༺❀~❃~❀༻
Облака — пушистые перья, летящие по светлеющему небу в предвкушении Золотого часа. Новорожденный день приветствует город. По улицам уже наверняка катятся волны суеты. Одна за другой вытесняют предрассветную дрему стуком каблуков, шорохом подошв, криками, разговорами, ароматами селективного парфюма из Нью-Бейцзина и вонью старого кунжутного масла. Вчера сгорел дотла Дом Бегонии. Сегодня о пожаре и похищении упомянут лишь в полицейской хронике и на порталах, собирающих сплетни. Потекут мутные ручейки осуждения, вбирая в себя плевки злорадства, ненависти, зависти к твоим талантам и красоте… Бурлящие бурой пеной, они сольются в селевой поток, который погребет под собой правду. А правда в том, что осудят недостойные даже стоять рядом с Тобой. Потомка династии Северная Вэй они называли сыном слуги! Так уже случилось тысячелетия назад. И я не смог помешать. Невразумительно-серая плита покрывает плоскую крышу. Дверь медицинской яхты неохотно поднимается, словно механизм тормозит. Ах, да: «Ци-батареи тоже по лимиту». Проникшая внутрь прохлада пытается разогнать затхлую смесь антисептика, пота, кислятины и будничной усталости. Закатив глаза, Сюэ Ян, выбрасывает руку куда-то вниз. Зажатый между указательным и средним пальцем листок сгорает. — Я потратил на блевоту твоего дружка казенное заклинание очищения. Смотрю под ноги и понимаю, что Бичэнь и парик больше не забрызганы полупереваренной пищей, а кислый запах улетучился. Киваю в знак благодарности. Кладу парик на зеленоватый матрац и подбираю меч. Я не могу отпустить Твою руку. Это якорь, отдохновение и прибежище. Не я держу Тебя. Это родное биение пульса не дает сорваться во мрак, Вэй Ин… Когда носилки выгружают, дергаешь головой в полусне. Золотистым лепестком бегонии луч касается острой скулы, обещая лучшее завтра. Колеса тихонько шуршат, пока тщедушный парамедик везет Тебя к белым дверям. Черными стрекозами на фоне ализариновой зари парят дроны. — Госпиталь полицейского управления. Не бойся, гусуланец, может, с батареями у нас и звезда по самые уши, но у Не Минцзюэ комар в сезон дождей не пролетит. Дроны вооруженные. Оцени мою заботу. Это я велел… — снова ехидная пауза, — Цзян Ина сюда доставить. — Стойте-стойте, а… ему сюда нельзя, — задерганный усатый мужчина с пожеванным морщинистым лицом и в такой же помятой полицейской форме преграждает путь носилкам. — Шары протри. Или очень хочется послать достопочтенного из клана Гусу Лань? Никак жить надоело? Тогда с крыши сигани — дешевле выйдет. — А, эта… Проходите со всем уважением… Простите, — суетливо, цепляясь ногой за ногу, полицейский отступает, вытягивается во фрунт. Усики шевелятся на мгновенно одеревеневшем лице, и бдительный служитель закона становится похож на испуганного таракана. Волшебство налобной ленты в действии. Сюэ Ян бережно несет даочжана. Повязка на синевато-бледном лице лежит безучастной к страданиям больного белой полосой, но голова заботливо устроена на плече, закованном в антрацитовую броню. Сюэ Ян все помнит. Вот почему переполнен темной болью и сквозь потрепанные покровы бравады просачивается сукровицей тоска. Вот почему догадался. Нам обоим есть, о чем сожалеть. В этом воплощении мы больше не враги. Такова прихотливая игра небожителей людскими душами. Лифт блестит. Со стен льется приглушенный свет и смягчает полированный металл. Коридор пуст. Одна из белых дверей распахивается, не успели пройти и десяти шагов. — Несите сюда старшего супервайзера Сяо, — говорит высокий худощавый мужчина в белом халате. Тут же из палаты выходит вооруженный плазмоганом полицейский в броне «Черных пантер» и замирает у стены. Охрана. — Достопочтенный, вам сюда, — выбегает из следующей палаты невысокая девушка. Снова бронированная фигура замирает рядом со входом. Выражение лица спецназовца напоминает булыжник. Чтобы уложить на кровать, приходится отпустить Твою руку. На краткий миг кажется, будто снова лежу на той проклятой скале, а Тебя опутывает черными щупальцами мгла, поглощает, утягивая в небытие. Но нет. Сердце ровно стучит рядом. И Ты не умираешь, проглоченный ненасытной тьмой, а я сам опускаю теплое тело в мягкую белизну постели. Пальцы невольно задевают кадык. Смазанное прикосновение отзывается на кончиках дразнящим покалыванием. Словно в кровоток проникли раскаленные угольки. Они не обжигают, но вызывают странный жар. Только не сегодня! Мерзкое отвратительное желание, охватившее не к месту, не ко времени. Почему именно сейчас? Понимаю — не могу совладать с постыдной тяжестью в паху… — Приветствую достопочтенный, — раздается за спиной. — Если вы не родственник и не доверенное лицо, придется ненадолго покинуть палату. Я Ло Цинъян, дипломированный хилер первой категории, должна осмотреть больного на предмет наличия внутренних повреждений. У меня лицензированные сканеры-ладони. Номер лицензии и