Тёмные времена

Чёртова дюжина комет пронеслась в ту ночь мимо Земли. Маленький Гарри, беспечный и немного заспанный, открыл глаза в своей кроватке, завертел головкой, призывно вскрикнул. Немного подождал, прислушиваясь: мама не спешила на его голос. Он позвал снова, но никто так и не откликнулся. Детский плач разорвал ночную тишину Годриковой Лощины. — Зачем же так вопить, ребёнок? — недовольно проворчал кто-то из тёмного угла. Гарри всхлипнул, замолк и уставился огромными зелёными глазами в ту сторону. Тьму комнаты прорезал лишь тусклый свет из окна и немного — из коридора, но этого было недостаточно, чтобы малыш увидел говорившего. Тем более, если учесть, что Гарри лежал (надо признать, это было к лучшему: так он не мог видеть и других людей в комнате). — Ты выглядишь глупо, пытаясь заглянуть в лицо собственной смерти, ребёнок. — Никто никогда не говорил с мальчиком настолько по-взрослому, и ему трудно было понять любителя светских бесед. Тому́ стоило обращаться в подобном тоне как минимум к Министру, а не к дитю. Наконец-то, некто вышел из своего укрытия, подошёл ближе и остановился перед раскрытой дверью. Полоска жёлтого света помогла Гарри разглядеть странного человека, высокого и непривлекательного, в широком чёрном балахоне. Человек также внимательно смотрел на Гарри. Он сжимал длинную палочку в своих тонких пальцах, которые, как и вся его кожа, были почти белыми под лучами искусственного света. Глаза мужчины полыхнули алым, когда Гарри поднял взгляд на его лицо, и эта внезапная вспышка напугала мальчика, он пискнул и заплакал. — Ну-ну, что же с тобой такое, — раздосадованно проговорил незваный гость и подошёл к кроватке. Опустился перед ней на колени и уставился на ревущего ребёнка. Лоб мальчика теперь рассекал крохотный шрам, точно копировавший движение палочки при Аваде… Надо же. Проклятье задело Гарри, угодив в сердце его матери? Это было необычно. Странно. Так пленительно таинственно. Мужчина растерянно смотрел на мокрое лицо Поттера и распахнутые зелёные глаза. Магия пульсировала в его теле, в кончиках его пальцев, рвалась отчего-то к слабым потокам поттеровской магии. Может ли он причинить боль этому чудесному испуганному созданию? Человек вздохнул, наклонился вперёд и тихо проговорил: — Хей, звёздочка моя? Ты ведь хочешь спать? Мистер Тёмный Лорд споёт для тебя песенку. — Слёзы продолжали катиться по пухлым детским щёчкам. Он принял это за согласие и пропел одними губами, сухими и тонкими: — Мерцай, мерцай, маленькая звезда… — Назвавшийся Тёмным Лордом протянул руку сквозь деревянные прутья кроватки и стёр влажные дорожки, проложил путь выше и коснулся молнии. Та отозвалась знакомым импульсом собственной магии, тянувшейся обратно к владельцу. Малыш поймал его ладонь. Волдеморт был очарован и удивлён. — Интересно, кто же ты… — Он пел едва слышно, так, как запомнил из собственного детства, но он знал, что Гарри слышит и завороженно слушает его. — Мерцай над миром, словно алмаз в небе. — Мальчик закрыл глазки, крепко сжимая холодные пальцы в своей руке. — Мерцай, мерцай, маленькая звезда, ведь я так жажду знать тебя. Гарри спал. Тёмный Лорд сидел возле него в нерешительности: если он попробует освободиться из хватки ребёнка, тот снова проснётся? Оставаться здесь он тоже не мог, потому что, раз уж запланированная смерть мальчика отменяется (есть сила, против которой слабеет даже великий и могущественный Тёмный Лорд, и малютка Гарри Поттер, заполучивший, по видимому, редкий дар Жизни, — одна из этих сил), то необходимо подумать над тем, как начать действовать иначе. И где узнать побольше о том, что здесь произошло. Раздавшийся шум снизу враз решил эту нелепую дилемму — кто-то тяжело