Ландскнехт

            Собрать армию несложно, дураков, польстившихся на жалование солдата да обещание военной добычи, всегда хватает. Сложно потом хоть что-нибудь умное вбить в головы этим баранам, и видит Господь Бог наш, без палок и опытных сержантов с этим делом и апостол Петр, вразумлявший язычников, не справился бы. А еще тяжелее заставить их вести себя подобно бравым солдатам не только в трактире, но и на поле боя.       Среди лескатийцев нашлось достаточно много сержантов, офицеров и опытных солдат. Проблема оказалась в другом — они не были наемниками. Они хорошо знали, что такое присяга и дисциплина, но совершенно не понимали что такое контракт и правила грабежа. Офицеры не знали, как командовать людьми, когда за спиной нет государства с его судами и охотниками за дезертирами. А солдаты никак не могли взять в толк, что скрывать в своих рядах труса и вора себе в убыток и что вытолкнуть такого из строя на суд — не гнусное стукачество, а правильный поступок.       Лучше всех эти премудрости понимал Шарль дэ Моле. Причем понимал настолько хорошо, что я подозревал, что кроме славной службы в прошлом у него были куда менее славные дела. И поэтому спросил прямо.       — Дык, банда у меня была и не худшая. Сам бургомистр с моих рук ел, но надоело мне это дело, так что я патент капитана купил.       Ну, как известно на солдатскую дорогу редко прямые тропинки выводят, чаще кривые да идущие от эшафотов, позорных столбов и дубинок ростовщиков. Главное для меня было то, что Шарль не пытался оспаривать мой авторитет, а сразу признал мое право командовать. С остальными вышло сложнее.       Офицеры, да еще из благородных, отказывались идти мне в подчинение. Сама идея наёмничества вызывала у них одно лишь презрение. Так что мне надо было или как-то убедить их, или найти других.       Но пока что я просто набирал людей и щедро раздавал обещания. Контракт я составил сам, взяв за основу обычный контракт ландскнехтов, но немного его изменил. Заключался он на один год, но с правом досрочного расторжения каждое второе число месяца, но не в походе или накануне сражения. Обещалось жалование, включая премии отличившимся и право на долю в трофеях. Причем задержка жалования позволялась не более чем на три месяца. У нас бы, предложи я такой контракт, то меня подняли бы на смех, а то и сразу на пики, а здесь ничего. Прокатило. Некоторые солдаты вообще удивлялись тому, что им еще и платить будут!       Йоко нашла печатный станок, на котором для меня отпечатали тысячу с лишним листов, которые и подписывали желающие вступить в армии.       Второй проблемой оказались жены. Среди тех лескатийцев, которые согласились вступить в мой полк, женатых было немного, но все же таковые нашлись. Я лично в этом никакой проблемы не видел — одну лишь пользу. Да и вообще как в походе обойтись без кампфрау? Но сами лескатийцы почему-то несли глупость, что женщинам в армии не место. Тем более если это мамоно.       — Ну и что? — спросил я.       — Как это что? Они же уже женаты на монстродевах! Толку от них?! Они Верховную предали!       Я тяжело вздохнул, потом подозвал к себе Фирру, кругами носившуюся рядом, и залез на пустую бочку, с которой удобно было выступать перед толпой в лагере беженцев.       — Так! Я говорю один раз, и повторять не собираюсь! Фирра, сидеть!       Кошка послушно уселась рядом с бочкой.       — Фирра, арбалет!       Кошка сорвалась с места, прошмыгнула сквозь толпу и быстро вернулась неся в лапах арбалет и связку болтов к нему.       — Видите? Правильная дрессировка и из мамоно сделает человека! Мужик остается мужиком! И неважно на ком он там женат! Он либо мужик — либо квашня малахольная, что под юбкой у бабы прячется! Ясно вам? Мне малахольные не нужны! Мне нужны солдаты! А настоящий ландскнехт всегда свою бабу к нужному делу пристроить может! За добром в лагере следить! Кашу варить! Шкуру раненную штопать! Раненных солдат врага обобрать и добить! Ясно вам?       Лескатийцы, их жены и просто любопытствующие слушали меня, разинув рот.       — И если кто-то, трахнув монстродеву, не её к делу пристроил, а сам у неё под юбкой оказался да за сиськи товарищей своих продал и клятвы порушил, то значит дерьмо это малохольное! Поймал, кого за рога или за перья, сделал что надо и тащи ее в роту, чтобы по хозяйству помогала! Ясно всем? И чтобы больше я этой чуши про мамоно не слышал!       Но одной лишь речью проблему было не решить. Среди лескатийцев был серьезный разлад на «чистых» и «грязных», на тех, кого лишь краем зацепила демоническая энергия и на тех, кто уже стал мамоно или инкубом. Ирония заключалась в том, что процесс был необратим и все «чистые» неминуемо станут «грязными».       Проблема заключалась в основном в женщинах, у них демонизация сопровождалась подчас радикальным изменением внешности и что еще хуже — кратковременным умопомешательством, когда только что мамонизированная женщина, будучи не в силах справиться с эмоциями и инстинктами мамоно, накидывалась на мужчину и насиловала его. Порой это приводило к сильным дракам или убийствам.       Рассказала мне все это одна юная суккуба, пришедшая записываться в полк.       — Сейчас все это уже в прошлом, все женщины в лагере стали мамоно, но память осталась.       — Ясно, летать умеешь?       — Да.       — Пойдешь в разведку. Держи контракт.       — А…       — Сама допиши внизу пункт, что имеешь право выбора мужа из пленных.       Да, незамужних монстродев я тоже принимал в полк. В полковом хозяйстве всё пригодится. А то, что несколько сотен лескатийцев тут же наотрез отказались вступить в полк, в котором им придется служить вместе с мамоно — меня только обрадовало. Из этих брезгливых идиотов все равно хороших ландскнехтов бы не вышло.

***

      Армию надо не только собрать, ее еще надо и вооружить. И вот тут я бы без Йоко не справился. Она не просто одолжила мне деньги, она сама закупила все необходимое хорошего качества и по сниженной цене. А всё — это телеги и тягловые лошади для обоза, солонина, сушеная рыба, сухари, зерно, шатры, ножи, топоры, кухонные котлы, ткань для солдатских плащей и кожа на ботинки, ну и оружие, конечно же. Правда, с ним возникли вопросы.       — У меня одно условие, твоя армия будет вооружена оружием из демонического серебра.       — Почему? — спросил я. — Какой в нём смысл?       — А зачем тебе лишние проблемы, Генрих? — ответила Йоко. — А поверь, стоит тебе выйти за границы Алмеции с такой оравой, как вами сразу же заинтересуются радикалы и лескатийские рыцари. Это раз. Почти все кого ты завербовал уже инкубы или скоро ими станут, а убивать напрямую инкубам тяжело, многие вообще не смогут это делать. А демоническое серебро не убивает. Это два. А вот и три.       По знаку Йоко к нам приблизилась веревочница в короткой юбке и в самом-самом верхе нижней рубашки, прикрывающим лишь грудь. Я уже видел ее среди служанок Йоко.       — Генрих ударь ее ножом в живот.       - …       — Не бойся, ты ее даже не ранишь.       Я достал нож и, примерившись, ударил так, чтобы постараться не задеть внутренние органы. Но нож вообще не встретил сопротивления, словно вошел в теплое масло, а когда я выдернул его, то кожа девушки просто сошлась обратно, словно вода.       — Видишь? Веревочницы почти слизи, от стали даже не почешутся. Да и чешую драконицы сталь не пробьет. А вот смотри…       Йоко взяла короткий кинжал, лезвие которого отливало сиреневым, и без замаха ударила в грудь служанке и та, коротко вскрикнув, упала на пол, закатив глаза и расплывшись блаженной улыбкой.       — Видишь? И пару часов точно не встанет.       — Хм… — я потер подбородок. — Таким мечом пленных брать одно удовольствие, а потом выкуп… пойдет!       Вербуя добровольцев, я попутно изучал то, как воюют в этом странном мире. Тут опять не обошлось без помощи Йоко, её стараниями для меня устроили экскурсию по арсеналу Арраса. Там я смог оценить доспехи и оружие, как монстров, так и орденцев, а также выслушать истории о тактике армий разных государств.       И почему-то тут пренебрежительно относились к огнестрельному оружию. Это меня удивило, а местных удивило мое удивление.       — Мамоно не стремятся убить противника, поэтому им огнестрельное оружие без надобности. Большинство стремится схватится с противником на близкой дистанции, чтобы использовать природные преимущества. Ламии обвивают жертву хвостом, арахны накидывают сети из клейкой паутины, суккубы полагаются на скорость, ловкость и природное обаяние, саламандры и ящерицы презирают любое оружие дальнего боя.       — Это ясно, а Орден?       — С одного выстрела мамоно не убить, редкий стрелок попадет из аркебузы в голову монстродевы, а второго сделать никто успеет, — ответили мне. — Да и доспехи пуля не пробьет.       Посмотрев на их аркебузы, я согласился, пуля из этого хлама даже плохенькую бригантину не пробьет. А потом вернулся в дом Йоко, взял свою аркебузу и одну из её помощниц, и пошел в квартал местных кузнецов-оружейников объяснять как должны выглядеть нормальные аркебузы и мушкеты.       — А зачем нужен фитильный замок, когда можно сделать кремневый? — спросила румяная, круглолицая карлица, макушка которой едва доставала мне до груди. — Он же лучше и…       — И сложнее, а попробуй взять сотню баранов и объяснить им как надо возиться с такой сложной штукой, как кремневый замок? Я как-то видел, как один граф вооружил солдат аркебузами с колесцовыми замками, так они сразу же растеряли ключи и поломали замки. Нет уж, все мушкеты делай с фитильными замками. И только пятьдесят аркебуз сделай с кремневыми замками.       — Такой заказ дорого вам обойдется, сударь! — весело воскликнула карлица.       — Мне придется позвать на помощь всех соседей!       — Это не важно, главное уложиться в сумму. А вот что касается пуль… — сделай треть из свинца.       — Такой пулей убить можно, — сразу посерьезнела карлица.       — Именно, — увидев, что она заколебалась, я добавил: — не бойся, не собираюсь я такими пулями по монстродевам стрелять. Это для тренировок по мишеням. Какой смысл для этого серебро переводить?       Карлицу я легко обманул, а вот Йоко я врать не рискнул.       — Предчувствие, — ответил я вечером.       — Врешь ведь, — прищурившись, проговорила енотка. — Тебе просто не нравится оружие, которое не убивает.       — Нет. Я просто опасаюсь столкнуться с противником, которому это ваше серебро не опасно.       — Демоническое серебро действует на всех.       — Да? А эти ваши паписты не научились от него защищаться?       — Орденцы.       — А я как сказал?       — Нет, это невозможно. От оружия из демонического серебра нет защиты.       — Ну-ну. Значит пусть просто полежат в мешках.       С порохом вышло проще, на местных мельницах я легко купил его в нужном количестве и отменного качества. Но вот на доспехи, даже самые дешевые денег уже не оставалось, щедрость Йоко имела свои пределы.