допуска… Здравствуй, Мяньмянь. Смотрю в серьезные глаза на правильном круглом личике, на маленькие ладошки, поднятые к моему лицу, словно призыв убедиться в правдивости сказанного. Понятно, почему Вэнь Жохань до сих пор не похитил целительницу: миниатюрные, почти детские кисти пришьешь далеко не каждому. Спроса нет. В Пещере Черепахи-губительницы Ты спросил, нравится ли мне Мяньмянь. Тогда задохнулся от возмущения и горечи. А теперь… Да, мне нравится Мяньмянь. Она образована, умна и, уверен, — обладает чуткостью и мудростью сердца. Киваю в знак согласия. Едва слышный хлопок двери отделяет от Тебя. Ненадолго. — Что, тоже выперли? И лента не помогла? — Сюэ Ян подпирает стену рядом с лифтом. — Пошли, тут на техническом этаже есть балкон. Обсудим дела наши скорбные, — не переставая скалиться, бьет кулаком по кнопке вызова. После пыльной полумглы, затхлого воздуха и переплетений труб балкон кажется светлой террасой в пентхаусе брата с видом на Залив Дракона в Нью-Бэйцзине. — Присаживайся. — Устроившись на исцарапанной деревянной скамье, выуживает из кармашка на боевом разгрузочном поясе портсигар. — Смотри, как умею! — включив самодовольство, прикуривает толстую сигарету от собственного мизинца. — Протез с бонусами от полицейского управления. Да, умудрился и в этой жизни лишиться пальца. — Здесь запрещено курить, — показываю на табличку, мигающую синим у нас над головами. — А это не табак, — Сюэ Ян давится дымом, надсадно откашливается и продолжает: — Ханьгуан-цзюнь, ты в прошлой жизни был белее облаков над вашей резиденцией, я — грязнее последнего демона в Диюе, а сейчас мы в одной жопе и как же так получилось?.. — вторая затяжка, белесые клубы вылетают через нос. — Понял, что люблю его, когда подыхал на той засранной улочке в паршивом городишке. Не знаю, откуда в руке взялись конфеты. Две карамельки в коричневой обертке, которые даочжан клал каждый день на мою постель. Последнее, что запомнил. Сейчас каждое утро нахожу в шкафчике сладости. У нас такая традиция. Шуточная. Если накануне вел себя хорошо… ну в смысле — совсем из берегов не вышел — утром получу сладкое, — смех. Каркающий, полузадушенный, у самой грани срыва на крик. Бывший разбойник высасывает разом полсигареты. Ветер уносит сладковатый дым, растворяя в сиянии наступающего дня. Голореклама не слепит глаза. Лишь в отдалении, на фоне зеркальных небоскребов пляшут разноцветные иероглифы, кувыркаются в воздухе баночки, бутылки, коробки. Мишура оберток сменяется фальшью улыбок моделей, призывающих купить, использовать, попробовать. Помню, как брат ввел закон о «чистом небе»: над больницами, управлениями правопорядка, судами, резиденциями кланов и памятниками истории и культуры старше пятисот лет запрещено размещать рекламу. После страшной ночи я благодарен за такую реформу. А когда-то едва обратил внимание: небо над Нью-Бейцзином всегда свободно от суеты. — Чего молчишь? Презираешь?.. Хочешь, расскажу, как познакомился с даочжаном в этом воплощении? — Расскажи. — Если узнаю историю Сюэ Яна — станет понятнее… собственное состояние души. Странное чувство. — Мне и здесь повезло родиться босотой. Городок Шэньчжэн на юге. Слышал о таком? Та еще жопа. Чтобы прокормить младших, родители продали меня местной триаде. За собственного пацана с готовым ядром папаша получил домик в пригороде и участок с прудом, где можно развести уток. Сбыча мечт, гуй подери. Думаю, легко поверишь, что за два года засношал местечкового чаншу и его команду так, что меня отправили бонусом к грузу морфина в Киото. Да, спихнули якудза. Талантливый заклинатель, взломщик и вор — просто на все руки мастер, — он смотрит вперед — туда, где Золотой Час сменяется зыбкой голубизной. Небесное золото стекает по зеркальным небоскребам, и наступающему дню нет дела до двух заблудших, что сидят рядом на старой скамье. Свет солнца и луны принадлежит всем. Лишь от нас зависит, как распорядимся их дарами. — Не заснул еще? — в голосе не слышно острой ярости. Слова звучат, как отчаянное рычание раненого тигра, не нашедшего дорогу к водопою: — Слушай дальше. Меня отправили с другой мелочью выбивать долги из владельцев портовых лавчонок. Рыбой воняло — не продохнуть! Даже саке, которое нам наливали, на вкус отдавало рыбьими потрохами. Надо было выбираться из дерьма, и я начал приворовывать малую толику. Об этом знал только один челик. Его тоже продали родители… — Доверял ему? — Кому? Той суке? Да, позорище, согласен. Но мне едва исполнилось четырнадцать. Думал, накопим йен и свалим вместе. А потом появился даочжан. Только тогда не знал, кто он. Холеный китаец в белом европейском костюме. Двигался, будто плыл над мостовой. У него с оябуном были какие-то дела. Нам, мелкоте не докладывали. Два раза его видел, первый раз — когда бабки сдавали. Зачем-то подошел, взял за подбородок, заглянул в глаза и сказал, что у меня