***
Оставлять Джоанну и Рона одних даже в мыслях не допускали. Просто менялись: кто-то один оставался со спящим под капельницей Стефаном, другой — не отходил от палаты Кристиана. Регулярно к дежурствам присоединялись Жан, Этьен и Оливье. Жак жил в Управлении, исследуя и анализируя данные по аварии и пытаясь понять, был ли там все же заинтересовавший их человек? Когда приходил кто-то из ребят, Макс и Леон могли выйти поесть в кафе госпиталя или просто на улицу вдохнуть воздуха. Хотя бы раз в день «проветривали» Джоанну. Бессонная ночь после тяжелого решения перешла в мрачное, несмотря на ярко бьющее в окно солнце, утро. Стояла ранняя осень, только начали желтеть платаны, еще было тепло. Парк, который был виден из окна палаты Кристиана, уже с раннего утра заполнили дети и гуляющие с колясками мамочки, скоро к ним присоединятся студенты, а в перерыв на ланч газон будет усыпан обедающими клерками разных мастей. Рон смотрел на это буйство жизни и не мог поверить, что по эту сторону окна она уже угасла и все, что остается сказать — это последнее «прости» и отпустить. Не хотелось, что-то внутри отчаянно отказывалось верить, сопротивлялось, но сомневаться в словах доктора Ви и знакомой Жана не было оснований. Первый хоть и продолжал считать, что они рано сдались, но при этом отводил взгляд. Сидя у кровати мужа, Джоанна все время молчала, с момента, как пришла от главврача, не произнеся ни слова, но в ее «разговор» с Кристианом не вмешивались, не торопили. Рон неотлучно обнимал маму за окаменевшие плечи, остальные ненавязчиво наблюдали со стороны. Просто увидели едва заметный кивок головы. Макс не стал звонить по внутреннему телефону, пошел за врачом сам. Сказать вслух при Джоанне и Роне «мы готовы»? Нихуя они не были готовы. Да и пока Макс ходил — слишком долго для дороги в находящийся этажом выше кабинет — они еще немного могли побыть в этом мире вместе. Пока еще. С последним писком аппаратуры в гнетущую тишину упал хриплый стон. Он стал единственным звуком, который Джоанна издала с той минуты. Главврач доктор Цепеш терпеливо ждал, пока она позволит Рону осторожно расцепить держащие руку мужа парализованные пальцы. Когда каталку с закрытым тонкой простыней телом Кристиана вывезли из палаты, Джоанна на глазах постарела, а Рон резко повзрослел на несколько лет. В момент, когда каталка скрылась в служебном лифте, из второго, для посетителей, выбежала Саша. Как потом выяснили, она на попутных машинах добралась до соседней Португалии, откуда еще около полутора суток пыталась купить билет до Парижа. Потом Макс и Леон настороже стояли по обе стороны от них троих — Джоанны, Рона и Саши — за толстым стеклом крематория, готовые в любой момент поймать, удержать. Но Джоанна подобно стойкому оловянному солдатику даже не шелохнулась, Рон молчал, а вот Сашу заметно затрясло, когда им вынесли небольшую цинковую коробочку — все, что осталось от тела Кристиана. Саша призналась, что не чувствует отца. Стефан проспал почти суток и сам все понял, едва открыл глаза и поймал больной взгляд понуро сидящего рядом с его кроватью Макса. — Похорон еще не было, и если ты захочешь… — просто сказал тот, мальчик коротко кивнул. Оставаться в больнице дальше не было причин, к тому же подоспел Этьен с долгожданным разрешением на временную опеку сроком на полгода, в течение которых должен был решиться вопрос об опеке постоянной, и вновь осиротевшая, теперь уже окончательно, семья и мальчик покинули госпиталь.***
