергею не до шуток. Он рвется в сторону прихожей, то ли вспоминая, то ли ориентируясь по следам на полу. Спустя несколько секунд оба замирают на пороге ванной комнаты. Разумовский – ошалело, Олег – все с той же неизменной миной деланого спокойствия на лице. Еще один труп на счету Русского Дьявола. Одним больше – одним меньше. Но Сергей злится. Сжимает пальцы в кулаки, стискивает зубы. – Какого хрена ты не вытрахал его к чертовой матери из меня?! Он разворачивается к Олегу, тянет к нему руки, желая схватить за грудки, встряхнуть, но замирает, так и не дотрагиваясь. – А что бы это изменило? – спрашивает Волков. – Разве что мне пришлось бы разбираться с этим самому, пока ты лежал бы ветошью и тешил бы свою меланхолию. Сергей всплескивает руками. – Ну конечно, ты все продумал! Только у нас труп в ванной! И новый Чумной Доктор с пробитой головой! – Знаешь, что, – Олег вдруг меняется в лице и грозовой тучей нависает над Сергеем. – Может, дело в том, что ты через раз таблетки свои пьешь? Я из шкуры вон лезу, чтобы тебя в чувство привести, а ты без напоминаний даже лекарство принять не можешь! Ты уж определись, нянька я тебе или телохранитель. Или кем ты там еще меня считаешь. Разумовский мрачнеет. Не находит аргументов в свою защиту, раздраженно выдыхает и отворачивается. Олег, принявший его маленькое поражение, быстро остывает и возвращает внимание их на данный момент наиболее значимой проблеме. – Это курьер? – уточняет Волков, замечая на черной куртке эмблему доставки. – За что ты его так? Пиццу холодную принес? Пока Сергей отмалчивается, Олег присаживается рядом с телом, бегло оглядывая раны, попутно соображая, как поступить. Разумовский не мешает, просто ждет вердикта. – Ну… – поджав губы, Олег поднимается и делает шаг назад. Указывает на чугунную ванну. – Парень пришел, принес еду… или что ты там заказывал. Попросил сходить в туалет. После чего зашел помыть руки, поскользнулся и ударился головой о бортик ванны. Игнорируя скептический взгляд Сергея, Олег достает телефон и выискивает кого-то в списках контактах, затем довольно неспешно набирает на экране текст сообщения. – Примерно так запишут в своих отчетах криминалисты, случайно не заметив пятнадцать ножевых. – И следы крови по всей квартире. – И их тоже. Хмыкнув, Олег бросает взгляд на Разумовского. – Чего стоим? Тряпку в зубы и вперед. Сергей на рефлексе уже было дергается в сторону, но быстро соображает. Фыркает, складывая руки на груди. А Олег просто рад. Мертвый курьер волнует его не так сильно, как состояние Серого после «восстановления». Громкий, неуправляемый. Но в полной мере осознающий себя. Он продолжит наблюдать, пока не убедится, что задумка сработала как надо. Но предчувствие говорило о том, что с Птицей он столкнется еще не скоро. Должно быть, это был очередной шанс на миллион, который в конце концов сработал. Как оказалось, стоило просто все рассказать нужному человеку. Показать рычаги и предложить выбрать, на какой надавить. Серый должен быть ей благодарен, но Олег прекрасно понимает, что тот никогда не узнает об их с Лерой разговоре. *** – Извини, что дернули так рано, – Олег выставляет на стол полупрозрачный пакет. Лера, в переписке заявившая, что не ела весь день, получившая при этом отказ в получасовом перекусе, без стеснения засовывает руку в пакет, вытаскивая оттуда стаканчик с йогуртом. На вид оценив все, что притащил Волков, она останавливает свой выбор на нем. – Откуда такая спешка? – Для тебя есть задание, – поясняет Волков. – Но выйти нужно как можно раньше. Лера смотрит с сомнением, попутно отрывая от стаканчика пластиковую одноразовую ложку. – Первый день тренировок после моего внепланового больничного. Не боишься, что все запорю? – Не волнуйся об этом, задание пустяковое. Надо кое-кого припугнуть. Ешь, – он со скепсисом глянул на выбранный Лерой продукт. – …Через пятнадцать минут на разминку. Там в пакете снэки. – Нет смысла наедаться. Будь у меня в запасе хотя бы час… – она отворачивается, смыкая губы на ложке с йогуртом. В целом, этого будет