***

      Без офицеров мне было не обойтись. Не так уж и важно сотней больше или сотней меньше пехотинцев будет в полку, все равно потом старые передохнут или свалят, а вместо них придут новые, а вот без толковых офицеров будет тяжко. Никто еще не смог удержать в повиновении полк ландскнехтов без профоса, казначея, хуренвайбеля — то бишь начальника над проститутками, писаря, капитанов рот и пары толковых заместителей.       А у меня пока что был только один заместитель — Шарль дэ Мале, и казначей — Юна Сирава, одна из внучек Йоко. Ну и еще к нескольким я присматривался. Их мне посоветовали Шарль дэ Мале да Йоко, собиравшая информацию об активных и известных лескатийцах. И недолго думая я решил совместить приятное с необходимым, а именно не просто в конце концов пойти и напиться в трактире, а заодно собрать людей и поговорить с ними.       Впрочем, разговор как-то сразу пошел не в ту сторону…       — И тут река разлилась… и вот представьте себе, что тогда началось. Вода то быстро сошла, но сначала-то течением прямо к лагерю туши дохлых лошадей принесло! Вонища, это всё гниёт, мухи кругом, под ногами липкая грязь, порох весь вымок, а сушить его негде, потому как дожди вновь пошли. Орудия молчат, стены разбить нечем. А жрать то нечего — мы же уже все на мили вокруг разграбили, сожгли и сожрали! Из еды только подмокшие сухари, заплесневелые, и солонина в которой уже черви завелись. И пить нечего! В реке вода грязная, колодцы все в грязи. Половина новобранцев сразу понос подхватили, и дохнуть начали как мухи. А новый обоз с сухим порохом, хорошей жратвой и вином, да самое главное с нашим жалованием, всадники этого сранного барона перехватили!       Попивая вино и на ходу закидывая в рот ломтики копченного мяса, я во всех красках описывал трудности осады замка одного немецкого барона, который сильно поругался с нашим нанимателем, и не сразу заметил что у некоторых людей, сидевших за моим столом, лица позеленели и они не притрагиваются к еде.       — Да вы ешьте, я угощаю, — сказал я.       — Угу, спасибо, — сдавлено проговорил лескатиец, посмотрев на мясо, он вдруг зажал рот и выскочил из-за стола.       Я озадаченно почесал затылок.       — Надо же… не думал, что вы такие нежные, мне говорили, что вы бывалые солдаты.       — Так вы взяли замок? — спросил Шарль дэ Мале, он единственный не потерял аппетита и теперь с увеличением разрывал на части зажаренных куропаток и ел.       — Какой там, — я махнул рукой. — У этих-то козлов и колодец внутри замка был, и запасы еды на год вперед… Простояли мы еще с месяц там, половина войска слегла с кровавым поносом, жалование не заплатили, так что ушли мы грабить земли графа.       — Как графа? — удивленно спросила Шармаль дэ Кюрин, невысокая зеленоглазая девушка-ящерица. — Он же вас нанял?       — Ну а жалование-то не заплатил, вот мы и сожгли ему пару деревень, перед тем как уйти. У барона то все равно уже нечего грабить было.       — Хех, — Шарль усмехнулся, — веселые вы ребята были.       — Ну, это уже дело профессиональной чести было, — я развел руками. — Тут ведь как, раз — спустишь такое нанимателю — так вообще все платить перестанут.       Шармаль покачала головой, не соглашаясь со мной. Остальные лескатийцы тоже не понимали меня.       Я бы предпочел пить пиво, но лескатийцы его не любили, так что я позвал всех в недорогую таверну, хозяевами которой были высокая кареглазая сатирка и её муж, а над входом висело изображение местного языческого божка Бахуса. Заказав птицы, сыр, копченых окороков, колбас и вина побольше, я занял стол в углу и позвал человек двадцать, но пришло чуть больше половины.       — А у вас тут хорошо, как мне говорили, раз стал инкубом, то из любой лужи можешь пить — понос не подхватишь, — проговорил я. — И чего вы ерепенитесь, не пойму.       — Да? Значит вот так вот, да? Ради такой мелочи Верховную предать?! — чуть привстав, выкрикнул Жак.       