Созвездия его веснушек

      Минхо делает глоток чая, который кажется довольно громким в тишине, нарушаемой лишь гулом холодильника. Делает обжигающий глоток и думает, как же так получилось, что он оказался на этой освещаемой светом пасмурного утра кухне. Если бы года четыре назад ему сказали, что молодой человек, сидящий перед ним в милейшей клетчатой пижаме, окажется с ним в одной постели, то он покрутил бы у виска, но сейчас...       Жизнь Хо вообще по-крупному поменялась.       Минхо привык к разочарованиям. По крайней мере, ему так казалось. А еще он думал, что не испытает большей боли, чем от разъедающей его много лет невзаимной любви. И во всем, как всегда, ошибался. Оказалось, что до этого он еще ни разу не ощущал горечь разбитого сердца. Разбитой мечты. Он был так уверен в себе, так окрылен планами на будущее, что и думать забыл о своем правиле: ни на что и никогда не надеяться. Потому что надежда дает тебе силы взлететь настолько высоко, что падать будет невыносимо больно.       Деньги на оплату обучения были собраны, программа по его самокритичному мнению была удивительно хороша. Он оттачивал ее ежедневно, неустанно, вкладывая все, что от него осталось, и приемная комиссия буквально поднялась со своих мест, одобрительно одаривая его аплодисментами. Чтобы потом их лица исказились в почти что искреннем сожалении о том, что такой талантливый студент не поступил к ним раньше. Потому что двадцать семь – довольно поздно. Минхо горько тянет улыбку, кивая с благодарностью, пока хочется кричать о несправедливости. Юнги предупреждал его в самом начале, но Чимин отмахивался и говорил, что старший просто угрюмый скептик. Оказалось, Мин просто хотел подстелить хоть немного соломки для того, кто обречен был упасть с небес на землю. Ему предложили выбрать более теоретическое направление, дабы просто получить диплом. Но зачем ему эта никчемная бумага? Все бессмысленно. Зачем вообще ему все это? Жизнь, в которой нет будущего. Ни любви, ни богатства, ни любимого дела. Он порывался сжечь деньги в знак какого-то немыслимо глупого протеста. А потом, может, и самому сгореть? Чимин на выходе из дома поймал его в сопли пьяным, ненамеренным скрывать свои суицидальные планы. Хён пытался остановить по-хорошему, уговорить, но остановил Ли только увесистый кулак, прилетевший в переносицу.       Следующим утром Минхо просит прощение и утопает в уютных объятиях маленького хёна. Это был обыкновенный нервный срыв, как оказалось. Чимин уверял, что все не так плохо, и диплом – не то, по чему стоит убиваться. Хо не перебивал, не мешал утешать себя, держал за зубами язык и правду о том, что убивался он не по диплому и даже не по разбитым надеждам, а по тому, что упустил время. Так всегда. Минхо постоянно упускает что-то чертовски важное для себя. Он купался в своей и чужой боли, спасал каждого, кто требовал спасения, перестав видеть для себя будущее, саморазрушаясь. И, когда, наконец, начал жить, оказалось, что опоздал. Однако Пак видит его насквозь, будто читает мысли. Или же в пьяном порыве он уже что-то такое озвучивал? Не важно. Потому что хён говорит важную вещь. «Ты не все потерял, даже если так кажется. У тебя есть все мы, у тебя есть любимое дело. И у тебя, правда, еще есть время». Слышать это было приятно, но самое важное было в другом. «Не упусти снова шанс жить, не дай себе погрузиться в очередное сожаление».       И Минхо не дал. Хорошо подумав о будущем, задался целью все поменять. Начал с того, что, черт подери, решил избавиться от дамоклового меча, висящего над его головой, – долга перед Родиной. Да, он плюнул на все и решил отслужить в армии. Чимин крутил у виска, но Хо не винил его в том, что тот не может понять. Хо хотел жить. Жить заново и по-другому, строить все то, чего ему так не хватает: отношения, карьеру и быт. Вдруг захотелось всего этого. «Будто бы постарел», – крутилось в голове. Но армия, маячившая на горизонте, пугала. Какие отношения, какую карьеру и какой быт он сможет построить, если на половине пути ему придется поставить это все на паузу на целых восемнадцать месяцев? Пока Хо терять было нечего, и это был лучший момент, чтобы отдать все долги. Но, вероятно, это был еще один нервный срыв. Полтора года дались ему невероятным трудом. Минхо, вообще-то, привык быть изгоем, привык быть избитым, но, кажется, успел отвыкнуть за то время, как его окружение научило его видеть в себе человека. Минхек всегда говорил, что у Ли непростой, даже сучий характер, который то и дело приводит его к неприятностям. Он сцеплялся со старшими по званию, с младшими и даже с персоналом медицинского крыла, в которое регулярно попадал после драк. Все потому что, даже оказавшись запертым в клетке со львами, Минхо не собирался меняться, он был собой, не скрывая своих увлечений и пристрастий. Лишь попав в наказание на кухню, он нашел некоторое успокоение. Опыт готовки у него был, а еще там были люди, которым не было дела ни до его острого языка, ни до того, с кем он спит. Люди там были словно бы мягче. Дедуля частенько говорил, что люди, стремящиеся накормить кого-то, не могут быть плохими. Хо казалось это обыкновенной наивностью, но опыт показывал, что так и есть. Еще через время большинство из них отпустил страх. Непривычная обстановка, новые люди в иерархии, словно бы в дикой природе. Тогда жажда крови и желание выгрызть себе место в пищевой цепочке угасло. И Хо обзавелся друзьями и даже довольно близкими знакомыми. Никаких запретных романов, всего лишь одинокие парни, почти год находящиеся в замкнутом пространстве без секса. И один, хоть и короткостриженный, но чертовски смазливый Минхо со своими губками бантиком и длинными ресничками. «Крепкая мужская дружба в ее апогее», – шутил Хо. Короткие звонки друзьям скрашивали удушающее чувство собственной чужеродности. Особенно звонки Джисону, сожалеюще сладким голоском бубнящему в динамик о том, какой его хён бедненький и как ему хочется его обнять. Минхо тоже чертовски хотелось, чтобы Хан его крепко обнял. И поцеловал ни как друга, шептал ему на прощание: «Я тебя люблю», и имел бы в виду то же самое, что и сам Ли, когда шепчет в ответ: «Я тоже люблю тебя, Хани». Он тогда плакал в душе, сдерживая позорные всхлипы. И лишь одно помогало ему крепко держаться на ногах: танцы. Даже если его заставали в актовом зале, куда он незаметно пробирался после отбоя, даже если это заканчивалось ночной вахтой несколько суток подряд. Потому что это делало его живым, давало возможность дышать. Не потерять в себе того Минхо, что остался там, в Сеуле. Ему так хотелось спасти хотя бы частичку себя, но вернулся назад он злым, несчастным, осунувшимся и пустым.       Чимин-хён сразу же подкинул пару вариантов подзаработать и вернул ключи от квартиры, гордо заявив, что даже убрался в старой комнате Хо перед его приездом, которую никому, кроме него, больше не сдавал, хотя тот и разрешил. Ли держался тогда, потому что он не такой. Смотрел на то, что хён не поменял положение ни одной из его вещей, даже постельное белье и комната пахли его любимым кондиционером для белья. Минхо придерживается за дверной косяк, потому что, вообще-то, он саркастичный и над своими чувствами привык смеяться. Но это были чертовски сложные восемнадцать месяцев, поэтому он разрыдался. Чимин поначалу впал в ступор, потому что не знал, как действовать, но потом быстро нашелся, чтобы успокоить своего младшего, даря свои фирменные объятия. У Пака было много любви, которую он не мог подарить тому, кому она предназначалась, и тогда он делился ей с теми, кто больше всего нуждается. Минхо благодарил его шепотом в самую шею, а Чимин глотал подступающие в сожалении слезы. Ужасно позорный вечер, о котором оба предпочитают молчать.       Чимин, Хенджин и Феликс быстро взялись за восстановление друга: водили по барам, знакомили с новыми людьми, но все было без толку. Ли все еще чувствовал себя непозволительно пустым, и наполнить себя обратно было сложно. Однако привыкать после службы к обыденному порядку вещей оказалось еще сложнее. Первое время Хо выпускал свою агрессию через стычки в барах, на работе тяжело находил язык с учениками даже самых младших возрастов, что еще хуже – стало невыносимо высмеивать свои проблемы. Но всего пара месяцев в компании вечно готового вспыхнуть в своем рецидиве Феликса, и почти все встало на свои места. Сарказм, прямолинейность и терпение, хоть и не такое крепкое, каким было раньше. Вероятно, Ли прошел свою точку невозврата и больше не сможет стать прежним. Однако стоит ли говорить, что не только его жизнь поменялась за это время?       Чимин ужасно огорошил его новостью о том, что наконец-то открывает свою студию. Конечно, не один, у него просто появился компаньон, готовый вложиться, но все же. Более того, хён решил добить его предложением работать в этой студии. «Раньше говорить не хотел: боялся сглазить», а потом уже решил устроить сюрприз. И Минхо искренне хотел порадоваться за него, но не получалось. Потому что его до сих пор изнутри жрала зависть. Пока он прожигал время за бортом, его друзья могли жить. Глагол недоступный ему самому. Однако, проглотив свою зеленую зависть, блестящую влагой в уголках глаз, Хо натягивает на лицо улыбку и поздравляет старшего.       – Прибереги поздравления для открытия. Я проведу мастер-класс, а потом… Шампанское, закуски и поздравления. Будут все свои. Кто эти «свои», Минхо спрашивать не стал, потому что лично для него существовали лишь самые близкие, а все остальные – чужие, незнакомые и пугающие. «Ради бога, ты же не в стае волков жил, Маугли», – иронизировал Хенджин, когда Хо озвучивал свои ощущения от предложения повеселиться в его рабочей компании. Джинни язвил, а Ли только поджимал губы, чтобы не нагрубить. Это нормально, что они его не понимают. И, может, он немного драматизирует, ведь, ей богу, не с войны вернулся. Но почему-то ощущалось так же погано. Минхо чертовски хотелось покоя, особенно ранним утром, когда по инерции вставал и стремительно одевался, даже если никуда не нужно было идти. Готовил завтрак и пялился на кипящий жизнью город, попивая свежезаваренный кофе. Делая вид, что с ним все в порядке.       Смотрел в окно и думал, как же ему начать наконец-то жить.       Все случилось неожиданно.       Уже там, на долгожданном открытии, Минхо спустя столько лет встречает его. Те же мягкие на вид волнистые волосы, лоск даже в чертовой танцевальной форме и красивые ореховые глаза, лукаво вглядывающиеся в знакомое лицо. Ким Тэхен собственной персоной. Ли хмыкает и кивает в знак приветствия, получая то же самое в ответ.       На этом, согласно представлениям Минхо, все должно было закончиться. Но не заканчивалось.       В просторном танцевальном зале было не так много народа, человек пятнадцать от силы (остальные подойдут к фуршету, который заботливо организовали уютно воркующие между собой Юнги с его беременной женой). Чимин почти не бросал на них тоскливых взглядов и тревожно относился к любому изменению в лице супруги своего друга, интересуясь ежечасно ее самочувствием. Пак большой молодец.       Он представляет всем своего учредителя – Чон Хосока, который широко и ярко улыбается, но не так, когда он одаривает взглядом «маленького хёна», как подшучивал над ним Джинни время от времени. Хо все сразу понял, в отличие от старшего, который с восторгом продолжал перечислять регалии и петь дифирамбы Хосоку. Чон посмеивается и пытается ему напомнить, что они здесь не на его сольном выступлении, а на мастер-классе именно от Чимина. Тот нервно усмехается, соглашаясь. Хо, наблюдая за этим, лишь хмыкает многозначительно и бросает взгляд в подсвеченное белыми диодами зеркальную стену позади танцоров, нелепо обменивающихся комплиментами, и тут же хмурится, ловя такой же насмешливый взгляд лукавых глаз. Минхо вздергивает бровь вопросительно, но парень лишь тупит взгляд в пол, не стирая улыбки со своего лица.       Ли немного не понимает причины такого хорошего настроения. Тоже радуется за друга? Или с Хо что-то не так? Он оглядывает себя во все то же зеркало, проверяя на предмет чего-то необычного. Да нет, выглядит почти как всегда, кроме уже отросших, но все еще непривычно коротких волос. Минхо обещал себе еще в армии, что теперь отрастит их себе аж до плеч, потому что чертовски соскучился.       Практика начинается с разминки довольно естественным образом, однако Хо тревожит стоящая чуть позади него фигура, чей взгляд он раз за разом почему-то вновь пытается поймать, но тот кажется чертовски сосредоточенным, даже просто разминая шею. Они наклоняются к полу, чтобы потянуться, и все же что-то не дает Ли покоя. Он поднимает голову вверх и вновь ловит парня за наглым шпионажем, как нашкодившего щенка. Тот не сразу понимает, что его поймали, и моргает испуганно, быстро отрываясь от разглядывания задницы перед своим лицом, спешно опускает голову. Минхо хмыкает. Они меняют позу, чтобы сделать выпады, и теперь боковым зрением Ли тоже прекрасно может разглядеть чужую пышную задницу. Может, в нем говорило долгое воздержание, но та казалось такой мягкой, что хотелось невольно прикоснуться, сжать в ладонях. И, может, даже укусить, как свежеиспеченную буханку хлеба. Хо меняет позу для растяжки и чувствует на себе чужой взгляд, но, в отличие от оппонента, он смотрит в ответ уверенно, без грамма лишнего смущения. Парень хмыкает многозначительно, Минхо хорошо это расслышал. И в следующий раз, когда их глаза пересекаются в отражении проклятого зеркала, никто не убегает от этой встречи. В такую игру могут играть оба. Похоже, они даже стали вести счет, кто кого поймал первым.       