поднимался по лестнице, и Лорд вскочил, нежно коснулся вьющихся волос Гарри и поспешно аппарировал. За ним — ещё один маг, так и не открывшийся перед младенцем. Через секунду в комнату ввалился болезненно-бледный Северус Снейп, упал на пол, прижал к груди мёртвое тело Лили Поттер и отчаянно застонал. Гарри Снейпа не видел: ему снились звёзды и чьи-то сильные, обнимающие его руки. История одиннадцатилетнего Гарри Поттера, Мальчика-Который-Выжил, победителя Тёмного Лорда (с той заветной ночи Волдеморт затаился, собрав подле себя лишь самых преданных, и упорно над чем-то работал), начинается в маггловском домишке на Тисовой улице, в тихом городке Литтл Уингинг, расположенном недалеко от Лондона. Конечно, история его жизни началась намного раньше, а весть о том, что младенец развеял по ветру прах Того-Чьё-Имя-Нельзя-Называть, заполонила Магический Мир несколько лет назад и всё ещё не утихала. Но Гарри Поттер, знаменитый мальчик, долгие эти годы жил здесь, в мире магглов, ни сном ни духом не ведая о собственной популярности. Ровный ряд одинаковых с виду, ухоженных и совершенно немагических домов кажется вполне приличным, если не знать, что кипит внутри каждого из них. Дом номер четыре принадлежал семье Дурслей, близким родственникам Гарри Поттера, нормальным людям, презирающим всё необычное, не вписывающееся в созданный ими идеальный мир. Если бы не Гарри, Дурсли действительно бы жили, как те самые претенциозные семьи из популярных телевизионных американских сериалов, в которых жена в неизменном розовом передничке накрывает с утра трещащий от блюд стол, а муж, схватив лишь один-единственный блинчик с тарелки, масляными губами чмокает её в щёку и, прихватив чёрный кожаный кейс, отправляется на работу. Глава семейства, Вернон Дурсли, дядя волшебного ребёнка, и его жена, Петуния Дурсли, родная сестра матери Гарри, Лили Поттер (в девичестве, как и Петуния, Эванс), были представителями стереотипных мышлений и узких взглядов. Они ненавидели магию, а также своего племянника, рождённого со способностями к ней. Вынужденные принять осиротевшего Гарри, супруги Дурсли провернули это приобретение в пользу для себя и с малых лет заставили мальчика работать по дому: готовить, отмывать полы от липких медовых следов проделок Дадли, единственного и горячо любимого сына Вернона и Петунии, ухаживать за живой изгородью и газоном перед домом. Оплатой за труд был спокойный вечер в чулане под лестницей, где жил Гарри, чёрствая булка и стакан холодного молока. При непослушании, лени или, что страшнее всего, ненормальности его лишали еды, свежего воздуха и солнечных лучей, награждая ударами, пинками и ядовитыми словами, не забывая поминать и погибших родителей, и непохожесть Поттера на других детей, и ненужность мальчика этому миру. Гарри сносил обиды молча. Он не плакал, не скулил и не просил о пощаде, зато стискивал зубы, прикусывая внутреннюю тонкую влажную кожу щеки, и терпел. В такие моменты перед ним стояла мама, какой он помнил её ещё с детства, хоть и был очень мал тогда. Она, красивая зеленоглазая нимфа, склонялась над худеньким избитым сыном, прикрывала его собой, и по щекам её струились стеклянные слёзы. Однажды Гарри почувствовал, как одна слеза Лили упала ему на лоб. Он правда её ощутил на своей пылающей коже! Он смотрел в измученное лицо матери и обещал стать сильным и смелым, чтобы ей не пришлось больше плакать. Он обещал, что любой, кто встанет против него или его любимых, поплатится за собственную глупость. По ночам, дрожа от боли и ненависти, Гарри напевал детскую маггловскую песенку про звезду, и тогда сердце его наполнялось теплом и лёгкостью. Он вспоминал далёкие, словно выдуманные, образы, чужой