светлая душа… Или другую чушь. На следующий день в барак, где спали с пацанами, ввалились кёдай сдернули с татами и поволокли в чайный домик. Друган сдал. Даочжан сидел там же вместе оябуном и остальными прихвостнями — это второй. Пришлось самому отчекрыжить мизинец. Обычай у них такой. Наказание для провинившихся. — Больно? — Не беспокойся, потом больнее было. Когда через недельку перерезал «младших братьев». Хотел только предателя замочить, остальные тухлые яйца сами под нож попались. И рванул в порт. Думал, спрячусь в трюме круизного лайнера и уплыву подальше. Прям щас! На причале схватили, огрели арматурой, отпинали и скинули с парапета. Вот тогда было больно. Ребра в кашу, обе голени сломаны… Но троих успел отправить в Диюй, или куда там у япошек всякая мразь попадает. — Сигарета дотлела до самых пальцев. Последняя глубокая затяжка. Натужный смех. Брови сведены к переносице. Желваки перекатываются на скулах. Губы — в линию. Слышу скрип зубов. — Мне ахуенно повезло: угодил на камни внизу, а проверять — сдох, не сдох — никто не стал. Дальше помню лицо. Знакомое и незнакомое. Даочжан нашел. Тогда подумал — почему на глазах нет повязки? Отвез в больницу, йены пачками отстегивал. Там меня и накрыло… Начал вспоминать. Как же, ебать-колотить, колбасило! Впрочем, сам знаешь. — Мгм. — Твоего гуя через колено да об забор пять раз подряд, думал, не услышу! — Сюэ Ян заходится смехом. Затылок глухо бьется о стену. Снова кашляет, затем сипит дальше: — Сяо Синчэнь оказался агентом под прикрытием. Китайская и японская полиции разработали совместную операцию и прихлопнули триады в Шэньчжэне и якудза в Киото. Глаза даочжана и его свидетельство перед судом спасли от десяти лет лагеря для малолеток. Зато отправили в учебку спецназа. Год мудохали как собаку, но кое-чему научили, да. Три года службы, и после — курсы младших офицеров. Даочжана повысили, и он потащил меня за собой в Шанхай… Знаешь, Ханьгуан-цзюнь, не так уж паршиво служить закону. Я могу помочь другой мелкоте не попасть в дерьмище. А-Цин случайно взяли во время операции на рынке Дунтай. Узнал Слепышку. И здесь притворялась незрячей, кошельки подрезала. Отвел к даочжану. Дали зеленый свет на учебу в полицейской школе. Если бы она не сумела втереться в доверие к Вэнь Цин… Слушай, — оборачиваясь ко мне, сверлит полубезумным взглядом, — в молодости даочжан крутил роман с сокурсником. У меня же есть… шанс?.. — остатки сигареты летят на пестрящую засохшим голубиным пометом плитку. Тяжелый ботинок обрушивается сверху так яростно, что оранжевые брызги разлетаются во все стороны из-под рифленой подошвы. Сюэ Ян застывает сжатой пружиной, но постепенно расслабляется и небрежно меняет тему: — Вижу, Бичэнь вернул, а зачем в шмот общественного транспорта нарядился — не пойму? Или в Новом Китае так ходят? Вспоминаю, что наряжен в коралловый жакет, машинально лезу в карман. Достаю сапфировые аксельбанты с болтающимися шнурами платиновой нити, и под ними липкое продолговатое неприятно скользит по коже. — Палец оттяпал, чтоб с плазмогана блокировку снять! Наш человек! — он снова заходится каркающим смехом. — Если надумаешь послать к неупокоенным духам Гусу Лань — возьму к «Черным пантерам»… Епть, — выдергивая наушник. — Не Минцзюэ, — говорит шепотом и тут же прикусывает губу, сдерживая хохот, шумно дышит через нос, успокаивается и продолжает: — Начальник управления лично соизволил почтить матюками. Ох, загнется когда-нибудь от искажения ци и в этом воплощении. Лежащий между нами гаджет изрыгает приглушенные проклятья и приказы немедленно явиться и доложить по всей форме. — Смиренный служитель закона вынужден покинуть достопочтенного и отбыть к начальству за пиздюлями, — сложив руки в почтительном жесте, Сюэ Ян нарочито издевательски кланяется, не вставая со скамьи. — Всегда носи Бичэнь: у холодного оружия не кончаются патроны. Затолкав наушник в карман разгрузки, горный тигр потягивается, прыжком поднимается со скамьи и с хлопком растворяется в воздухе. Чувствую, как губы невольно расползаются в улыбке. Если у Сюэ Яна есть надежда на искупление, значит, и недостойный Тебя сможет. Перемещаюсь ко входу в палату. Охранник по-прежнему невозмутимо отсвечивает антрацитовой броней у стены. — Достопочтенный, — запыхавшаяся медсестра бежит по коридору. — Просто второй молодой господин Лань, — надоело бессмысленное титулование. — Второй молодой… Ой, это же тот самый Бичэнь? Я на экскурсию ездила… Едва успеваю подхватить полуобморочную девушку. И что теперь делать?.. — Простите несдержанность сестры Ся, она всего неделю на службе, — раздается за спиной строгий голос Мяньмянь. Оборачиваюсь и по расширенным в изумлении глазам понимаю, что хилер Ло не прогуливала уроки истории. Как и в предыдущем воплощении, она и сейчас прилежно училась. — У больного Цзян Ина нет повреждений внутренних