Ли знает, что хорош, когда танцует. Ему не раз об этом говорили, и даже сейчас, наблюдающий за ними Хосок, на очередное плавное движение бедрами одобрительно называет его «секси», поднимая палец вверх. Хо хмыкает и видит, как парень позади закусывает губу, вновь воспроизводя движения по памяти, но следя лишь за чужими крепкими бедрами.       Минхо – 1, Ким Тэхен – 0.       Это довольно быстро меняется, поскольку сосредоточенный Тэхен – это какой-то поджанр порно. Он выглядит взрослее, решительнее, опаснее и так, будто держит каждый сантиметр тела под контролем. Хо любит тех, кто может держать контроль. И, наверное, у него на лице это написано, потому что, посмотрев прямо в чужие глаза, Ким бегло облизывает уголок губ и встряхивает волосами, сбрасывая прилипшие ко лбу пряди. Хо пойман.       1:1       Казалось, в самом финале мастер-класса счет был таковым, что привел к неизбежному проигрышу Тэхена. Ли двигает бедрами вперед резко, со вкусом, как он умеет, словно зарабатывает на жизнь приватными танцами, но смотрит прямо в отражение, пусть и не на себя. Тэ захлебывается воздухом и неудачно ставит ногу оступаясь. Минхо слегка напрягается, но старший продолжает танцевать, хотя, очевидно, больше не в настроении продолжать эти глупые гляделки. Отрывок танца они заканчивают, но Ким болезненно шипит и заметно прихрамывает. Хо думал, что в их игре проиграл старший? Он, видимо, ошибся, потому что вперед Чимина рвется к парню, с которым даже языком через рот не поздоровался, чтобы подхватить надежно за талию и довести до скамейки.       Пак осмотрел бы травму друга, пришедшего его поддержать, сам, но не нужно было быть психологом, чтобы видеть, как искрит между двумя его друзьями. Чертовски неожиданно, но интересно. В конце концов, они оба взрослые парни, сами разберутся. Чимин спрашивает, конечно, все ли нормально? Но Ким едва ли бросает на него взгляд, возвращая тот мгновенно к Минхо, который заботливо, забыв обо всех ужимках и играх, снимает обувь и осматривает ногу. Парень внимательный, его прикосновения – бабочки, на лице играет тревога, и это заставляет что-то в груди Тэхена потеплеть. Он откидывается на руки чуть назад и следит за действиями Хо, которому Чимин принес хорошо охлаждённую бутылку шампанского, чтобы приложить к травме. И только после этого Ли поднимает взгляд на пострадавшего, тут же сглатывая ком в горле. То, как выглядит старший, глядящий на него внимательно сверху вниз, заставляет что-то в животе перевернуться. Минхо уверяет себя, что это результат длительного воздержания. Он вообще никогда не думал в таком смысле о Тэхене. Как о симпатичном, нет! Как о пиздецки красивом парне, которого хочется видеть и под собой, и над собой, и вполоборота, и… суть не в том.       Может, влияла вся эта ситуация с Феликсом и Хенджином, может, сам Минхо тогда находился в отношениях и раздрае, но за эти годы что-то незаметное щелкнуло между ними. Так казалось, однако, это могло быть лишь заблуждением, которое развеется на утро. Но пока…       – Серьезной травмы нет, потянул слегка. Ну, ты в курсе, ты же танцевал раньше…       – Да, спасибо, – на красивом лице расцветает улыбка, и Хо понимает, что видел ее лишь издалека, она никогда не была адресована ему. А затем в голове рождается осознание, что эта улыбка красивая. И Минхо чувствует, как сдавливает грудную клетку. Это чувство он знает. Чертова симпатия. Будь ему пятнадцать, он отнес бы Тэхена к тем самым бесценным, которые сами назначают себе цену за спор, коим когда-то был Хенджин. Они не замечают, как зал начинает наполняться подоспевшими чуть позже гостями. И помяни чёрта.       Ким мгновенно меняется в лице, устремляя взгляд за спину танцора, и Ли следит за ним, натыкаясь взглядом на своих друзей, пришедших поздравить Чимина в этот важный день. Да, казалось бы, почему они об этом не подумали? С другой стороны, наверное, все понимали, что встречи будет не избежать. Хван не сразу, но ловит на себе взгляд двух пар глаз и сначала удивляется. Парень немного тушуется, переводя глаза с одного на другого. Да, наверное, сидящий на корточках перед Кимом, Минхо, любовно лобызающий голую лодыжку, не то, к чему Джинни мог быть готов, но он быстро берет себя в руки, кивнув в знак приветствия, и тут же отводит глаза к Феликсу. Что ж, все так же, как было тогда. Посмотрел в сторону, но вернулся к своему родному. Это ощущение знают двое здесь.       Минхо видит глубоко задумчивое лицо над собой. Громко вздыхая, он поднимается с колен и берется открывать чуть потеплевшее шампанское. Парень присаживается рядом с Кимом, чье настроение явно слегка подпортилось. Видимо, рана до сих пор болит. У Ли болела достаточно долго, и он залечивал ее как мог: мужчинами, амбициями и эмоциями. А потому он понимает, протягивает бутылку спутнику, тут же ловя на себе удивленный взгляд.       – Тут же все свои, – пожимает плечами, – всем будет плевать на манеры.       И Тэ его слушается. Потому что еще почему-то немного больно. Киму бы вызвать такси, сослаться на больную ногу и уехать, но он принципиально не хочет сбегать. Может, даже хочется немного помозолить самому себе глаза. А еще было немного приятно ощущать тепло от чужого бедра, крепко прижимающегося к его собственному.       Ким почему-то постоянно мерзнет.       Минхо и Тэхен в половину силы двигают телами в такт расслабляющему плейлисту, подобранному для посиделок близкой компанией, пьют из одной бутылки и наблюдают за счастливым Паком, принимающим поздравления и подарки от своих друзей и учеников. Иногда, передавая бутылку друг другу, они касались пальцами, но на это лишь пьяно хихикали, стреляя обоюдно глазками из-под пушистых ресниц.       Ким то и дело отправлял его повеселиться с друзьями, оставить одного, но Хо хмыкал и отрицательно качал головой. Пытался развлекать какими-то шутками над подвыпившими гостями, то и дело спрашивал, как нога и не принести ли еще льда. Ну что за прелесть.       И к середине вечера, при взгляде на танцующих медленный танец Хенджина и Феликса, Ким уже не гас. Он задумчиво сверлил их фигуры глазами, кусая нижнюю губу. Минхо это знает, потому что отошел за закусками, узнав, что Тэхен сегодня только завтракал, и вернулся как раз в тот самый момент.       Тэ берет послушно тарелку, бросает взгляд на Минхо, который о нем позаботился без какой-либо просьбы об этом, и, откусив смачный кусок сэндвича, даже не прожевав его до конца, выдал короткое, емкое: «Флушай», роняя крошки изо рта себе на брюки. Ли прыскает на это смехом и как-то автоматически тянется стряхнуть их с чужих брюк, не тормозя себя тем, что между ними, вообще-то, не те отношения. Ким жует медленнее, наблюдая, как чужая по-милому маленькая ладонь так навязчиво маячит где-то поблизости с его пахом и, проглотив закуску, продолжает мысль:       – Я такое не практикую, но во мне пол-литра шампанского, я ничего с утра не ел, я пьян слегка. А ты весь вечер заботишься обо мне так настойчиво, даже не отходя к своим друзьям и не оставляя меня дольше, чем на пару минут… И это безумно сексуально для меня, вроде как.       Минхо хмыкает, проглатывая простой ответ, он знает, каково это быть лишним. Но часть про сексуальность он бы послушал подробнее.       – Короче, не хочешь потрахаться?       Ли был к такому не готов, поэтому поднимает слегка ошарашенное лицо на собеседника, обдумывая предложение всего мгновение, прежде чем ответить: «Думал, ты не предложишь. Я вызову такси, продиктуй адрес».       Ну, собственно, так они и оказались тут. На этой кухне. Удивительно было не то, что они переспали: такое бывает с двумя взрослыми, сексуальными людьми, которые знают, чего они хотят. Не было какой-то неловкости и инфантильного желания сбежать на утро. Поражало скорее то, что Минхо думал о продолжении.       Вот сидел, смотрел на то, как Тэхен, совсем не холодно, отстраненно и элегантно облизывал палец от джема, а потом почесывал макушку и сонно морщил нос, пытаясь подавить зевок. И понимал, что совершенно не знал человека, чей образ составил у себя в голове. Это было свежо и интересно. Ну кроме того, что потрахались они отменно. Ли, в принципе, давно не помнил, что такое секс, но точно на своей памяти не мог отрыть чего-то подобного из всех одноразовых связей. Чего-то такого, что хотелось повторить.       – Все нормально? Не нравится?       Тэ совершенно обыденно спрашивает, указывая подбородком на единожды надкусанный тост, будто они так уже не впервые просыпаются вместе.       – Нет, все нормально, просто задумался.       – О че… – вопрос прерывает очередной приступ зевоты, – м. О чем?       «Мило», – вспыхнуло в голове Минхо.       – По правде говоря, о твоем члене, – усмехается, наблюдая, как Тэ давится чаем.       – У тебя к нему претензии? Тогда принимаются только в письменной форме, – быстро придя в себя, отшучивается Тэхен.       – А он у тебя и читать умеет?       – Ну, так! Глаз один, зато какой, – на полном серьезе отвечает старший и засовывает последний кусок тоста в рот, интенсивно жуя. Секундная тишина. Минхо взрывается смехом, зарываясь лицом в свои ладони.       – Боже, это настолько ужасно, что я испытываю испанский стыд, – сквозь смех бубнит себе в руки Хо, но, когда немного успокаивается, подпирает подбородок кулаком, ловит искрящийся весельем чужой взгляд и добавляет: – Мне нравится. У меня к тебе предложение.       – От которого невозможно отказаться?       – Может быть, – жмет плечами. – В общем, у меня сейчас никого нет, у тебя, наверное, тоже. Мне секс понравился и, судя по всему, если ты не имитировал, тебе тоже.       – Допустим, – Тэхен заинтересованно откидывается на спинку стула, подобрав под себя босую замерзшую ступню.       – Как насчет стать постоянными партнерами? Нужно снять напряжение – знаешь, куда звонить. Уменьшает сопутствующие «расходы» времени и денег, а также гарантирует удовлетворительный результат.       – Ты мне пылесос продаешь что ли?       – Ну, сосу я тоже хорошо, – посмеивается Минхо, пряча заискивающий взгляд в кружке уже остывшего чая.       – А демонстрация будет? – отвечает колкостью на колкость Тэхен, закусывая губу.       – Конечно, только ответ вперед и не тут. Для кафеля мои колени уже слишком стары, – откровенно уже смеется младший.       – Ну, мы подложим тебе мои мягкие тапочки с единорогами, – поигрывает бровями       Ким, толкая красноречиво язык за щеку.       Их смех, красиво переливаясь, отскакивает от стен. Мягкий, почти сладкий на вкус тембр Минхо до безобразия хорошо звучит с бархатом чужого баса. Прямо хочется и на тапочки под коленками согласиться.       – Ну так что, как насчет такого партнерства? Сказал бы что-то вроде «секс по дружбе», но какая уж у нас дружба.       – Дружба по сексу? – предлагает свой вариант Ким, хотя и веселье его немного поутихло. Ли может услышать, как крутятся шестеренки в этой милой сонной голове.       – Думаешь громко. Поделишься, почему не соглашаешься сразу?       Тэ бросает взгляд из-под растрепанной челки, но поначалу молчит, кусая губы, приобретающие более яркий оттенок.       – Просто думаю, что ночь была хороша, но наша с тобой история…       – Погоди, – решительно перебивает его Минхо, слегка напрягаясь. Он понимает, к чему ведет Ким, и ему не нравится это. Похоже, что у них совсем разные видения ситуации. Ли боится обидеть Тэхена, но к своим двадцати восьми с половиной уже научился, что лучший способ разрешить проблему – честно о ней поговорить. Может, стоит подобрать слова помягче, но это не в его характере. Поэтому Хо сразу расставляет точки над «и». – У нас нет никакой истории, Тэхен.       Старший хмурится и будто бы не понимает, что имеет в виду Минхо, но не перебивает. Хочет понять.       – Тогда, уже довольно много лет назад, я вмешался не потому, что бился за своего друга или вроде того. Я, честно, просто хотел предупредить тебя до того, как тебе разобьют сердце. И больше ничего, – между бровей Хо залегает сожалеющая складка, он двигается ближе к столу и протягивает руку к чужой широкой ладони, лежащей на стеклянной столешнице, сжимая ее поддерживающе. – Мне, правда, искренне жаль, если ты воспринимал это иначе. Но наша история началась вчера вечером. И лично мне хочется ее продолжить.       Ли выглядит озадаченным и нервно подергивает коленом под столом, пока Тэ что-то обдумывает. Но, вместо ответа, тот переворачивает свою ладонь, переплетая их пальцы. Уместны ли такие жесты между людьми, которых просто устраивает секс друг с другом? Никто из них не знает, но Тэхен именно такой. Сам Ли честен языком, а Ким, как он понял, именно телом: тактильный и открытый. Минхо это нравится.       – Так, по рукам? – немного неуверенно переспрашивает Хо. Тэхен нарочито раздраженно закатывает глаза, вроде как «все и так ясно».       – Может еще подрочим друг другу в знак согласия? – язвит старший, выгибая немного по-сучьи бровь. Минхо наигранно испуганно округляет глаза.       – Ты что? Это уже похоже на какую-то сектантскую клятву. Знаешь, от крови до семенной жидкости один шаг.       Оба парня тут же взрываются смехом, Тэхен ударяет Ли по протянутой ладони, называя его сквозь приступ удушающего смеха «дураком». А Минхо, наконец-то, впервые за эти месяцы чувствует себя собой. Иронизирующим, глупо шутящим над серьезными вопросами и спокойным. Да, это утро выдалось чертовски спокойным.