низкий голос и ласковые прикосновения. В груди разгорался пожар. Гарри сжимал простыни, зажмуривал глаза, метался по кровати и шептал, горько и пылко: «Хотел бы я знать тебя». А затем пришёл почтальон. Гарри оттолкнули от плиты, где он жарил бекон для завтрака Дурслей, и отправили за почтой. Гарри покорно выполнил приказ. Он вытер масло со своих покрасневших от жара рук о потёртые штаны, присел перед главной дверью на корточки, поднял бумаги, пробежал взглядом по конвертам и замер посреди коридора, прочитав на очередном своё имя. Внутри Гарри поднялся маленький магический вихрь. Письмо для него, Мальчика-Который-Жил-В-Чулане? Этого просто не может быть, настоящее волшебство, не иначе! Руки задрожали. Можно? Нельзя? Точно, нельзя. Гарри колебался недолго. Кинул взгляд в столовую, проверил обстановку и мигом сунул листок в огромный карман свисающих с него штанов, которые он донашивал за Дадли. И после, как ни в чём не бывало, направился в зал, отдал почту дяди Вернону. Мальчик хотел сию же минуту закрыться у себя и распечатать конверт, но впереди его ждал длинный день, домашние обязанности и новое избиение на заднем дворе дома — Дадли и его приятели избавлялись от скуки. Гарри невольно кусает губы и идёт к плите, чтобы помочь Петунии с завтраком… Слово «Магия» само по себе звучит необычно. Будто ты засыпал себе на язык целую упаковку яблочной шипучки, и та взрывает крохотные фейерверки у тебя во рту. Будто ароматные восточные травы или яркие бутоны диких лилий расцветают под твоими ладонями. Будто миллиарды огненных шаров вспыхивают и вновь угасают высоко в небе. И так тепло, радостно внутри. Гарри не верит. Эта ночь кажется ему до тошноты знакомой. Он вдруг вспоминает магию и своих родителей, смотрит на письмо в своих руках и думает — вот шанс доказать свою значимость и силу. Он хочет сбежать, — ещё слишком рано, но какая разница? — сбежать в тот мир, его мир, сказочно-волшебный, где он непременно, как ему кажется, нужен. Смех раздирает грудь, и Гарри смеётся: громко, болезненно, отчаянно и — счастливо. Он впервые не думает о том, что там, над ним, спят его дядя и тётя, и его кузен, и что мальчику совершенно не стоит быть таким шумным в это время. — Ты всегда был очень эмоциональным, ребёнок, — шепчет тень мягко. Гарри замолкает и настороженно оглядывается. Он стоит посреди своей комнатки, ночью, в кромешной темноте, и слышит голос, чужой и одновременно знакомый. Тьма поглощает пространство, и мальчик, не имея возможности видеть, тянет свою тонкую ладошку на звук. Упирается в — он чувствует по биению сердца — чью-то грудь. — И всегда — очень смелым… — ласково откликается человек, накрывая руку Гарри своею. — Кто ты? — Зачем ты спрашиваешь, если помнишь сам? Оно, в тебе, не позволило бы забыть, звёздочка моя. — Мистер Тёмный Лорд? — насмешливо хмыкает Гарри. В следующую секунду он уже прижат к стене крепким мужским телом. Руки Тёмного Лорда преграждают пути к отступлению. — Верно. Так я назвал себя тогда. Сейчас ты можешь обращаться ко мне — мой Лорд. — Гарри смотрит на него восхищённо, тянется вверх, касается кончиками пальцев тёмных, немного кудрявых волос, густых бровей, гладкой кожи лица, ниже, вдоль по скуле… Он не помнил, как выглядел тот человек из его снов, но искорки внутри — магия — радостно вскипают, вырываются на свободу и заполняют воздух между телами. Гарри видит оскал, алые губы, голубые глаза. Чёрный туман позади. Гарри боится его вдохнуть. — Хорошо, мой… — Мужчина прикрывает глаза, но наблюдает за мальчиком из-под ресниц. Даёт касаться. Сколько тебе угодно, маленькое несчастье, продолжай. — Лорд, — подсказывает он, когда пауза затягивается. Гарри улыбается, останавливая свои