О персиках и цветах, вплетённых в волосы

- Тортик ты мой вафельный, - у Квашонкина закончились адекватные нежные обращения. Малой в ответ протяжно молчит. Прошло полгода с тех пор, как на его запястье проступило слово "покорить". Одновременно с этим на лёшином стала красоваться фраза "как тебя", хотя с учётом его вспыльчивого характера "чтоб тебя" смотрелось бы аутентичнее. Голова Пушкина - кладезь рандомных фактов, и когда Саша приходит к нему, дёргая вверх рукав толстовки и смотрит с немым вопросом "что за фигня?", тот просто протягивает ему наушник, в котором звучит песня: Как тебя покорить? Не волнуясь, вдыхая глубоко, Шутку я рассказал, но в молоко. Совсем в молоко. - Это намёк на то, что не такие уж мы с Лёшей пиздатые комики? - Это подтверждение того, что вы с ним соулмейты. - Соул...что? Бля-а, этот разгон обречён. Когда Малой узнаёт от челкастого, что там да как, в голове начинает вертеться странная навязчивая мысль: "вот бы на запястье у Кости не было вопросительного знака, иначе нам нужно быть втроём, получается" Первый раз Саша не выдерживает, когда Лёша начинает говорить с ним как с котом: "да тише ты, сейчас покормлю", "хватит воровать колбасу" и "опять повсюду твои волосы". Пушкин слушает, кивает и что-то записывает в блокнот - как будто психотерапевта отыгрывает, ей-богу. Второй раз - когда длинноволосый остаётся один на один с бутылкой "красного-полукрасного", как оговорился Квашонкин. Просто король в кожанке ни с того ни с сего отменил запланированный романтический ужин. Санечка до сих пор не знает, что за муха его тогда укусила, но явно какая-то экзотическая. Костя аккуратно вытирает сашины слёзы, которые почти безостановочно капают на журнальный столик и объясняет, пытается, по крайней мере, что не обязательно быть с тем, кто тебе якобы предназначен. Но у рыжей бестии очень идеализированное представление о соулмейтах. Он верит в нерушимую ячейку общества и пытается заразить своей идеологией Малого. А на деле выходит "я ваше горе, мы будем вместе жить, друг друга понять не силясь" Третий раз - контрольный. Подцепивший от Лёши материализм Санечка заваливается к челкастому с бутылкой странной перламутровой жидкости, которая оказывается шампанским. Костя деликатно вынимает её из ладони Малого, пряча в домашний бар и выжидающе смотрит на парня. - Я не хочу ничего рассказывать. Давай посидим просто. Пожалуйста. Мужчина не первый день знает Сашу, но его до сих пор удивляет, как быстро может нарастать тон его голоса. Не дав ему перейти на ультразвук, Костя опасливо поглаживает парня по спине, как будто пугливого зверька. Прикосновение посылает в тело изголодавшегося по тактильности Малого электрозаряды, и он зеркалит движение. Длинноволосый одет легко и как-то по-домашнему: хлопковая футболка, спортивные брюки. На дворе конец весны, конечно, но в целом они далеко не в тропиках живут. Предложи Пушкин ему накинуть что-то из своего - утонет. Хотя... - Костя-а-а, я не могу уже, - Малой колотит по чинно сведённым коленям мужчины, опустившись на свои собственные. - Ну всё, - примирительно шепчет тот, - если ты хочешь более близкого контакта, то... - Перестань говорить как психотерапевт, по-жа-луй-ста! - он всё не унимается, и, кажется, сейчас отполирует паркет до блеска. Или протрёт дыру на своих брюках. Но скорее - и то, и другое сразу. Руки Пушкина осторожно приподнимают парня, а потом тот и сам не замечает, как оказывается на костиных коленях. - Буду хранить обет молчания, - клянётся Пушкин, подтягивая Сашу ближе к себе. - И безбрачия? - парирует прирождённый юморист. И это та шутка, на которую никак нельзя отреагировать даже немым "иди ты" Костя трепетно гладит Малого по волосам, упиваясь незапланированной близостью. И Саше кажется это таким естественным, правильным, само собой разумеющимся... - Помнишь песню, которую я тебе включал тогда? - Когда я пришёл насчёт нас с Лёшей спросить? - Да. - Перемотки? - Нет, следующую. - Напомни-ка. Love me tender, love me sweet, Never let me go. You have made my life complete, And I love you so. Если вы не знали, то Пушкин восхитительно поёт. И сейчас убаюкивающий голос мужчины погружает Сашу в бесконечно мягкий бархат. А сам Костя распахивает полы широкого халата, укутывая длинноволосого, который уже покрылся гусиной кожей. Не только от холода, конечно. Сашины веки наливаются свинцом и смыкаются, и когда Костя осторожно укладывает его на кровать, протянув умилительно "ты мой сладкий", он понимает, что нашёл своего человека. Без всяких надписей на запястьях и судьбоносных знаков.