_____

      Их отношения идут просто замечательно. Оба четко соблюдают установленные правила и видят друг в друге лишь удобных партнеров, скрывая от остальных либо природу своих отношений, либо то, что какие-то отношения вообще имеются.       Но Минхо, несвойственным для него образом, первый нарушает соглашение.       Тэхен отменяет их встречу, потому что плохо себя чувствует. Еще через день Ли спрашивает, какие у него планы на вечер, и Тэхен все еще болеет. Ни то, чтобы Минхо нечем было заняться, но, по большому счету, в этот вечер так и было. А потому он с уверенностью идет к Киму.       Тэ встречает его на своем пороге крайне озадаченным выражением лица. Его нос порозовевший, как и щеки, волосы в беспорядке, словно старший только поднялся с постели. На нем широкая майка и домашние серые штаны. О да. Серые штаны… Минхо сглатывает и отгоняет от себя ненужные мысли. Он пришел с одними лишь благими намерениями.       – Минхо, что…       – Пришел навестить. Впустишь? – спрашивает, но сам нетерпеливо проскальзывает внутрь квартиры между ее хозяином и стеной.       – Я же говорил тебе, что заболел, – гнусаво поясняет Ким ему в спину, пока Минхо разувается, наступая на пятки своим ботинкам.       – Ты за кого меня принимаешь, Ким, – наигранно недовольно оборачивается на него Хо, – я по-твоему извращенец конченый и могу только о сексе думать? Ким изгибает издевательски бровь в немом вопросе: «А это не так?».       – Да, я люблю секс, – сдается Хо и тащит принесенные им пакеты на кухню, – но это не значит, что ты для меня член на ножках и я тебя не принимаю за человека, – поясняет младший уже из-за дверцы холодильника. – Кошмар. Когда похороны?       – Что?       Тэхен только недавно сбил температуру и еще плохо соображает, пытается заглянуть и узнать, что навело гостя на мысли о смерти, однако холодильник перед его носом захлопывается.       – У тебя там мышь повесилась. Ты как собираешься лечиться? Святым духом? Таблетки хотя бы пьешь?       Ким с недоверием смотрит на протянутую к его лбу ладонь.       – Давно мерил температуру? – Час назад. После того, как выпил жаропонижающее.       Минхо на это задумчиво хмурится.       – Сходи померь еще раз. Я приготовлю тебе бульон и кашу на завтра.       – Да не нужно, – пытается возразить Ким, но его уже не слушают, шурша на его кухне пакетами.       – Знаешь, чтобы восстановиться, кроме таблеток нужно нормальное питание и сон?       – Я могу заказать себе еду, – протестует Тэ, молясь всем богам, чтобы его голодный желудок не выдал лжеца.       – Мне посмотреть мусорное ведро? – Минхо почти угрожающе косится на собеседника, прерывая свои попытки найти нужную посуду.       – Я выбросил…       – Ты не хочешь меня видеть?       Ким оказывается в тупике и задумывается, пытаясь надолго не замолкать. Ни то, чтобы он против присутствия Минхо, оно скорее кажется непривычным и немного неуместным, учитывая род их отношений. Он просто застигнут врасплох и смущён.       – Я не…       – Уйду, как только приготовлю бульон. Хорошо? Я буду чувствовать себя виноватым, если ты тут откинешься.       – У меня температура максимум 38.3, я не откинусь. Даже не надейся, – смеётся Тэхен, покачивая головой от излишнего драматизма его гостя.       – Докажи сначала, – хмыкает Хо, провожая сдавшегося Кима взглядом. Тэ возвращается через десять минут, наблюдая за тем, как искусно орудует Минхо на его кухни.       – 37,3, капитан… Ого, у меня есть такая кастрюля, – почти что по-настоящему удивляется он увиденному.       – Ты вообще не готовишь? – не открываясь от дела, интересуется младший.       – У меня плохие отношения с готовкой, я постоянно обжигаюсь, режусь и калечусь, так что предпочитаю заказывать готовое, – жмет плечами Тэ и усаживается на стул напротив Минхо, нарезающего кубиками мясо. Ким сидит молча, не пытается разбавить молчание, в котором, вопреки ожиданиям, нет никакой неловкости. Рукава лонгслива Минхо закатаны до локтя, его лицо максимально сосредоточено на деле, а руки проворно орудуют острым ножом. На предплечьях отчетливо выделяются вены, а мышцы при четких движениях перекатываются под кожей. Минхо за готовкой выглядит максимально… сексуально? Тэхен прикусывает губу и задумчиво скользит по чертам чужого лица. Такие четкие и правильные линии, словно перед ним не живой человек, а экспонат из его галереи. Тэ объективно понимал, что Минхо красив, но его красота в глаза не бросается, на ней нужно сосредоточиться. Вспоминая того Минхо, который предупреждал его об отношениях с Хенджином, в голове отпечаталось совсем другое: холодное, безучастное лицо и грустные, сочувствующие глаза. А затем, в танцевальном зале, выражение полное огня, как и все тело, пропитанное жаром насквозь.       Сейчас эта красота совсем другая. Живая, доступная, хоть и нечеловеческая какая-то. Но всего этого недостаточно. При всей показной открытости и легкости, Ли кажется сложной головоломкой. Тэхен не может уличить нового знакомого в фальши и неискренности, но тот свою энергию направо и налево не расплескивает, не показывает, что происходит у него на уме.       Может, это одна из причин, по которой Ким согласился на эти отношения. Если Минхо ему не откроется, то и привязываться будет не к чему. Отличный вариант.       – О чем задумался? – Минхо вытирает руки кухонным полотенцем, регулирует конфорки и возвращается к Тэхену, зарываясь пальцами во взлохмаченную челку.       – О том, как сексуально ты выглядишь, когда готовишь, – не скрывает парень, перехватывая Хо за запястье и притягивая ближе.       Ли смеется смущенно, демонстрируя свои кроличьи резцы, но поддается и седлает чужие бедра. Сидеть так не очень удобно, но в чужих объятиях тепло и приятно.       – Я что? Смутить тебя смог? – с по-детски искренним удивлением спрашивает Тэ, пытаясь заглянуть в чужие, ускользающие от него глаза. – Подумать только, – причитает парень. Руки соскальзывают с крепкой талии на не менее крепкие бедра, сжимая их в бесстыдной хватке, которая заставляет Минхо напрячься и выпрямиться по струнке, сильнее прижаться к телу, которое облюбовал под сидение.       – Ты болеешь, – напоминает младший, но попыток отстраниться не принимает, ведет носом по виску, обжигая бронзовую кожу горячим дыханием.       – Я чуть-чуть, – как ребенок, выклянчивающий конфетку, канючит Ким и скользит ладонями к удобно устроившейся на нем заднице, сминая собственническим жестом. – Ничего не случится, если ты немного подвигаешься, – усмехается в заалевшую щеку и оставляет влажный шумный чмок на ней прежде, чем, притянув за бедра, впечататься в чужой пах своим.       Минхо вздыхает резко, закусывает губу и прячется в изгибе крепкого плеча, согласно мыча, когда широкие ладони вновь направляют его так, чтобы проехаться по ощутимому бугорку в чертовых серых штанах. Ли крепче цепляется за плечи старшего и двигается сам, хоть и ощущает неудобство от своего положения. Он чувствует, как сильнее возбуждается Ким с каждым его настойчивым движением, как длинные узловатые пальцы сжимают его бедра, наверняка оставляя бледные следы, которые позже бесследно исчезнут.       Минхо дышит тяжело, оставляя на ключицах перед собой горячие поцелуи, и двигается. Двигается. Двигается, даже когда чувствует, что поясница начинает неприятно тянуть. Словно бы ощутив это, Тэ перехватывает его поперек талии, надежно прижимая к себе, и спускается на стуле чуть ниже, облегчая задачу Минхо, который благодарно выцеловывает чувствительную шею.       Оба не обращают внимание на выкипающее молоко, шипящее на них за разврат, устроенный на кухне, продолжают жаться друг к другу, словно бы склеенные, и двигаться навстречу удовольствию, накатывающему лениво и неохотно.       На кухне становится жарко и шумно, Хо останавливается, когда краем глаза замечает катастрофу на плите, и хочет подняться, но Ким держит его крепко, прижимает к себе и рычит, чтобы не смел останавливаться.       – Молоко… Кипит, – возражает Ли сквозь непрошеные стоны в ответ на напористые движения под собой.       – Нахуй молоко, – шепчет Тэ, перехватывает озадаченное чертовой кашей лицо под подбородком и заставляет смотреть только на себя. – Нахуй его, – шепчет снова прямо в блестящие от слюны губы и толкается, проезжаясь с напором по чужому стояку своим.       – Л-ладно, – сглатывает Минхо и утягивает Кима в поцелуй, вновь набирая темп на охваченных спазмом от неудобства бедрах. Ли раскрывает рот шире, чтобы Тэхен мог беспрепятственно проникнуть своим горячим языком глубже, скользить по ребристому небу, играться с ним, как ему хочется. Минхо от ласки мурчит и послушно двигается навстречу догоняющему их обоих удовольствию.       Они проглатывают задушенные стоны друг друга, кончая в брюки. Ким получает оргазм первый, поэтому благодарно целует в нос уставшего Минхо и лезет к тому в штаны, чтобы помочь, размазывая обильную естественную смазку по всей длине. Хо много и не надо, чтобы кончить в широкую горячую ладонь. Он со стоном подрывается к плите, тут же хватаясь за заклинившую поясницу.       – Да уж, нам уже не по восемнадцать. Мы староваты для неудобного секса, – смеется все еще лениво развалившийся на стуле Тэ.       – И меня ты упрекал в том, что я пришел сюда только за этим? – с некоторым порицанием отвечает Минхо, заглядывая в кастрюлю с пригоревшей кашей. – Ну вот, кашу придется переделывать, – вздыхает тяжело и, выпрямившись до конца, кривится от ощущения неприятной влаги в брюках.       – Забей, сваришь с утра, – хнычет Тэ, наблюдая за чрезмерно активным после оргазма парнем. Даже просто глядя на него сам Ким начинает утомляться.       – С утра?       – Ну, твои штаны придется закинуть в стирку, так что оставайся, – небрежно жмет плечами, нехотя поднимаясь со стула. – Пошли в душ, а потом накормишь меня своим бульоном.       Минхо проверяет готовность супа, всего на секунду задумываясь над тем, чтобы уехать. Но Тэ зовет его из предусмотрительно не закрытой ванной, и Минхо позволяет себе чуть больше, чем позволяют их отношения.

______

      Минхо знал, знал, что так будет. Всего один шаг за установленные границы, и их уже не вернуть. Так у него было с Хенджином. Хотел всего-то утешить мальчика, а в итоге посвятил полжизни чужому счастью, до сих пор, как послушная собака, прибегая после каждой склоки влюбленных. Один поцелуй с Феликсом – и вот он семейная жилетка. Одна крупица заботы во время болезни из чистой скуки и тотального чувства одиночества – и вот ты уже сидишь в гостиной, растянув на чужих коленях ноги, а мог растягивать задницу на вечер.       По телеку идет какая-то музыкальная передача. Ким пытается доделать работу и отдохнуть хотя бы до утра. Много дел скопилось за больничный. Хо ему даже сочувствует.       – Я теперь понял, почему кто-то вроде тебя согласился на тупое предложение секса по дружбе… даже не по дружбе, – немного подумав, исправляется младший, – по удобству.       – Кто-то вроде меня? Это кто?       Тэхен даже не пытается делать вид, что этот разговор интересует его больше рабочих вопросов, поэтому глаз от экрана смартфона не отнимает и не видит, как Ли закатывает на это глаза.       – Богатый, пиздецки красивый, знающий себе цену, не ебнутый…       – Откуда тебе то знать?       – Ебнутый на своей работе, ладно, – сдается Хо со смешком, получая назидательный щипок под коленкой, удобно перекинутой через бедра старшего.       – Ну, ты красивый, у тебя охуенное тело, трахаться с тобой одно удовольствие. Когда ты танцевал, разве не слышал, как мои яйца звенели от одного взгляда на тебя? – говорит складно, а сам весь в телефоне, в проблемах. Это даже немного раздражает. – Вот причина, по которой я согласился. А не отсутствие времени. Ауч! – Минхо несильно пинает Тэхена пяткой в бок, сразу оказываясь в плену крепких рук, зажатый тесно между локтем и ребрами.       – Да ты вообще чем-то, кроме работы, занимаешься?! Увлекаешься? Навскидку назову танцы, но это ведь одолжение Чимину больше, а не желание…       – Я люблю танцевать!       – Ладно, поверю на слово, – деловитым тоном заключает Хо, переключая канал на музыкальный, под который они с Чимином убираются. – Тогда поднимайся, – подрывается с места Минхо и хлопает призывно по ляжкам старшего, пока тот раздраженно не вздыхает.       – Ну я еще верхом люблю кататься. Может, приведешь мне сюда коня? Боже, – тормозит Тэ, видя, как по чужому лицу маслом растекается похабная улыбка, – давай без шуток про…       – Ну ты можешь поскакать на мне, если хочешь, – откровенно ржет Минхо над кривящимся в отвращении лицом Кима.       – Фу!       – Ну не знаю, когда ты меня дерешь у себя в спальне, то я что-то не слышу недовольства, – с картинной надменностью вздергивает бровь Минхо, вытаскивая из ослабевшей хватки чужой телефон.       – Вот, кстати, еще одно хобби! Секс с тобой. Веселит и расслабляет, – сдается игре Тэ, откидываясь на мягкую спинку дивана.       – Верховая езда, секс с красавчиками... Хобби в стиле «все знают, что я мажор», – вздыхает почти разочарованно Минхо, оказываясь тут же притянутым на колени.       – Хорошо, я уже три своих назвал, теперь твоя очередь. Как же у нас развлекаются «обычные смертные»?       – Танцы, – начинает Минхо, чувствуя, как Тэ оглаживает любовно крепкие бедра, расставленные доступно по бокам от собственных.       – Не считается, это профессия. Я же не называл современное искусство, – не принимает первый вариант Тэ, чертя губами линию по подставленной для поцелуев шее.       – Хорошо, рыбалка…       – Я тоже люблю рыбалку, – соглашается Ким, прикусывая привлекательно виднеющуюся жилку и чувствуя дрожь, проходящую импульсом по телу над ним.       – Тогда съездишь со мной? С палаткой, комарами, костром и ночевкой?       – А ты съездишь со мной в Тэгу на ферму, чтобы покататься на лошадях?       – Я не умею, я же не родился с золотой погремушкой в заднице, – закатывает глаза Хо, тут же получая звонкий шлепок.       – На мне ты скачешь отменно, – пошлит в отместку Тэхен, глуша смех в изгибе плеча.       – Когда брыкаешься ты, то я получаю оргазм, а если брыкаться станет лошадь, то я получу сотрясение, – также отшучивается Минхо, шипя сквозь зубы, когда широкие ладони сжимают его бока.       – Ладно. Что еще? – в самые губы продолжает допрос старший.       – Готовка…       – Мода.       – Котики.       – Щенки, – хмыкает Ким, прикусывая тонкую кожу под подбородком, наверняка оставляя следы своего присутствия.       – Фильмы ужасов, аниме, манга.       – Исторические дорамы, книги современных ав… – Тэ хочет продолжить, но его затыкают влажным, чавкающим поцелуем.       – Мокро, громко, грязно, – в самые губы. Продолжая игру.       – Глубоко, резко, внутрь, – на ухо шепчет Тэхен, прикусывая розовеющий хрящ.       – Принимать внутрь или…       – Нет, кончать… в тебя, – отвечает без стеснения старший и ловит чужой язык, скользящий нахально от подбородка к губам, прикусывает кончик и слышит довольный стон.       – Давай…       – Что, больше не интересны мои хобби? – Ким со злорадной усмешкой валит парня на диван, толкаясь пахом в чужой, ощущая, что Минхо эти разговоры тоже заводят.       – Что ты?! Продолжим, когда будешь вычищать меня, – ехидничает Минхо, приподнимая таз выше и намекая снять с себя лишнюю одежду.       – Как думаешь, может, это станет моим новым хобби?       – Определенно.