исследования на шее Лорда. Подаётся ближе и удивительно крепко для ребёнка пережимает артерию. Зрачки Волдеморта расширяются, однако он не двигается с места и не пытается освободиться. Смотрит на довольное лицо Гарри и позволяет ему надавить сильнее. — Мой, — настойчиво повторяет Гарри под снисходительный смешок своего давнего видения. — Ты будешь моим однажды, — серьёзно добавляет он. — Уверен, что тебе одиннадцать? Тебе всё же сто́ит подрасти, ребёнок, — спокойно, несмотря на нехватку воздуха и странную прихоть мальчика, говорит Волдеморт. Гарри ещё минуту молчит, давя на его горло, но затем разрешает вдохнуть. Волдеморт не закашливается, лишь хрипло дышит и упирается руками в стену над головой Поттера, восстанавливая дыхание. — У тебя мощная магия, — замечает он тяжело, отстраняясь. Между его пальцами появляется палочка — похоже, с этих пор он готов обороняться. — Мне повезло, что я на твоей стороне. — Вот как? Я догадался, что ты волшебник, но о каких сторонах идёт речь? — уточняет Гарри. Волдеморт больше не пытается поймать его в ловушку, и Гарри немного расслабляется, продолжая жадно рассматривать мага напротив. — И назови своё имя. Я не стану играть в твои идиотские игры. — Жизнь с магглами не пошла тебе на пользу, правда? Котёнок наточил зубки и готов рвать сладкую человеческую плоть? — Волдеморт откровенно забавляется, однако следующие слова звучат вполне серьёзно и искренне: — Я бы забрал тебя, звёздочка, только вряд ли кто-нибудь оценил бы мои порывы. Мне жаль, если что-то сумело сломать тебя. — Лицо Гарри искажается, и губы его презрительно кривятся. — Я не сломлен! — Лопнувшая от стихийного выброса настольная лампа — благо, не зажжённая, — жестоко выдаёт правду. — Оставь свою жалость нуждающимся в ней. Тёмный Лорд промолчал, наконец огляделся: да, это слишком походило на его детство, — и присел на дряхлую кровать. Комната была тесной и поразительно чистой и уютной. Возле кровати лежал небольшой коврик, напротив стоял старый деревянный комод, на нём — подсвечник с одной толстой, почти истлевшей свечой, над ним — полка, заполненная поломанными игрушками, рваными книгами и всякой мелочью: камушками, бусинками… Стеклом от лампы. — Говори или проваливай, чёртов искуситель. — Никто не имеет права звать меня по имени… — заметил Волдеморт. — Ты же, так и быть, можешь называть меня Марволо. — Отлично, тогда ты зови меня Гарри, — поддался Поттер. Он не рискнул сесть возле взрослого волшебника, к тому же, он хотел видеть его лицо, потому опустился прямо на пол, облокотившись спиной о комод и скрестив босые ноги. И Марволо, и Поттер смотрели друг на друга с нескрываемым любопытством. — Кто такие магглы? — Люди, которых Магия обошла стороной, — произнёс Марволо, а затем, будто очнувшись: — Да, сторона. Что касается сторон… — Лорд задумался, как бы помочь ребёнку понять и при этом подтолкнуть навстречу к себе, и сказал: — Магия бывает светлой и тёмной. Так говорят. Многие волшебники предпочитают причислять себя к одной из ниш. Я известен в магическом мире, и меня считают тёмным. Однако, как я и сказал, я на твоей стороне, будь она тёмная, светлая или в полосочку. — Поттер хмыкнул. — Считают тебя тёмным? — повторил Гарри. — Ты не такой? И в чём вообще различие тёмной и светлой магии? — Я не разделяю Магию в классическом понимании, как и многие разумные маги, — она едина и превосходна в своей первоначальной ипостаси. Принято определять, что тёмная магия создана, чтобы причинять вред, светлая — чтобы исцелять. Это крайне неверно, хотя бы потому, что знаменитая тёмная ведьма, Моргана, была выдающейся целительницей. Я расскажу тебе ещё о чародеях чуть позже, — добавил Лорд, видя нетерпение Поттера. Мальчик