— Вставай давай. — Ключи отбились от моей головы и упали за решётку. Союз поднял их, открыл замок и подал мне руку. В его взгляде ничего не было. Конечно, ведь это же сам Союз Советских Социалистических Республик. Иногда кажется, он не имеет эмоций. Иногда. Но не в этот раз, хоть и на лице нечего нельзя было прочитать, в глазах ещё можно было что-то найти. Они кипели… болью, ненавистью, непониманием, злобой и будто разочарованием… Но в тоже время из них сочились такие чувства как тревога, беспокойство, ласка.
— Если я задам тебе вопрос, ты ответишь на него? — Вдруг его глаза сменились на серьёзные и чёрствые, будто сам себе он говорил: «Ты не должен думать о нём с лаской. Он предал тебя».
— Jа… (Да…) — тихо сказал я и сам еле как приблизился, обняв один из прутьев решётки. Тогда он дёрнул меня за руку и быстрым шагом повёл меня на выход.
— Ладно, потом… И, да, кстати, говори на русском языке, — сказал он ещё серьёзней.
— Warum? (Почему?) — Спросил я.
— Я сказал: хватит говорить на этом долбаносном языке. — И в ответ он не услышал ничего. Я ничего ему больше не говорил. Он вывел меня из здания. Моему взору представилась самая обычная улица Москвы. Меня посадили в машину и поехали.
— Союз? — Сказал я.
— Что? — Сразу же послышался ответ.
— …А где мои дети?
— ГДР под моей опекой, ФРГ заботится о твоих землях. — Смотрел вдаль Союз. Больше никто не осмелился прерывать тишину.
Через пару часов нас высадили. Меня повели, как я уже понял, в тюрьму. Ну, тюрьма как тюрьма, на 170 мест. Мы зашли в неё, там нас встретили и провели по коридору, оставили в комнате, как мне показалось, даже надолго. Комната была похожа на ту, с которой меня недавно привели… такая же тёмная и сырая, немного было даже жутко. Я пытался найти кровать — не нашёл, как и ничего в этой клетке… Были только стены, пол и потолок.
Потихоньку я начал сходить с ума. Чтобы окончательно не съехать с катушек, я начал думать про себя. Я очень долго размышлял про то, что наделал, но сейчас мою совесть, которой, как другим кажется, не существует, волновало лишь отношение ко мне СССР. Да, я не понимаю, а надо ли мне? Это очевидно — он меня ненавидит и никогда не простит…
End POV Третий Рейх
POV СССР
Его завели за дверь и закрыли… Я ушёл дальше, сдерживая эмоции. Что я к нему чувствую? Гнев, злобу, но… я люблю его и хочу обнять, приласкать, как раньше, быть друзьями. Но нет. Я не могу ему это так простить. Я потеряю своё уважение, этого я не могу допустить. Я направился в мой штаб. Как же долго я не увижусь ещё с ним, но это необходимо.
End POV СССР