______

      Тэхен занимается своими делами в галерее с утра до ночи, потому что скоро открытие новой экспозиции. Приятное предвкушение отодвинуло на задний план заботу о себе и, в целом, жизнь. Тэ хватал по дороге с работы всякую дрянь, утоляющую суточный голод, хоть в обычное время и пытался питаться «правильно», и за последние пару недель умудрился сбросить пять килограмм. Минхо неодобрительно щипал его за похудевшие бока и говорил, что боится его оседлать, ибо тот переломится. Только под угрозой эстетических лишений Ким ел быструю стряпню Минхо, по-настоящему благодаря Бога за кулинарные навыки своего любовника. Однако последние пять дней они не находили времени встретиться. Было некогда даже задуматься об этом или соскучиться.       – Господин Ким, – обращается к парню администратор, – к Вам там пришли.       Тэ хмурится, но выходит из конференц-зала. Возле входа его ждет неожиданный сюрприз.       – Минхо?       – Я ненадолго. Мы с Чимином проводили мастер-класс для детей в центре неподалеку. Я принес тебе обед, – немного смущенно объясняется Ли, протягивая крафтовый пакет. Тэхен изучает содержимое и слышит, как желудок тоскливой белугой отзывается на потенциальный обед. – Я плохо знаю, что ты любишь, поэтому принес много, может, ты даже поужинаешь…       Ким не дает ему договорить, хватает за запястье и тянет за собой молча обратно в зал для совещаний, бросая администратору, что тот будет занят ближайшее время. Та понимающе кивает.       Тэ нервно захлопывает за ними дверь и щелкает замком.       – Что случилось? Если нельзя было приходить, изв… – замешкавшийся Минхо не успевает договорить, когда его толкают с такой силой, что он болезненно врезается бедрами в стол позади и шипит от боли. – Да что такое? Драться будем? – смеется неуверенно, громко сглатывая, когда Ким, разодетый в свой дорогой брендовый рабочий костюм, опускается перед ним на колени, торопливо расстегивая чужой ремень.       – Будь тише, – предупреждает старший, стягивая чужие брюки с неестественным треском. – Извини, – шепчет беззастенчиво в самый пах, отзывчиво твердеющий под теплым дыханием и касаниями губ.       – Ты с ума сошел, – шепчет Минхо поражено, но одобрительно путается пальцами в волнистой укладке. – С чего такие порывы?       – Я говорил тебе, что забота меня пиздец как возбуждает, – ухмыляется Ким, прихватывая губами сквозь ткань теплую плоть.       – Так это было не метафорично?       – Нет, ни черта не метафорично, – Тэхен ласково выцеловывает напряженный низ живота по кромке белья. – Я как тебя увидел всего такого смущенного, протягивающего пакет, почувствовал, что у меня уже встает, а потом ты заговорил про супы и ужин, – усмехается Ким, поглаживая твердеющий член ритмично, – так я вообще отлетел. Так что наслаждайся, только молча.       Минхо хитро щурит глаза, закусывает губу и толкается в чужую теплую ладонь.       – А я хотел предложить тебе приготовить ужинов на пару дней. Возьмешь меня прямо на коврике в прихожей?       – Отдамся на полу на кухне?       И в голосе будто бы ни нотки иронии. Ким стягивает слегка намокшее белье вниз, припадая губами к чужим бедрам. Он оставляет поцелуй за поцелуем то у самого колена, заставляя Ли развести ноги шире, то поднимаясь почти к самому паху. Целует внутреннюю сторону бедра, подхватывая под коленом и поглаживая чувствительную кожу. Тэхен голодно кусает мясистую ляжку, заставляя Хо вздрогнуть всем телом и коротко выпустить стон, созревший в груди.       – Будь тише.       – А ты не кусайся, сам знаешь, что бедра – слабое место, – шипит и без того напуганный Хо, слабо ударяя по содрогающемуся в беззвучном смехе плечу.       – Не дерись, я просто голодный, а они такие аппетитные, – и снова кусает в непосредственной близости от чужого возбуждения. Минхо тихо скулит, опираясь на локти позади себя и возводя молящий взгляд к натяжному потолку, в котором смутно отражается весьма непристойная картина.       – Я ведь перестану сдерживаться, – шепчет предупреждающе младший, облизывая обкусанные губы, – а тебе потом с этими людьми работать, в глаза смотреть. Я тут, может, в последний раз… Ай! – выкрикивает несдержанно Хо, опадая на спину. – Сучонок.       – Я бы подискутировал, но мой рот слишком занят, – ухмыляется Ким, облизывая истекающий член от самого основания до аппетитно багровеющей головки, тут же обхватывая ту плотно своими влажно блестящими губами.       Минхо смотрит на это из-под подрагивающих ресниц и кусает щеки с внутренней стороны, чтобы не издавать лишних звуков. Тэхен облизывает головку тщательно, толкается языком в уретру и старательно собирает солоноватые капли смазки, будто бы перекатывает во рту любимую конфету.       Тэхен не помогает себе руками, потому что не торопится. Пропускает чужое возбуждение до середины и втягивает плотно щеки, окутывая мягкостью и влагой рта. Он двигает головой не спеша, заставляя удовольствие по каплям собираться внизу живота. Минхо мурчит благодарно, когда упирается чувствительной головкой в бархат чужой щеки. Во рту Кима скапливается слишком много слюны, и стоит ему шире раскрыть челюсть и пропустить чужой член глубже, та начинает дорожками стекать к поджавшейся мошонке и падая мутными смешанными со смазкой каплями на офисный стол, за которым кому-то потом еще работать. Даже мысль об этом заставляет Хо проскулить блаженно, шире раскрываясь перед Кимом. Тот смотрит на него из-под подрагивающих ресниц и умудряется ухмыляться с членом во рту. Минхо цокает раздраженно и пихается пяткой в тощий бок. Тэхен с причмокивающим звуком выпускает член изо рта и стягивает с себя пиджак, отбрасывая в сторону и не заботясь о сохранности дорогой вещи.       – Чертов мажор, – бросает Хо, хмурясь, но тут же хнычет, когда Ким назидательно прикусывает тонкую кожу в сочленении бедра, подхватывает под коленом дернувшуюся ногу и забрасывает ее себе на плечо. Ли стонет протяжно себе в предплечье, чувствуя, как стягивает приятно низ живота. Минхо от этого блядского Тэхена откровенно течет, как чертова девчонка.       Хо дышит тяжело, предусмотрительно подтягивая выше до груди свой свитшот, чтобы не испачкать тот ненароком. Тэхен на это посмеивается, закатывая педантично рукава рубашки и, сплюнув на руку, обхватывает влажно блестящую головку, размашисто надрачивая по всей длине.       Минхо мечется по столу в попытках сдержать очередной предательский стон, его от этих резких движений размазывает. Хо дергается, больно ударяясь макушкой о стол, когда Ким обхватывает влажными губами яйца, втягивая чересчур старательно их в рот, и контрастно ласково массируя большим пальцем головку.       – Блять, пиздец, – шепчет, задыхаясь, Минхо, чувствуя сладкую приятную истому в паху и желание разрядки. Однако Тэхен сжимает крепко основание члена и прекращает стимуляцию, сыто причмокивая своими блядскими губами, облизываясь как большой котяра.       – Хорошо держишься, – отмечает деловито, ослабляя душащий его галстук. Воздух в кабинете становится гуще. И, что бы они не сделали, запах секса будет стоять здесь еще пару часов после.       – Может займешь свой рот чем-нибудь полезным?       – Как прикажете, – язвит Тэхен, не торопясь приближать желанную разрядку. – Рассказать об экспозиции, над которой мы работаем?       Минхо тут же недовольно хнычет, ударяя свободным коленом в бок, но Ким предусмотрительно перехватывает его и разводит еще шире.       – У тебя прекрасная растяжка.       – Очаровательный комплимент, – так же язвит Минхо, но тут же жалеет об этом, кусая кулак, когда Тэхен все-таки вновь вбирает напряженный член в рот и двигается с бесстыдным причмокивающим звуком, пропуская головку все глубже.       – Боже, я обожаю твой рот, когда он занят делом, – стонет Хо, как-то несвоевременно ласково убирая с чужого лба лезущие в глаза волосы, выбившиеся из укладки. Тэхен благодарно мычит и втягивает щеки, на что Хо снова откидывается назад и больно бьется макушкой о столешницу. Тэхен от этого смеется, все еще не выпуская изо рта член, заставляя Минхо откровенно захлебнуться стоном. – Я прошу тебя, возьми глубже, – шепчет, задыхаясь, Хо и поглаживает втянутую порозовевшую щеку Тэхена. Ким на автомате к рукам Минхо ластится, и младший не скупится на прикосновения, отвлекаясь от навязчивой необходимости сдерживать компрометирующие звуки. Тэ от ласки млеет, становится благосклоннее и активнее работает головой, наполняя комнату влажными возбуждающими звуками.       Минхо благодарно мычит, кусает свои губы и гладит Кима по взмокшему лбу.       – Возьмешь по горло – и я кончу, – с какой-то мольбой намекает Хо и видит решительный взгляд из-под слипшихся мокрых ресниц. Тэхен плотнее смыкает саднящие губы и опускается сильнее, пропуская головку глубже и глубже, пока та на третий раз не касается стенки горла.       Минхо очень хочется надавить на чужую макушку и толкнуться еще раз, но он держится, и Тэхен благодарно опускается еще раз до самого основания и сглатывает намеренно. Хо откровенно скулит, как течная сука, когда Ким помогает себе рукой и ласкает языком чувствительную головку, чувствуя, что Минхо близок к тому, чтобы кончить.       Ли сжимает чужие кудри на загривке, оттягивает их и причиняет слабую, сладкую боль, от которой Тэ довольно мычит, покорно сглатывая.       Минхо размазан и убит, дышит тяжело и разглядывает на потолке свое размытое отражение. Он видит в нем, как Ким зачесывает растрепанные волосы пальцами чистой руки, а затем бодает лбом его бедро, призывая подняться и начать собираться. Сам Тэхен поднимается неохотно и направляется к окну, чтобы открыть форточку.       – Здесь за версту несет сексом, – констатирует Минхо, гадко лыбясь.       – С твоей громкостью сюда еще месяц никто не зайдет, пока не проведут уборку с хлоркой, – так же гаденько ухмыляется в ответ Ким. Парни тут же разражаются несдержанным хохотом.       – Тебе то помощь не нужна? – интересуется Минхо, приводя себя в порядок.       – Все нормально, подрочу в туалете, – жмет плечами Тэ, оставляя поцелуй на зардевшейся щеке. – Есть жвачка?       – Я положил в тот же пакет еще зубную нить. Ну, на всякий случай, – бубнит немного смущенно Хо, осматривая свою одежду на предмет лишних пятен. Ответа не поступает, поэтому Минхо оборачивается на старшего сам. Ким смотрит на него умоляющим взглядом и снова закатывает только что расправленные рукава рубашки.       – Снимай штаны, – вздыхает тяжело Тэхен, кивая на стол, с которого Ли только поднялся.       – Ну уж нет, фетишист, – смеется над ним Минхо и помогает поправить испорченную им же прическу, – иначе твои коллеги меня возненавидят, – шепчет Хо в самые губы, оставляя на них мягкий благодарный поцелуй. Уже на выходе из галереи, ловя на себе изучающие взгляды персонала, Минхо оборачивается и шепчет разомлевшему Тэ, чтобы тот вытер свои слюни со стола.       – Какой заботливый, точно придется подрочить, – наиграно разочаровано вздыхает Ким и машет рукой в сторону скрывающегося за дверью младшего.       Тэхену повезло, что он владелец этого места и что каждого работника в этом здании он подбирал самостоятельно. Эти ребята работают с ним много лет, знают о его пристрастиях почти все. Они тихо перешептываются за спиной у Кима, наблюдая за его блаженной улыбкой, и сами улыбаются вслед. А Тэхен, совершив такое безрассудство, чувствует себя самым живым. Может, согласиться на предложение Минхо тогда, на открытии студии Пака, и не было такой уж дурной идеей. И, может, они даже не пожалеют об этом в конце, когда история закончится. Потому что ничего не бывает навсегда. Это Тэхен знает не понаслышке.