улыбнулся и благодарно кивнул. — А теперь, погляди-ка… Морсмордре! — Марволо взмахнул палочкой, направив её вверх, и под самым потолком возник зелёный символ, будто сотканный из мягкой сладкой ваты (со вкусом яблока?) — череп с пустыми глазницами и змеёй, выползающей из его рта. Гарри с восхищением разглядывал ожившую змейку. Та покинула свой домик, скользнула к ногам Гарри, позволила коснуться себя и растворилась в воздухе. — Я тоже… могу так? — спросил он зачарованно. — Пока — нет, — ответил Волдеморт, наслаждаясь вниманием этого несносного ребёнка Поттеров. Гарри поник, и Лорд деланно безразлично добавил: — Хотя я могу научить тебя, если хочешь. — Хочу! — Гарри вскочил с пола и неожиданно бросился на шею Тёмному Лорду. — Спасибо! — Марволо позволил себе недолгие объятья — о, каков лжец, ему это нравилось, — и отстранился. Мальчик остался возле, широко раскрыв свои удивительно зелёные глаза. — Это была тёмная магия. — Волдеморт отвёл палочку в сторону, взглянул на счастливое лицо Поттера, едва улыбнулся уголками губ и произнёс: — Экспекто Патронум! — Серебряные искры взмыли вверх и сплелись в медленном сверкающем танце. Они были похожи на снежинки — Гарри любил зиму и снег; он раскрыл ладонь, желая поймать искорку, но те также, как и зелёные до этого, сплелись в змею (на этот раз без черепа и немного бо́льшую по размерам) и сами охотно обвили его предплечье плотными кольцами. — Твои змейки явно не против моей компании, — проговорил Поттер, опускаясь обратно, на пол, и едва поглаживая частичку магии. — Они отражают сущность своего хозяина. Гарри оторвал взгляд от сияющей змеи и посмотрел на Волдеморта. Он видел алые огни в голубых глазах Лорда, но это не пугало его теперь. Это завораживало, распаляло, будоражило — не пугало. Патронус исчез, однако Гарри не обратил на него внимания, очарованный красивым и сильным магом перед собой. — Патронус — светлая магия, он защищает волшебника. Чаще всего Патронус представляет из себя только искры, телесный Патронус — большая редкость. Первое заклинание, моя Метка, и второе, мой Патронус, имеют схожее строение, но причисляются к разным видам магии. Теперь ты понимаешь, что Магию невозможно разделить? — Да, я думаю, вполне разумно, что она цельная. Ты научишь меня и второму заклинанию? — Нет, этому тебя обучат в школе. Тебе ведь пришло письмо из Хогвартса, — Марволо указал на конверт, который всё это время лежал на полу у самой чуланной двери, — это одна из причин, почему я здесь. — Вот как? А я уж было решил, что ты пришёл за мной, — горько хохотнул Гарри и вмиг стал суровым: — Так зачем именно ты явился? Волдеморт раздражённо глянул на ребёнка и как-то совсем устало откинулся назад. Он оценивающе посмотрел на Поттера — любознательный, храбрый, эмоциональный, но умеющий себя контролировать. Немного вредный и заносчивый, но чем Мордред не шутит? Тёмный Лорд поманил к себе Гарри и подал ему руку, когда тот, смеряя Марволо подозрительным взглядом, подполз ближе и встал. Марволо сидел, оставаясь с Гарри на одном уровне, безмолвно признавая его равным (или лишь создавая иллюзию равенства). Он коснулся мягкой кожи, заглянул в зелёные глаза и прошептал: — Чтобы помочь тебе отомстить. Они сидели рядом и разговаривали всю ночь: Волдеморт рассказывал Гарри о магическом мире, великих тёмных и светлых волшебниках, он поведал ему о чистокровных магах и необычных существах — гоблинах, эльфах, кентаврах и многих других. Гарри слушал, затаив дыхание, и время от времени задавал вопросы, на которые сразу получал честные и развёрнутые ответы. Поттер уснул под утро, за пару часов до рассвета, удобно устроившись щекой на плече Волдеморта, и тому ничего не оставалось, кроме