«Мой мир качается, подвешенный на нитке
За палец неба, что купается в молоке.
Твои руки… из них прорастают цветы.
Я их срываю и плету-вплетаю в венки».
Кейл ненавидел сказки. Именно те красивые истории, где приключения героев обязательно заканчивались счастливым концом. Злодеи неизбежно были наказаны, а рыцари получали своих принцесс. Даже драконы складывали головы во имя добра. Или же маленький кролик, затерявшийся в дремучем лесу, обретал верных друзей. Родители его непременно находили, и тёплые объятия мамы-кролика прогоняли все страхи. Таких сказок — тысячи. Каждую из них Хенитьюз ненавидел от всего сердца. И авария, забравшая его семью, эту ненависть лишь укрепила. Закрывая глаза, Кейл старался не вслушиваться в скрипучий голос воспитательницы приюта, читающей сказки в тихий час. Он накрывался одеялом с головой, засыпая в плотном и душном коконе. Задыхаясь и изнывая от жары, только так мог уснуть ненадолго, зато без кошмаров. Ребёнок будто наказывал себя каждый раз за то, что жив. Точнее, за то, что выжил только он. В свои девять лет ничего и никогда не просил. Смотрел на этот серый мир бесстрастным лицом, полным апатии. Будто все счастье в его жизни забрали вместе с родителями, как кусок плоти оторвали и выбросили. Взрослые смотрели на него снисходительно, цыкали и разводили руками: «Что с него взять». А брать и впрямь было нечего. — Кейл, не хочешь почитать со мной эту книжку? — мягким голосом говорил социальный педагог, работающий с ним со смерти родителей. Она переживала за этого необщительного ребёнка, у которого никак не получалось влиться в коллектив. На лице Кейла постоянно появлялись всё новые ссадины, а ноги не заживали от синяков. Тонкие пальцы были обмотаны цветастыми пластырями, скрывая глубокие порезы от лесок и острых ручек. Он терпел жестокое обращение к себе от старших, ни слова не говоря. Будто марионетка со стеклянными глазами, которой нити перерезали. Ей было больно смотреть на Хенитьюза, который зарывал свои таланты в землю. После нескольких тестирований она выявила в нём высокий умственный потенциал и самое невероятное — сверхточная автобиографическая память. Со всеми этими достоинствами ребёнок не блистал, а тлел в тёмном углу, не привлекая внимания. — Я была бы счастлива, если бы ты почитал её со мной, — гладила короткий алый ёжик волос, и Кейл смотрел ей в лицо прямым уставшим взглядом. В его руках маленькая книжка про Солнце и Луну. По мнению социального педагога, дети-вундеркинды склоны как к аскетизму, так и к социопатии. И чем выше был уровень развития, тем глубже их неспособность жить среди других людей. И Кейл был прекрасным примером этому. Женщина искренне верила, что сказкотерапия помогла бы Хенитьюзу не только справиться с гибелью родителей, но и помочь адаптироваться в группе других ребят. Пока сострадательный и решительный огонёк горел в её взгляде, Кейл рассматривал яркую обложку. На ней Солнце широко улыбалось, освещая собой небо. Луна же, окружённая чернильной темнотой, плакала. — Вас может осчастливить что-то настолько глупое? — с сомнением проговорил ребёнок, смотря не по-детски усталыми глазами в лицо педагога. — Это не глупо, Кейл, — отрицательно покачала головой она, указывая на книгу в его руках. — Я хочу, чтобы ты улыбался точно так же, как Солнце на картинке. — Улыбка — это так важно? — без интереса спросил Хенитьюз, и если бы женщина не знала, что он полностью здоров, то подумала о полном параличе лицевых мышц. Не может девятилетний мальчик выглядеть так, будто и не жив вовсе. — Конечно, это залог здоровых отношений. Когда ты улыбаешься, люди больше проникаются к тебе симпатией и доверяют. Разумеется, если улыбка искренняя, — Кейл