органов, скоро он проснется, и, поскольку сделал вас доверенным лицом, можете навещать его в любое время. Мяньмянь уводит пошатывающуюся сестру Ся, а я поворачиваю ручку. Холод металла помогает привести мысли в порядок. Ты снова уснул. Укрытый до горла одеялом, кажешься хрупким, словно лепестки цветка, рядом с которым нет места лжи. И между нами не будет больше недомолвок. Я найду слова. Даже если не помнишь, расскажу нашу историю. Наплевать на табу. — М-м-м, — бормочешь, поворачиваясь на бок. Родинки. Одна под нижним веком, другая у переносицы, третья под губой. Вместе — они созвездие. Самое яркое для моей души. Ярче Канопуса, блистающего во мгле Полярной ночи. Прекраснее всех солнц и светил. Родинки-звезды вкрадчиво напоминают мучительные грезы о Тебе, видения, что приходили в ледяном безмолвии. Сейчас хочется согреть нежностью и горячей болью, не нарушая покоя. Высказать все, не произнеся ни слова. И, возможно, услышать ответ Твоего сердца. Что если?.. Расстояние между нашими губами тоньше волоса и больше, чем от Земли до созвездия Черного воина. Дыхание касается кожи, словно теплый ветер из края рек и озер прилетел навестить. Отстраняюсь. Я недостоин. Кинжал Бегонии висит на поясе. Если пожелаешь… Пока буду охранять Твой сон. Осматриваюсь. Над тумбочкой парит неоново-голубой цилиндр — простенький универсальный интерфейс, позволяющий поднять спинку кровати, вызвать медсестру или пролистать ленту новостей. Свой наушник потерял и достаю из лежащей на гладкой столешнице упаковки сероватую казенную капсулу. Новости. Необходимо понять, как скоро весть о пожаре дойдет до дядюшки, а заодно узнать, не стал ли героем желтых таблоидов сам. Отдаю мысленную команду: «Бегония. Пожар. Похищение. Гусу Лань. Сортировать по популярности». «Вчера днем в Цветочном квартале был подожжен известный в Шанхае Дом Бегонии. Заклинатель сомнительной репутации похищен триадой «Безночный город». Без сомнения Бегония пал жертвой своего образа жизни. Наверняка Вэнь Жохань покушался на его огромное состояние, нажитое торговлей телом и нелицензированными талисманами…» Мерзость. Проматываю. «Из достоверных источников стало известно — ночью отряд «Черные пантеры» провел успешную операцию в Северных трущобах и разгромил нелегальную клинику Вэнь Жоханя, где изымались органы у обладающих уникальными способностями. Куда смотрит император? И мы до сих пор не видели комментариев главы клана Гусу Лань. Почему Цзэу-цзюнь не сделал официальное заявление? Новому Китаю плевать на историческую родину? Хватит это терпеть!» О, небожители… Разворачиваю очередное сообщение. Иероглифы вопят. Будто слышу визгливые голоса. Или некто водит туда-обратно тупым лезвием по стеклу. «…героем операции спецназа стал похититель сердечек младший офицер Сюэ Ян. Ах, мои щеки такие красные. Я вся промокла…» Под постом скалится на 3D-голограмме отважный служитель закона, демонстрируя средний палец. Непристойный жест лаоваев. Но не могу осудить. «Нас обманывают! Очевидно же — Бегония инсценировал свое похищение, чтобы скрыться от уплаты налогов!» «…из авторитетных источников стало известно, что Бегония связан с древним родом Цзян. Лиловая Паучиха организовала поджог, чтобы избежать позорной огласки!» Железная Гуаньинь, ниспошли стойкости. «…на площади видела адепта клана Гусу Лань. Он влюбился в Бегонию и купил ночь за свою жизнь. Я записала ролик». В кадре крупным планом мой профиль и налобная лента. Снят момент, когда откинул капюшон-невидимку. Издалека и на камеру дешевого коммуникационного браслета. Изображение размыто, но если дойдет до Лань Цижэня, он удивится, насколько точно исполнил пожелание «оторваться и погулять, как положено молодым». Только вмешательства дядюшки не хватает. М-да… Довольно. Выдергиваю наушник. В больницах никогда не был, но где-то наверняка есть универсальный утилизатор. У входа ненавязчиво светится изображение бамбуковых стеблей. Превосходно. Нажимаю картинку, выдвигается небольшой ящик. Кидаю наушник, нож и отрезанный им палец бандита отправляются следом. Подвески из шри-ланкийского сапфира. Что с ними делать? В прихотливой вязи иероглифа «Фу» с пожеланием счастья и благоденствия замечаю лишнюю деталь размером с фасолину. Выглядит чужеродно. Ее тут быть не должно. Надавливаю. Капсулу наушника успеваю подхватить у самого пола. Понятно. В ухе звучит добрый и слегка встревоженный голос брата. «Здравствуй, Ванцзи. Если слушаешь это послание — я оказался прав. Время пришло. На самом деле в каждом комплекте, присланном за последний год, есть капсула и браслет новейшей модели. Свежая разработка IT-заклинателей по личной просьбе. Браслет вшит в воротник. Путь далек и труден, Ванцзи. Я позаботился, чтобы все сообщения, переданные или полученные, все действия, совершенные через этот ID, проходили шифровку на моем резервном сервере. Никто ничего не узнает, пока