Тёмные времена

Раньше Гарри думал, что голос его тётки Петунии, эти резкие истеричные звуки, напоминающие лязг старых чугунных сковородок, — самый мерзкий из воспроизводимых голосовыми связками звуков. После он слышал, конечно, и пение сирен, и вой полтергейстов, и крик мандрагоры, и даже писк этих мелких уродливых пикси-фей, однако ничто из этого не могло сравниться с режущими — нет, колящими — нотками в голосе Петунии. Гарри был уверен в этом, пока ранним декабрьским утром не ступил с надеждой в кабинет ЗоТИ. Всего шаг — и сердце упало в пятки. Надежда обеими руками ухватилась за дверной проём и ни в какую не хотела разжать окаменевшие пальцы. «Ну уж нет! — подумала надежда. — Оставьте меня на пороге, всякий, кто решит войти сюда!» Предательница. Гарри обвёл взглядом кабинет. Надежда за его спиной икнула от страха, и Гарри презрительно поморщился, не пытаясь тащить её дальше. Гарри Поттер он или рыжий трусливый недоумок?! И стоило Поттеру пройти по пушистому розовому ковру, устелившему ветхий кирпичный пол, как в лицо ему пахнуло сладкими цветочными духами, перед глазами мелькнуло воздушное розовое облако, и уши затопило липким медово-паточным: «Мистер Поттер». Крохотные паучки с мохнатыми лапками пробежали от его шеи к напряжённым икрам. Гарри с трудом сдержал тошноту и дрожь презрения. Он поднял глаза на ароматный маффин перед собой, скривил губы в лучших традициях Бартемиуса Крауча-младшего и выдавил едва ли менее слащаво: «Госпожа Амбридж». Женщина, словно зеркало, отразила его натянутую улыбку. — Как поживают ваши мама и папа? — Уверен, земля под ними мягче вашего малинового пуфика. Амбридж умолкла, с недоверием глядя на мальчишку Поттеров перед собой. По всей видимости, она ожидала куда более бурной реакции на нелепое в своей глупости замечание, хотя и безусловно очень ядовитое. Долорес склонила голову. Теперь она смотрела на Поттера не так высокомерно. Нечто сродни уважения мелькнуло в её взгляде, но она тут же отвернулась, указывая мальчику на доску. — Вымойте и подготовьте к уроку. Седьмая тема учебника. Книги на моём столе, раздайте по одной на парту. — Конечно, госпожа Амбридж. Понимая, что с этих пор они находятся под пристальным вниманием Министерства Магии, студенты с тревогой наблюдают за язвительными перепалками Долорес Амбридж и Гарри Поттера во время первого занятия. Они опасливо косятся на довольно улыбающегося Героя, сжимают свои перья и стараются писать быстрее и тише, чтобы не попасть под раздачу. И пока не ясно, чья расправа будет жёстче, Поттера или профессора Амбридж. Только Гермиона и Малфой, сидя за соседней от Поттера парте, рука об руку, чувствуют себя уверенно и спокойно. Они то и дело обмениваются короткими фразами, указывают друг другу на строчки в учебнике и, кажется, даже умудряются вести спор. Блейз подле Гарри тоже вполне собран. Недоумённые взгляды жгут их спины. Эта четвёрка, блять, бессмертная, что ли? Гарри ухмыляется. — Вы ошиблись, профессор, — замечает он. — Империус может сбросить и сам околдованный. Ах да, этот пройдоха Крауч столько раз хвастал перед Поттером своими умениями! Какой ребёнок после подобного не станет говорить об этом при любом подходящем случае? — Хотите проверить на себе, мистер Поттер? — Желаете подчинить меня, профессор Амбридж? — В рамках урока. — О. Показательная казнь. Ну давайте, развлечём народ. Невилл и Пэнси за его спиной бледнеют. Они и до этого не могли взять в толк: что творит сумасшедший змей на сей раз? Однако новая игра им совершенно не нравится. Пэнси подаётся вперёд, хватает Поттера за плечо и беспомощно стонет: «Гарри». — Это запрещённое заклинание, вы не можете использовать его! — испуганно кричит Дин Томас. — Да ладно вам! — восклицает Рон. — Он же Избранный! Вряд ли что-то действительно сломит его, аваднутого на всю голову. Гарри хмыкает. — Впервые согласен с тобой, приятель, — говорит он весело, подмигнув вспыхнувшему