Макс закрыл дверь и замер рядом с Джоанной, непроизвольно коснулся рукой холодного металла урны. Голос Леона на втором этаже приглушенно говорил что-то про расположение ванных комнат и небольшого спортзала, закупке съедобного и несъедобного. Прижимая урну к груди, Джоанна пошла по лестнице наверх, Рон не выпускал плечи матери из поддерживающих ее объятий. Саша отобрала у горестно застывшего Макса пальто Джоанны, повесила его на крючок и, как мышка, тихо ушла на кухню. Самого Макса от этих слипшихся в своей боли двоих пробрало по позвоночнику, стиснув сердце. Он поежился и молча поспешил следом. Гребаное дежавю, но в этот раз они своими глазами видели прямую линию на мониторе и слышали яростный гул печи крематория. Джоанна дошла до их с Кристианом спальни. Оказалось, Стефан выбрал комнату напротив нее — за открытой дверью Леон рассказывал, где в ней что и как. Необъяснимо, но Джоанна испытала внутреннее одобрение от этого соседства, в стремлении быть поближе к мальчику было что-то необъяснимо естественное, словно в спасенном Кристианом ребенке осталась частичка его самого. Леон и мальчик, заметив появление Макса, Джоанны и Рона, вышли в холл. — Вы отдыхайте, — Макс тронул Джоанну за руку и перевел взгляд на Рона. Тот совсем по-взрослому кивнул, когда мама отрешенно высвободила локоть из пальцев Макса и прошла внутрь комнаты. Леон непрерывно обнимал притихшего ребенка. — Мы закажем продукты, — продолжал Макс, — займемся ужином. Вечером приедут Этьен и Жан. Кароль прислала сообщение от Президента — кладбище будет закрыто для посещений на время похорон. — Вы же помните… Кристиан всегда хотел, чтобы все было тихо, без пафоса, и присутствовали только самые близкие. — Джоанна говорила, не отрывая взгляда от урны. — Надо сообщить его друзьям. — Конечно, — кивнул Макс, — я обзвоню всех, — и, вздохнув, на негнущихся ногах побрел к лестнице. Леон проводил взглядом его сгорбленные плечи, перевел его на все в той же позе сидящую Джоанну и, дождавшись, когда Рон тихо закроет дверь, увлек маленького Стефана в его новую комнату. Вскоре к ним пришла Саша, и уже вдвоём они помогали мальчику освоиться. За ужином сидели молча, ели нехотя, потому что надо. К удивлению всех и искреннему согласию мальчика купать его и укладывать вызвались Джоанна и Рон. Рон помог Стефану искупаться, а Джоанна принесла теплого молока и почитала сказку. — Я тоже скучаю по нему, — тихо проронил Стефан, когда Джоанна наконец замолчала. Дождавшись, когда мальчик уснет, Джоанна понадежнее устроила ему под бочком выстиранного медвежонка и какое-то время еще сидела, просто смотря на спящего ребенка, прежде чем ушла к себе. Сон не шел, да и какой мог быть сон, когда жизнь теперь уже точно окончательно разделилась на «до» и «после». Джоанна сейчас охотно сошла бы с ума, но неуемное сознание чувствовало боль всеми ее гранями. А чем больше вспоминались разные моменты с Кристианом, его прошлые «смерти» и возвращения, тем сильнее, сдерживая вырывающийся вой, сжимались губы от осознания, насколько все по-другому в этот раз. Первый солнечный луч расплылся в тумане слез.***
И снова первое, что почувствовал Кристиан, был запах. Точнее — его отсутствие. Понять, что происходит и где он, не удавалось. Запахи были не больничные и до боли знакомые. Вынырнуть в реальность оказалось гораздо тяжелее, чем раньше, хотя к телу он, казалось, привык. По ощущениям Кристиан будто бы вытаскивал себя из болота: густого, тягучего, упорно засасывающего назад. Два рывка вперед, рывок обратно. Но он не привык сдаваться, даже когда не было сил ползти. Не позволял и мысли мелькнуть, что не получится. И наконец «открыл» глаза. Сев на кровати, Кристиан огляделся. Он сразу узнал небольшую гостевую комнату в их двухуровневой квартире, в которой оставались ночевать приезжавшие в гости, перебравшие, да и просто