сам не захочешь. Следуй дао. Обрети через искупление сердце дорогого человека. Остальное предоставь своему дагэ. И нашего любимого дядюшку — тоже». Скинуть жакет — дело секунды. Тонкая полоска прощупывается под подкладкой воротника-стойки. Платиновые нити шва распарываю кинжалом Бегонии. Лезвие настолько острое, что сопротивления не чувствую. Сплав титана с палладием, усиленный неизвестным заклинанием? Таким клинком можно рассечь надвое лунный луч и северный ветер. Браслет садится на запястье как влитой. Легкий укол — проанализировав капельку крови, система оживает. По черному экрану бегущая строка сообщает зеленым неоном: «Обновление завершено. Доступ разрешен». Я должен понять, почему Ты носишь имя Цзян Ин. Видимо, и мне стоит припомнить уроки истории. Не официальной, которую изучают в циньши учебных заведений по всему миру, но записанной на свитках, хранящихся в секретных архивах Гусу Лань. Допуск только у старших адептов и членов семьи: остальному миру ни к чему эти знания. Серые пятна былого не должны пачкать безупречно-белые одеяния. Воспоминания помогут навести мост из прошлого в настоящее. Ведь недостойный заложил основу для грядущего величия клана… …Когда разгорелась война Белого и Желтого драконов стороны, желая прекратить бессмысленную борьбу за власть, нашли компромисс: клан Гусу Лань и примкнувшие к нему отплывают в неизведанные земли на востоке на кораблях адмирала Чжэн Хэ. Император Хунси наследовал трон отца Чжу Ди. И, в отличие от покойного, новый владыка Китая считал — Великие кланы и адмирал покушаются на священный трон Запретного города. Влияние постигающих бессмертие и создателя огромного флота несет угрозу единоличному правлению. Что ж, император имел на то основания, но войну развязали не заклинатели… На подготовку к рискованному плаванию Желтый дракон дал год перемирия. Белый дракон и адмирал Чжэн Хэ приняли условия. Ровно через год, в начале сезона Хлебных дождей двести пятьдесят баочуань отправились на поиски таинственного Восточного континента, где рассчитывали обрести новый путь. На судах отплыли многие кланы. Но не все. Цзян и Цзинь пожелали остаться и продолжить борьбу. Кончилось тем, что клан Цзян оказался повержен. Цветущую Пристань Лотоса сожгли и сровняли с землей. Оставшиеся адепты скрылись в горах. Глава Цзинь оказался хитрее. Откупился от императора золотом. Постепенно заклинатели Цзинь стали крупнейшими банкирами Поднебесной и с тех пор фактически управляют государственной казной. Перед глазами тянутся четкие столбцы иероглифов из учебника и другие, размытые, начертанные черной тушью по рисовой бумаге. Архивы, тщательно сберегаемые от чужих глаз. Свитки, хранящие историю раскола и предательства. Если бы записи могли кровоточить — багровые реки затопили бы священные хранилища. Да, Гусу Лань и другие взошли на баочуани адмирала Чжэн Хэ, оставив собратьев на погибель. А главы клана Цзян, еще со времен Санду Шеншоу , отличались смелостью на грани безрассудства, гордостью за пределами разума, гневом, переходящим в припадки ярости. Но имя уцелело. Так почему же Тебя зовут Цзян Ин?.. Мировая паутина хранит все. Старые изображения, комментарии, семейные хроники. Странички госпожи Цзинь Яньли (в девичестве Цзян) нахожу с первой попытки. Официальную, на сайте полицейского управления Шанхая, смахиваю на север. Личная намного уютнее. Голограмма счастливых родителей с ребенком на руках (Павлин просто раздувается от гордости), ниже рецепты сычуаньской кухни, анонсы стримов по приготовлению супов, лапши, блюд из курицы и свинины. Дальше, в глубину лет, хранящих тайну чудесного спасения. Первый ролик. Цзян Яньли обнимает Тебя за плечи, темно-синее форменное ханьфу — озерные воды, стекающие по гибкому телу. Вы переглядываетесь, заразительно смеетесь на лужайке под солнцем сезона Светлой ивы, за кадром некто недовольно басит, мол, у браслета садится батарейка. Цзян Чэн? Очевидно, это вручение диплома об окончании школы. Мелькают изображения, ролики сливаются в разноцветные ручьи. Хочу рассмотреть каждый жест, различить всю гамму озорства на живом лице. Но должен отыскать начало истории. Вот. Детская. Небольшая, с распахнутым окном во двор, где весна украсила персиковые деревья розовой пеной. Малыш сидит на красном коврике, расшитом цветами лотоса, и с любопытством смотрит, как сквозняк рассыпает по подоконнику лепестки. Ребенку года два, не больше. В кадре появляется девочка в лиловом ципао, наклоняется, разглаживает несуществующие складки на сиреневой пижамке, целует в лоб и опускается рядом: «Смотри туда, А-Сянь». Тонкий пальчик показывает на браслет, видимо, стоящий на столике или комоде. «Это наше первое видео. Как хорошо, что вы с мамой вернулись здоровые из…». Твоя шицзе запинается, пытаясь припомнить новое слово, хмурит брови. «…из Унни… бейдзи… Виннебейдзи…» Резервация Уиннебаго. Что