____________

      У Минхо никогда не было комплексов относительно своего финансового положения, но теперь, когда он начал частенько от скуки зависать с Кимом, то стал ловить себя на неприятных эмоциях.       Вот на днях Тэхен зовет его поужинать в ресторан напротив галереи, и Минхо заказывает только кофе, ибо цены в этом месте безбожно высокие. За весь ужин платит Тэ, ссылаясь на этикет. Минхо чувствует себя разбито весь оставшийся вечер и уходит домой.       Месяц спустя Ким улетает в Париж на конференцию и так просто зовет Минхо с собой, будто тот не живет на ставку хореографа, а спустился с финансового Олимпа. Тэхен не понимает, почему Ли раздражается и рычит на него вместо того, чтобы порадоваться. Минхо уходит, хлопая дверью и пишет старшему только через две недели, предпочитая забыть этот конфликт как страшный сон. Ким любит разбрасываться деньгами и не придавать им значения. А в компании знакомых Тэ, с которыми они пересекаются совершенно случайно в каком-то брендовом магазине, Минхо чужой. Он чувствует себя неправильно в своем кардигане на выглаженную рубашку из обыкновенного человеческого магазина. И ему это ощущение не нравится.       Весной Тэхен дарит ему брендовое пальто, и Ли не надевает его ни разу. Потому что не терпит подачки, он же не содержанка, которой платят за секс.       Но хуже раздражения и непринятия – зависть. Ли не признает, что испытывает именно ее, когда всю дорогу из магазина техники до дома Кима бурчит про жертву маркетинга. Тэхен купил себе новый макбук, а Хо еще в магазине закатил на это глаза, ведь консультант предложил более дешевую альтернативу с достаточной мощностью для любой работы. Но Ким жмет плечами и покупает распиаренный «огрызок», потому что бренд.       – Я не понимаю, чего ты так заводишься, – вздыхает Тэ, загружая свою обновку, – это просто рабочая необходимость.       – Я не завожусь, мне похуй, на чем ты будешь переписываться с коллегами, ведь технически тебе больше и не нужно, – ядовито усмехаясь, парирует Хо. – Приклей его себе на лоб и сходи на работу, чтобы все точно знали, что у тебя есть бабки.       – Этот вариант удобный, поэтому я выбрал его, – пытается не реагировать на колкости Ким, но все же хмурится от тона младшего.       – Удобный? Удобно платить за каждое необходимое приложение, – с наигранным пониманием качает головой Минхо. – Понимаю, да.       – Да, удобно. У меня есть деньги, чтобы не тратить время на бессмысленный поиск бесплатных альтернатив и их установку, – парирует Тэ, начиная заводиться. Потому что не понимает, в чем вообще провинился опять.       – Да, скажи еще раз, что ты зарабатываешь кучу денег, а то все еще не поняли, – шипит Хо себе под нос, исчерпав аргументы, и с грохотом хлопает дверцей посудомойки.       – Да, и я заработал на эту посудомойку, поэтому прошу не ломать ее. Она стоит денег, – упрекает Ким скорее из-за общего раздражения, чем в действительности из-за денег. Минхо тут же застывает, сжимая кулаки.       – Хорошо. Знаешь, я лучше пойду домой, – нарочито спокойно и по-деловому откликается Минхо.       – Не валяй дурака, уже поздно.       – Ничего, у меня есть деньги хотя бы на такси, – жмет плечами и проходит мимо, задевая поднявшегося со своего места Кима. – Оно все еще дешевле, чем каждая половица в этом доме. А то вдруг неаккуратно наступлю, – язвит Ли, обувая потасканные конверсы, которые выглядят рядом с начищенными ботинками Кима как мусор. Минхо поджимает губы, хмыкая под нос от мысли, что ровно так же смотрится с Тэхеном.       – Минхо, я все еще думаю, что уже поздно, и хочу, чтобы ты остался. Но если тебе нужно уйти, чтобы прийти в себя, то ладно, – Тэхен опирается на стену и смотрит испытующе на подавлено сгорбленную в его коридоре фигуру.       – Да нет, думаю, что с тебя хватит благотворительности, – бросает Хо и, даже не обернувшись, уходит, хлопая напоследок тяжелой дверью. Минхо собирается вернуть чертово пальто под эту дверь и закончить этот цирк, они слишком разные.       Ли нужно сорок минут, которые он бредет в сторону своего дома, чтобы разобраться в своих чувствах и, переступив через гордость, позвонить Киму с повинной.       – Все в порядке? – первое, что спрашивает голос по ту сторону. Минхо угукает коротко, виновато морщась.       Он затеял такой глупый скандал, а Тэ переживает о нем вместо того, чтобы обидеться в ответ.       – Ты доехал до дома?       – Нет, я решил прогуляться.       – Уже поздно, Минхо, и ты легко одет. Далеко ушел?       Ли снова коротко угукает, останавливаясь у пустующей остановки в надежде поймать последний автобус в свою сторону. Он садится на скамейку и смотрит сквозь прозрачную крышу в темное небо       – Хочешь, чтобы я приехал за тобой?       – Нет, – тут же находится Минхо, тяжело вздыхая. – Послушай, Тэ. Мне нужно кое-что сказать тебе, – Ким замолкает по ту сторону, слушает внимательно. – Прости за то, что я устроил сегодня. Просто… – вновь вместо слов следует тяжелый вздох. Стыдно признаваться в таком вслух. – Я, блять, просто завидую.       Хорошо, что вокруг ни души и никто не может стать свидетелем влажных глаз, упершихся в носки старых конверсов.       – Я никогда не мог позволить себе «не экономить», но по мне и видно, – усмехается болезненно младший.       Тэхен тяжело вздыхает, желая что-то возразить, но Минхо прерывает торопливо, иначе у него не хватит смелости сказать это еще раз.       – Не перебивай, дослушай. Я рядом с тобой чувствую себя ущербно. «Недостаточно», что ли. Я ничего не могу тебе дать, – Хо промаргивается, разглядывая ярко светящиеся вывески магазинов. – Мне не сходить нормально в твои любимые рестораны, где еда стоит, как почка. Максимум, куда я могу тебя отвести в ответ – уличная забегаловка, где ты в своих выглаженных рубашках смотришься чужеродно, – в голосе таком тихом и виноватом звенит невысказанное. – Твои друзья смотрели на меня неодобрительно тогда, в бутике, ведь рядом со мной ты выглядишь так, будто решил накормить беспризорника.       Хо усмехается болезненно и втягивает шумно воздух, чтобы закончить все это сейчас. Поставить точку.       – Я каждый раз чувствую, что я не дотягиваю. Меня недостаточно. Я думаю, что нам нужно это зак….       – Минхо, – перебивает его Тэхен предупредительно, словно бы не желая безмолвно мириться с чужим односторонним решением.       – М?       – Мне тебя достаточно, – тихо, вкрадчиво говорит Тэ.       – Тэх...       – Погоди. Теперь послушай меня ты, – просит терпеливо, и Хо безмолвно соглашается на это условие. – Мне жаль, что заставил тебя ощутить это. Я просто отношусь ко всему иначе. Послушай, если бы я искал денег, то спал бы с кем-то из своего окружения. Но я знаю, что не получу от них того, что можешь дать ты.       – И что же? – усмехается с горькой иронией Минхо.       – Многое. Слушай, я беру дорогие бренды, потому что могу, а не потому что это моя необходимость, которую нужно удовлетворять. Я веду тебя в те рестораны, потому что для меня это нормальные цены, и я не думаю, что есть какая-то проблема заплатить и за тебя тоже. Я не думаю о том, что трачусь на тебя и ты должен вернуть эти деньги, – голос Тэхена такой уставший и такой виноватый. Он сам, кажется, только что понял, в какую неловкую ситуацию невольно поставил Минхо.       – Ну, а я вечно думаю о твоих деньгах. О том, насколько разная у нас жизнь. И я не вписываюсь в твою… – шепчет Ли, умоляя Кима не продолжать. Как ему смириться со всем этим? Как восполнить эту ущербность?       – Но я отлично вписываюсь в твою. Ты можешь отвести меня в забегаловку, а можешь вообще никуда не водить. И мне плевать, во что ты будешь одет, пока будешь рядом, – Минхо хмыкает и не верит. Ким никогда не показывал пренебрежения, но это естественно. Ким – это принц из сказок, весь такой благородный и готовый простить бедность спутницы. Но Минхо – не Золушка, а жизнь – не сказка. Весь мир вокруг не закроет глаза на то, что они смотрятся рядом, как та самая пара обуви в прихожей.       – Мне нравится, как ты на мою выглаженную свежую рубашку напяливаешь свой потный шот поверх, когда возвращаешься с практики. Просто чтобы я не замерз, – ласково объясняет Ким, и по голосу слышно, что он улыбается. Минхо даже эту улыбку представляет под закрытыми веками, и губы сами растягиваются в ответную улыбку. Но Тэхен не останавливается: – Мне нравится, что ты ходишь в магазин, не дожидаясь доставки еды, и покупаешь лапшу, чтобы я быстрее поел впервые за день, потому что забыл. И лапша мне кажется вкуснее всей ресторанной еды, – Тэ тихо посмеивается своим глубоким голосом, пуская мурашки по загривку. – Все мои деньги не имеют значения. Единственное, что имеет ценность – ты и твоя забота. Я чувствую, что нужен тебе. И мне этого достаточно. Мне тебя до-ста-то-чно, – шепчет по слогам Ким и надеется, что Минхо его поймет.       – Точно? И тебе не стыдно перед друзьями?       – К черту. Мои друзья не помешаны на деньгах, а на остальных плевать. Они не позаботятся обо мне, – мурчит Тэ с очевидным намеком. Минхо смеется, и смех его смешивается с шумом шин подъезжающего автобуса.       – Фетишист, – журит его Хо тихо, чтобы никто не услышал в автобусе, из-за чего он так мягко и счастливо улыбаться.       – Еще какой. Ты едешь домой? – Минхо угукает, опираясь виском в окно и разглядывая все те же вывески, не кажущиеся больше такими раздражающими. – Это хорошо. Составить тебе компанию или хочешь послушать музыку по дороге?       – Музыку. Надо подумать чуть-чуть, – с некоторой опаской отвечает Хо, но, судя по голосу, Тэ все еще улыбается, когда просит не думать о плохом и написать, когда будет дома.       Уже осенью Минхо впервые достает новое пальто, чтобы сходить с Тэхеном в его любимый ресторан. Но Ким, встречая его у входа, видит все еще терзающее чужую душу сомнение, и ведет его за руку в торговый центр, расположенный в девяти минутах ходьбы. Они ужинают на фудкорте, и Тэ просит Минхо заплатить за него на этот раз, потому что оставил карточку в машине. Ли ему не верит, но шутит про то, что Ким будет отрабатывать телом, сияя мягкой благодарной улыбкой.