чуть поморщился, но продолжил слушать. — В этой сказке Солнце спасло жителей города от бесконечной ночи, даруя людям свет. И Луна была наказана за свои злодеяния. — Только злодеи получают плохой конец, — пробормотал Кейл и неосознанно осторожно погладил печальное лицо Луны. — Да, потому что добро всегда побеждает зло, — мягко кивнул социальный педагог, радуясь вызванному интересу. — Тогда получается, что я тоже злодей? — задал Хенитьюз вопрос, и мурашки пробежали по спине женщины. — Ведь у меня тоже плохой конец. Значит, я не достоин счастья? Тёмная и липкая эмоция появилась в глубине его глаз. Казалось, она вытекала из самого центра зрачка, заполняя собой всё пространство радужки. Бледное и измождённое от постоянных бессонниц лицо ребёнка пугало. Он выглядел так, словно стоял у края пропасти, готовый в любой момент совершить последний шаг. Кейл невообразимо устал. Его преследовали образы умирающих родителей, куда бы он ни шёл. Будь проклята его память, не позволяющая забыть ни мгновения этой чёртовой аварии. Перекошенные в крике ужаса лица родителей. Маму, что бросилась к нему, защищая от летящих осколков, и металлический, солёный запах крови. Он был везде, будто пропитал собой не только воздух, но и самого Кейла. И наравне с этим, все счастливые моменты детства, где он любим и любил в ответ. Все дни рождения и прочитанные с отцом книги вечером в их светлой гостиной. Мамины яблочные пироги и крепкие объятия перед сном. Почему именно ему ничего не позволено забыть? — К-Кейл? — голос педагога дрогнул, и Хенитьюз моргнул, возвращая своему тяжёлому взгляду бесстрастное спокойствие. «Это так проблематично, почему бы тебе просто не отстать от меня?», — думал про себя мальчик, с силой сжимая книгу в руке. В образах на обложке Хенитьюз видел одного и того же человека, который плакал внутри, улыбаясь снаружи. Идеальная игра на сломанном инструменте — вот чего хотел добиться сам Кейл. Если банальная улыбка была способна избавить его от надоедающих факторов, он готов был улыбаться где, когда и кому угодно. Взрослые называли это лицемерием, а Кейл видел в этом способ добиться своих целей. Эта женщина навязчива в своих беспомощных попытках помочь ему. Кейлу не нужны сказки и утешения, ему нужны его погибшие родители. Какой толк от глупых взрослых или озлобленных детей? Если раньше у него были грандиозные планы на будущее, то теперь всё посыпалось, как карточный домик. Хенитьюз не хотел привязываться к людям, боясь снова кого-то потерять. Не хотел, чтобы другие знали о его способностях, используя как средство достижения своих амбиций. Не хотел ярких и сметающих его разрушенный внутренний мир чувств, которые непременно нарушили бы этот шаткий баланс. Всё, чего по-настоящему хотел, — покоя. — Я просто пошутил, — одними краешками губ улыбнулся ребёнок, показывая напускную детскую непосредственность. Педагог недоверчиво смотрела в безмятежные карие глаза, которые ещё минутой ранее пугали своей тьмой. Мальчик перед ней словно переменился в мгновение ока. От холодной отчуждённости до спокойного радушия. Ей на мгновение верилось, что все те их сеансы и атмосфера вокруг Кейла ей привиделись. Она и не подозревала, что благодаря ей Хенитьюз выбрал для себя идеальный способ дурить других людей. Теперь за образом кроткого и тихого ребёнка скрывалась расчётливая личность, строившая настолько долгоиграющие и впереди идущие планы, что любой взрослый позавидовал бы. Он обдумывал каждое своё действие, ища, просчитывая наибольшую для себя выгоду. Помимо этого он так же открыл мир фэнтезийных новелл, отвлекаясь от реального мира на ожесточённые мотивирующие сражения. В старенькой библиотеке, приходящей в