Лед над водой и глубже

      - Но, прежде чем мы коснемся того, о чем я предпочел бы не рассказывать, - и в голос Цзюнь У вплелся хищный, темный тон, такой знакомый Ши Уду, но такой неожиданный при этом их разговоре, что, казалось, не похож на другие, и отличается от них так весомо, что Ши Уду позволил себе почувствовать странную заинтересованность, хотя никогда ничего такого не думал и не чувствовал. – Могу тебя заверить, ты вызвал столько разговоров в Небесных чертогах, - и его усмешка стала такой намекающей, что Ши Уду подумалось о том, что никакой правды, и даже хотя бы того, что немного похоже на правду, никто из божеств не знает и не узнает.       Но не только насмешка сквозила в тоне Цзюнь У – еще что-то такое, невысказанное, необъяснимое, тайное, чему сложно было подобрать название. И Ши Уду каким-то странным ощущением догадался, что Цзюнь У чем-то недоволен или что-то скрывает. Или какие-то мысли заставляют его незаметно – почти незаметно – хмуриться и касаться своего расстегнутого ворота, что не скрывал серебристые отсветы оковы, что они делили между собой.       - И что же говорят о моем и – твоем, - намеренно подчеркнуто произнес Ши Уду. – Появлении в Небесных чертогах? – ему не хотелось добавлять насмешку в сказанное, ему не хотелось расцвечивать слова этой показной непроницаемостью, но он не мог себе позволить не ответить в тон Цзюнь У. Так, как он говорил с Ши Уду о многом из того, что касалось их обоих, и о многом из того, о чем не знали и не догадывались другие, обманутые этими тенями и этой лживой добродетелью Императора Небес.       - Ну, правду не знает никто, - и в голос Цзюнь У неожиданно вплелась странная, такая совсем не его серьезность и что-то еще такое, похожее одновременно на сталь клинков и отсветы речной воды. – И все думают, что Черный демон Черных вод долгие годы притворялся Повелителем Земли, забрав его возможности и его божественную ауру. А после напал на тебя, охваченный яростью и злобой демона. Все же уверены, что демоны, тем более Непревзойденные, только и хотят, что низвергнуть божеств и забрать себе их величие, - насмешливость снова сквозила в каждом слове, произнесенном Цзюнь У.       И в этом Ши Уду не мог с ним не согласиться – представления божеств о демонах таили в себе страх и неприязнь, и те странные, не имеющие никакой реальности домыслы, что приносили им Боги Войны из своих обращений. Никто из них никогда не сталкивался с этими демонами, но все были уверены, что никаких иных мотивов, кроме самых корыстных и бессмысленных, у демонов быть не может и не будет.       - И что я тебя забрал у этого демона в сражении – и вернул в Небесные чертоги. И, так как я Император Небес, что заботится обо всех божествах, то принес тебя в свой дворец, чтобы мои помощники, что так же добродетельны, как и я, могли сделать все, что тебе захочется, - насмешка никуда не делась, и та ирония, с которой Цзюнь У говорил о других божествах, подсказывала, что мнения он о них был не то, что нелестного, но еще и правдивого. И никто не поверил бы и даже предположить не мог бы, как отзывается обо всех этих божествах, окутанных лживым величием, тот, кого они почитают, и подношения кому удивляют своим богатством и изящным золотом.       - Неплохо придумано, - Ши Уду хмыкнул и взглянул на те блюда, которые ни один из них и не думал пробовать. Ему не хотелось есть, но любопытство поднималось в нем шелестящими волнами, и он так и не мог понять, готовил ли эти блюда сам Цзюнь У или все же его помощники, что было бы чем-то обыденным и понятным. Потому что если бы готовил сам Цзюнь У, то у Ши Уду это не получилось бы объяснить ничем из того, что было возможным, привычным, правильным. – И как у тебя получилось вернуться – и никто не заметил? Не думаю, что после встречи с Черным демоном Черных вод у тебя получилось бы выглядеть так же величественно и недосягаемо, как они привыкли.       - Мне пришлось вернуться в облике Безликого Бая, - и темнота тона Цзюнь У показалась Ши Уду от этих слов почти реальной, почти ощутимой. Его охватил холод, такой странный холод, что он никогда не позволял себе ощущать, поддаваясь этой близости с Цзюнь У, поддаваясь его грубости и его несдержанности. Но сказанное заставило его ощущать этот холод и думать о том, что такое невозможно. – И, если бы меня хоть кто-то заметил, хоть кто-то понял, кто я на самом деле – то твое знание обо мне тебе больше никак не пригодилось бы, - в его тоне слышалась угроза и предупреждение, и Ши Уду как никогда раньше мысленно отметил, насколько опасным оказалось то, что он задумал – и что он сделал. И это знание тоже добавляло холода, что и так окутывал его полностью, и не позволял откинуть это странное чувство.       - Тебе пришлось бы что-то придумать в свое оправдание. Или сделать вид, что ты сражаешься не только с Черным демоном Черных вод, но и с Безликим Баем, - насмешливо предположил Ши Уду, не позволив ни намеку на сомнения расцветить свой тон и свои слова. Он мог сомневаться сколько угодно – и сколько угодно понимать всю ту темноту и опасность, в которую он оказался затянут, но он никогда не показал бы этого другим. Никому другому. И уж точно не Цзюнь У.       - Полагаю, из этого ничего не получилось бы, - все так же вкрадчиво произнес Цзюнь У, и добавил с удивительной для него прямотой, которой он всегда избегал в разговорах. – У меня не хватило бы духовных сил не только на то, чтобы – снова – изобразить свое сражение с Безликим Баем, но и на то, чтобы выстоять в поединке даже с самым бесполезным, самым никчемным божеством из всех, что представляют Небесные чертоги.       И после такой откровенности предполагать, что Цзюнь У сделал это для него, а не для себя, было бы полностью и без сомнений бессмысленно. Он никогда не зашел бы так далеко не для чего-то темного и запретного, чего-то такого, что металл оковы на горле Ши Уду показался бы ему чем-то простым и обыденным, когда он узнал бы, что на самом деле хочет получить Цзюнь У.       Не стоило спрашивать – и не стоило ни на что намекать, и Цзюнь У тоже почему-то предпочел говорить совсем о другом, как если бы сказанное не имело для него никакой важности – или, наоборот, было слишком важно:       - Но рассказать тебе я хотел совсем не об этом, - вкрадчивость смешивалась с серьезностью, и Ши Уду невольно подумалось, что услышанное будет совсем не тем, что он слышал от Цзюнь У бесчисленное множество раз до этого. В его тоне была ярость, похоть, насмешка – но никогда не было этой странной, темной серьезности, что придавала бы их связи совсем другие оттенки и совсем другое значение. – Для тебя есть возможность перестать зависеть от меня. И от этой оковы.       Сказав это, высветив то тайное, древнее знание, что принадлежало только ему, Цзюнь У придвинулся к Ши Уду, подался к нему, как если бы так и воспринимал как свое развлечение – и коснулся серебристого металла на горле Ши Уду, словно в подтверждение своих слов. Погладил холодное серебро так, как если бы это было что-то редкое, бесценное, невозможно значимое, и не стал убирать ладонь.       Это не было неприятно, и ледяное ощущение чужой духовной силы и божественной ауры отзывалось в Ши Уду чем-то таким, притягательным и приносящим удовольствие, что он сам себе удивился. Он никогда не хотел ни их связи, ни этой зависимости, ни необходимости подчиняться – но аура Цзюнь У, что смешивалась с его аурой, почему-то не отталкивала его, а притягивала. И заставляла чувствовать то приятное, что таил в себе этот лед и эта темнота. Ши Уду никогда не позволил бы себе поддаться этому чувству, и никогда не признал бы этого, но и откидывать ладонь Цзюнь У тоже не стал, глядя на него немного насмешливо и никак не скрывая этого.       - Я не стал бы рассказывать тебе об этом – меня устраивает такая наша связь, это намного ближе и непристойнее, чем любые постельные утехи, чем любая близость, чем все то, что мы могли бы разделить. Поскольку я чувствую твою ауру, а ты мою, и они так смешаны, что невозможно воспринимать их по-разному. И то, что ты и сам не знаешь, как к этому относиться, меня тоже устраивает, - он даже не скрывал своей похоти, и поглаживал окову на горле Ши Уду с той непристойной усмешкой, что только подтверждала сказанное еще ярче, еще понятнее.       - Не стал бы рассказывать, но рассказываешь? – Ши Уду скептически выгнул бровь, думая о том, что, если начертать все противоречия Цзюнь У, то получится количество свитков не меньшее, чем во дворце Лин Вэнь. А то и превосходящее их.       - Не стал бы, - ничуть не смутился от своего противоречия Цзюнь У, но перестал касаться оковы, как если бы мысль о том, что он не может оставить их насовсем, была ему если не неприятна, то точно чем-то не устраивала. – Мне нравится эта связь – но ее невозможно поддерживать вечно. И, если ты не сделаешь то, что должен будешь сделать, то все равно развоплотишься. Окова сдерживает это, но не может этого изменить, - и вместо серебристого металла на горле Ши Уду, Цзюнь У коснулся того, что охватывал его собственное горло. Провел ладонями по нему с каким-то невозможным сожалением – такой серьезный, такой непривычный. А потом усмехнулся так, как усмехался всегда, когда или делал что-то непристойное, или думал о чем-то непристойном, или догадывался о чем-то непристойном.       Но ничего такого Цзюнь У ни делать, ни говорить не стал, и Ши Уду нахмурился, недовольный тем, что не ошибся, когда думал, что Цзюнь У не станет ничего рассказывать для него самого. И что у него какие-то свои интересы в том, чтобы разделить свое знание с Ши Уду.       Он ожидал услышать многое, почти все, что угодно – за время, проведенное с Цзюнь У Ши Уду привык к тому, что его поступки и устремления оказываются совсем не такими, как можно было ожидать, и окутаны той хищной темнотой, что подходит только темным существам, только демонам, только Непревзойденным.       Но не то, что он услышал.       - Тебе придется пройти путем Тунлу, если не хочешь развоплотиться до призрачного огонька и доставить тем самым немало удовольствия Черному демону Черных вод.       Его тон был непроницаемым, но на нем не было маски Скорби и радости, и в его темных глазах вспыхнули и погасли ледяные искры, когда он произнес то, что произнес, и не стал ничего больше делать.