_________

      Однако Минхо упирается, когда Тэ предлагает ему сходить на вечер кино с его знакомыми. Ли все еще убежден, что те смотрят на него косо. С предубеждением. Тэхен и не настаивает, по правде говоря. Жмет плечами в стиле «не хочешь – как хочешь». Однако что-то внутри Минхо тревожно постукивает, тянет и заставляет пойти. Может, это всего лишь желание провести вечер не в одиночестве. Он вообще стал чаще проводить время с Кимом, даже без секса. За обычными разговорами и приготовлением ужина для нерадивого старшего.       Квартира знакомого Тэ – Пак Богома, с которым те знакомы еще с первых курсов университета, – светлая, просторная, обставленная со вкусом всякими люксовыми штучками. Сам Богом хоть и осматривает его с ног до головы оценивающе, но радушно улыбается, провожая парочку в гостиную, где на столе уже выложена закуска и расставлены напитки, над которыми порхает прекрасная фея – жена Пака. Пара оказалась премилой, в отличие от остальной компании.       Минхо чувствовал себя неуютно, не имея общих тем с присутствующими, поэтому усердно жевал куски пиццы, оставленные под его носом.       Когда компания начинает выбирать фильм на вечер и останавливаются на ужасах, Минхо почти что радуется, но в следующую секунду недовольно кривится и тянется за новым куском пиццы, чтобы заткнуться прежде, чем выскажет недовольство.       – Все нормально? – тихо интересуется Тэ, улавливая выражение недовольства и отстраненности.       – Да, отлично, просто… – кривится, не желая озвучивать свои мысли вслух. Однако Ким успокаивающе поглаживает его колено, призывая высказаться. – Это претенциозная американская хрень, которую облизали критики.       – Ну, хрень австралийская, – с мнимым превосходством в голосе поправляет Хо один из гостей, чье имя Ли даже не старался запоминать, – не всем нравятся банальные скримеры и кровь, – жмет снисходительно плечами, ставя победную точку хрустом чипс. Минхо это злит. Такое отношение, словно приложением к бедности идет тупость и необразованность. Ну, конечно, люди любят стоять на ступень выше тех, кто финансово до них не дотягивает. Ли косится на спутника, чтобы понять, чью сторону тот занял в этом споре, и сожалеет ли о том, что привёл его с собой.       – Мораль банальная и прозрачная, сюжет вторичный, – отвечает Минхо дерзко, находя в ухмылке уже очень знакомых пухлых губ одобрение, озвученное следом.       – Соглашусь, оригинальности в задуманном мало. Может, что-нибудь из классики? Минхо изо всех сил старается не улыбаться на неодобрительно переглядывающуюся компанию, однако покровительственно гладящий его по коленке Тэ не дает продолжить спор почему-то.       Неужели Тэхен даже среди своих друзей имеет такой непоколебимый авторитет? Они единогласно выбирают для просмотра «Проклятие», глуша свет и увлекаясь просмотром с бурными обсуждениями. Где-то к середине фильма всем становится немного прохладно, и страждущим были розданы пледы, которые пришлось поделить между собой. Минхо с Тэхеном капризно отказались отдавать свою добычу кому-либо еще и укутались по самые плечи в крупную розовую вязку.       Минхо делает пару весомых и неожиданных замечаний к сюжету, которые показались интересными Киму, особенно учитывая то, что тому свойственно называть мазней современное искусство. Однако остальная компания будто намеренно игнорировала новенького. И это стало очевидно, когда, передавая ведерко попкорна, Богом показательно протянул ту над коленями Минхо в руки Тэхену. Ким задумчиво хмурится и отказывается, передавая закуску дальше, но сразу же находит ладонью знакомую коленку и скользит вверх, сжимает ощутимо внутреннюю сторону бедра. Хо сдавленно шипит. И на руку было то, что его здесь намеренно игнорировали, а еще полутьма комнаты, в которой невозможно было рассмотреть его покрасневшие уши, пока Ким беззастенчиво ласкал любимую часть чужого тела. Кровь внутри кипит от однозначных прикосновений, поэтому Минхо находит в себе смелость положить ладонь на пах соседа, давая понять, что в эту игру могут играть двое. Однако Ли недооценил бесстыдства старшего, толкнувшегося в чужую руку, притворившись, что просто устраивается удобнее.       Хо закрывает глаза и пытается медитировать, ведь светить перед местными своим стояком он не планировал. Однако медитацию прерывает мягкий влажный поцелуй под самым ухом. Минхо дергается от приятного прикосновения, оглядывается и прислушивается к тихим обсуждениям, не привлекают ли они лишнего внимания. Окружающие кажутся слишком увлеченными своим бойкотом, поэтому Ли наклоняется к чужому уху, чтобы положить конец играм, которые ведет старший.       – Твои друзья и так меня ненавидят, так что прекрати, – шепчет Хо, но, вопреки своим же словам и намерениям, цепляет зубами привлекательно поблескивающее в свете экрана колечко серьги, прежде чем отстраниться.       Тэ косится на него и облизывает сладкие от лимонада губы перед тем, как кивнуть в сторону коридора и потянуть его за собой.       – Мы за пивом, – нехотя объясняется он с хозяином квартиры, возвращающимся с кухни с новой порцией только разогретой пиццы. Их оправдание звучит нереалистично, учитывая, что Тэ за рулем. Хозяин квартиры сразу же провожает их удивленным взглядом до ванной, в которой они скрываются. Тэхен щелкает замком и включает в раковине воду, создающую шум своим мощным напором. – Ты чего?       Минхо удивлен и не знает, для чего они заперлись в этой ванной. Может, он сделал что-то не так? Может, Тэ хочет выяснить отношения? Решить какие-то вопросы или менее унизительным способом попросить его уйти? Однако все догадки стираются из подкорки, когда Ким с силой придавливает его к кафельной плитке за спиной и тянется к втянутой от неожиданности шее, чтобы оставить на ней поцелуй.       – Воу, ты чего это?       – Мне не понравилось, что они тебя обижают, не обращай внимание на дурней. По правде говоря, они привыкли к тому, что я вечно таскаюсь с мудаками, поэтому заранее поставили на тебе крест, – хмыкает Тэ в изгиб плеча, прикусывая то в чувствах. – Поэтому я решил поднять нам с тобой настроение.       Минхо откидывает голову, ударяясь о твердую стену макушкой, и шипит, получая тут же глубокий успокаивающий поцелуй и пальцы, ныряющие под подол его одежды.       – Твои друзья возненавидят меня еще больше, – хнычет Хо, но даже не пытается уйти от приятных ласковых рук, шныряющих по его телу, как воришка в плохо охраняемые карманы.       – Не плевать ли? Мы тут, чтобы развлечься, и они сами испортили нам с тобой все веселье. Просто ищем альтернативы, – в самые губы объясняется Тэхен, сжимая по-собственнически мягкую задницу и притираясь коленом между сводящих его с ума бедер.       – Ты такой секси. Теперь, кажется, я начал понимать твой фетиш на заботу, – хихикает Хо от пальцев скользнувших щекотно по вздымающимся ребрам.       В опыте Минхо было многое, он не то, чтобы был разборчив в партнерах, времени и местах для секса, после которого об него вытирали ноги и шли дальше, но Тэхен делает все иначе. Тэхен не забирает, а пытается отдать. Да, отдать им друг другу нечего, кроме взаимного удовольствия. Выбор невелик, а Минхо полностью удовлетворен этим обменом. Тэ, даже находясь в таких странных, ни к чему не обязывающих отношениях, все равно заботится о нем и защищает его от потенциальной боли. Другие люди в его жизни предпочитали дать боль пережить, потому что он к ней привык.       – Подрочить тебе или отсосать?       Тэхен собственными руками направляет чужие бедра так, чтобы Ли было удобно притираться к любезно предоставленному колену между своих ног, и интересуется так обыденно, словно они в его спальне, а не в чужой ванной, где за стеной их ждет куча претенциозных хмырей, вряд ли разделяющих их веселье от происходящего. Минхо жалостливо кривится. Он хотел бы, но не здесь и не сейчас.       – Я не был в душе со вчерашнего утра, – нехотя признается в своей оплошности Хо, оставив извинительный поцелуй за истерзанным его губами ухом. Однако он уже почувствовал чужое, набирающее обороты возбуждение и оставить такого заботливого Кима без сладкого не мог, а потому предлагает оптимальный вариант. – Трахни меня между бедер, ты ж по моим ляжкам с ума сходишь.       – О Боже, да, – смеется вдруг так искренне Ким, утыкаясь в подрагивающее в ответном смехе плечо.       Минхо сам спускает до колен классические брюки, в которые вырядился для богатеньких дружков Кима, вместе с бельем и разворачивается лицом к стене. Парень упирается лбом в холодящий кожу кафель и прогибается, крепко сжав колени. Однако Ким похлопывает его сбоку, прося раздвинуть ноги. Минхо не особо хочет задавать вопросы и растягивать и без того смущающую ситуацию, поэтому делает то, о чем просят. Но такая расслабленность была некстати, ведь стоило горячему дыханию опалить кожу внутренней стороны бедра, как с уст срывается компрометирующий полустон.       Тэхена ничего не смущает, он просто хмыкает и ведёт влажным языком от колена вверх. Минхо дергается, и старшему приходится зафиксировать бедра руками, чтобы продолжить методично их вылизывать и оставлять укусы.       – Господи, – вздыхает обреченно Минхо, глотая стон, – это мерзко, прекрати.       – Если тебе приятно, то ничего мерзкого, – парирует деловито Ким, словно бы находится на рабочих переговорах, и прикусывает ягодицу прямо под дразнящей его родинкой.       – Я же говорил, я грязный, – хнычет Хо, суча ногами, но тут же получает назидательный звонкий шлепок, который заставляет его уши и щеки стыдливо покраснеть.       – Я не лезу туда, где меня может смутить этот факт. А теперь сожми бедра покрепче.       – Идиот, – смеется беззвучно Хо, сводя ноги по настоятельной просьбе старшего. Он удовольствия получать особо не планировал, но прикусывает губы нетерпеливо, следя за каплей смазки, срывающейся на кафель чужой ванной.       Тэхен сплевывает на ладонь, распределяя слюну по своему возбуждению, прежде чем скользнуть между крепких ляжек, покрытых укусами от самых колен. Он толкается вновь, получая одобрительный вздох, когда проезжается ощутимо по мошонке. Тэхен не церемонится, потому что знает, что люди в соседней комнате уже догадываются, чем они тут так долго занимаются. Ким решает помочь Минхо догнать свое удовольствие, поэтому обхватывает ладонью багровеющую головку, растирая большим пальцем естественную смазку, прежде чем начать мелко надрачивать в такт собственным движениям. Минхо давится скулежом, прижимается щекой к плитке, выгибаясь еще сильнее навстречу заботливым широким ладоням, и дышит тяжело, оставляя пятна испарины на холодной стене. Минхо доходит до пика сразу после Кима, который пачкает его бедра, спущенные брюки и пол оскверненной комнаты. Хо пытается отдышаться и найти сил на поучительный подзатыльник, когда в дверь в паре сантиметров правее стучится хозяин квартиры.       – Все в порядке?       – Да, – перекрикивает Тэ шумящую воду, – Минхо пролил на себя лимонад, пытаемся отстирать, – Ли закатывает глаза и бьет по подрагивающему в злорадном смехе плечу. Отлично, теперь его будут считать еще и криворуким.       – Может, помочь чем? Порошок дать?       – Все нормально, мы почти все, – отвечает Тэ, пытаясь сдержать рвущийся наружу ржач. Минхо ногами дрыгает, пытаясь снять замаранную одежду, чтобы действительно попытаться отстирать улики.       «Почти все» занимает еще минут пятнадцать. Кажется, даже дольше, чем они трахались. Однако план Тэхена работает, и Минхо чувствует, что его настроение где-то на верхней границе воображаемой шкалы. Его уже не так бесят и расстраивают неодобрительные косые взгляды и попытки игнорирования, которые пресекает Ким, то и дело втягивающий его то в разговор, то в игру.       Если бы не Хенджин, позвонивший ближе к полуночи и не сообщивший, что находится в больнице, то день можно было бы назвать даже отличным, впервые за долгое время.       Тэхен нервно грызет губу, застегивая пальто у самого выхода. Они не разговаривают, Тэ не выпытывает подробностей, но, судя по сжимающимся на руле пальцам, борется с любопытством или… заботой? Может, Хенджин все еще нравится ему? Что, если Тэ влюблен в Хвана? Что, если страдает точно так же, как Минхо по Джисону? От этой мысли Ли кривится неприязненно.       – Хочешь заброшу тебя завтра в больницу перед работой?       – Было бы отлично. Сам зайти не хочешь?       – Не думаю, что это уместно, – с какой-то тоской отказывается Ким, вглядываясь в мигающий свет светофора. – Насколько он в порядке?       – Нормально все. Перелом руки и ушибы, жить будет. Поругался с Феликсом опять. Пока толкались, споткнулся и рухнул на журнальный столик, – решает все же успокоить чужое волнение Минхо. Однако по болезненному выражению на лице мужчины было понятно, что это не помогло.       – Что в этом нормального?       – Слушай, это его жизнь. Ты тоже завтра можешь толкнуть меня в шутку, и я упаду неудачно. Это просто жизнь…       – Я бы никогда не…       – Не зарекайся.       В машине виснет тишина, нарушаемая только шумом автомобильного двигателя. Они уже доезжают до квартиры Чимина, но прежде чем выйти, оставив привычный чмок на приглашающе надутых губах, Хо решается на один вопрос:       – Ты еще влюблен в Хенджина?       – Нет!       Резко протестует Ким, глядя на Минхо, как на обезумевшего. Ли не верит, но не имеет никакого права требовать доказательств. Он просто понятливо мычит, принимая и такой ответ. Хо с благодарностью получает прощальный поцелуй перед тем, как натянуть улыбку и попрощаться со старшим до утра. Что-то его начинает тревожить.       Спится этой ночью плохо.

