Остаться рядом

*** Это произошло на западе Ролэнса, в оживленном торговом городе, удачно построенном на пересечении нескольких дорог. Миклео попал сюда со случайным караваном — последнее время у него появилась привычка присоединяться к каким-нибудь торговцам и ехать с ними, куда глаза глядят. Так было интереснее. Миклео смотрел на детишек, играющих на окраине в Пастыря и серафимов, — теперь многие в них играли, — и думал о том, что пора бы снова сходить на Север. Навестить. — Меня, что ли? — голос в голове заставил его вздрогнуть и вскинуться. Миклео оставил их договор как есть, знал, что им пригодится эта связь, когда Сорей вернется, а вот теперь не сразу поверил, что действительно слышит эти слова. Сорей был здесь — рядом, в этом городе, Миклео чувствовал его, пока несся по улицам. Добежал до небольшой площади и замер, не веря глазам. Он совсем не изменился, его Сорей, стоял там, все такой же юный, веселый и в белом плаще Пастыря, как будто вчера расстались. И улыбался так же. Когда они стукнулись кулаками — как делали это сотни, тысячи раз по заведенной в детстве привычке, Миклео на миг показалось, что всех этих лет вовсе не было. Не было ожидания, жизни за двоих, визитов на север. Закончилось. Осознание этого накрыло внезапно и так сильно, что Миклео не выдержал — обнял Сорея, прижал к себе, наконец-то ощущая, что они снова вместе. Тот, кажется, слегка растерялся — раньше Миклео себе такого не позволял. — Я тоже рад тебя видеть, — сказал Сорей, и это была правда. *** Конечно же, первым делом Сорей заговорил о близлежащих руинах, иначе и быть не могло. Миклео знал, что так и будет, и сразу же согласился. Он и сам собирался посмотреть на эти руины, их мысли сошлись, как часто бывало раньше. А вот слияние ощущалось совсем по-другому — Сорей стал гораздо сильнее и, кажется, жестче, но об этом Миклео говорить не стал. Когда-нибудь в другой раз, не сейчас, по дороге к новым неизвестным руинам, когда чувства самого Миклео так тесно мешаются с восторгом Сорея и небо принимает их, раскрывая горизонты. Яркий, цветущий, чистый мир лежал перед ними двоими, полный свободы и приключений. Именно об этом они когда-то мечтали в детстве, но исполнить эту мечту можно было только вдвоем. Острые шпили древнего храма возвышались среди крон деревьев, ровные, гладкие, непохожие ни на металл, ни на камень, сверкали на солнце. — Давай туда, — предложил Сорей, и Миклео тут же согласился. Приземлились они с шумом, с размахом, можно сказать — выбили каменную крошку из серой плиты перед входом в храм, да так, что птицы рванули с соседних деревьев, суматошно хлопая крыльями. — Перестарались, — рассмеялся Сорей, когда Миклео вышел из слияния и встал рядом. — Ты иногда совершенно не чувствуешь меры, — улыбнулся Миклео в ответ. Он не слышал этого смеха долгие годы, и, кажется, сам не понимал, насколько соскучился. Хотелось улыбаться, смеяться, кричать… Миклео вздохнул, отгоняя чувство эйфории. Как-то слишком сильно это все ощущалось. — Давай внутрь, — Сорей, похоже, не заметил его смятения. — Вон до тех каменных ворот, наперегонки, а? — И я буду первым. — А это мы еще посмотрим! Добежали вместе, хотя Миклео очень старался. Но это тоже было правильно — раньше у них всегда была ничья, на самом-то деле. Хлопнули друг друга по рукам, и Сорей пошел внутрь первым. А Миклео двинулся следом со странным ощущением, что ему это все снится. За вратами начинался каменный же коридор, резко уходящий вниз чередой узких ступенек. Сорей ступал по ним осторожно, видимо, помнил, что внутри может ждать всякое. Миклео тоже держался настороже — за годы странствий ему не раз случалось попадать в весьма неприятные ситуации в таких вот вроде бы безобидных местах. Дневной свет медленно сменялся прохладным полумраком, становилось все темнее, и Миклео начал задумываться, как подсветить Сорею — сам-то он в темноте видел. Можно было, конечно, выйти в слияние, но хотелось обойтись без этого. Чтобы как раньше, по-настоящему. — Смотри, — шепнул Сорей, почему-то понижая голос, и указал на потолок. Миклео послушно задрал голову и замер: весь потолок покрывали тонкие линии мерцающего серебристого узора. Причем светился