Расскажи мне свои тайны

      Шли тяжело. Еще труднее, чем весь предыдущий день, но саднило не только ноги, но и душу. Стейси опустошенно молчала, зато прорвало Аню, что с момента трагедии до утра не издавала ни звука. Ее плач, кажется, уже превратился в фоновый шум, с которым смирились путники. Алекс по-прежнему хмурился: да, Микеле ему, безусловно, жаль — они все-таки успели побыть друзьями; но такого раздирающего порыва он не ощущал. И ему было проще всех.              — Через горы пройдем, остановимся на обед… — сообщил мужчина, обернувшись на спутниц, а затем добавил уже тише, — если кто-то вообще хочет.       Настя мягко кивнула. Как игрушка — безвольно и некрепко. Она бессильна в этой ситуации, и максимум, на который она способна, — чувство вины. У них нет связи, чтобы сообщить спасателям местонахождение, если Майк вообще сумел выжить. Нет возможности спуститься туда самостоятельно. Нет ничего, кроме съедающей заживо вины. Гложет, заливая кровью внутри все.              Лед никуда не делся из-под ног, но идти стало спокойнее. Словно это воцарившееся отчаяние намертво вышибло остатки разума и беспокойства за жизнь. Словно увиденный конец этой самой жизни привел в трезвость, что ничего не стоит существование.       Алекс вел ровно.              Решение приостановиться, чтобы заполнить гудящие желудки хоть чем-то ради простой безопасности, было принято уже через четверть часа. Алексей всерьез волновался за самочувствие обеих девушек: они выглядели совсем измученно. Мужчина самостоятельно вынул фляги с водой, оставляя их на снегу, развернул скромные запасы еды, взятые в этот безумный поход, а затем подсел к кудрявой, мимолетно бросая взгляд на ее сухие обветренные губы, а в мыслях ярко всплыл тот безнадёжный поцелуй в лесу. Алекс мотнул головой, развеяв это видение, и поднес кромку фляги к приоткрытым губам девушки, помогая утолить жажду.              Подогреть воду нечем, хотя хотелось бы безумно. Холод уже давно пробрал, но организм — штука непростая, и за внутренней болью никто не ощущал оледеневших пальцев ног и раскрасневшихся щек. Аня почти перестала тихо стонать сквозь свой плач, как только в ее ладони опустилось что-то съедобное. Теперь эти всхлипы звучали глухо, прерывались на пару секунд, а сама девушка, кажется, потихоньку начала возвращаться в реальность. «Жизнь продолжается, — маячит у каждого, а затем так же невесомо приходит осознания, — но не у всех.»              Алекс придерживал кучерявую за плечи, продолжая поить, и понимал, что та уже смогла взять себя в руки: пришло осознание, что совершено было все возможное, а вместе с этим наступило и некоторое облегчение. Выбора больше нет. Он теперь не давит каждый раз, когда в поле зрения объявляются двое мужчин. А у Потапенко, кажется, ревность теперь и вовсе исчезла навсегда. Больше же не к кому?              — Можно мне… воды? — гул ветра разрезался сорванным и чуть хрипловатым голосом Ани, неожиданно подавшейся вперед к паре. Уже пара?              Стейси моментально включилась в жизнь из своей задумчивости и протянула флягу в белые пальцы подруги. Алекс молча приподнялся, перемещаясь ближе к Ане, ухватил сосуд за низ и помог сделать пару неуверенных глотков, вовремя удержав и флягу, и девушку: темноволосую потряхивало после затянувшейся истерики. Мужчина смотрел прямо, не виляя взглядом, будто, стоит ему отвернуться, подруга рухнет на промерзлую землю.              Настя же вечно оглядывалась по сторонам, цепляясь глазами за каждую неровность скалистого рельефа, хотя казалось, что здесь, во льдах, нет ничего кроме пиков и скользких пластов. Словно даже если бы хотелось тут что-то спрятать, не удалось бы.              