засидевшиеся друзья. Сейчас она была в авральном режиме переобустроена под проживание ребенка. Значит, Стефана забрали с собой и поселили сюда, разбавив общую сдержанность минималистичной классики ночником в виде пирата, постельным комплектом с героями «Звездных войн», в таком же стиле подушками в кресле и кучей игрушек. Часы показывали почти два часа ночи. Сколько Кристиан «проспал» с того момента, как неожиданно вырубился за диваном в холле больницы, он не знал, но чувствовал себя, если называть одним словом, — тяжело. С трудом управляя телом, он поднялся с кровати и подошел к двери. В холле было пустынно, темно и пахло горечью. Виски тут же сдавило концентрированной болью. Кристиана штормило, словно он потерял якорь, глаза то и дело теряли фокусировку. С усилием передвигая ногами, Кристиан дошел до лестницы, ведущей на первый этаж. Устало замерев на нижней ступеньке, Кристиан думал. Маленького Стефана забрали к ним домой — это было хорошо. Плохо, что теперь он, Кристиан, далеко от своего тела и уже догадался, что в этом и есть причина неожиданной тяжести, с которой давалось каждое движение. Значит, близость к родной оболочке влияет на состояние души. Внизу никого не было, никаких свидетельств, что тут происходило, Кристиан не нашел. Небольшой перерыв восстановил силы, и Кристиан решил вернуться наверх. Теперь надо было понять, кто сейчас дома, кроме него. Мальчика не оставили бы одного, няне бы не доверили, даже самой лучшей, значит, с ним либо Макс, либо Леон. Джо и Рон наверняка в больнице, сын на занятия ездил оттуда и туда же после них возвращался. Рискуя лишь тем, что может разбудить кого-нибудь, Кристиан приступил к разведке. Комнаты Леа и Виктории были пусты, значит, Джоанна пока отправила девочек куда-то, чтобы не тревожились, все равно многого еще не понимают, да и она не могла сейчас уделять дочкам достаточно времени. Макс рвано, со всхлипами, похрапывал за дверью второй гостевой — почему-то не ушел в их с Одри квартиру. Саша тревожно спала, постоянно ворочаясь, в их с Леоном комнате, где они ночевали, когда оставались в гостях. Третья гостевая тоже оказалась занята, но Кристиан и через закрытую дверь понял, кто там. За бесконечным щелканьем клавиш Леон вряд ли услышал приглушенные ковролином шаги, и Кристиан спокойно двинулся дальше. Добравшись до своего кабинета, Кристиан вошел и, не включая свет, занялся изучением лежащих на столе бумаг. Первые же строки повергли его в шок. Достаточно было взглянуть на верхнюю, чтобы пошатнуться, едва успев ухватиться за спинку кресла. Отчет о кремации Кристиана Рокье за подписью главврача госпиталя и лица, принявшего урну, а так же разрешение на захоронение. Кристиан зажмурился, пытаясь совладать с вмиг всполошившимся сердцем — не хватало еще мальчишке сердечный приступ устроить. Вдох-выдох. Паника ничего не изменит. Вдох-выдох. Успокоиться. Но перед глазами стояла неровная, дрожащей рукой поставленная подпись Джоанны. Вдох-выдох. Действовать, исходя из того, что есть. А есть то, что пока он «спал», его тело кремировали и похоронили. Блядь! Останется ли он теперь навсегда в теле маленького Стефана или без своей оболочки постепенно уйдет и душа, Кристиан не знал и понятия не имел, как это выяснить. Он не там и спросить своего ангела-хранителя не может. Стоит ли наконец решиться открыть карты своим или снова промолчать? Немного придя в себя, Кристиан вышел из кабинета и решил вернуться в комнату мальчика, чтобы подумать и хоть как-то определиться в дальнейших действиях. Но уже открыв в нее дверь, он услышал стон из комнаты напротив: глухой, полный боли стон. На подгибающихся ногах Кристиан дошел до