Лисьи сны

А ночью ему снова снится лес, и ветки бьют его по бокам так хлестко, что он почти чувствует боль. Впереди — туман и мгла. Вверху — не видно неба, все загораживает крона деревьев. Вокруг — густая чаща, и шорохи вокруг него слились в единый белый шум, только сердце стучит отчетливо. Он даже не бежит. Он почти летит над землей, и чёрные кончики лап касаются влажных иголок едва-едва. Сережу пугают эти сны — на грани с явью. Он совершенно точно знает, что он никогда не выбежит из этого леса — все попытки заранее обречены на провал. Он и чащу не покинет, и от волков не спасется. Они нагонят его у какой-нибудь полянки, окружат и будут рвать зубами рыжую шкуру. Разумовский распахивает глаза прежде, чем первый силуэт догоняет его в широком прыжке. Вырвавшись из плена сна, Сережа долго фокусирует взгляд, ловя тусклые солнечные блики. Перед сном он забыл опустить жалюзи, и теперь пасмурный свет окутывает дымкой все вокруг. Питер. Здесь всегда туманно. Рубашка вся мокрая насквозь и противно липнет к телу. Во рту сухо. Голова раскалывается, и снова ломит кости. В полнолуние сны всегда ярче, чётче. Пробуждение в такие дни всегда тяжелое. Разумовский сползает с дивана, наугад всовывая ноги в тапки, и бредет в ванную. Под горячим душем он отмокает долго, долго трет полотенцем длинные рыжие волосы, еще пару минут залипает на своё отражение. В мешках под его глазами уже можно хранить картошку — ощущаются они примерно так же, тяжело и болезненно. Весь вид его какой-то болезненный. Надо чаще бывать на воздухе, говорит сам себе Сережа, и это звучит в его голове, как издевка, ведь он боится покидать даже свой офис. Разумовский возвращается к своему дивану, но не садится. Проходит мимо, идет к столу, чтобы включить Марго и проверить почту. По пути он цепляет с журнального столика очки. Водружает их на нос, привычным движением откидывает мокрые волосы со лба. Ему все еще не по себе — воде не удалось смыть с него остатки сна. Чтобы стряхнуть наваждение, Разумовский пальцами виски растирает и — не выдерживает — внимательно осматривает руки. Не чёрные. Без шерсти. Сережа никогда не перевоплощался полностью, но у всех оборотней на генетическом уровне заложена память о метаморфозе. Он знает, каково это. Он легко может представить боль трансформации и при желании услышать треск меняющихся костей. Проверять это физически ему не хочется. Времена, когда оборотни не по своей воле меняли свой облик, давно прошли. Сначала лисы, а затем и волки научились обращаться по желанию и использовали трансформацию, как способ защиты. А вскоре в этом пропала всякая необходимость — угроза отступила, люди приняли их особенность с неожиданным терпением. Толерантность. Сейчас это модно. Слово «оборотень» утратило прежнее значение. Теперь «оборотень» — это не черное зло, которым родители пугают малышей. Теперь это буквально переводится как «человек с особенностями». Это диагноз, если хотите. Генетическое заболевание, с которым вполне можно жить. Конечно, где-то раз в месяц ломит тело, да судорогами сводит конечности, но ведь это пустяки. Особенно часто у Сережи болит спина — но в целом больших проблем нет. Старые времена канули в Лету. Теперь люди не враги. Теперь самым опасным врагом стал собрат — тот, кто делит с тобой эту самую общую память. Тот, кто хочет забыть и не может этого сделать. Для него ты — напоминание о собственной природе. Это неприятно. Многим это не нравится. Но Сережа не жалуется. Его вполне устраивает его жизнь. Может быть, сейчас она нравится ему чуточку меньше — спина болит ощутимее с каждым движением, и надо бы выпить обезболивающее и полежать, но Сережа трудоголик с повышенным чувством ответственности. Он садится за стол, вытягивая длинные ноги вперед, и спрашивает: — Марго, есть почта? Дисплей загорается нежно-голубым. Разумовский замечает, что уже