Рону. — Уверен, мы можем использовать это заклинание в учебных целях. Нам не помешает немного практики, верно? И Гарри, сбросив с плеча ослабевшую руку бледной, словно привидение, Паркинсон, выходит вперёд. Он останавливается перед учительским столом и глядит на Долорес Амбридж. Она насмешливо улыбается. Её кисть, стиснувшая волшебную палочку, дрожит, то ли от нетерпения, то ли от страха. Гарри кивает ей и поворачивается лицом к аудитории. Дети замирают. Гарри видит ужас в их распахнутых глазах, и ему это нравится. Он видит смиренное доверие в глазах Драко, Блейза и Гермионы, и ему это нравится. Он видит напряжение в глазах Рона, и это вгоняет Гарри в смятение. Волнуешься, Уизли? Гарри смеётся. Профессор Амбридж позади него поднимает руку, и из её рта, будто карамель, льётся: «Империо». Лёгкость. Гарри чувствует лёгкость и радость. Мягкое счастье. Призраки прошлого стремительно падают в пол, вязнут в камне, как преступники в сырой темнице. Кто это? Огонь. Чьи-то огненные волосы. Белая кожа. Шёлк, что струится по рукам и затягивает узел на шее. Изумруды. Они падают на ладони. Острые и горячие, словно поцелуи. Гарри жмурится от удовольствия. — Подойди. Он слышит отчётливо. Только одно слово — ничего больше. Нет звуков. Тепло разрастается в груди. Жжёт пальцы, и губы, и непослушные колени. Гарри тянет рот, обнажая клыки. Ловит чужое дыхание, беспокойное, тяжёлое. И шепчет наконец: «Нет». — Подойди, — вновь велит Амбридж. — Я не хочу. Гарри открывает глаза и смотрит. К ужасу учеников примешалось восхищение. Его друзья самодовольно ухмыляются. Гарри оборачивается к Долорес Амбридж. Та всё ещё ждёт. Она не верит. — Кажется, нам лучше вернуться к теории, профессор, — подначивает Гарри, садясь на своё место. Профессор Амбридж следит за ним до конца занятия. Вскоре об этом говорит вся школа. Школьная газета разлетается по рукам, и из каждого угла только и слышится её торжественный вопль: «Золотой Мальчик победил Империус!» и «Второкурсник поставил на место шпионку из Министерства!» Гарри Поттер вновь оказывается в центре внимания. И будет ложью сказать, что ему это претит. Он с наслаждением принимает восторженные комплименты, хотя молчаливое очарование друзей ему куда приятнее. — Как ты это сделал? Гарри сидит за гриффиндорским столом во время обеда. Дин и Блейз — напротив него. Рядом пусто. Они ещё ждут Гермиону, Драко и Невилла, когда к Гарри подходит рыжая девочка. Её яркие карие глаза глядят на него с детским обожанием. Она лохматая и, кажется, прямо с улицы, раскрасневшаяся. От неё пахнет хвоей и липовым чаем. — Хм? Гарри поворачивается к девочке. Он видит пламя на девичьей макушке, поношенную мантию и грязные ботинки. Да ну, — думает он. — Как ты сбросил Империус? — Ты думаешь, есть какая-то тайна или вроде того? — проворчал Дин вместо Гарри. Он оглядывается в поисках Симуса. — Я просто сделал это, — подтвердил Гарри. — Нужно обладать достаточной силой и волей, чтобы бороться с подчиняющим, — сказал Блейз. — Насколько мне известно, лишь единицы магов способны были сбросить с себя Империус за всю историю. Хотя Гарри, мне показалось, не сбрасывал с себя заклинание. — О чём ты? — удивился Дин. — Я думаю, оно его даже не взяло. — Профессор промазала? — спросила девочка. — Невозможно. Вероятнее всего, Гарри Поттер вовсе не поддаётся непростительным. — Что ты такое говоришь? — прошипел Гарри. — Сам посуди. Тебе был год, когда Авада буквально отскочила от тебя. Ты ведь не оборонялся, посмею предположить. Теперь тебе тринадцать, и Империус не может подчинить твою волю. Совпадение ли? — Хочешь испытать Круцио, Гарри? — предложил Дин шутя. Гарри злобно обернулся на девчонку, игнорируя друзей. Нельзя обсуждать такое открыто, чёрт возьми. К тому же, при очевидной Уизли. — Кто ты? Грёбаная гриффиндорка. — О, извини. Я Джинни. — И она протянула свою крохотную ладошку. — Я не вожу знакомств с Уизли, малышка. Уходи. — Ты ведь даже не знаешь