***
— Да ладно?! А она в ответ что? Прикладываю немало усилий, чтобы не засмеяться в голос со слишком уж удивленного лица продавца, глаза которого вот-вот вывалятся из орбит. Прежде чем ответить, я покорно даю ему прикурить: Донни морщится, выпуская ядовитые клубы дыма и едва ли не кашляя, а затем облокачивается на холодную тележку, зонт над которой так удачно укрывает нас от моросящего дождя. Снова пасмурный Нью-Йорк и бесконечные пробки не способствуют повышению настроения, и, как назло, я не могу придумать ни одной причины, почему душевный разговор с шатеном мог показаться мне вполне разумной и неплохой идеей. — Тише ты, это просто девчонка, — все-таки не удерживаюсь от короткого смешка, делая глубокую затяжку, чтобы наконец привести нервы в порядок. Пепел неуклюже падает на чистую поверхность мини-гриля, отчего Донни недовольно шипит. — Просто тихо проворчала что-то себе под нос и отвернулась. Не было похоже, что ее сильно задело… — Чувак, да ты угараешь! — заметив, как мои глаза загорелись недобрым огоньком при ненавистном обращении, парень немного теряется и уже тише продолжает: — Капитан, ты задел ее самолюбие. Раскатал в лепешку. Сказать красивой женщине, что она не в твоем вкусе — все равно, что нанести величайшее оскорбление ее персоне, и я шокирован, что она решила продолжить с тобой диалог после такого пренебрежения! Активно жестикулируя, он нечаянно задевает основание зонта, из-за чего тот угрожающе покачивается над нашими головами, сбрасывая пару капель прямо мне на пальто. Я удивлен, как у него сигарета из зубов не выпала при таком артистизме. Еще пара настолько вдохновленных речей, и сомнений насчет того, что продавец хот-догов и правда обязан когда-нибудь покорить Бродвей, совсем не останется. — Люц, ты обязан ее найти, — он мотает головой, всем своим видом показывая, какое впечатление на него произвела, казалось бы, совершенно обыденная история. — Отвечаю, она запала на тебя с первого взгляда и просто не знала, как себя вести. Я называю эту технику: «опущенный флирт». Не выдерживаю, безнадежно давясь дымом при очередном затяге. Шатен сохраняет невозмутимое выражение лица, непроницаемо наблюдая за тем, как я задыхаюсь от кашля и рвущегося наружу хохота. Неужели даже по спинке постучать тяжко? Так и знал, что умру при нелепых обстоятельствах, никому не нужный и в окружении безразличных людей. — Какой флирт? — все же выдавливаю из себя два слова, продолжая рассыпаться от дикого смеха. Ну же, помогите кто-нибудь. — Зря ты так, это ведь всегда работает, — Донни даже глаза закатывает, силясь показать презрение к моему отношению. — Сначала они делают вид, что ты — никто, мешают тебя с дерьмом и помоями, строя из себя храбрых и независимых, и ты сам цепляешься на этот тонкий крючок, как какая-то бесхребетная рыбина. — Ты же понимаешь, что так не работает? — Ну с тобой же прокатило. Взгляд в эту же секунду тяжелеет, а от хохота не остается и следа. Шатен аж руки поднимает в знак капитуляции, но снова совершенно не думает, громко восклицая: — Иначе мы бы не разговаривали полчаса под дождем о какой-то девке! Молча тушу сигарету, придавливая ее ботинком к мокрому асфальту. Донни следует моему примеру, предпочитая больше не высказывать свое мнение насчет сложившейся ситуации. За беседой мы не заметили, насколько сильно затянуло небо: дождь усиливался с каждой секундой, и шум его мелодично сливался с частыми раскатами далекого грома. Очевидно, не подумав о последствиях, продавец резко захлопывает зонт, оставляя нас обоих мокнуть под холодными каплями пронизывающего ливня. Ну, у него хотя бы есть кепка. — Извини, капитан, мне нужно сворачиваться. Тем более, сегодня футбол в девять, я уже опаздываю… — Подбросить? В руке ненавязчиво сверкают ключи от практически новой машины, заставляя парня прерваться на полуслове. Спустя мгновение он все-таки отрицательно мотает головой, кивая на увесистую конструкцию рядом с собой. — Она тебе весь багажник расцарапает, я