он только над их головами, зажигаясь следом за ними. — Стой здесь, — велел Сорей и прошел по лестнице немного дальше. Потолок на него никак не отреагировал, но когда Миклео сделал шаг вперед, линии слегка переместились. — Ага, — довольно улыбнулся Сорей, — он настроен на серафимов. — Никогда такого не видел, — признался Миклео, подойдя ближе. — Надеюсь, все ограничится свечением. — Зато об освещении думать не надо, — Сорей решительно двинулся дальше. — В следующий раз подготовимся к походу получше. — Ага, обязательно. Ты только не отставай, а то темно станет. Миклео послушно шагал почти вплотную к Сорею и улыбался от простой мысли: теперь у них действительно была возможность что-то сделать в следующий раз. И еще раз, и снова. У них теперь было достаточно времени на что угодно. Лестница вильнула и вывела в просторный зал с высокими стрельчатыми окнами, через которые внутрь падал яркий солнечный свет. — А ведь мы должны быть где-то под землей, — заметил Сорей, внимательно оглядываясь по сторонам. — Какие-то архитектурные уловки. Зал был совершенно пуст, и только пылинки плясали в воздухе. Зато на дальней стене виднелось что-то цветное, сложное, почти неразличимое отсюда. — Смотри, Миклео, фреска! — воскликнул Сорей прежде, чем Миклео озвучил свою мысль. — Что-то незнакомое, — заметил Миклео, пока они шли по залу. Действительно, в большинстве руин, где он бывал, фрески изображали Пастыря. А еще богов, духов и людей, но здесь на светло-голубом фоне резвились белоснежные драконы — стройные, величественные, совсем непохожие на тех черных тварей, с которыми им пришлось столкнуться на Севере. — В Ролэнсе же вроде бы почитают драконов? — Сорей подошел почти вплотную к фреске, погладил стену. — Мне кажется, этот храм гораздо древнее Ролэнса, — Миклео тоже потрогал гладкий материал, странный, лишь отчасти напоминающий камень, а отчасти — застывшее вулканическое стекло. Картина была словно выплавлена из него. — Я даже не представляю, как это сделано. — Древние технологии же, — Сорей просто лучился от радости. — Может быть, это было даже до первого Пастыря! — И до людей, тогда уж, — хмыкнул Миклео. — И вообще до Скверны. Иначе откуда взяться таким драконам? — Маотелус немного похож на них, — задумчиво протянул Сорей. Миклео вспомнил объятого скверной древнего и промолчал. Наверное, Сорей видел его другим, сейчас, когда мир очистился. — Но вообще, это здорово, — Сорей обернулся, улыбаясь от уха до уха. — И знаешь, это совсем не то, о чем говорится в Писании, вот, посмотри! Он достал книжку, развернул на нужной странице: — Здесь изображены стандартные картины, ну, может, времен Асгарда. И близнецы Гутчака, каких показывал Мейвин. Я почему сюда и захотел, думал, найдем что-то похожее. А тут все совсем не так. Миклео придвинулся ближе, прижался к плечу Сорея — теплому, почти горячему, — заглянул в книжку. Картинка действительно совсем не походила на то, что они тут нашли. Сорей фыркнул, тряхнул головой: — У тебя волосы щекочутся. Миклео сразу же отодвинулся: — Извини. — Да ничего, — Сорей все еще смотрел в книгу. — Так даже интереснее. С фреской, в смысле. Вот только ее с собой не унесешь, жалко. Вид у него был действительно расстроенный. — Пошли еще чего-нибудь поищем, — предложил Миклео, улыбаясь. — А вообще, у меня в Элизии теперь столько всякого из руин, придешь — посмотрим. — Ну, так нечестно. Ты меня на столько лет обогнал, — возмутился было Сорей и тут же осекся. Словно вспомнил о чем-то. Миклео отлично понимал, о чем: он не просил такой форы, он бы с удовольствием отдал все эти годы и находки за то, чтобы Сорей был рядом. — Пойдем дальше, — предложил Миклео, чувствуя странное напряжение. Все-таки что-то между ними изменилось за это время. И наверное, стоило поговорить обо всем, спокойно и подробно. Как-нибудь тихим вечером. — Пойдем, — согласился Сорей и снова улыбнулся. — А когда вернемся в Элизию, ты покажешь мне все свои сокровища. Миклео кивнул: да, конечно. И покажет, и подарит, если Сорей чего-то захочет, ему не жалко. Раньше, в детстве, у них все игрушки были общие, так чего делить теперь. Напряжение, только что наполнявшее воздух, исчезло, словно и не было.