меня! — Ах, правда?! — Гарри ухмыльнулся, так едко и злостно, что Джинни перед ним вздрогнула. — Ты — маленькая, горячо желанная дочка маггловских фанатиков Уизли, всеми лелеемая и оберегаемая, но такая же пустоголовая, наивная и слабая. Разве я не прав, малышка Джинни? — Придурок! Ты чёртов придурок, Гарри Поттер! Мерзкий тип! — Она оттолкнула его ладонь, которой он потрепал по её лохматой макушке. Разочаровано поджала пухлые губы и ненавистным взглядом окинула таращащихся на них гриффиндорцев. — Клянусь, ты пожалеешь о своих словах. Я заставлю тебя подавиться собственной желчью. Джинни отыграла побег как превосходное тактическое отступление. Гарри видел слёзы в её ярких глазах. Он не сочувствовал, когда опускался обратно за стол. Парни молчали. Вечером Гарри Поттер впервые пил чай не в мрачном подземелье, где расположены были комнаты профессора Снейпа, а в светлом кабинете Долорес Амбридж, заполненном мраморными скульптурами, фикусами в глиняных горшочках и плюшевыми мишками с белым мехом и чёрными атласными бантами. Нынешнее Рождество Гарри справлял в Хогвартсе. По правде говоря, ему поступило приглашение и в Малфой-мэнор, и в Риддл-холл, и в поместье Забини, однако все они были отвергнуты, а друзья убеждены в отсутствии необходимости жертвовать семейным праздником и теплом ради него, Гарри Поттера. В Риддл-холл Немезида доставила послание следующего содержания: «Искренне желаю быть с вами в эти дни, мой Лорд, но обязательства вынуждают меня задержаться в замке. Мои извинения очаровательной Нагини.

— М. М».

И вернулась с рождественской открыткой, на которой можно было прочесть кривую, выведенную чуть нервным почерком Марволо строчку: «В любое время, мой друг.

— М».

Гарри долго смотрел на плотную бумагу в своих руках с маггловским рисунком. Дом, укрытый снежным одеялом, живая ель, украшенная праздничными шарами и огнями, фигуры из льда-хрусталя. Гарри мечтал об этом. О празднике, уюте и семье. Он мечтал о каминном пламени, пушистом пледе и горячем чае с мёдом и имбирём. Падающих снежинках. Их лучиках, сверкающих в свете луны и тающих на ладони. Искрах бенгальских огней и фейерверков. Вкуснейшем яблочном пироге со сливками. Мордред! Нет-нет, постойте. Гарри ведь мечтал совсем о другом. Он мечтал о мести. О криках, мольбе о пощаде, хрусте костей. Стекающей по рукам и туфлям багряной крови. О плаче и стоне. Ранах, порезах, смертельных лучах. Жестокой битве. Беспощадной расправе. Он мечтал об убийстве. Хотя паточные пироги Коры куда слаще вражеских слёз… За рождественским столом — Гарри Поттер, Симус с Томасом, дети Уизли, Сьюзи и ещё тройка воронов. Ни единого зелёного галстука, но добрая половина ребят — змеи. Какая ирония! Гарри привычно тянет губы в улыбке. Стол большой и круглый, и каждый может видеть остальных. Гарри не отрывает глаз от Рона Уизли. Рон сидит практически один. Слева от него — директор Дамблдор, справа, на значительном расстоянии, — Сьюзен. Близнецы и Джинни сидят вместе, возле профессора Макгонагалл, и с ними — белокурая первокурсница с Рейвенкло. Очевидно, они хорошие подруги, эта кроха с огромными серьгами-редисками и Джинни Уизли. Гарри видел несколько раз, как они вдвоём седлали парящие лестницы замка. Гарри поворачивается к Снейпу и указывает на белого ворона слабым кивком головы. Снейп усмехается. — Луна Лавгуд, чистокровная ведьма. По слухам, сумасшедшая. — Не слышал о её родителях. — Ксенофилиус Лавгуд — издатель «Придиры», пару лет как вдовец. Мало освещает политику и никак не высказывается о кровавых рейдах. — Мне надоело, что волшебники продолжают делать вид, будто происходящее им безразлично. — Могу их понять. Мир любит победителей. — Но не тру́сов. — Если бы война не касалась вас напрямую, вы бы тоже были более осмотрительным. Это разумная осторожность. Не вините других в своём отчаянии, мистер Поттер. Гарри серьёзно об этом размышляет. Стал бы он рваться в самое