еще лет десять моральный ущерб выплачивать буду. В одиночестве добегая до заветного авто, я успеваю промокнуть практически до нитки, окончательно теряя надежду на то, что этот день когда-нибудь станет немного лучше. Тепло салона приятно окутывает мое тело, отчего желание, чтобы поскорее оказаться дома под струями горячего душа, возрастает в сотни раз, заставляя повернуть ключ зажигания и резко нажать на газ. К счастью, пробки уже успели немного рассосаться. Крупные капли нещадно бьют по лобовому стеклу, делая яркие светофоры и бледные дороги слишком мутными: они сливаются в одно нечеткое пятно, из-за чего элитная иномарка движется со скоростью черепахи. Приятная музыка с неизвестной радиостанции не может заглушить моих отборных ругательств, красноречиво льющихся почти на каждого водителя, попадающегося на моем пути. И вселенная не решилась сжалиться, когда на относительно пустом участке дороги на пешеходном переходе, словно из ниоткуда, появилась миниатюрная человеческая фигура. Протяжный гудок сигнала на миг заглушил все остальные звуки, а тормоз, кажется, сломался от той силы, с которой я на него нажал. Замерев в считанных дюймах от ненормальной, я кое-как выдыхаю, слыша громкий крик даже через закрытые окна. Естественно, не сразу замечая, как несостоявшаяся жертва собралась яростно выбить одно из этих окон. — Криворукий идиот, я лично позабочусь, чтобы у тебя права отобрали! В такие моменты ты не думаешь о здравом смысле, поддаваясь эмоциям и осыпая оскорблениями в ответ. — Насколько нужно быть тупоголовой дурой, чтобы не заметить яркий свет фар перед своим носом?! В такие моменты ты следуешь за порывом, одним нажатием кнопки опуская хрупкое окно, опасаясь того, что чокнутая действительно собралась его выбить. И, конечно, попадаешь под клеймо самого банального клише, внезапно встречаясь с голубыми глазами напротив, когда вы оба не удерживаетесь от удивленного вскрика: — Ты? На этом моменте в глупых комедиях обычно пускают титры или, на худой конец, тот самый противный искусственный смех, записанный на доисторический микрофон. Никто обычно не предупреждает, как вести себя в подобного рода ситуациях, поэтому мы предпочитаем промолчать. Это похоже на самую неловкую пытку в мире, когда я ловлю себя на мысли, что не могу перестать разглядывать ее мокрые волосы, облепившие бледное лицо, которое вот-вот треснет от накатившей злости. Не могу прокричать еще одну грубость, наконец-то нажимая на газ и двигаясь с места, оставляя ее выкрикивать гадости вслед уезжающей машине. Может быть, именно поэтому, когда застрявшие в образовавшейся пробке водители позади начинают неистово сигналить, она решает окончательно добить меня, с размаху открывая дверь машины и с оглушительным хлюпаньем приземляясь на переднее сидение. — Если ты снова решишь в кого-нибудь врезаться, я собственноручно сдам тебя в полицию. Она шмыгает носом, явно собираясь претворить свой план в реальность. И вместо того, чтобы очнуться и вышвырнуть истеричку на дорогу, я резко давлю на газ, все еще пытаясь переварить произошедшее. Мы сидим молча около пяти минут. Мимо проносятся машины, люди, светофоры и капли медленно стихающего ливня: она смотрит исключительно в окно, не рискуя повернуть голову в мою сторону. Наверняка злится, отчего ее худые ладони сжимаются в крепкие кулаки, пока капающая с мокрых волос вода оставляет слабые разводы на чистых сидениях. Я все еще не понимаю, какого черта она сидит со мной рядом. Все еще не могу выдавить ни одну колкость или грубость, которыми обычно парирую как талантливый поэт, лишь отрешенно бросая: — Куда тебе? Оборачиваясь, она едва заметно вздрагивает, стараясь выглядеть как можно более невозмутимой. Получается: лениво проведя рукой в воздухе, она закидывает волосы за спину в театральной манере, отчего крошечные капли оседают на приборной панели. Довольно улыбается, заметив, как я стискиваю челюсти от накатывающего бешенства. — В травмпункт, если не затруднит, — ее улыбка перетекает в злорадный оскал, — мне же нужно убедиться, что на мне нет ссадин и серьезных повреждений. Не стесняясь, она пытается играть с огнем, без страха угодить в тягучую пучину нежелательных последствий. — Ты сама выбежала на дорогу. — Расскажешь об этом в участке. Иронично. Даже слишком.Wake Up - Arcade Fire