почти полдень. Он морщится, трет пальцами лоб, пытается взбодриться. Бесцельно водит взглядом по экрану и вдруг видит на камерах незнакомого человека в холле офиса. — К тебе посетитель, — объявляет Марго. — Не идентифицирован. Пропустить при запросе на консультацию? Сережа машинально разглаживает рукав халата, вглядываясь в экран. Мужчина идет спокойно и уверенно, так, словно знает дорогу. В чёрном строгом костюме, он излучает непоколебимое спокойствие и даже невозмутимость. Разумовский пытается считать по его внешнему виду цель визита, но получается плохо. В любом случае, до верхнего этажа он дойдет не скоро — чтобы попасть к нему, нужно иметь либо личный пропуск, либо разрешение. Пропуск Сережа никому не давал, допуск к его личному офису получить не так просто, так что есть время расслабиться и привести себя в порядок. В конце концов, вполне вероятно, что мужчина всего-навсего ошибся или у него есть дело к его агенту. — В твоем ящике четыре письма, Сергей, — отвечает тем временем Марго на первый вопрос. — Есть письмо от Юли Пчëлкиной? — быстро спрашивает Сережа. — Да. С темой «Будешь должен, рыжик». Я цитирую дословно. — Что там? — Озвучиваю текст письма: «Посмотри этот вариант, знаю лично по старым делам». Сережа немного успокаивается и расслабляет плечи. Юля сработала невероятно оперативно. Теперь он действительно должен ей бутылку ликёра. Его взгляд против воли снова задерживается на экране. Теперь мужчина стоит у ресепшена, терпеливо дожидаясь администратора. Что, если он и есть тот самый «вариант» Пчëлкиной? Сережа губу прикусывает и хмурится. — Прочитать остальные три письма? — напоминает о себе Марго, но Разумовский только рукой отмахивается: — Оставь непрочитанными, я позже гляну сам. — А что насчет посетителя? — Пропусти, — решает Сережа. И — немного подумав, добавляет: — Марго, включи камеры на запись. Все-таки природная осторожность берёт верх, и лучше, конечно же, перестраховаться. Разумовский встает из-за стола, обходит его вокруг и на всякий случай включает ещё и сигнализацию. Теперь при нападении сработают датчики движения. Система новая, поставлена совсем недавно, о том, насколько хорошо она работает, Сережа не знает. Проверять ему, честно говоря, не хочется, но с активированной защитой он будет чувствовать себя увереннее. Он зябко ежится и снова нервным жестом дергает рукав халата. Халат, конечно же, надо сменить на что-то более официальное.

***

Проходит около часа, прежде чем дверь офиса плавно открывается и в просторное помещение входит мужчина, озвученный Марго как «сотрудник». Сережа смотрит настороженно, но пришедший настолько непоколебим и спокоен, что Разумовский не паникует тоже. Его интуиция молчит — верный знак того, что все более-менее в порядке. Мужчина останавливается у стола, за которым сидит Разумовский, и замирает, складывая руки внизу. — Добрый день, — говорит Сережа сипло, но тут же кашляет и добавляет: — Как добрались? Вопрос звучит немного ехидно, но он не может отказать себе в этом удовольствии. Разумовский щурится на незнакомца по-лисьи, рассматривая его откровенно и с явным любопытством. Конечно же, он наблюдал за ним через камеры и знает весь путь мужчины наверх, к нему в офис. Регистрация, допуск, авторизация, проверка на оружие и сканирование сетчатки глаза — все это обязательное условие для того, кто претендует на роль «сотрудника». К чести незнакомца, он оказался очень упрямым и совсем никуда не спешил, терпеливо и молча выполняя все сложные требования ради одного визита. — Спасибо, — отвечает тот без малейшей интонации в голосе, — все прекрасно. Теперь, когда мужчина стоит в непосредственной близости к нему, Сережа может рассмотреть его внимательнее. Высокий, крепкий, темноволосый. Глаза холодные, и взгляд не выражает абсолютно ничего. На мгновение Разумовский задаётся вопросом: а не под