двери и тихо отворил ее. Джоанна лежал в одежде прямо на заправленной кровати, в комнате пахло лекарствами. Рона не было. Кристиан предположил, что сын доверил маму спавшему в соседней комнате Максу, а сам ушел заниматься в библиотеку. До нее Кристиан не дошел, но тусклую полоску света под дверью видел. Кристиан медленно подошел к кровати со стороны лица Джоанны, присел на корточки. Мешки под глазами, седые, почти белые, виски, морщины на лбу и искусанные губы. У Кристиана защипало в глазах. От Джоанны фонила болью, и это резануло по душе. Повинуясь порыву, Кристиан забрался на кровать и лег рядом. Придвинувшись почти вплотную, обдал посеревшее лицо дыханием, провел рукой по волосам. — Крис… — простонала Джоанна сквозь сон, под задрожавшими ресницами заблестело. Не в силах оторваться и уйти, решив — будь что будет, Кристиан губами собрал со щек соленую боль. Джоанна дернулась, обхватила «тело» Кристиана рукой, притянула к себе, но не проснулась. До боли сжав губы, Кристиан с трудом подавил вырывающиеся хрипы, так остро, так пронзительно и больно сейчас ощущалась прижавшаяся к нему Джо. Не думая о том, что она может проснуться, Кристиан гладил Джоанну по волосам, касался лбом лба, взволнованно дышал в висок и целовал лицо. Едва ощутимыми касаниями ловил дрожь ее тела, не отпуская, пока не расслаблялись перекошенные болью мышцы. Джоанна не просыпалась, но постепенно успокоилась. Кристиан был готов на все, чтобы остаться в чужом теле хотя бы пока, чтобы хоть так по ночам приходить и забирать ее боль. Полностью та не пройдет — Кристиан знал это, но может, станет хоть чуточку легче. Полностью растворившись в своей Джо, Кристиан не заметил, как уснул.***
Джоанна проснулась с больно ударившим по сердцу пониманием, что Кристиан рядом — это был всего лишь сон, и услышала тихое посапывание. Открыв глаза, она удивленно посмотрела на спящего, уткнувшегося ей губами в шею маленького Стефана и мягко приобняла его рукой. Мальчик еще теснее прижался к ней. Джоанна не помнила, как и когда тот пришел к ней, что, впрочем, учитывая, что ей вкололи седативное, было неудивительно. Уже светало, хотя было еще достаточно рано. Джоанна понимала, что и уснула-то только благодаря уколу. Действие препарата прошло — жестокая реальность вернулась. Зная, что, не обнаружив ребенка у себя, Макс с Леоном объявят план «перехват», Джоанна потянулась за лежащим на тумбочке телефоном, но почти тут же осторожно открылась дверь комнаты. Брови Макса удивленно взлетели, но выдержка не подвела. Тихо подойдя ближе, Макс посмотрел на Джоанну, но та лишь молча пожала плечами. При пробуждении Стефан не помнил, как оказался в чужой спальне, и был этим фактом даже напуган, так что тут же на ходу сочинили, как он беспокойно спал, и услышавшая шум Джоанна забрала его к себе, потому что только в ее руках Стеф успокоился. Мальчик неожиданно поверил. И потянулись дни. Как ни старались Макс и остальные по максимуму оградить Джоанну, Сашу и детей, взяв на себя многое из бездушной бюрократии, но иногда без подписи или присутствия Джоанны было никак. Завещание Кристиана прочитали только через неделю; даже все понимая, Джоанна в этот раз никак не могла заставить себя принять и поставить окончательную точку. На бумагах Кристиан был мертв, но ее сердце продолжало отчаянно цепляться за отрицание, хотя даже Саша не раз подтвердила, что не чувствует отца. Всю эту неделю каждое утро Джоанна просыпалась с маленьким Стефаном под боком, даже если кто-то из ребят оставался ночевать с ним. И на это быстро махнули рукой, уже не пытаясь ни понять, ни объяснить. Позже к этой странности добавились необъяснимые происшествия по ночам. Сначала Джоанна, все же добравшаяся разобрать вещи Кристиана, обнаружила полупустую пачку его любимого кофе, хотя точно помнила, что Кристиан купил ее накануне злосчастной аварии. Пачку никто не трогал, но та уверенно худела. Дальше — больше. Однажды недобрым для себя утром Леон обнаружил, что его ноутбук трогали. И, более того, вошли, не подбирая пароли, а сразу введя нужную комбинацию. И наконец Макс заметил, что оставленные на столе в кабинете Кристиана бумаги по закрытию его дел поменяли положение.***