___________

      Минхо очень ценит Тэхена, это факт. Он комфортный, славный парень. Его не хочется обижать. Разве что ненамеренно. Как, например, пообещать ему отдать документы, которые он забыл у Чимина, но забыть отменить встречу, потому что у Феликса рецидив, из-за чего он довел Хенджина до истерики, запершись в ванной на полтора часа, и этим двоим снова нужна помощь. А не до конца оправившийся от болезни Тэхен так некстати ждал его тридцать минут на парковке возле дома, пока не пришел сам Чимин с ключами. Ли корил себя, правда, но оправдывал все заботой о друзьях. Он ведь хороший человек и хороший друг, но с отношениями у него с давних пор проблемы. Минхо обещает загладить вину, обещает этот вечер пятницы только уставшему от работы Тэхену. Кино, вино и массаж различной степени глубины. Тэ выходит из душа, разморенный и надеющийся на скорейшую доставку из итальянского ресторана, как слышит звонок чужого мобильного.       – Да, чего хотел, мелкий, – в голосе Хо сквозит воодушевление, радость и немного тревоги.       Тэхен замирает в дверном проеме, когда видит, как блестят глаза парня, нервозно переминающего в ладони ткань рукава мягкого джемпера, который Ким, кстати, и подарил.       – Ты что?! А предупреждать не думал? – на губах играет искренне счастливая улыбка, которую Тэ никогда не видел у него. И от этого становится немного тошно. Хо встрепенулся, словно птица, и начал метаться из стороны в сторону оглядываясь. Зажал динамик и прошептал торопливо: «Где моя сумка?». Тэ хмурится, но указывает на место за креслом, куда сбросил свои вещи младший. – Я приеду минут через сорок на такси, Чимин уехал на соревнования на пару дней, у нас будут целые выходные, – хмыкает, пролетая мимо ничего непонимающего хёна в коридор, и начинает напяливать куртку, неловко зажимая мобильник плечом. – Не замерзни там только! Я вызываю такси, давай! Минхо присаживается на пуфик возле двери, чтобы вызвать спокойно машину и обуться.       – Представляешь, Джисон вернулся сегодня в Корею! Приперся сделать сюрприз, а дома никого, – улыбается широко, смеется неловко себе под нос. Даже дыхание потяжелело. Прямо как на душе у Тэхена. Он хмурится и кусает губы, даже дежурного «класс» выдавить из себя не может, потому что почему-то обидно, почему-то в груди сердце колотится болезненно, почему-то хочется расплакаться, но он не станет.       Случались вещи и похуже. А Ли будто бы его реакция и не нужна, он проверяет наличие ключей и телефона в карманах куртки, подлетает спешно и чмокает в щеку на прощание, обещая позвонить и встретиться в следующий раз по-нормальному. На пороге он сталкивается с курьером, здоровается себе под нос и проскальзывает в закрывающиеся двери лифта. А Киму остается сглатывать горечь, стоя на пороге собственной квартиры в одиночестве.       Пиздецки обидно. Тэхен выпивает бутылку вина, предназначенную на двоих, и звонит своему бывшему. Спустя минут тридцать разговора он уже готов позвать того к себе, чтобы скрасить свое болезненное одиночество, но алкоголь и усталость берут свое, заставляя отключиться в неудобном кресле, подбирая под себя замерзшие ноги. Такой опустошенный и разочарованный. В то время как Минхо радостно сжимает в своих объятиях друга, впитывая в себя тепло и мягкость, которых ему так не хватало.       Хан весело рассказывает про реакцию своих родителей на его неожиданный приезд, заваливаясь устало на диван, пока Хо думает, что его нужно покормить и согреть. Позаботиться, как обычно. Минхо падает рядом с другом, пытаясь сделать заказ из ближайшей доставки.       – Я думал, что дуба дам, пока ждал тебя. Ты где ошивался так поздно?       – У Тэхена, – бросает, не подумав, правду и тут же кусает себя за язык, ловя выражение удивления на чужом, все еще по-детски круглом лице.       – У того самого? Вы… подружились или типа того?       – Эм, нет, – мнется Ли, потупив взгляд в приложение на телефоне, – просто Чимин попросил ему отнести кое-какие вещи, – жмет плечами небрежно, а в груди что-то неприятно сжимается.       Минхо и не понимает, какого черта он соврал. Ну и что случилось бы, если бы он сказал, что они спят друг с другом? Ничего. Джисон уже привык к романам Хо. Наверняка. Но почему-то сейчас, именно про Тэхена, хотелось скрыть, даже забыть на какое-то время. И совесть, до этого уже воспаленная, причиняет дискомфорт. – Ты что хочешь на ужин?       Минхо знает, что просто переводит тему, но сделать ничего не может и не хочет. Вообще, в голове роятся мысли о том, что, может, он очень некрасиво поступил с Тэ. Да нет же, они просто собирались потрахаться, ведь они и так регулярно встречаются с этой целью. А с Хани они не виделись уже почти два года! Нет. Тэхен должен все понять.       – А, ну давай что-нибудь поострее и побольше, хочу согреться, – усмехается Джисон как-то неловко, закусывая губу и всматриваясь в задумчивое выражение лица старшего. – Все нормально, хён? Ты какой-то загруженный, – голос неуверенный, будто бы боится разбередить раны.       – Да все нормально, просто устал, – отмахивается Хо, оформляя заказ, наконец, и открывая для чего-то диалог с Тэ, где они обсуждали, что хотят на ужин. Где-то под диафрагмой неприятно потянуло, поэтому Ли решает отложить гаджет в сторону и забыть на время о тревогах, ведь перед ним его лучший друг. Его единственная любовь. Человек, ради которого… ради которого вообще всё…       Джисон тоже смотрит на него в ответ с какой-то теплотой, всезнающей и тоскливой улыбкой, рассматривает, будто бы впервые видит.       – Обалдеть, хён, ты так изменился, – с каким-то задушенным внутри восторгом шепчет Джисон, – будто резко стал взрослее. Не знаю, как это объяснить, – и улыбается так мягко, что на душе становится сладко.       – Ну, ты меня два года не видел, вообще-то! – не всерьез журит старший, щипая легко за бок Хана, заставляя того подпрыгнуть на месте в попытке отбиться. – Мог и почаще появляться дома. Настолько погрузился в свою музыку, что забыл о своем старшем? Так состарюсь и умру в одиночестве, а ты и узнаешь-то только через пару лет.       – Прости, прости, – смеется Джисон, строя виноватую моську и откидываясь на чужое плечо. – Но, вообще-то, – в голосе сквозит нотка серьезности, которой не было до этого, и Хо напрягается в дурном предчувствии, – музыка ни при чем, – голос Джисона тихий и немного виноватый, что заставляет Ли недовольно поджать губы. Ему не нравится потяжелевшая внезапно атмосфера. Младший выпрямляется, нервно рассматривая свои ладони со всех сторон.       – У тебя рак? Ты умираешь? – не выдерживает Хо, на что Хан с еле ощутимым облегчением вздыхает и, усмехаясь, отрицательно качает головой. – У меня рак? Ты переезжаешь? Женишься?       Джисон тут же вскидывается вверх, встречаясь, наконец-то, глазами со старшим, и у Минхо от догадок сердце уходит в пятки. Ли слегка отстраняется, чувствуя, как тело превращается в вату.       – Да ну… не может быть, ты же… ты…       Ему хочется кричать, разбрасывать вещи, разбивать кулаки о стену. Все это ощущается ужасно несправедливым. Почему он молчал, если влюбился? Почему не рассказывал по телефону о своих отношениях? Свадьба? Серьезно? Ли не хочет в это верить и не верит!       – Ну, не женюсь конечно, – поправляет его неуверенно Хан, – но думаю, что когда-нибудь… В общем, я встретил девушку, в которую влюбился, – с таким трепетом и доверием говорит Джисон, будто открывает самую страшную тайну своего сердца. И Минхо бы обрадоваться, облегченно вздохнуть, сморгнуть напрашивающиеся на глаза слезы и хотя бы улыбнуться. Но это такое искреннее, немного детское признание ощущается так, словно его как рыбу выпотрошили и оставили на разделочной доске глотать жабрами последние капли обжигающего воздуха. Руки сами собой подрагивают, и он торопливо прячет их в рукава мягкого свитера, который подарил ему Ким.       – Хён, не молчи, – нетерпеливо трясет его за колено младший, вглядываясь в померкшее в секунду лицо с тревогой и непониманием.       – Я… – захлебывается воздухом и не знает, что должен сказать. Подбирает судорожно слова и маски, чтобы надеть нужную, чтобы сказать ожидаемое, – я просто в шоке. Думал, что ты женишься на музыке, – смеется нервно, ресницами хлопает быстро, потому что волнуется. Сглатывает громко.       – Я тоже так думал, пока Дженни не встретил, – а улыбка мягкая и взгляд, потупленный в обивку дивана, мечтательный, влюбленный.       А Минхо растерян. Ему хочется злиться, ревновать, грубить, но ведь это его Хани. Его славный мальчик, который влюбляется вот так искренне и по-настоящему, кажется, впервые на его памяти. И ведь это не сюрприз! Он же знал, что, когда это произойдет, это никогда не будет он. От этого сердце бьется болезненнее в груди.       – Дженни, – усмехается, лукаво щурясь, заглядывая в круглые блестящие и такие родные глаза, – имя прямо для работницы секса по телефону, – язвит и шутит неуместно, только бы разбавить неловкость, загустевшую вокруг них. Джисон недовольно дует губы и больно бьет его по макушке, возмущаясь: «Эй, мы о девушке моей говорим!».       – Прости, прости, – посмеивается Хо, а в переливе этого смеха звучит пустота, – завидую просто. Ты пока личную жизнь строил, я долг родине отдавал, – горделиво вздергивает подбородок, обессилено облокачиваясь на подлокотник позади себя.       – Мне не терпится услышать истории о том, скольких командиров ты там соблазнил, – поигрывает бровями Джисон, придвигаясь ближе к старшему, ища знакомое тепло, — жаль, что к твоему возвращению мне пришлось уехать. Впечатления уже не так свежи?       – Я не готов рассказывать на трезвую голову, – подрывается Хо с места, понимая, что ему правда нужно повысить градус в крови, чтобы выдержать этот вечер. – Где-то у нас была текила, – бурчит под нос и уползает на кухню, охотно скрывая дрожь, пробивающую тело, и вытирая слипающиеся от непрошеной влаги ресницы рукавом свитера.       – У нас, – догоняет его Джисон с усмешкой поддевая, – вы с Чимин-хёном как старая супружеская пара, – опирается позади о дверной проем, наблюдая со спины за старшим, упорно делающим вид, что ищет что-то и не знает на все двести процентов, где это находится. – Жду уже, когда вы решите сойтись. Два одиночества.       В груди от чужой беспечности в голосе колет предательски, но Минхо смеется, покачивая головой. Видел бы Джисон ту маску обреченности, что застыла на лице старшего. Все так и есть. Его Хани заслужил любви искренней и чистой, а Минхо получает утешительный приз. Может, Джисон и прав.       И вроде бы привык, вроде бы ни на что не надеялся, вроде бы был готов ко всему. Но реальность больно бьет под дых.       – Нашел, – почти что искренне радуется парень, доставая наполовину пустую бутылку текилы. Натягивает на лицо свою самую искреннюю улыбку, на которую способен, и оборачивается, наконец-то глядя в глаза упущенному. Глядя в глаза тому, кто собственными словами крошит методично его сердце. – Давай возьмем у хёна приставку и сыграем во что-нибудь, как в старые добрые. На щелбаны! Я в армии немного накачался, так что береги голову, мелочь, – шутит Минхо, доставая из холодильника припасенный лайм.       – Ты недооцениваешь мои периоды стагнации, хён, – отвечает на подтрунивание младший, роясь в ящиках, чтобы найти необходимую посуду.       – Ну, у тебя появилась девушка, так что руку ты давно не тренировал, – ухмыляется пахабно Ли, толкая бедром крутящегося рядом Джисона.       – Фу, шутки про дрочку, хён… Может руку я давно не тренировал, но пальцы стали куда проворнее, – шутит в ответ, ухмыляется, пытаясь держать уверенное лицо, но уши и щеки предательски краснеют. А внутри Минхо что-то ревниво скребется в грудную клетку, недовольно шипит, заставляя скривить губы в искренней неприязни.       – Фу, давай подробности гетеро секса будут хотя бы после первой стопки, – изображая рвотные позывы, умоляет Ли, пытаясь заглушить боль, разгорающуюся внутри от мыслей о том, с кем и как часто делит постель Джисон.       Это неправильно и ненормально. Минхо должен был давно смириться, но все идет не так. Почему-то это нестерпимо больно.       И это чувство никуда не уходит.       Ни тогда, когда они ужинают, утягивая друг у друга кусочки мяса. Ни тогда, когда Хо пытается избежать заслуженного щелбана за проигрыш. Ни тем более тогда, когда вожделенно наблюдает за тем, как Джисон торопливо слизывает с его запястья остатки соли и очередную стопку закусывает долькой лайма. А Хо думает, что поцелуй с ним на вкус был бы как маргарита, но тут же отгоняет от себя эти мысли.       Перейдя какой-то порог градуса, Минхо почти уже не чувствует боли от там и тут всплывающего шлюшьего имени «Дженни». Хотя, может, дело в нем самом. Может, это обыкновенное имя самой обыкновенной американской девчонки, увлекающейся аниме и модой, мечтающей работать в модном журнале. Какое клише.       – Дженни чудесная, – бормочет почти что себе под нос Джисон, причмокивая губами, – хочу вас познакомить. Вы подружитесь, – медленно моргает и мягко, доверчиво улыбается, прежде чем отключиться, облокотившись на спинку дивана.       Минхо почти перестал испытывать боль от колюще-режущих фраз и взглядов, только сейчас дает себе волю. Слезы каплями срываются с ресниц, и он утирает их рукавом свитера, пропахшего раменом и духами Тэхена.       Мысли о нем, вопреки всему, утешают. Воспоминания о нем, словно мягкое одеяло, в которое укутывают морозным зимним утром и разрешают не идти в школу.       Хо зарывается носом в ладони, спрятанные в рукавах, и глубже вдыхает ставший привычным запах. А слезы пропитывают шерстяную ткань.       – Нужно было остаться с тобой, – в пустоту обессилено шепчет Хо, но понимает, что неправ.       Он не может от этого сбежать. Это должно было случиться рано или поздно. Минхо рано или поздно пришлось бы отпустить своего медового мальчика. Ли смотрит на умиротворенное лицо Хана с нескрываемым обожанием, изрешеченным многолетней болью. Он так устал от нее, не находя сил отпустить свою ношу. Да, любовь к Джисону половину его жизни приносила ему только боль, но отпустить… Это он вряд ли смог бы вынести. Это как вырвать из груди сердце.       Но, наверное, если у него хватило храбрости любить столько лет, то ее должно хватить на то, чтобы отпустить.       Хо поднимает свое ослабшее тело с дивана, чтобы уложить Джисона удобнее. Он обхватывает его за плечи уже не так легко, как раньше. Кажется, увлечение спортом бесследно не прошло. А Хо и не заметил, как Хани вырос. Минхо заботливо укладывает чужие ноги, накрывая их старым пледом, который кочует с ним по квартирам еще с его детской комнаты. Натягивает его выше по самые плечи, оставляя только умиротворенную мордочку. Минхо улыбается через силу, словно прощается. Хан уже не его и больше никогда не будет принадлежать ему. Наверное, и не принадлежал.       Ли проводит по чужой румяной щеке пальцами, позволяет себе вольность и роняет слезы, тут же торопливо вытирая влажным уже рукавом.       – Ты прости меня, – шепчет заплетающимся языком, – но хотя бы раз, всего один, – непрошеная слеза срывается прямо на чужую щеку, срываясь ниже, исчезая у основания шеи, когда Хо торопливо наклоняется к мягким губам, о вкусе которых грезил столько лет. Это ведь маленькая плата за все его страдания, совсем крошечная.       Он столько лет об этом мечтал, столько лет причинял себе боль несбыточными надеждами. Но сейчас всего один раз перед тем, как решительно отпустить, Минхо касается чужих горячих губ с привкусом соли, лайма и текилы. А еще его слез, то и дело срывающихся вниз, будто бы совершая самоубийство. Губы Хана теплые и мягкие, такие податливые и родные, что в груди щемит, а сердце разъяренной птицей трепещет и бьет крыльями, стараясь вырваться из грудной клетки.       – Хён? Хён, что… – чужой настороженный шепот и ладонь, неуверенно оперевшаяся в грудь, где заполошно в страхе забилось сердце, ощущаются оглушающе. Минхо отстраняется резко, делая шаг назад и еле удерживаясь на ногах. Страх сковывает, тело подрагивает машинально, а язык словно к нёбу прилип, не в состоянии и слово в свое оправдание сказать.       – Хён, – Хан громко сглатывает, промаргивается в попытке избавиться от остатков сна, – я не…что ты…       Джисон вправду не знает, как даже задать этот вопрос. Губы поджимает. Он хоть и пьян, но не дурак, отдает себе отчет в том, что видел, слышал и чувствовал. И больно от того, что это груз, от которого он бежал столько, сколько себя помнит. Груз чужих чувств. Хан подбирает под себя ноги и вздыхает громко и тяжело, разрушая воцарившуюся между ними тишину. Он прячет лицо в ладонях, настойчиво его потирая, словно бы это придаст ему сил. Мальчишка, славный мальчишка прямо на глазах Ли становится на пару лет взрослее и несчастнее.       – Сядь, хён, – просит тихо, искренне. Поднимает на него глаза, спрятанные за растрепанной челкой, и в них плещется столько сожаления. – Думаю, нам давно пора поговорить.       Минхо не понимает, сердце пропускает удар. Давно?       Ли не может осознать всего, но сдается и присаживается напротив младшего. Хан устраивается удобнее, опускает ноги на холодный пол, но кутает колени в плед, словно в броню. Широкие мужественные плечи сгорбились, будто на них возложили всю тяжесть мира.       – Хён, я думаю, что тебе есть, что мне сказать, – хмыкает иронично от собственных же слов. А как ему начать? «Прости, хён, я давно знаю о твоих чувствах, но предпочитал притворяться слепым, пока не пройдет»? Больно, эгоистично, неправильно. Джисон миллион раз пытался прокрутить этот диалог в голове, но так и не нашел в себе силы, чтобы поговорить. Потому что было страшно. Страшно потерять того, о ком так заботишься, о ком так болит и бьется сердце. Для кого ты вообще весь и целиком! Был когда-то…       Легче же прикидываться идиотом, даже если ты им не являешься.       Минхо молчит, уводит взгляд.       – Ладно, тогда я скажу, – вздыхает тяжело, губы кусает и слезы напрашивающиеся в себе давит. – Я знаю.       – Что?       – Я знаю, хён. Всё знаю. Сложно не догадаться, когда ты ведешь себя так, когда смотришь так… – подбирает слова, мимолетом ловя чужой взгляд, – так, как сейчас.       Будто я весь мир.       Минхо глотает воздух громко, захлебывается этим признанием. В его лице удивление, облегчение и столько боли.       – Я…       – Нет надобности говорить, если не можешь, хён…       – Как давно? Как давно ты понял?       Ли выглядит таким беззащитным и потерянным, словно котёнок, выброшенный хозяином на незнакомую улицу. Хочется обнять, но Джисон почти что по рукам себя бьет. Обнимет и обратно сил не соберет, сделает больнее. Нужно одним рывком. Как пластырь.       – Давно, хён. Не сразу, но давно. От этого и сбежал в Америку. Надеялся дать тебе время.       Эти слова, как пощечина, заставляют Ли ощутимо отстраниться, захотеть сбежать, спрятаться, но Джисон не дает, ловит и сжимает его дрожащую ладонь, поглаживает по косточке запястья большим пальцем. Заботливо так, нежно.       – И тебе не отвратительно?       – Что?       – Я. Мои чувства. Не отвратительно знать, что… – останавливается, чтобы собраться с духом, сказать это, наконец, вслух. То, что, оказывается, и так много лет было на поверхности, – что я тебя люблю…       По щеке катится слеза особенно горячая и стремительная, жаждущая сорваться вниз и разбиться вдребезги со всей той многолетней болью о чужую горячую и заботливую ладонь.       Джисон вздрагивает.       Сквозь боль тянет улыбку, зная, что следующие его слова сделают больнее, но не сказать их будет нечестным. Глаз за глаз, зуб за зуб. Так ведь?       – Конечно, нет. Ведь я тоже тебя любил, хён. Долго. И казалось, что безответно, – Минхо хочет что-то возразить, узнать. И Джисону бы ответить, рассказать о том времени, когда у них все могло бы быть так сказочно правильно и хорошо. Но не случилось, и зачем грезить. Поэтому Хан не дает ему и слова сказать. – Но я вырос из этих чувств, хён. Перерос… нас. И только потом все понял, но…       – Слишком поздно, – болезненно заканчивает за него Минхо, беззащитно всхлипывая, даже не пытаясь сдержать безутешного плача, белугой ревет. Причитает, что в его жизни всегда так. Всегда «слишком поздно», он нигде не успевает.       Джисон его боль как свою чувствует, а потому ничего не может сделать с порывом, обнимает крепко, прижимает к груди, как свое собственное дитя, путается пальцами в еще пока непривычно коротких волосах и глотает свои собственные слезы. Он помнит, как заметил этот взгляд. Как он звонкой пощечиной ударил осознанием. Осознанием, что он что-то упустил. Что-то важное. Он не хотел причинять боль, но и ответить тем же уже не мог.       Страх.       Страх – ощущение, которое захватило Хана на многие годы. Страх взять ответственность за чужие чувства, которые он не сможет вынести. Потому что даже сейчас это ощущается как потеря. Потеря, скорбь, по которой будет преследовать его годами.       Ошибка, стоящая слишком дорого им обоим.       Минхо кричит, срывается на хрип, цепляется за чужую толстовку, сминая ткань на спине с такой силой, что белеют костяшки пальцев. Кажется, в его жизни не было ничего больнее.       – Мне жаль, – шепчет Джисон ему на ухо, _ я так сожалею, что столько лет заставлял тебя страдать, – всхлипывает бессильно, крепко прижимаясь губами к чужому виску.       – Я люблю тебя, – давится своими же признаниями Минхо, ударяя ими раз за разом Джисона так оглушающе и болезненно, что и представить себе не может. – Так люблю тебя, – нашептывает заполошно за все годы молчания.       – Мне жаль. Я тоже люблю тебя. Но не так, как ты того хочешь. Мне так, блять, чертовски жаль, Минхо, – из самой глубины вырываются сожаления, погребенные давно в надежде никогда больше их не ощутить. Оба сердца вдребезги. И так поздно их уже склеивать.       Минхо чувствует, будто бы умирает.       Минхо чувствует, что лучше бы остался в руках Тэхена сегодня, иррационально хочет к нему.       Туда, где нет этих сжигающих дотла эмоций, тревожных бабочек в животе, и сердце работает исправно, как лучший часовой механизм.       Туда, где и с кем есть покой.       С кем нет никакой боли.