делала госпожа Цзян в племени виннебаго? Зачем отправилась к шаманам? На территорию, куда, согласно договору, не может войти без приглашения даже глава клана Гусу. И где раздобыла денег на поездку и проживание? — Прекрасный молодой господин охраняет мой покой? — Даже стоя спиной, чувствую в голосе улыбку. Дразнишь? — Мгм. Крепко сжимаю Бичэнь. Стоит ли начинать разговор? И как это сделать? — Ничего себе — настоящий меч? Не слышал, чтобы Гусу Лань торговал копиями реликвий, — садишься на постели. Больничная рубаха распахивается на груди. Коже вернулся цвет спелого персика из садов Синьцзяна. Взгляд невольно устремляется вниз. От разреза остался тонкий коричневатый шрам, который сойдет через несколько часов. — Эй, ты кто? Новое воплощение древней шишки? А то я школу часто прогуливал. Ну, когда втирали про всякие кланы, освоение новых земель, горы золота и прочую фигню. Такое занудство… — и надуваешь щеки. — Молчу-молчу. А где тут отлить? И есть трындец как хочется. Молодой господин, гэ-гэ, когда дадут хоть чашку риса несчастному мне? К больничному интерфейсу подключаюсь мгновенно и вспоминаю, что не знаю номер палаты. «Обед для… Цзян Ина». Непривычно называть Тебя этим именем. Оборачиваюсь на мелодичный звон. Створка приоткрывается. В коридоре маячит любопытная сестра Ся. Но поняв, что обнаружена, быстро убегает. Скоро слухи о возвращении Ханьгуан-цзюня заполонят весь Китай, и я не в силах помешать. Простые люди захотят устроить праздник. Заклинатели Поднебесной замрут в ожидании чудес или моей карающей руки. Триады попытаются убрать с дороги. Сам же жажду одного — уйти в край рек и озер, где шепот моей нежности будет лелеять Твое сердце. Пусть Юй-Ши скроет нас от мира стеной дождя и мороком тумана. — Ух ты! Хавчик подъехал! Жизнь налаживается, верно, молодой господин? — Поднос подлетает к кровати. Зависает. Снизу выдвигаются четыре ножки, превращая больничную утварь в подобие европейского трапезарио. Затем опускается и припечатывает тело к матрацу. — Гуй побери! А в сортир теперь как? — Поднос, со всеми мисочками и стаканами, взлетает практически к потолку. — Повиси пока там, а я побежал… — озираешься вокруг. — О! Туда! Не скучай, гэ-гэ. Вскочив, несешься в ванную. Короткая больничная рубаха едва закрывает бедра. Стройные. Сильные. Сухие мышцы играют под персиковой кожей. Чувствую, как начинают гореть кончики ушей. Постыдная тяжесть внизу возвращается. Сладкая будто локва, горькая словно полынь, поседевшая под степными ветрами. К счастью, дверь услужливо распахивается и также быстро закрывается. — О-о-о-о, лучше нет красоты, чем поссать… м-м-м… от души! — Интимный процесс завершается шумным вздохом облечения. — Теперь можно и перекусить. Лучи улыбки бьют без промаха. Легкие отказываются дышать. А Ты просто смотришь. И в глубине медовой резвятся золотые драконы из бесконечных вселенных. Усаживаешься на кровать. Поднос-трапезарио медленно опускается. Никакого наушника. Не нужен интерфейс. Обычные предметы повинуются мысли без гаджетов. С легкостью управляешь потоками ци, не замечая этого. — Преснятина… — разочарованно ковыряешь палочками рис. — Почему никто не догадался насыпать сычуаньского перца? Что тут еще… Черный чай, зеленый чай… О! Локва! — забрасываешь плоды в рот один за другим. — Это все? Так у них пациенты с голодухи помрут. Вот бы шицзе принесла супчика, — мечтательно смотришь в потолок, надув блестящие от сока губы. Я хочу прижаться к теплой влажности и узнать, каково на вкус Твое дыхание. Пить приправленную горечью свежесть, пока не захлебнусь, и вернуть втрое, вдесятеро больше. В сердце впились когти, ноги подкосились, я окутан покрывалом навеки, друг мой. Но лишь крепче сжимаю Бичэнь и поворачиваюсь к широкому окну. За стеклом парит черная стрекоза. Дроны Не Миндзюэ на страже. Мелодичные переливы со стороны входа невольно заставляют сделать шаг вперед. Кто там? Цзинь Яньли измождена и растеряна. Ее каналы ци явно не в гармонии. Выбившиеся из прически пряди раздраженно отбрасывает со лба. Под глазами — темные круги. Взгляд неживой и потухший. Элегантная нежно-желтая накидка съехала на бок, едва держится на плечах. — А-Сянь, А-Сянь, тебе лучше? Действительно лучше? — губы дрожат. На краткий миг уголки приподнимаются. Госпожа Цзинь, всплеснув руками, садится прямо на край кровати. Что-то явно произошло. Какие еще сюрпризы ждать от небожителей? — Нам нужно поговорить, — она осторожно косится в мою сторону. — Шицзе, прекрасный молодой господин спас мне жизнь. Теперь он отвечает за меня, пока кто-то из нас не отправится в путь к новому воплощению. Молодой господин — член семьи. — Ох, А-Сянь, — лоб прорезают тонкие морщинки. Цзинь Яньли разводит руками. Выдыхает и решается: — Я не успела добраться до дома. Со мной связалась мама и попросила… знаешь, ее нельзя ослушаться… срочно прилететь в наш старый