— Все это очень и очень странно… — бормотал Макс, помогая Одри нарезать лук для салата. — Я охотно поверю в потусторонние силы, особенно учитывая, что мы никак не можем смириться со смертью Кристиана… — … хотя почти месяц уже прошел… — добавил, соглашаясь, Леон, нарезая тонкими дольками томаты. — … и хотелось бы все же понять, с чем мы имеем дело или это просто наше отчаянное нежелание признавать очевидное, — закончил Макс. — Подайте кто-нибудь кунжутное масло для луковой салатной заправки. В холле хлопнула дверь, послышались приближающиеся к кухне шаги двоих. Рука Одри, протягивая запрошенное мужем, замерла в воздухе, когда она увидела, как тот на пару с Леоном замер, увидев одного из вошедших. — Кэтсу Хига?.. — сдавленно прохрипел Макс и закашлялся. — Месье Броншайн, месье Маск, мадам, — сдержанно поприветствовал замерший в проеме старец, облаченный в простое одеяние из небеленой грубой ткани, хотя в Париже нынешняя поздняя осень уже упела «порадовать» первым снегом, пусть и растаявшим через несколько часов. — Я вспомнила про старца Хига, — Саша вышла из-за спины гостя и пристроилась на придвинутом мужем барном стуле. — И пусть вы мне скажете, что я цепляюсь за воздух, но я полетела к нему, а не в однодневную командировку. У меня не было гарантий, что без приглашения и предупреждения мне позволят присесть, но мистер Хига выслушал меня и сам предложил приехать. — Смелая мадам запомнилась мне, как и ее удивительная связь с отцом, — подхватил рассказ старец. — Пока мы говорили, я чувствовал странную вибрацию ее ауры. В себе же я ощутил уверенность и стремление понять, что с ней происходит, а ответы здесь, — старец снова и уже медленнее обвел всех взглядом. — Негативной энергии в доме я не чувствую, — уверенно произнес он. — Боль, страх, волнение — все это есть, но это не угроза вам, это отражение ваших чувств и ощущений. — Мы зеркалим друг в друга? — посмотрела на него Саша. — Ваша энергетика надломлена, и причина известна нам всем, — продолжал старец. — В спокойном состоянии внутренняя энергия человека двигается свободно, питая и питаясь. Тогда мы чувствуем наших близких. Но когда наша энергия ослаблена, например, потерей, мы перестаем «читать» окружающий мир, полностью уходя в себя. Как животные зализывают раны телесные, мы зализываем раны душевные, полностью отгораживаясь от мира. — Но мы не перестали чувствовать друг друга… — снова удивилась Саша, поняв, что имеет в виду старец. Остальные молча наблюдали и слушали. — Вот именно, — согласился старец. — Ваша энергия изранена, поломана, но вы продолжаете питаться ею. Она словно пополняется из… В этот момент на кухню спустились со второго этажа Джоанна, Рон и маленький Стефан. Мальчик хотел было проскользнуть мимо странного старика, но тот уверенно остановил его, удержав за плечи. Мягко развернув мальчика, старец посмотрел ему прямо в глаза. Все синхронно замерли и напряглись. Старец долго смотрел на Стефана, в его руках тот стал спокоен, не пытался вырваться, не моргал и, казалось, даже не дышал. Наконец, старец провел по его рукам вниз, подался вперед и уверенно позвал: — Месье Рокье.