как обнять мальчика и позволить ему поспать. Марволо погрузился во тьму чулана и в собственные мысли (следующий пункт — отправка ребёнка в Хогвартс) и запоздало услышал топот и крики сверху — кто-то скакал прямо у них над головами. Затем застучали в дверь, с силой, размашисто. — Неужели я успел выдать себя, и сюда ворвались авроры? — в недоумении спросил Марволо, почувствовав копошение проснувшегося от шума Гарри под боком. — Кто такие авроры? — сонно прошептал Гарри, сладко зевая и оглядываясь по сторонам: не приснилось ли? — И это мои родственники, я должен встать и приготовить завтрак для них. Словно в подтверждение его слов из-за двери раздался женский крик, похожий на лязг старых сковородок: «Как долго ты будешь ещё игнорировать меня? Немедленно поднимайся, дрянной мальчишка, я не намерена всё утро стоять у плиты!» — Твои родственники используют тебя вместо домового эльфа? — уточнил Марволо. Гарри заметил, с какой злостью Лорд сжимает свою палочку — не с той, с которой Гарри душил Лорда, намного больше ненависти и желания причинить боль было в алом взгляде. — Разница лишь в том, что это не честь для меня, а они — не чистокровные волшебники, — хмуро отозвался Гарри, отрываясь от тёплого мужского тела и безуспешно приглаживая растрёпанные волосы. — Вернее, совсем не волшебники. Магглы… — Как же странно было произносить это слово, но как приятно! — В таком случае, почему ты позволяешь им помыкать тобою? — Он преградил дорогу собирающемуся было открыть дверь Поттеру и сурово сказал: — Я чувствую, как бушует твоя магия против несправедливого господства этих неразумных. — Разве я могу их ослушаться? Они мои опекуны. — Знаешь, какими привилегиями их наделяет опекунство над тобой? — Марволо насмешливо улыбнулся, наклонился к мальчику и произнёс очень тихо: — Никакими. — Но голос его заглушил все стуки и вопли снаружи, заставил замолкнуть весь внешний мир. Гарри слышал лишь Лорда и биение двух сердец, стучавших в унисон, холодно и спокойно. — Что же мне делать? — Ты волшебник. У тебя пока нет палочки, моя не будет слушаться тебя, однако… — Он задумчиво повертел свою волшебную палочку между пальцами. Хитрая улыбка не сходила с его губ. — Думаю, она подчинится, если мы станем управлять ею вместе. — Ты хочешь… — растерянно проговорил Гарри, но Марволо грубо оборвал его: — Нет. Нет, я не хочу. — Красные, словно капли крови, вспышки в глазах Тёмного Лорда слишком явно выдавали его искреннее желание заставить Дурслей умолять о пощаде. Он не скрывался, открыто демонстрировал свою тёмную сторону Гарри. Мальчик был благодарен за это, ему нравилось — до безумия нравилось — чувство силы и превосходства, которое он ощущал благодаря Марволо. Мальчик упивался тьмой и ненавистью. — Хотя я помогу тебе наказать их, если этого хочешь ты. — Хочет, он очень хочет! Гарри ужасно давно, до безумия хочет хоть немного заставить родственников сожалеть о своём отношении к нему! Он уверенно кивает, и они вместе, Марволо и Гарри, рука об руку, выходят из чулана. Семейство Дурслей уже собралось в кухне, видимо, с облегчением решив, что отпрыск Поттеров наконец-то прикончил себя собственной ненормальностью. Дядя Вернон по обыкновению читал утреннюю газету, отпивая из белой сервизной чашки кофе, тётя Петуния ворчала на тесто (добрым словом поминая племянника) и жарила маслянистые оладьи. Дадли, весь измазанный в мёде и малиновом джеме, будто огромный боров, запихивал в свой широкий рот всё, до чего мог дотянуться на столе. Гарри и Марволо одновременно поморщились. Волдеморт подумал, что лучше бы отправить сюда кого-нибудь из Пожирателей, того же Антонина Долохова, чтобы было быстрее и чище, но раз уж Гарри решил сам… — Убьём