Этот молодой дворянчик, еще не ставший инкубом, но уже прошедший половину пути, с самого начала мне не понравился. Я поначалу даже не хотел его звать, но Йоко мне посоветовала наоборот позвать его и устроить с ним спор. За столом он с самого начала не прикасался ни к еде, ни к вину.       — Так вы ведь уже все грешники и не видать вам садов райских. Так чего тогда стесняться? Самое худшее со всеми нами уже случилось, мне тоже на сковороде у чертей жариться.       Часть лескатийцев от такой постановки вопроса задумались, но этот дворянчик полез в драку.       — Мы не предавали Верховную богиню! И перед белой сукой колени не преклоняли! А вот ты…       — Что я? — резко спросил я. — Генрих фон Раушвильд всяким бабам не кланялся, а от веры в Господа Бога нашего я не отступил ни на шаг!       — В кого-кого ты веруешь?       Я осенил себя крестным знамением и произнес:       — Верую в Бога, Отца Всемогущего, Творца неба и земли. И в Иисуса Христа, Единственного Его Сына, Господа нашего, Который был зачат Святым Духом, рождён Девой Марией, страдал при Понтии Пилате, был распят, умер и погребён, сошёл в ад, в третий день воскрес из мёртвых, восшёл на небеса и восседает одесную Бога Отца Всемогущего. А вот вы выдумали себе какую-то женщину, назвали богиней и поклоняетесь, словно язычники какие, да еще и милостей от неё ждете! Неудивительно, что вы сидите тут, словно сброд крестьян, а на троне вашей страны сидят враги!       В таверне уже давно была полная тишина, хозяйка напряженно прислушивалась, несколько саламандр за другим столом подобрались.       — ….!!!       Дворянчик трясся в бешенстве, но не смог выдавить из себя ни слова, одни лишь звуки подобные больше звериной речи, нежели человеческой.       — Скажешь я не прав? Где Лескатия? А где вы? И где ваша армия, с которой вы собираетесь вернуть себе свою страну? Где ваши войска, где ваше оружие? И сколько лет вы тут сидите? Десять? Я за десять лет знаете, сколько дорог прошел, скольких людей убил, в скольких сражениях бывал? Вот и я не знаю, потому, как со счету сбился давно! А вы? Вы что сделали за эти годы?       Ну тут я конечно перегнул палку. Десять лет назад пала лишь столица Лескатии и город-замок Сальварион, а завоевание всей Лескатии длилось еще три года, поэтому не все здесь присутствующие сидели без дела все десять лет.       — А ведь правильно Генрих говорит, — небрежно бросил Шарль дэ Мале. — Пока я вдоль границ рейды устраивал, а Шармаль удерживала родной замок, ты уже тут сидел, доказывал всем какой ты храбрый воин.       — Будь вы дворянином, я бы вызвал вас на дуэль!       — А ты меня вызови, — предложил я. — Я дворянин.       В полной тишине все присутствующие посмотрели на Жака. Я же не спеша допил вино, встал из-за стола и потянулся, разминая мышцы.       — В Алмеции дуэли запрещены, — нервно бросил Жак.       — Как удобно…       — Вы намекаете на то, что я трус?!       — Да я вроде прямо об этом говорю, — я пожал плечами. — Кстати, можешь идти вон, такое дерьмо мне в полку не требуется.       После таких слов отступить Жак уже не мог. Хозяйка таверны попыталась было вмешаться, чтобы не допустить крови, но её слушать не стали. После слов о Верховной и «белой суке», почти все присутствующие монстродевы не просто приветствовали дуэль, но и активно болели за меня.       Мы вышли на задний двор, дворянчик вооружился шпагой, я достал из ножен кошкодер. И бой решился в пять ударов. Фехтовать дворянчик умел неплохо, да и шпага в его руках доброго слова стоила, от ударов мечом не сломалась, но я-то фехтовать не умел и поэтому дрался в своем стиле.       Захрипев от боли, Жак рухнул на колени, зажимая руками глубокую рану на животе.       — Так вы дрались на стальном оружии?! — в изумлении закричала одна из саламандр.       — А на каком еще? — удивился я. — Кстати, дамы, если кому нужно вот это… — я показал рукой на корчащегося от боли Жака, — забирайте его. Толку от него, конечно…       — Мы! Мы! Он наш!       