воздействием ли седативного он? — но это невозможно. Проверка показала, что он чист, Марго уже сообщила ему результаты. Костюм на незнакомце в идеальном состоянии, но видно, что не новый — скорее всего, надевает он его редко, по особым случаям. На груди — подвеска в виде клыка и волчьей морды. Забавно. Сережа опускает взгляд на дисплей и читает имя из анкеты: Олег Волков. Забавно. — Я вас слушаю, — говорит наконец Разумовский, откидываясь на спинку кресла и складывая пальцы «домиком». Ему неуютно смотреть на собеседника снизу вверх, но стул тот упорно игнорирует, продолжая стоять. Тёмные глаза останавливаются на лице Сережи. Взгляд, несмотря на все его безразличие, невероятно тяжелый. — Я хочу обсудить условия, — говорит он так, словно это самое очевидное. — Условия чего? — допытывается Сережа. — Моих услуг. — Конкретнее? — Охрана объекта. — Объекта? — Тебя. Разумовский только моргает, он не помнит, чтобы они переходили на «ты». — Вы полагаете, меня надо охранять? — спрашивает он, выражая интонацией каждое слово. Ему нужно убедиться, что мужчина перед ним действительно от Юли и в курсе дела. Холодные глаза — истинно волчьи — исследуют его лицо. Волков словно изучает его, чуть ли не принюхивается. Разумовский не отводит взгляд тоже, как в детской игре в гляделки — отвел взгляд, значит, проиграл. Он бы уже давно решил, что Волков волк, если бы не три «не»: настоящие волки не ходят по одиночке, не демонстрируют свои амулеты и не ведут игр с лисами. Игры — это по лисьей части. И ещё — до сих пор он не встречал ни одного волка с фамилией «Волков». — Я полагаю, ты хочешь жить, — наконец отвечает мужчина, и Сережа поклясться готов, что видит в уголке его губ едва заметную усмешку. — А иначе меня бы здесь не было, так? Ему вдруг становится не по себе. Но субъект действительно интересный. Он похож на каменную стену, или на железную статую, или на все сразу. Он стоит перед ним и до сих пор не пошевелился. Выправка военного, взгляд человека, много повидавшего на своём веку. Сирия? Афган? Специальные подразделения? Наемник, понимает Сережа. Амулет на шее и наверняка не настоящая фамилия в таком случае объясняют многое. Наемников лично Разумовский ещё не встречал, но слышал, что они существуют. Есть, мол, такие люди: одни волков истребляют, другие — лис. По заказу или на чистом драйве, это уж как пойдет. Мысленно делая пометку в голове: «отвесить Юле знатных люлей», Сережа кликает по экрану. Он сам не замечает, что его спина уже напряжена, а губы сводит судорогой. Связываться с наемником опасно, но не признать он не может: если на него действительно охотятся волки, мужчина перед ним — единственный шанс выжить. — Почему я должен верить тебе? — спрашивает Сережа, уверенный, что Волков ему не ответит. Но тот отвечает — спокойно, но не без почти мастерски замаскированной гордости: — Найдешь ещё кого-нибудь, кто согласится охранять тебя, уйду без вопросов. Такая самоуверенность заставляет проникнуться. Разумовский стучит пальцами по столу, читает результаты проверки на экране. Документы чистые, если, конечно, настоящие. Ранее не был замечен среди конкурентов. Сережа вздыхает по возможности тихо. С другой стороны, Волков прав. Вряд ли найдется ещё один дурак, который против волчьей стаи пойдет. Если говорить точнее, то не стаи даже, а самой настоящей обозленной своры мстительных оборотней, которые хвостом бегают за Разумовским — и явно не для того, чтобы автограф попросить. Сережа стаскивает очки с носа и машинально сует их в нагрудный карман рубашки. Поднимает на Волкова взгляд. Он уже все решил. Из двух зол выбирают меньшее. — Какие твои условия? — спрашивает он, открывая резюме Волкова. Никаких «вы» между ними быть не может, это ясно. Никакого контроля в обе стороны — тоже. Есть только Волков и объект, который он будет беречь. Как ни обидно Сереже