О, как она ошибалась. Снежные шапки массивных гор — потрясающее место для отшельников, желающих скрыться как можно дальше от людского мира и лишь изредка выходить к человеческим общинам, чтобы убедиться, что не произошел апокалипсис и сапиенс продолжает свое существование. Однако в этих местах можно провести несколько лет, не встречаясь ни с кем вообще: маршрут не то чтобы пользовался популярностью или хотя бы пестрил занимательными моментами, если, конечно, для вас интерес не смерть.              Вдали что-то шевельнулось. Почти незаметно, однако совсем неестественно. Ветер тревожит их иначе, а здесь в самом деле что-то не природное. Никто, кроме Стейс это не заметил: Потапенко продолжал отвлекать Аню своим вниманием, а та отчего-то закрыла глаза, интуитивно желая спрятаться от всего происходящего. Каменских тревожно прикусила губу изнутри, но действовать или хотя бы подавать вид, что заметила неладное, не спешила. Могло показаться? В свете последних событий — очень даже.              Но горы вновь оказываются коварнее, проворнее и изворотливее: не показалось. Светлая припорошенная макушка мелькнула там же, в том же направлении и с той же аккуратностью. Их точно заметили. С ними точно «поздороваются». Надеяться, что это отважные скалолазы пришли на помощь холодным-голодным-горе-путникам, нет никакого смысла. Настя смиренно вдохнула, коротко моргнула и колким движением пальцев ткнула в предплечье Алексея.              И это был обреченный резкий выпад с их стороны, запустивший механизм неизвестных встречных с неизвестными целями, планами и методами. Спереди буквально выросла из-под снегов тройка слаженно двигающихся людей, в прочем, выглядевших жутковато. Отвлекающий маневр сработал, и путники, переведя все свое внимание на гостей, совершенно не заметили, не услышали всего, что происходило сзади.              Грубые руки дернули назад, и Стейси уперлась лопатками в массивную грудь. Темнота перед глазами (постойте, они же открыты!) не давала взглянуть ни на рычащего Алекса, ни на воющую Аню. Зато обострился слух, а каждое прикосновение рисовало в голове ужасные картинки. Дыхание внезапно затруднилось, вероятно, поступление воздуха как-то резко ограничилось. Только теперь Каменских ощутила сгиб локтя на своей шее, постепенно наращивающий давление на нежную кожу.              — Отпусти! — сбито хрипит она, не зная даже, кому. Куртка на груди распахнулась, замок, кажется, и вовсе разорван. Девушка бьется, но получается так унизительно слабо, что лучше не принимать никаких попыток: хотя бы сил больше останется. И Стейси значительно успокаивается, отпуская ситуацию на самотек. Да, смерть друга все же неизгладимо ударила по психике.              Сколько там человек? Трое были спереди, трое сзади, может, есть еще кто-то сбоку… Может, и есть, зато шансов нет никаких. Не будут же их насиловать на морозе? Хотя куртка с девушки уже окончательно спала на снег, кто-то нагло лезет в ее штаны, вынимая оттуда глубоко заправленную кофту. Холод уже, к слову, не ощущается: переполняют эмоции и жуткий адреналин. И ей бы дернуться, ударить, убежать, но сил нет нисколько.              Слышно лишь копошение — еще один слой одежды беспечно сорван с девушки, а друзья почему-то замолкли. «Только бы живы были, » — все, о чем думает кучерявая, все еще не имея возможности хотя бы посмотреть вокруг. Ветер покалывающе обдает оголенные плечи, так что Настя все же дергает руками, пытаясь охватить себя и согреть.              — Ёпт, она того, — слышится над ее ухом прокуренный голос, явно чем-то шокированный. Грубые руки, что держали ее все это время, разжимаются, воздух обильно проникает в легкие, а в глаза ударяет яркий свет. Каменских замечает лишь в спешке смывающихся мужчин, успевая подставить локти, чтобы не рухнуть на снег, и улавливая обрывки фраз. — Ты видел? Это пиздец! Ебанутая, я никогда ее не видел… Даже если новенькая, путь-то должна знать, тупорылая… Грабанул бы и не узнал! Долбаебы, блять…              Это ее тупорылой назвали? Стейси в бешенстве. Собирая остаток всего своего мужества, девушка подорвалась с места и, успев только уцепить последнего в «строю» парня, дернула того на себя. Парень заметно опешил, словно испугавшись, но остановился, глядя так пофигистически, как только можно.              — Чего тебе? Читать правила надо было внимательнее, идиоты, — огрызается он, а Настя явно дает понять, что контекст не улавливает. — Там же прописано, что идти по низу надо, а сверху нажива, — продолжает он, едва жестикулируя, как будто это наконец поможет собеседнице понять суть.       — Какие правила?! Вы кто вообще?! — наезжает она, кажется, совсем потеряв и страх, и чувства, и себя. — На мосту, блин, на табличке, которую нахрен снесло ветром в обрыв?!       — Ты с кем вообще виделась? Тебе кто это ставил? — кивает он, носом направляя взгляд куда-то на руку девушки.              Стейси медленно перевела взгляд на свою руку, слегка вывернула, чтобы увидеть ту маленькую татуировку. Да, определенно, парень указывал именно на нее. Паззл еще не успел сложиться в голове брюнетки, и девушка лишь непонимающе глянула на встречного, вздернув левую бровь.              — Это? — коротко уточняет она.       — А что еще? Шлепок на заднице? — раздраженно шипит парень, уже явно задолбавшийся тут стоять, удерживаемый рукой какой-то хрупкой мадам.       — Никто мне ее не ставил, никого не видела.       — Ну, хоть за это тебе плюс, — удрученно вздыхает он, даже слегка улыбнувшись уголком губ. — Хотя бы это правило ты выполняешь, глупая, блин. Бывай, — выдергивает он свою руку из ее хвата. — Если не сдохнете тут и дойдете, куда надо, встретимся еще.              Парень недовольно закатывает глаза, точно перед ним стоит какое-то неразумное существо, не осознающее вообще ничего, а затем широкими шагами устремляется за «коллегами» куда-то вниз по скале.              Настя вернулась к их пристанищу, опустилась на снег и, подобрав со снега свою кофту и куртку, принялась медленно натягивать, совсем не замечая жгучих горячих слез, струящихся по ее щекам. Алекс неподвижно лежал рядом с Аней, не очень естественно раскинув руки и свернув тазом набок. Но сейчас Стейс этого не замечала: перед глазами все плыло, туманилось, растекалось, а горло предательски сжалось, не позволяя вырваться наружу ни одному хрипу.              А в голове одновременно так пусто и так шумно… Что этот парень имел в виду? Почему, увидев метку (а девушка уверена, что именно это стало триггером), нападавшие прекратили свой разбой? Какие правила она должна была знать и с кем увидеться, чтобы поставить тату?              События медленно, но верно складываются в единую картину, и вот уже, похоже, удается связать некоторые факты вместе: ребята связаны с бандой, которую ищет Настя со своей «командой», а ее, по всей видимости, уже посчитали частью «общества» благодаря древней татуировке на руке. Выходит, действительно, тату — метка банды, а нападавшие — бандиты, решившие налететь на непрошенных гостей, а их истинные пути простираются ниже по горе, и этот ход, кажется, знают только они, бандиты.              Настя с легким треском застегивает куртку у самого подбородка и замечает, что картинка в глазах заметно прояснилась, зато теперь кожа на щеках и подбородке жутко стянута, высушенная холодящим ветром. Девушка поворачивает голову и смотрит на друзей. Дышат.              Она неторопливо подползла к Алексу и, коснувшись подушечками пальцев его лица, плавно провела вверх, к скуле, и накрыла щеку всей ладонью. Мужчина что-то невнятно промычал, хотя внешних повреждений на его коже заметно не было, а затем резко дернулся, очнувшись.              — Где они?! — рычит он почти в самое лицо нависшей над ним девушки.       — Ушли. Как ты? — коротко отвечает она, все еще не совсем придя в норму после такого эмоционального действа.       — Куда?! — игнорирует он заботу, подрываясь уже следом, но тут же опускается спиной назад на снег: на груди рука кучерявой настойчиво надавила в области сердца.       — Пусть идут. Они… из банды. И больше не тронут. Видимо…              Алекс соображает значительно быстрее, хоть и пробыл в некоторой отключке от мира. Он мимолетно хмурится, спокойно усаживается рядом с Стейс и внимательно смотрит в ее широко распахнутые глаза.              — Из банды… — задумчиво протянул он, помолчав минуту. — Успела еще что-то узнать?       — Мы пошли «не там».       — А где надо было? Где у них там муравьиные ходы?       — Не называй так! — оскорбленно вспылила девушка, отпрянув. — Моя семья все еще часть этой… кхм… культуры.       — Хорошо…       — Снизу, — прервала его «извинение» кучерявая. — Надо было идти снизу. Они говорили что-то о правилах и, кажется, что здесь не очень безопасно.       — Не удивлен, — с сарказмом подметил Алекс, вновь замолкая.              Аня молча поднялась сама, потянулась ладонями к шее, начав активно растирать ее, будто пытаясь загладить какие-то неровности. Стейси притянула в объятия подругу, утыкая ту носом в свое плечо, и шепотом горячо произнесла на ушко: «Прости, что впутала тебя в это.» Послышался тихий всхлип.              Еще четверть часа потребовалась на то, чтобы решить, что спускаться вниз следом за бандитами — лучшая в моменте идея. Уже, в общем-то, не страшно, но азарт и мысль «столько уже пережили» движут неугомонной искательницей дико.              Спустились легче, чем был весь предыдущий путь. Протоптанная нападавшими тропинка была довольно пологой, сравнительно ровной и без особо скользких мест. Пейзаж выглядел здесь более радушным, не шибко приветливым, но и не горящим желанием убивать любого, кто зайдет в эту территорию.              Если верить карте и чуть-чуть перестроить маршрут в связи с изменением высоты, то к вечеру группа подойдет практически к месту поселения. Однако заявляться к ночи в неизвестное место к вообще-то опасным ребятам — задумка отстойная. Так что команда единогласно приняла решение остановиться в десятке километров на ночевку, а уже утром показаться бандитам и наконец завершить это лютое путешествие. Надежда, что с успехом.              

***

             Они буквально валились с ног, поэтому Алекс быстро соорудил костер, позволил Ане отдыхать на его плече, а Насте — бесконечно разбираться с картой. Кучерявая выглядела такой отстраненной, что мужчина даже не собирался влезать в ее голову: если нырнет туда, однозначно утонет. Поэтому тишину нарушал лишь треск костерка, мерное сопение Ани и редкий шелест карты в пальцах Каменских.              — Тухнет, — удрученно отметил Алексей, когда пламя костра заметно угасло.       — Я принесу, — шепотом ответила Настя, оторвавшись от бумаги, даже не заканчивая фразу: все и так понятно.              Она неспешно поднялась с нагретого места, огляделась по сторонам, будто кто-то мог за ними сейчас следить (а уверенности в одиночестве все же больше нет), и двинулась в сторону леса. Алекс теперь не порывался сопроводить: оставить Аню у костра — совсем не то, что оставить Микеле. Оставить Микеле… Они оставили его не только у костра. Совсем.              Лес принял гостью тепло: сюда не проникали порывы ветра, звуки раздавались мягко и объемно, но так тихо, словно очень-очень далеко. Девушка аккуратно ступала по податливой почве, собирая иссохшие ветви для костра. Даже перестала смотреть по сторонам.              И вновь зря. Быстрое, короткое движение за соседними соснами вырвало ее из медитативного процесса. Сердце с силой ударило будто о саму грудную клетку, начав биться быстрее и ощутимее. Но мозг так устал от этих перепадов, что послал лишь безразличный сигнал: «Нападай».              — Кто здесь? — глупо спрашивает она пустоту.       — О, снова ты, — отзывается знакомый голос, и из чащи выползает парень, ответивший ей на часть вопросов еще наверху. — Додумались спуститься, значит.       — Других вариантов не было, — с нотой обиды отвечает девушка и, пытаясь разглядеть черты лица собеседника, подозрительно щурится.       — Да я понял, что ты в банде, не буду о вас докладывать, — оправдывается он, приподняв ладони перед собой. — Хотя вы то ли играете идиотов, то ли на самом деле…              Стейси недовольно шипит, сжимая в пальцах уже немалую кипу ветвей.              — Я не в банде. Точнее, моя семья, кажется, в ней, — робко уточняет она, все-таки пугаясь возможной реакции. Но парень лишь тихо заходится смехом.       — А я балерина, но мои родители нефтяные магнаты, — ухмыляется он. — Нет у нас таких, кто по возрасту тебе в семью. Ни детей, ни стариков.       — Я молода!       — Молчи.       — Каменских.              Парень замирает, будто бы даже оставляя свою телесную форму, а духовно испаряясь где-то далеко не здесь, но затем с невозмутимым лицом, но явно напускным спокойствием отвечает:       — Такие есть.       — Живы?! — она не может поверить своему счастью. Чувствовала, верила, знала! Но парень усмиряет ее взглядом, давая понять, что эмоции здесь очень неуместны.       — Нет, блять, мертвых храним в подвале под домом. Живы, еще как, — цокает он, закатывая глаза. — Все, иди, больше ничего не скажу, а то четвертуют.              Девушка отчаянно смотрит в глаза этого бандита, что одновременно и успокоил ее, и подкинул новых поводов для переживаний. Родители живы, но не пытались ее искать… Оставили одну в Италии разбираться с этим сложным конструктором «Жизнь» без инструкций и половины деталей!              Настя рвано вздыхает, продлевая момент возможного откровения, но собеседник непреклонен, и глядит с явно застывшим посылом «иди».              — Я дойду. Если живы, дойду. Спасибо, — коротко благодарит она, разворачиваясь в сторону их маленького лагеря.       — Уж дойди, может, мозгов и сил все же хватит, — язвит он в ответ, уже исчезая в лесной тьме.              Вернувшись к костру с охапкой сухих веточек, Настя медленно и слишком монотонно принялась вкладывать их в почти потухший огонек, глядя на взмывающие к небу искры. Алекс, безусловно, заметил перемену в настроении и в момент, когда Каменских уже с остервенением добавляла топливо, опустил широкую ладонь на ее плечо, призывая успокоиться.              — Они живы, — сбито бросила ему кучерявая, даже не обернувшись.       — Видела их?       — Нет.              На разговор она явно не настроена, и мужчина успел осознать это до того, как разозлил бы своими попытками разузнать. Так что Потапенко, не спрашивая ни малейшего разрешения, вынул оставшийся хворост из ее нежных ладоней, аккуратно опуская «шапкой» на поднимающийся огонь, и развернул к себе брюнетку. В ее глазах так явно застыла тоска… Мужчина ненавязчиво притянул девушку к себе, усаживая совсем рядом, крепко обнял, губами касаясь нежной кожи на переносице и смазывая легкий поцелуй.              Девушка поддалась. Ей так нужно сейчас ощущение защиты и поддержка… Алексей вновь мягко задел теплыми губами ее аккуратный нос, оставляя влажный след, спустился ниже, бесшумно целуя ее щеки, прошелся совсем невесомо по скуле к подбородку, прижался к уголку губ и горячо, но поверхностно прильнул к губам. Кучерявая таяла в его руках, едва держа себя, чтобы не упасть всем телом на мужчину, потеряв всякий контроль над собой.              Он осторожничал, не желая напугать или надавить на девушку. Целовал нежно, но уже не отчаянно, и это чувствовалось. Пальцами цеплял ее непослушные кудри, все пытаясь убрать их от лица за ушки, чтобы открыть себе еще больше пространства для прикосновений. И это то, что сейчас было так важно, — почувствовать друг друга, что они не одни в этом нелегком испытании, что есть любовь и опора.              Они целовались тихо, хрупко, без напора, цепляясь друг за друга, почти не шевеля губами, оставляя только мимолетные прикосновения на коже чужих губ.              Светало.