Крича тонкими голосами, из-под ног собравшихся выскочила стайка гоблинок. Окружив не способного сопротивляться Жака, Двое подхватили его, третья собрала его вещи, а четвертая побежала оплачивать комнату.       — Трофей — победителю, — напомнил я, забирая шпагу себе.       В таверну за стол вернулось не все, несколько человек не то от испуга, не то от возмущения демонстративно ушли. С остальными я посидел, выпил, поговорил и понял, что толку из них не выйдет. Но зато я сам напился на славу, нашел хорошую шпагу, с которой ходить по городу удобней, чем с мечом, да еще и приключение вышло…       — Ты смотри, какие красивые парни сидят… ик!       Я обернулся. К столу подошли две чертовки, одна красная, а вторая синяя. И синяя не в смысле залившаяся по самые брови, а цвет кожи у неё такой был. Я в последний момент опомнился и не стал креститься. А ведь увидь я их пару недель назад - за меч бы схватился.       Одеты обе были лишь немного пристойней блудниц.       — А как насчет выпить вместе? А?       Синекожая улыбнулась и, покачивая бедрами, подошла ближе, а краснокожая наклонилась так, что грудь почти вываливалась из декольте.       — Вино пить не буду, — сразу возразил я. — Если есть что покрепче — прошу к столу.       — Ты что сдурел? — сразу испугался Шарль дэ Мале. — Это же они.       — И что?       Я отставил бокал с вином подальше от себя. Обе рогатые девицы уже вернулись назад с полным подносом крепких настоек. Шарль дэ Мале сразу отсел подальше, как и остальные лескатийцы. Проводив его печальным взглядом, обе чертовки посмотрели на меня, потом переглянулись и кивнули.       — Такого и на троих хватит.       — Ага, с кошкой как-нибудь уживемся, сестра.       И понеслось…       — За Повелительницу Демонов!       — Хозяйка неси еще бухла, ландскнехт гуляет!       — Пьём до дна!       — Всем выпивки за мой счет!       — Налейте наёмникам полные чаши —       Им завтра снова в поход.       Привыкший сражаться не жнёт и не пашет,       Иных хватает забот.       Он щедро сулил, этот вождь иноземный,       Купивший наши мечи.       Он клятвы давал нерушимее кремня,       Сильнее чем солнца лучи.       Сказал он, что под крики вороньи       Взовьётся стрел хоровод,       И город нам свалится прямо в ладони,       Как спелый вызревший плод.       Мы там по трактирам оглохнем от здравниц,       Устанем от грабежей,       И знатно утешим белогрудых красавиц,       Оставшихся без мужей.       — Пьём до дна!       — Хозяйка, еще!       — За Лескатию!       — За Алмецию!       — За королеву!       Стены таверны ощутимо раскачивались, есть уже не хотелось. Обе девушки оказались отличными собутыльницами, пили они на зависть многим, от пошлых шуток не краснели (ха, посмотрел бы я как краснееет краснокожая), а смеялись, да и песни пели во весь голос.       — Ну все…       — Пора…       Обе чертовки стали вставать из-за стола, глядя на меня странным взглядом.       — Э? Всё что ли? — возмутился я. — Еще гуляем! Пей до дна! Пей до дна!       Переглянувшись, обе чертовки вновь подняли кружки и воскликнули:       — Пьём до дна!       — Нет, я не могу пропускать такое веселье! Я с вами! — хозяйка таверны прибежала с охапкой бутылок вина и уселась рядом с нами. — Пьём до дна!       — Ссссс… сестра… я ккккааа… ик…       — Любимый… пойдем…. Ик… уже займемся делом…       — Все дела потом! — отрезал я. — Гуляем! За Алмецию!       — Пьём до дна!       — За прекрасную хозяйку этого замечательного трактира!       — Пьём до дна!       Икнув, краснокожая чертовка медленно сползла под стол.       — Эх… — я проводил её взглядом, а потом повернулся к синекожей, — ты хоть так рано не сдашься?       — Я не про-про-прогираю человеку! — синекожая стукнула кулаком по столу.— Пьём до дна!       Допив кружку, она икнула, растянулась на столе и громко захрапела. — Слабачки, — я махнул на них рукой. — Славная хозяйка, продолжим?       — Спрашиваешь, Генрих?! — кареглазая сатирка вскочила на стол и прокричала на всю таверну: — пьем до утра!!! Угощаю всех!!!