их? — спросил Волдеморт так, словно предложил позавтракать. Гарри покачал головой — «не сегодня». Поттер коснулся предплечья Лорда, прося подождать, и вышел вперёд, к своим родственникам. Он остановился перед круглым обеденным столом, за который его ни разу не приглашали присесть, и оглядел кухню под злые взгляды дяди и кузена. Петуния развернулась в поисках причины тишины (Вернон вдруг перестал комментировать всё противоестественное, о чём писали газеты, а Дадли — греметь посудой и чавкать) и уставилась на Гарри. Удивление на женском, изуродованном слоем косметики лице сменилось презрением, и Петуния проговорила: «Явился. Даже не смотри на стол, лентяям завтрак не положен». Тёмный Лорд, вмиг истративший лимит ожидания и терпения, вышел из тени, подошёл к Гарри и остановился на шаг позади, положил левую ладонь на его плечо, правую, с зажатой в ней волшебной палочкой, — вытянул вперёд. — Что происходит?! — взвизгнул Вернон Дурсли не хуже индейки на разделочной доске (ах, какое аппетитное вышло бы рагу!), подскакивая с места. Дадли хлопал глазами и вертел головой, испуганно глядя то на застывшую в осознании мать, то на незнакомого мужчину в их столовой. — Кто вы и как попали в мой дом? Гарри без колебаний обхватил кисть Тёмного Лорда, переплёл свои пальцы с его, чтобы касаться палочки. — Круцио, — чётко проговорил Марволо, и Дурсли-старший упал к ним в ноги. Стон от удара перерос в плач и крик от заклинания — тело Вернона выгибалось, мышцы на руках и ногах заметно дрожали и извивались. Петуния бросилась к мужу, но её откинуло невербальным Эверте Статум от Волдеморта. — Да вы психи! — воскликнул глупышка-Дадли и получил в ответ две смеющиеся улыбки. — Лучше я и правда буду психом, чем трусом и недоумком! — откровенно признался Гарри. Вернон бестолково вопил, и хотя мучения старого свина были приятны, они не удовлетворяли жажду мальчика достаточно. Поттер повернул голову в сторону Марволо и чуть сдвинул траекторию их совместного заклинания, перенаправляя его на кузена. Дадли визжал и всхлипывал намного громче и болезненнее. Стол, под который тот додумался залезть, нисколько его не спасал. — Гарри Джеймс Поттер! — Петуния пришла в себя и теперь вытирала вафельным полотенцем потное лицо супруга. Она не решалась броситься наперерез лучу, пытающему её сына. Гарри скривился: ему было жаль эту слабую женщину, она совсем не похожа на Лили. (Хотя откуда Гарри это, чёрт возьми, знать?! Ах да, её образ защищал его от побоев, тогда продолжаем.) Затем он усмехнулся и после — неожиданно восторженно рассмеялся. Марволо обеспокоенно глянул на него, отменяя заклинание. Он присел на колени перед ребёнком и нежно повернул его лицом к себе. Поттер, казалось, не видел ничего. — Так вот, что я должен был сделать, чтобы вы звали меня по имени, тётя! — прокричал он зло, беспомощно. — Я должен был возненавидеть вас! Пытать! Убить однажды! — Гарри вырывался, ломал пальцы, совершенно не чувствуя ни боли, ни слёз, застилающих глаза. Он плакал, смеялся, обвинял и снова смеялся. — Да, мне определённо сто́ит убить вас! — Дурсли загнанно дышали и молчали, с ужасом наблюдая за свихнувшимся Поттером и мужчиной, умоляющим мальчика посмотреть на него. — Гарри, Гарри… — шептал он безрезультатно. Гарри проклинал магглов и взывал к небу, к Магии, к своей призрачной матери. — Звёздочка моя, мой свет, — отчаянно обнимая ребёнка, проговорил Марволо, — послушай-ка, мистер Тёмный Лорд споёт тебе песенку. Гарри остановился, замолчал и умоляюще посмотрел на Волдеморта. Тот притянул Гарри к себе на колени, прижал к груди, безумное сердце вплотную к такому же безумному, и тихо-тихо запел на самое ушко: «Мерцай, мерцай, маленькая звезда…»