это признавать, объект — это действительно он сам. — Не задавать мне лишних вопросов, — выдает Волков явно заученный ответ. — Мои методы не обсуждать и не осуждать. В мои дела не лезть и выполнять все, что я скажу. Если скажу бежать — беги. Если скажу спрятаться под кровать — лезешь под кровать. Если скажу стрелять — будешь стрелять. Иначе умрешь. — Надеюсь, до этого не дойдет, — усмехается Разумовский немного неловко. Волков лишь бросает равнодушное: — Всякое может быть. Я говорю о крайних мерах. — Это все? — уточняет Сережа. — Все. — Тогда теперь мои условия, — кивает Разумовский, доставая распечатанный договор и открывая ручку. — Первое: не задавать мне вообще никаких вопросов, если я не разрешу. Второе: никто и ни о чем не должен знать. Любая информация строго конфиденциальна. Все ясно? Волков наклоняет голову вперёд, и Сережа расценивает это, как согласие. Он видит, что они договорились. Условия устраивают обоих. Он ставит свою подпись на документе и убирает его в стол. Он чувствует себя немного спокойнее — впервые за последние месяцы. — Вечером мне нужно будет съездить в одно место, — говорит Разумовский, вставая из-за стола и наконец выравнивая их уровень горизонта. — Будешь меня сопровождать. Сейчас можешь быть свободен, жду тебя в половину седьмого здесь. Конкретно здесь, — уточняет он, пальцем на пол показывая, словно ребенку объясняя. Свой страх выходить из офиса в одиночку Сережа мастерски прячет за деловым тоном, вид делает, что это обычное дело для него — сопровождение от дверей до дверей. — О выходных договоримся позже, если ты не против. Торчать возле меня постоянно не обязательно, я буду вызывать тебя, когда будешь нужен. Ммм… Сумму назовешь сам, как оцениваешь работу. Юля же говорила тебе о специфике задания? — Я в курсе дела, — отвечает Волков, скользя взглядом по офису, и Сережа кивает: — Тогда, думаю, ты знаешь, что лис тяжело выследить. — Лис — тяжело, — соглашается Волков, возвращая Сереже ответный взгляд. — но тебя же не лисы пасут. — Верно, — соглашается Разумовский, в которого подозрительность въелась настолько, что привычка проверять все и всегда уже под кожей сидит. Минуту он молчит, раздумывая, потом руку протягивает: — Испытательный срок две недели. Как обычно. Традиция. Но, думаю, все будет в порядке. Волков смотрит на протянутую ладонь как будто с удивлением, но все-таки пожимает её. Его пальцы тонкие и сильные. Сережа чувствует стальное рукопожатие и не может отделаться от мысли: этот мужчина, скорее всего, убивал. Возможно, даже не один раз. Сжимал рукоять пистолета так же равнодушно, как сейчас сжимает его руку. И — как озарение — приходит ещё одна мысль: возможно, Волкову снова придется убить. И, возможно, это случится раньше, чем Разумовский может предположить. Потому что все наемники дела решают одним способом. Потому что волки сами зачастую лезут на рожон и провоцируют. Потому что Сереже чутье подсказывает — в этой игре победа будет безусловная: либо он выиграет, либо потеряет все. — До вечера, — спешит Разумовский закончить визит Волкова, выдергивая свою руку, пожалуй, слишком резко. Словно извиняясь, он снова за очки берётся и вертит их в руках. Волков секунду наблюдает за его пальцами, потом взглядом по Сереже режет — быстро так, оценивающе. Как будто сравнивает с кем-то. Не похож, думает Разумовский, считывая эмоции Волкова, который то ли раздосадован, то ли разочарован. Эту эмоцию Сережа встречает часто — у людей, которые были много о нём наслышаны и наконец увидели вживую. Несоответствие. Разумовский знает, что надуманный людьми образ миллиардера и филантропа часто не совпадает с ним настоящим. Сережа не Тони Старк, он, пусть и живёт в башне, больше похож на заточенную в ней Рапунцель. — До вечера, — кивает ему Волков, который, словно в насмешку, больше похож на дракона, нежели на спасителя.