пекло, — скорее, пепелище, — если бы не существовало внутри него отравляющей жажды мести магическому миру? Если бы он не хотел собственными руками наказать тех, кто позволил ему мучиться под гнётом бездушных магглов? Гарри не может представить, что могло бы остановить его, позволить ему забыть. Как он оказался здесь? Просто в одну летнюю ночь к нему явился Тёмный Лорд и сказал: «Давай свалим отсюда, приятель». И он пошёл за ним. В противном случае Гарри сидел бы сейчас на противоположной стороне стола, возле Рона Уизли и Дамблдора, уминал за обе щёки ириски и представлял бы из себя настоящее посмешище, безвольную марионетку в руках директора Хогвартса и Министерства Магии. Гарри жмурится. Лайза и Терри увлечены имбирным печеньем. Гарри слышит, как вороны обсуждают предстоящий финал Кубка по квиддичу и планируют свои летние каникулы, чтобы непременно попасть на игру в середине августа. Гарри позволяет себе немного расслабиться. Он намерен использовать своё желание, выигранное у Тони, чтобы оказаться на первых рядах стадионных трибун. Ему не терпится увидеть профессионалов в полёте. Снейп подкладывает Гарри в тарелку индейку и брокколи. Так естественно и невозмутимо, что никто не обращает внимания. Гарри благодарно кивает и улыбается, мягко, по-настоящему. Дин по другую сторону от Гарри без умолку рассказывает Финнигану сюжет какого-то фильма, который они смотрели с Гермионой в библиотеке за пару дней до каникул. (Они часто смотрят маггловские фильмы вместе.) Гарри слышит слова «анта», «фарси» и «банка тушёнки». Ему не нравится этот фильм. Гарри хватает трупов в его жизни. Военные фильмы нужно смотреть, когда всё хорошо, чтобы знать, какой цены «хорошо». Вскоре на столе появляются десерты. Рождественское полено, штоллен и тыквенный кекс с орехами, клюквой и апельсинами. — Чаю? — тихо спрашивает Северус. — Да, спасибо. — Что думаете? — Скука смертная. — Чего не хватает? Карт и шампанского? Гарри посмеивается. Он видит тонкую улыбку на лице Северуса. — Вы не дали ей шанс, — замечает вдруг Снейп, и Гарри качает головой. — Теперь мне жаль. Я был предвзят. — Вам давно стоило завербовать близнецов, и с девочкой не возникло бы проблем. — Твоя правда. Но Фред и Джордж сохраняют нейтралитет всё это время. Есть вероятность, что их пренебрежение младшим братом только шалость. — Вряд ли. Вам известно, как часто директор принимает у себя студентов? — Я знаю. Пивз говорил мне, что Рон бывает в кабинете директора чуть ли не трижды в день. И? — Близнецов вызывают в случаях крупных розыгрышей и беспорядков, а девочку приглашали раз девять за этот месяц, и она ни разу не явилась. Вечер проходит спокойно и приятно. После ужина Северус предлагает Гарри заглянуть к нему в подземелье и выпить по бокальчику вина за дружеской беседой, и Гарри с удовольствием соглашается. Он чувствует презрительные взгляды Рона и директора. Похоже, Альбус Дамблдор всё тяжелее ощущает свою беспомощность, не в силах контролировать ни Золотого Мальчика, ни Северуса Снейпа. Гарри жмурится от удовольствия и обещает себе презентовать в эти каникулы новый костюм перед своими врагами. Северус разжигает камин и перемещает кресла ближе к огню. Пламя пляшет на чёрном зеркале винной бутылки и в кроваво-алый окрашивает рубиновое вино. Маги скидывают мантии, ослабляют тугие воротники рубах. Северус собирает волосы в слабый хвост, закатывает рукава и разливает вино в стеклянные кубки. Устало опускается в кресло, вытянув ноги и прикрыв глаза. Гасит свет. Гарри скидывает туфли и забирается в кресло с ногами. Глядит на огонь. — Тёмный Лорд не ждёт тебя сегодня? — Нет. Вы — моя приоритетная задача, мистер Поттер. — Прекрати выкать, когда мы одни. И почему не Дамблдор? Мне казалось, ты здесь как шпион. — Наедине мне, помнится, следует обращаться к вам — господин Морриган. — Ты знаешь, что тебе не нужно это делать, Север! Мы обсуждали! — Извини, Гарри, я просто не успел переключиться. Лучше