***

      — Господь Всемогущий и Всеблагой… помилуй… ох-хо…       Голова раскалывалась так, словно дюжина рослых швейцарцев били по ней алебардами, а в глазах Йоко не было ни капли сочувствия.       — Генрих, ну ты же шел переговоры вести с лескатийцами!       — Ну, так я и вел их… о Господи помилуй меня грешного… Фирра… водички… пожалуйста…       Фирра, сидевшая рядом и сверлившая меня злым взглядом, даже не пошевелилась.       — Ох и послали мне партнера ангелы… Генрих, ты вызвал одного из них на дуэль и отдал гоблинкам, потом споил двух они, перепугал всех лескатийцев и других посетителей трактира своими завываниями …       — Это я еще помню… но ведь потом же я вроде пошел сюда…       — Пойти-то ты пошел, но не сюда! Ты с хозяйкой трактира, моей старой подругой Анной, пошел в три часа ночи гулять по городу, распевая песни! Она при этом угощала всех недовольных выпивкой из своего трактира! Ты хоть представляешь, какие она убытки понесла?!       — А я причем… о Господи, как же голова болит… она же сама всех угощала…       — Ты её споил! А сатиры пьяные голову теряют!       — Ик…       — Но вот скажи, зачем вы втроем полезли в фонтан купаться? Ты еще орал при этом «За ландскнехтов!»       — Втроем? А кто третий-то был…       Вместо ответа Йоко ткнула пальцем в злую Фирру.       — Она пошла тебя искать, а вы вдвоем схватили её и с криком «Стыд и срам немытым кошкам!» затащили в воду!       — Ну… все равно надо было так сделать…       — Надо было? А драться со стражей вы зачем потом полезли?!       — Не помню, — честно признался я.       — А мне с утра уже пришлось объясняться перед капитаном городской стажи за то, что вы споили два патруля! Там же саламандры были! Непьющие!!!       — Ну… теперь видимо пьющие… ну сюда же я как-то вернулся…       — Вернулся? Тебя принесли под утро!       Господи, как же голова раскалывается, а ещё и енотка эта орет…       — И тебе даже не стыдно…       — Город подпалили?       — Нет.       — Значит, ничего страшного не случилось…       Я кое-как встал, обвел комнату мутным взглядом, увидел какую-то вазу на окне, схватил её двумя руками и без промедления исповедовался ей.       Клянусь Господом Богом нашим, от вопля Йоко задрожали стекла.