запущенье, нашёл книжки на английском и корейском языках, изучая их также по старым словарям и учебникам. Хенитьюз постоянно чем-то загружал свою голову, чтобы не вспоминать о личной трагедии ни на мгновение. Заменяя образы мёртвых родителей строчками прописных букв. Так прошло более двух лет, и к радости социального педагога, Кейл завёл себе парочку друзей. Бывшие хулиганы, притесняющие и избивающие Хенитьюза, оставили его в покое и даже прониклись некоторой симпатией. Ведь Кейл помогал им с уроками и даже давал советы, как лучше поступить в кризисной ситуации. За ним закрепилось скрытое прозвище «красный кардинал», так как под его влиянием находились все ключевые фигуры (сильные дети и уважаемые воспитатели) детского дома. Хенитьюз на всех смотрел с мягкой улыбкой, используя любую возможность обмануть кого-то ради достижения своей цели. Для него люди вокруг были безмозглым стадом овец, где он — пастушья собака. Ему не было равных, отчего любые игры или соревнования были ему скучны. Не испытывая ни симпатий, ни антипатий, Кейл продолжал жить как глубоко одинокий ребёнок. И только во сне, когда он не загружал свою голову прочими мыслями, из раза в раз кошмары одолевали его. Хенитьюз принимал их, как должное, продолжая искренне верить, что заслужил это. Ведь из-за его способностей родители решились на переезд. Если бы не его память, они бы не погибли по дороге к новому дому. Зло должно быть наказано. И Кейл принимал это без возражений. Он не ждал каких бы то ни было перемен в своей жизни, пока на пороге детского дома не появился высокий мужчина с военной выправкой. У него было красивое лицо с жёсткими чертами и полные воли глаза, смотрящие на Хенитьюза с такой теплотой, что Кейлу было больно. Будто кислотой облили. Эти эмоции едва ли не проникали в кости. Когда он сделал шаг на встречу к Хенитьюзу, то неуверенно замялся, не зная, как лучше представиться. Но Кейл отлично его помнил. — Дядя Чон Су, — Хенитьюз шепнул это имя тихо и сдавленно, будто иголки проглотил. Так тщательно запечатанные им воспоминания о родителях ударили по голове неуправляемым потоком. — Ты помнишь меня, Кейл? — мужчина радостно улыбнулся, и в уголках его глаз залегла тонкая паутинка морщинок. — Конечно же ты помнишь… Я долго искал тебя. Хенитьюз смотрел на него прямым взглядом, рассматривая без стеснения. — Как только я узнал, что мой друг погиб, то стал искать тебя. Знаешь ли, даже военному это нелегко сделать, если кто-то очень сильно не хочет раскрывать детали, — взгляд Чхве Чон Су потемнел от воспоминаний, злясь на кого-то из прошлого. — Зачем вам это? — удивился Кейл, он и не думал, что этот статный и серьёзный человек встанет перед ним на колено. — Я хочу забрать тебя отсюда, — доброта в его голосе казалась Кейлу ядом. — У меня есть племянник твоего возраста, уверен, вы подружитесь. — Зачем? — повторил Кейл, и взгляд его был острый, настолько, что сделай Чхве Чон Су хоть одно неверное движение, зарезал бы на месте. Хенитьюз не верил в доброту на пустом месте. Все люди предавали, манипулировали и лгали. Он был таким же. И пусть старый сослуживец отца и выглядел искренним, бросаться к нему в объятия Кейл не намеревался. Ему так сильно осточертела вся эта боль, клокочущая в нём, что выносить реальность было попросту невыносимо. Открыть своё сердце, проникнуться к кому-то чувством или (о, боги!) полюбить кого-то — для него недопустимо. Хенитьюз был умнее кого бы то ни было, поэтому он никогда не отказался бы от своей рациональности в пользу субъективных чувств. Это то обещание, которое он дал себе после смерти обоих родителей, и отступаться он не намеревался. — Зачем? — мужчина немного тушевался, взгляд выдавал