дом. Там был А-Чэн. Он спешно вернулся из Лотосовой пристани, когда узнал о пожаре, и рвался искать тебя, чтобы обвинить в позоре, который ляжет на клан Цзян… А-Сянь, мама все рассказала. О том, как отец нашел тебя в развалинах госпиталя, как вынес и после долго уговаривал выдать за их сына, как отослал ее в Новый Китай к шаманам под предлогом тяжелой беременности, мол, только они могут помочь. Цзиньчжу сопровождала госпожу и сама везла к виннебаго якобы тяжелобольного племянника из Южных провинций... Я тогда маленькая была, ничего не понимала. А-Сянь, деньги, на которые А-Чэн выкупил земли, где раньше стояла Пристань Лотоса, твои? Она отправила зарабатывать после смерти отца? О, небожители, почему? Все думали — мама успешно инвестирует, играет на бирже… — Успокойся, шицзе, — на губах — улыбка, полная всепрощающей печали и умудренной опытом горечи. — После похорон… Цзян Фэнмяня наша Лиловая Паучиха призвала к себе. Разговор затянулся до утра. Под конец сказала, что обязан вернуть долг. Деньги, отданные шаманам виннебаго, должны были стать основой восстановления клана. Позже отец… господин Цзян много раз пытался собрать нужную сумму, но то ли не везло, то ли обманули. Не знаю. Последняя неудача и привела к смерти от искажения ци. — Я не верила, не верила, А-Сянь, когда заявил, что в Шанхае сплошная бедность и скука… И пропал. Где скитался, А-Сянь? Что?.. Зачем?.. — забыв про меня, госпожа Цзинь всхлипывает, даже не пытаясь вытереть слезы. А Ты обнимаешь, прижимаешь к себе. — После маминых слов… А-Чэн закричал, что не может принять грязные деньги. Она… мама в ответ приказала молчать и быть благодарным за заботу. Еще… Еще сказала — долг выплачен и даже сверх того. — Выплачен, — голос подобен шороху времени, утекающему сквозь пальцы. Годы пути Бегонии окончены с достоинством и без тени сожаления. Обнимая хрупкие плечи, смотришь сквозь пространство. Что видишь там, куда мне не проникнуть? Какие миры, океаны, континенты, города? Или Твоему зрению открылась весна, проливающая сливовые дожди на зеленые холмы? Далекий край, где рассвет расцветает на небе словно лотос и солнце просыпается, когда раскрываются розовые лепестки? Край, где после заката ночь целует покатую крышу старой хижины, заглядывает в круглое окошко и желает тихого сна, а звезды придирчиво рассматривают свои отражения в безмятежности озера? — А-Чэн… Он убежал к себе. Кажется, начал вспоминать. Мы были связаны в прошлой жизни? Архивы Цзян не уцелели после войны Желтого и Белого драконов. Потом… отрывочные семейные хроники. Их никто толком не вел. Кто мы? Меня не допустят к секретным данным Гусу… Почему я ничего не помню? — госпожа Цзинь отстраняется. — Почему не помню?! — Шицзе несла любовь, мир и гармонию. Никогда никого не огорчала. Люди, кролики, стройный бамбук, цветущие лотосы видели от нее только радость. Ей не нужно очищать карму. В новом воплощении шицзе обязана жить в счастье. А еще у нее самый вкусный суп из свиных ребрышек, — встряхиваешь ее за плечи. — Ну же, улыбнись своему Сянь-Сяню. Цзян Чэн побесится, может, сломает пару стульев, расколотит вазу-другую, потом огребет Цзыдянем от Паучихи и вернется на стройку. Я подам прошение о восстановлении имени. Буду зваться Вэй Ином. Мы обязательно это отпразднуем! — Ох, умеешь же заставить улыбнуться, — госпожа Цзинь роется в кармане юбки. — Где-то лежали платки. Точно взяла упаковку… — Какая ерунда. Смотри! Раз — и нет больше слез. Даже под носом не мокро! Только вот румянец вернут отдых и сон. — Да… надо домой. Сегодня еле выпросила выходной — пришлось с самим начальником Не связаться. Завтра точно идти на работу, — кое-как заправив в прическу непослушные пряди, она целует Тебя в лоб. — Выздоравливай, А-Сянь. До встречи, молодой господин… Лань, — взгляд прикован к Бичэню. Узнала. Легкие шаги. Шуршание накидки. Госпожа Цзинь уходит, забыв про поклон. Дверь закрывается, но заметить любопытное личико сестры Ся успеваю. — Эй, браслет мигает красным. Кто заваливает сообщениями? Наверняка красотки из Нью-Бейцзина. Или молодой господин предпочитает исключительно страсть надкушенного персика? Подключаюсь, и первое, что слышу, — взволнованный голос мастера У. Кафф. Забыл про подарок. Шкатулку должны были доставить к Дому Бегонии сегодня в час Лошади. Посылаю мысленное сообщение с просьбой привезти кафф как можно скорее к главному входу госпиталя Полицейского управления. Мгновенно получаю ответ с уверениями о незамедлительном исполнении. Мастер У держал канал открытым для влиятельного заказчика. Вероятно, новости о возвращении Ханьгуан-цзюня уже добрались и до старика-ювелира. В данном случае — это радует. — Нужно ненадолго уйти. — Ну вот, все меня бросают. Не прикончили бандиты Вэнь Жоханя, так от скуки помру, — раскинув руки, картинно валишься на подушки. — Узнай у хилера Ло, когда узника выпустят на