я ошибусь при тебе, чем при директоре. И к тому же, у стен есть уши. — Не на нашей территории. Так что? — Старик больше не представляется опасным Тёмному Лорду. Не когда у нас маггловский парламент. Сейчас Дамблдор — только твоя цель. Всё ещё собираешься отомстить ему? Вино сладкое и терпкое, и жар камина румянит мальчишечье лицо. — Мне стоит заслужить чуть больше его доверия, чтобы реальность оказалась для него непосильной ношей. — Уверен, что после этого будешь посильной ношей для самого себя? — Хватит. — Что? — Стыдить меня за это. Я признаю: волшебники умны, раз дожидаются решающего боя для принятия стороны. Но и… моей вины нет в том, что со мной случилось. — Я пытаюсь помочь тебе сохранить твоё сердце. Я беспокоюсь о тебе, Гарри. — Нет у меня сердца. Червивое яблоко. Всё сгнило. У меня в груди — кладбище, поросшее мхом и плющом. Гарри глотает вино, будто воду. Горло жжёт. — Ты сам копаешь новые могилы. — Ты не знаешь, что мне пришлось пережить из-за него! — Ты ошибаешься, Гарри. Я знаю. — Что ты можешь знать? — прошипел Гарри. — Был восьмидесятый год, когда нам стало известно о пророчестве, — ответил Северус спокойно. Гарри в недоумении нахмурился, поджимая губы. — Тёмный Лорд тогда вёл активную политику против магглов и магглорождённых. Шла война. Только представь. Мы сражаемся с волшебниками. Кому-то приходится убивать друзей или родных ради долга, ради магической клятвы. И тут мы узнаём, что вскоре должен родиться тот, кто сможет одолеть Тёмного Лорда. Родиться на исходе седьмого месяца. Теми, кто трижды бросал ему вызов… Это были твои родители… — Зачем ты говоришь мне это?! — Кто-то должен. — Не ты! — Стеклянный кубок летит в огонь. — И не так! Не в это время! — Стекло лопается от жара, и осколки разлетаются внутри камина, сдерживаемые заклинанием. Внутри Гарри Поттера — тоже разлетаются осколки. — Поздно! Уже слишком поздно! Северус ждёт. Он и сам на взводе. Он смачивает пересохшие от волнения губы вином. Глядит на мечущегося по комнате Поттера. Позволяет ему пережить это горе в молчании, хотя несколько раз и порывается подняться и спрятать стонущего от ран ребёнка в объятиях. Когда краска сходит с лица Поттера и он, заламывая пальцы, вновь садится в кресло, Северус продолжает, жалея о каждом слове, стрелой пронзающей обоих слизеринцев. — Они тоже знали о пророчестве. Я рассказал им. — Разве вы не были на разных сторонах? — спрашивает Гарри осипшим голосом. — Да. Кое-что вынудило меня сообщить им… Ей… Твоей матери. Я сказал ей. Я просил её бежать. Просил Джеймса спрятать её. Вас. Я умолял. — Северус дрожит и судорожно хватает воздух. Он тяжело дышит. — Я умолял Тёмного Лорда пощадить её. Он был не в себе. Ты должен знать, — убеждает Северус, — что он был не в себе, он не мог управлять собой. И тогда… — Снейп роняет голову на спинку кресла. Он смотрит на тёмный потолок, будто сотканный из крошечных мух. Он не хочет видеть взгляд Гарри. Он всё равно ощущает его на себе. — Тогда мне пришлось умолять Дамблдора. Чтобы он защитил Лили. Вас. Вас обоих, конечно. Я умолял его сделать это. Северус осушает бокал парой глотков. — Они наложили чары на дом, и кто-то, их близкий друг, стал хранителем ключа. — Кто это был? Гарри бледнеет. Он жмёт колени к груди. И смотрит на Севера так по-детски ранимо, жалобно. Мухи под потолком такие беспомощные. Должно быть, тень, покрывающая их, — крепкая паутина. У Северуса сил едва хватает произнести: — Сириус Блэк. Сириус Блэк. — Где он? — Заключён в Азкабан. — Он предал их? Слёзы горячие, как вино. — Мне жаль, — говорит Северус мухам. — И Тёмный Лорд убил моих родителей. — Ты знал это. Конечно, он знал. — Когда я появился там, в ту ночь, они были мертвы. Глаза твоей матери, яркие зелёные глаза, погасли до моего прихода. Глубокие морщинки очертили её распахнутые глаза. Я сжимал уже холодные, побелевшие руки. — Ты правда помнишь это так чётко? После стольких лет? — Всегда.