***

      Утро выдалось холодным. Дул промозглый ветер, с серого неба сыпал мелкий дождь. Я закутался в теплый плащ и надел купленную вчера шляпу с широкими полями и пером, вместо старого берета, Франциск недовольно всхрапывал, скучая по теплой конюшне, к которой уже успел привыкнуть. Йоко, все еще злящаяся на меня за пьянку пару дней назад, ехала на белой кобыле в теплой меховой накидке с капюшоном.       Сегодня я устроил смотр, чтобы показать Йоко на что ушло её золото. Весь мой полк построился на поле рядом с лагерем лескатийских беженцев, и клянусь Господом Богом, далеко не каждый полковник в армии Валленштейна приводил такой полк на смотр. Посудите сами. Тысяча храбрецов, готовых хоть сейчас в бой, у половины даже есть сапоги! Не меньше чем у двух сотен сохранились кирасы и шлемы, на всю тысячу набралось бы не меньше трех десятков мечей, с полсотни топоров, да столько же копий с алебардами!       Всё это разномастное воинство стояло, словно швейцарские наемники перед Папой Римским — ровными рядами, разбившись поротно и по стойке смирно. Даже испанцы так никогда не стояли на смотре, не говоря уже про нашего брата ландскнехта. Записавшиеся в нестроевые — жены, дочери и обозники — стояли толпой позади рядов солдат.       Настоящие солдаты. В растоптанных сапогах, в сношенных ботинках, в латаной-перелатанной одежде, с обвисшими под дождем усами и неровно обкорнанными бородами, без оружия, но солдаты.       — Славное воинство… Друэлла бы от зависти свой хвост съела бы… — проворчала Йоко.       — Славное воинство. Я с ними и в геенну огненную пошел бы с дияволом воевать, — без тени улыбки сказал я.       — Серьезно?       — Более чем. Вот увидишь, с первого же похода они вернутся совсем другими.       — Хм…       — Мне бы только офицеров толковых, одного Шарля дэ Мале мало…       — Неужели ты не смог найти среди лескатийцев ни одного офицера?       — Офицерья там полно, один другого гаже, почти все с купленными патентами. Рассчитывали на спокойную жизнь на казенном жаловании, да как порохом запахало — сдристнули, теряя сапоги. Толковых сержантов, способных выполнять приказы — тоже полно. А вот офицеров, хороших офицеров, которые смогут командовать наёмниками — нет.       Йоко промолчала, а я, подъехал поближе и, привстав в стременах, громко крикнул:       — Орлы! Когда Друэлла вас увидит, так сразу со страха свои трусы съест!       Поглядывая друг на друга и на себя, «орлы» заулыбались.       — Многие из вас думают, что я собираюсь идти отвоевывать Лескатию, так вот — ничего подобного! — я выждал паузу, дождался недоуменных возгласов и продолжил.       — Отныне вы не солдаты, вы наёмники! Вы сражаетесь не за страну, короля или веру, вы сражаетесь за золото и серебро! Вы продаете себя и свое оружие тому, кто заплатит! Ясно вам?! Но вот что еще я вам скажу! Вы сидите тут не один год! У многих уже дети появились! Многие сдались и ушли, стали жить как крестьяне или горожане! Кто-то вернулся в Лескатию и сдался! И сейчас вы ничего сделать не сможете, и вы это знаете! Вы не сможете отвоевать Лескатию обратно! А я этого делать и не собираюсь.       Опять сделав паузу, чтобы перевести дыхание, я продолжил:       — Но среди вас прямо сейчас есть те, кто в моем войске вспомнит, с какой стороны берутся за меч! Среди вас есть тот, кто заработает много золота, прославится, соберет единомышленников и просто смелых воинов, чтобы потом собрать армию и вернуться в Лескатию! И его путь, его триумфальное возвращение на родину начинается тут! На этом поле! Ясно вам?! Вы меня спросите, Генрих фон Раушвильд, кто этот герой?! А я вам отвечу — не знаю! Любой из вас может им стать! Любой! Или же вы все вместе! Понятно вам? Мы выступаем завтра!       — Хорошая речь, — одобрила Йоко. — Но ты уверен, что пора выступать?       — Да. Солдатам вредно безделье, а они бездельничали слишком долго. Разобьем лагерь у подножья Туманного перевала и начнем муштру. Там и закончим формирование полка.       — Как скажешь, Генрих.       Нас следующий день многие удивленно провожали взглядом колонну разномастных оборванцев, марширующих по тракту не хуже королевских солдат Алмеции. Вслед за ними ехали телеги с разным добром и монстродевами.       — Песню запе-вай!       — Под железный топот ног,       Не останется дорог,       Под забралом перегар,       А в ладонях скимитар.       Хей! Дорогу панцирной пехоте!       Наши глотки жжёт кагор,       В нашей сущности террор,       На клинках несём закон,       Наша жизнь Армагеддон!       Хей! Дорогу панцирной пехоте!