волю, — прядки падают на лоб, пряча лукавый блеск глаз. Кажется, печаль ушла, растворилась в извечной веселости. Или затаилась на время? Как же я хочу поцеловать эту улыбку. Сколько надо Тебе сказать, сколько выслушать самому. Часть дорог, которыми Ты скитался, еще скрыта во мгле. Почему выбрал имя Бегония? Но нужно забрать кафф. Сложив руки, кланяюсь и спешу в коридор. — Куда торопимся, достопочтенный? Кому бошки сносить собираемся? — на длинной скамье сидит Сюэ Ян и простецким ножом с деревянной рукоятью вырезает кролика из яблочной дольки. Орудует ловко: два, уже готовые, на стоящей рядом тарелке как живые. — Меня отстранили, типа временно. Чего уставился? Или я красивее Бегонии? — Нож. — Да, он старый. Такие в снарягу не входят. Этим ножиком почикал глотки «братьям» в Киото. Жаль, до оябуна добраться не получилось: пока кости срастались, уже повесили говнюка. Непруха, правда? — он слизывает стекающий по пальцам сок, и точное движение острого кончика завершает идеальное ухо. — Даочжан мне конфеты таскал, а я решил кроликов сделать. Пока не увидит, зато наощупь поймет, что я, охренеть, крутой. Зверек отправляется на тарелку. Сюэ Ян вертит перед глазами следующую дольку, а я иду к лифту. От частых перемещений кружится голова. Времени сосредоточиться и связать произошедшее воедино нет. Нечто ускользает. Мысль тлеет в глубине. Слабый огонек почти не различим среди хаотичных вспышек последних событий. Что если?.. Сюэ Ян говорил — дядюшка урезал лимит на перемещения. Догадываюсь, достопочтенный Лань Цижэнь лишь завизировал, не глядя, очередную смету. Кто-то из чиновников ведомства Управления и контроля по использованию заклинаний сократил цифру по собственному соображению или попросту допустил опечатку. Да, находясь в облаках, сложно обратить взор вниз, на нужды простых людей. Пока кабина уныло тащится на первый этаж, отсылаю брату мысленное сообщение с просьбой разобраться… Нет. Не то. Беспорядок в делах Гусу — это важно. Но неуловимая мысль снова угасает в хаосе. Досада. Мастер У прибывает на практичном универсале. Модель «Синий бык» стоит целое состояние. Вытянутый корпус плавно опускается на почти безлюдную улицу, выдвигаются колеса, и яхта подъезжает к воротам, ведущим в буферную зону. Набросив капюшон-невидимку, выхожу навстречу. Принимаю лаковую шкатулку из сухих рук, приподнимаю крышку и… голоса флейты и циня раздирают в клочья. Мелодия, которая не смогла соединить нас на дороге вечности. Алая вспышка бьет по глазам. Луч солнца, отраженный от капли крови в чашечке золотистого цветка с такой же кровавой каймой. Кафф великолепен. Но сочтешь ли достойным даром? Кивком прощаюсь с мастером У и спешу обратно. Лифт ползет на нужный этаж половину времени существования Поднебесной. Створки разъезжаются еще дольше. Сестра Ся резво отпрыгивает в сторону. Возле распахнутой двери палаты спецназовец скребет затылок левой рукой, правую (красную и распухшую) прижимает к груди. Мяньмянь грозит бедняге пальцем, пока он пятится к стене. — Господин Лань, Цзян Ин исчез, — временно оставив в покое осрамившегося спецназовца, смотрит снизу вверх, решительно вздернув подбородок. — На кровати оставил карточку, но ни у кого не получается ее перевернуть и прочитать. — Что случилось? Где пиздец? А… понятненько. Рядовой Ли никогда не блистал умом, — из палаты Сяо Синчэня вывалился Сюэ Ян. — Говорил же, не хватай чего ни попадя без защиты. Бегония — молодец, свалил с этой помойки. Эй, достопочтенный, глянь-ка — вдруг адресок оставил. Разбирайтесь сами. Я — временно отстраненный. — Дверь закрывается с едва различимым стуком. — Попробуйте взглянуть, господин Лань. Вы все же доверенное лицо, — Мяньмянь прячет беспокойство за нарочито прямым взглядом и безукоризненно-ровной осанкой. Захожу. Поднос печально висит к востоку от тумбочки. Одеяло отброшено, и прямо на простыне лежит прямоугольник. Поверхность безобидно переливается серым перламутром, похожим на робкий туман первых дней осени, и приятно покалывает пальцы. Ну же, возьми! Кладу рядом Бичэнь — расстаться с подарком выше сил. Хватаю карточку. Пелена исчезает, будто ветер налетел. Деревянные мостки тянутся по стальной глади озера. В недвижимой воде отражаются стрелы кипарисов, и дальше к северу виден персиковый сад. А созревшие плоды — маленькие солнца на каждой ветке. Круглые, светящиеся изнутри, готовые отдать тепло и сладость тому, кто сорвет. Горы на горизонте обещают прохладу, свежесть, отдых страннику.༺❀~❃~❀༻
Шепот сердца — это нежность моя. Лишь бы Ты прислушался и поверил. Благодарю, Вэй Ин, что оказал честь, позвал в край рек и озер — значит, надежда есть. Бичэнь отправляется в цянькунь. Шкатулка прижата к груди. Перед тем как заклинание перемещения утянет в подпространство, в спутанном сознании вспыхивает огонек — Ты назначил меня доверенным лицом, но откуда узнал полное имя?..