Веселая мелодия с радиостанции как никогда не подходит к царящей в машине атмосфере. Как назло, мы застреваем на светофоре очередного людного перекрестка: так и не дождавшись внятного ответа от девушки, я планирую высадить ее где-то по дороге к дому. Прикидывая в мыслях возможные места, упускаю момент, когда одна песня резко прерывается другой, отчего моя нежеланная спутница подпрыгивает на сидении и, очевидно, недолго думая, одним касанием выкручивает микшер громкости на самый максимум. Расслаблено откидывается на черную кожу, подпевает невпопад, от души смеясь и совершенно не заботясь, в какой ситуации находится. — Чокнутая! — даже не представляя, какого масштаба шок испытали мои барабанные перепонки, я перекрикиваю любое радио, рваным движением возвращая микшер в прежнее положение. Разворачиваюсь к блондинке, испепеляя ту со всей присущей мне яростью, на которую только хватает сил. — Вали из машины, пока этот спектакль не выбесил меня окончательно. Дует губы и хмурит брови, укоризненно смотрит, будто единственным виновным в этой ситуации был лишь я. Когда-нибудь я обязательно с этого посмеюсь: загадочная девушка из клуба, не вылетающая у меня из головы битый час, ведет себя как семилетний ребенок и выводит меня под идиотскую песню с идиотского радио на переднем сидении моей же машины, насквозь мокрая, как и я. Еще и дурацкий светофор горит ярко-красным примерно бесконечно. Просто умора. Наши взгляды сталкиваются: мой, полный злости и гнева, встречается с ее насмешливыми голубыми глазами, а сама она всем своим видом кричит, что шалость удалась. Это продолжается ровно пару секунд, но я успеваю уловить резкую смену в ее настроении. Когда оскал снова становится улыбкой — расслабленной, настоящей и живой, — а ее пальцы нежно, невесомо и слишком неожиданно касаются моего лба, поправляя выбившуюся из челки мокрую прядь, а затем так же ненавязчиво проводят по волосам, укладывая их в одном направлении. — Красивый. Дыхание замирает, а голову пронзает драгоценная догадка: — Пьяная? Заливистый смех, который точно мне будет в кошмарах мерещиться. В тех самых, где она будет главной героиней, безжалостно издевающейся над моей, из ниоткуда взявшейся, слабиной, наслаждаться своим превосходством, прекрасно понимая, что ей все сойдет с рук. Мне с ней интересно. А если сблизиться, втереться в доверие, чтобы узнать, откуда взялась и имеет ли отношение к наркотикам… Это возрождает азарт. Она возрождает азарт. Но я не успеваю подумать о том, как можно это провернуть, как она бесцеремонно дергает на себя ручку, плавно выскальзывая из машины. Хлопает дверью, встряхивая влажными волосами, и подмигивает на прощание. Не хватает только скромного реверанса: она умело разыгрывает сцену из второсортной комедии, не обращая внимания на пробку и многочисленные сигналы водителей, недовольных несогласованным представлением прямо на проезжей части. Как капитан полиции, я мог бы нацепить на нее наручники и посадить на несколько суток за мелкое хулиганство. Как Люцифер, я не сдерживаю рвущийся наружу смешок и выкрикиваю прямо в приоткрытое окно: — До встречи, Вики. Ее глаза широко распахиваются, позволяя считать неподдельное удивление. Она выглядит пораженной. Только до того момента, как ее руки складываются в некое подобие пистолета, направляя «дуло» прямо на меня. Она наверняка представляет, как спускает крючок, делая вид, что стреляет мне прямо в сердце. Самонадеянно. — Ты проиграешь, коп. Разворачивается, дерзко удаляясь под непрекращающиеся гудки автомобилей. На идиотском радио играют последние строчки идиотской песни. А на дурацком светофоре наконец-то загорается зеленый.