некоторое смущение. — Чтобы стать семьёй. — Семьёй? — забытое слово в устах израненного от невзгод ребёнка выглядело как издёвка. — Да, семьёй, — повторил Чхве Чон Су, мягко улыбаясь вопреки своей грубоватой внешности. В этой улыбке и неловкости Кейл видел своего отца, который не сразу смог найти правильный подход к маленькому сыну, боясь случайно причинить боль. Его папа был прирождённым солдатом с крепким и сильным телом, не всегда умеющий контролировать свою силу. И всякий раз, когда он слишком сильно сдавливал маленькую ручку Кейла на прогулке, его глаза горели виной и смущением. Хенитьюзу оставалось только догадываться, сколько раз его отец ругал себя за угловатость и дурную силищу. — Семьёй. Кейл вновь повторил это слово, рассеянно смотря в пол. Он настолько часто запрещал себе думать о счастье, что образ его отца стал таким далёким и туманным. Однако благодаря своей способности ничего не забывать, он знал каждую морщинку на его лице, каждую улыбку и волевые черты. Подняв глаза на нервничающего мужчину перед ним, Хенитьюз улыбнулся чуть шире, чем привык. Скрывая тянущую изнутри скорбь и печаль глубоко в себе. Он больше не был способен довериться другим людям, но подыграть и воспользоваться ими мог. Чхве Чон Су воспрял духом от вида улыбающегося ребёнка, и слёзы навернулись на его глаза. Он не смог спасти тогда своего друга, но его сыну он погибнуть не позволит. Чего бы ему это ни стоило, он обещал, что сделает этого мальчика счастливым. Кейл же не знал доподлинно, какие мысли витали в голове Чхве Чон Су, когда он оформлял документы об усыновлении. Не знал и тогда, когда уже стоял перед дверью теперь уже своего дома, не решаясь переступить порог. Хенитьюз испытывал странные и противоречивые чувства. Мальчик думал, что адская бюрократия и возня с документами пыл этого человека поубавит. Однако Чон Су был человеком не только слова, но и дела. Его не пугали разрывающиеся гранаты и шквал пуль над головой на поле боя. А уж какие-то канцелярские крысы с их жалкими бумажками и подавно. Он просто хотел, чтобы ребёнок рядом с ним улыбался без снедающей тоски в глубине не по-детски холодных глаз. Возможно, сам Кейл и считал себя гениальным актёром, но его игра и гроша ломаного не стоила перед повидавшим многое старым солдатом. Он мог обмануть сопливых детей и сердобольных воспитателей, но никак не его, прожившего большую часть своей жизни в горячих точках. Чхве Чон Су как сейчас помнил глупое, но счастливое лицо Деруса, когда тот листал фотографии сына в телефоне. На них Кейл улыбался от уха до уха, показывая на камеру рогатого жука. У него не было переднего зуба, большие и круглые глаза сияли от восторга. Он немного шепелявил, тараторя о своей удивительной находке на прогулке. От этого подвижного и забавного малыша осталась только безликая и прозрачная тень. Хенитьюз повзрослел в один момент, перемахнув на несколько лет вперёд. И взгляд, ранее живой и яркий, ныне остыл. — Войдём в дом, Кейл? — взял его за руку Чон Су, мягко сжимая взмокшую от напряжения ладошку. Хенитьюз и сам не понимал, чего ожидал от этой встречи. В голове тысячи мыслей, расчётов и вариантов событий. И ни одно из них не было радужным. Он на сто процентов был уверен, что дети этого дома его не примут. Кому бы понравилось, когда в их дом притаскивают незнакомца, так сильно отличного от них? Кейл глубоко вздохнул и решил, что сможет выдержать. Он пережил издевательства в детском доме, значит сможет вынести и это. Если Хенитьюз не будет выделяться и привлекать внимания, то сможет прожить спокойную и уединённую жизнь. Кивнул самому себе, принимая решение, и сделал шаг вперёд. В новую жизнь, где дверь в страну солнца.