достаточно, чтобы избежать головокружения и не рухнуть совсем уж без сил. Олег ничего не говорит. Понимающе кивает и удаляется, бросив напоследок: – Пятнадцать минут, Валер. Лера благодарна за то, что на время короткой трапезы ее оставили одну. В зале ей обедать еще не приходилось (впрочем, обедом это назвать было сложно). Что за задание – остается только гадать: Олег явно был не намерен раскрывать детали. Но, судя по тому, что сумка с костюмом, только сейчас замеченная Макаровой, лежит около стола, скорее всего, ее ждет очередной спектакль. Для этого не нужно особо демонстрировать силу. Но, возможно, придется делать ставку на выносливость или реакцию. Сложно было объяснить, почему, но она рада вернуться к этому. Тренировки с Олегом вызывали у нее что-то вроде зависимости. Даже кэндо настолько не будоражило в последнее время. Лера понимает, что входит в азарт, и не желает бороться с этим. Может быть, это и есть ее место? Рядом с психопатом, которого надо усмирять крайне нетрадиционным и жестоким способом, и тренером, его персональным кнутом, безжалостным, когда дело касается лечения, и константно заботливым, когда приходит время покупать йогурты и протеиновые батончики. Она задумывается об этом слишком глубоко, в очередной раз даже не донеся ложку до рта. Разумовский падает на стул напротив, заставляя Леру подпрыгнуть на месте. Ухмыляется, подпирая голову рукой, смотрит с хитрецой. В такие моменты кажется, что вокруг творится какое-то безумство, и ты один не в курсе происходящего. – Вкусно? – интересуется он. Лера нервно сглатывает и опускает ложку обратно в стаканчик. – Если продолжишь на меня так смотреть, я подавлюсь. – Да брось, – он по-птичьи склоняет голову на бок, улыбка становится шире. – Значит, ты в курсе всех подробностей, – не спрашивает – утверждает Разумовский. Лера понимает, что с этого момента ей кусок в горло не полезет. Тема разговора завуалирована слишком условно, но Макарова поистине шокирована тем, что Сергей вообще ее поднял. Времени прошло достаточно. Разве не лучше делать вид, что ничего не произошло? К тому же, Олег четко дал понять, что поднимать эту тему просто запрещено. Она утыкается взглядом в стол и продолжает ковыряться ложкой в йогурте. – Поздно прятать глаза, Лерочка. Он тянет руку к ее лицу, пальцами подцепляет подбородок, вынуждая поднять голову. – Олег не сознается, но я-то понимаю, что сам бы он до этого не додумался. Он предпочитает экспериментам проверенные методы. Лера хмурится, но вынужденно смотрит ему в глаза. Сложно представить, какой вообще ответ он ожидает от нее получить. Лера боится сказать лишнее, он – упивается ее замешательством. Но внезапно взгляд синих глаз меняется. Лера успевает заметить это за мгновение до того, как чужие пальцы вцепляются в ее шею. Давят ощутимо, вызывая приступ паники. Снова. Она приоткрывает рот, хочет схватиться за чужое предплечье, предотвратить, но Сергей ее опережает: сам размыкает пальцы. Опускает руку, тихо усмехается. – Пошутил. Лера нервно выдыхает и борется с желанием ударить его по лицу: уж очень оно напрашивалось. Взгляд его смягчается, как будто он успевает за долю секунды сменять одну маску другой. – Расслабься. Тебе ничего не угрожает. Лера бы поспорила, но даже одна попытка может аннулировать его последнее утверждение. Меж тем Разумовский с какой-то странной игривостью подмигивает ей и встает из-за стола. – Ешь спокойно. Он теряется вне поля ее зрения, направляясь к двери, а Макарова думает о том, что поесть спокойно она теперь сможет дай бог к завтрашнему утру: желудок скручивает от волнения. Как долго еще придется находиться в извечной готовности к атаке? И ведь никто не давал гарантий, что это не повторится. Внезапно опущенная на плечо рука заставляет натянуться струной. Не нужно даже оборачиваться, чтобы понять, кто снова вторгается в ее личное пространство. Но, вопреки любым ожиданиям, она чувствует прикосновение к собственной макушке. Сергей коротко целует ее в волосы и проговаривает полушепотом: – Спасибо. И, наконец, покидает зал.