________

      Минхо не хочет терять время. Мысли о Тэхене почти успешно заглушают настойчивые картины того, как могла сложиться его жизнь, если бы он не упустил возможность признаться любви своей жизни. Но обратно к Тэхену. Его социальные сети отлично отвлекают от новых фотографий Джисона, который раскрыл подписчикам лицо своей девушки. Минхо тошно на нее смотреть, а вот на бесконечную череду бессмысленной мазни из галереи Кима – терпимо. И обратно, обратно, обратно по кругу. От отчаяния к необходимости забыться, помочь, раствориться в чужой боли, как он это делал миллион раз до этого. И только потому, что одни мысли не помогают, Минхо решает идти напролом.       Не упускать очередной шанс, который подбросила ему жизнь, а действовать прямо сейчас.       Что по этому поводу думает Ким? Будто бы это важно. Согласится? Отлично. Не согласится? Станет прекрасной причиной погрустить, лишь бы мысли отвлечь от болезненного, от убивающего.       Раз за разом ему снится терзающий душу разговор, или не снится, просто звучит в голове заевшей пластинкой. И никак из головы не выбросить все мучившие бессмысленные «если», «если», «если». Минхо много плачет в последнее время. Интересно, плакал ли Джисон? Нет. Плакал ли Тэхен из-за него?       И эгоистичная мысль закрадывается внутрь: хотелось, чтобы плакал, хотелось, чтобы ему было не все равно. Если Минхо не сможет больше полюбить, то это не значит, что кто-то не полюбит его? Не значит же? Чимин говорил, что Ким быстро привязывается к людям.       Ли тошно от самого себя за эти мысли становится. Он ощущает себя на грани, будто в следующую секунду его может разорвать на куски от мыслей, которых он избегает, от чувств, от фантазий и бесконечных возможных событий, которые никогда не произойдут с ним.       Минхо за всем этим безумием и не замечает, как оказывается под чужой дверью. На душе скребется что-то неправильное, бессилие окутывает, язык немеет. На лицо натянута очаровательная улыбка.       Дверь перед Минхо открывается не сразу и неохотно, словно хозяин квартиры спал. Но глаза напротив красные, влажные и ничего не выражающие. Плакал.       Сердце пропустило болезненный удар.       Хо и не подумал, что за все это время было со старшим. Произошло ли в его жизни что-то такое же оглушающее, сводящее с ума?       Тэхен хмурится, оглядывая незваного гостя. Видит, что Ли не в себе. Его по обыкновению спокойные глаза лихорадочно блестят на осунувшемся лице. Но всю свою жалость и тревогу Ким заглушает обидой, которая затаилась в душе.       – Мне некогда, Минхо, – хрипит Тэхен, даже внимания не обратив на глупый букет цветов в подрагивающих руках напротив.       – Хён, давай поговорим, – решительно останавливает младший, на самом деле не зная, что может сказать и как все объяснить. По правде говоря, весь его приход – нелепая попытка забыться, переключить внимание и спасти кого-нибудь, когда сам в очередной раз тонет. Разница только в том, что у него не получается сбежать от ощущения неправильности всего происходящего вокруг, его нереальности.       – Я трахался с бывшим, пока тебя не было, мне понравилось. На этом все, – врет раздраженно Ким, пытаясь вырвать свой локоть из не такой уж и сильной хватки.       – Ну, мы ничего друг другу не обещали…       Говорит, а в душе дыра, зияющая безразличием, а вокруг только раны и бесконечная боль. Хочется. Хочется, чтобы был необходимый. Чтобы не один. Он, честно, больше не может справляться один. Вся эта игра в дерзкого и смелого – неловкая попытка, оглушающий крик о помощи, который никто не слышит.       – Нет, – в глубоком хриплом голосе отчетливо слышится обида и желание оттолкнуть от себя подальше, – была договоренность. Я ее нарушил. На этом все заканчивается. Больше не приходи, мне это не нужно, – но даже со всей своей решительностью, этот голос дрожит, как и руки, стремящиеся закрыть дверь перед лицом Минхо.       В ушах шумит.       Ли шел сюда без цели, с желанием снова забыться в чужих проблемах. На языке крутилось «прости» и дерзкое «а давай попробуем», а еще желание перемолоть себя изнутри и выплюнуть сладкой патокой на чужую душу, чтобы залечить трещины. Но все это ощущается неправильно. На подкорке зудит невыносимо «не нужно», «все кончилось», «больше не приходи». Снова ненужный, снова нежеланный, снова брошенный. Минхо дышит тяжело и все равно задыхается, на глазах пелена, кажется, колени дрожат, еле держа на ногах.       – Хён, – шепчет умоляюще.       А в голове все «не нужно», «все кончилось», «больше не приходи», «я был влюблен в тебя», «я перерос нашу любовь». Нескончаемо царапающие. Непроходящая боль.       – Хён, – повторяет, цепляясь из последних сил за чужой рукав и роняет потрепанный на нервах букет, – не оставляй…       – Минхо, – и в голосе, который слышится сквозь толщу воды, уже нет обиды, злости, резкости. Там волнение, непонимание, страх, – Минхо, что с тобой? Тэхен никогда не видел его таким, но, что сейчас происходит, не понаслышке понимает. Сталкивался, ощущал. Закусывает губу нервно, перехватывая ледяную ладонь, так отчаянно цепляющуюся за него.       – Не оставляй меня, Тэхен. Я больше не мог…       Ли половину слов проглатывает вместе с порциями воздуха, которыми захлебывается. Больно, невыносимо больно, и он не знает, как это остановить.       И Минхо только позже осознает, что впервые в жизни попросил о помощи.       А пока не важно, потому что до него пытается дозваться старший, просит сосредоточиться на своем голосе, успокоиться. Тэ обхватывает впалые щеки своими большими и теплыми ладонями, пытается поймать взгляд, застланный слезами, но ничего не выходит.       – Минхо, пожалуйста. У тебя случится гипервентиляция, – отчаянно пытается достучаться старший, пока не прикусывает собственную губу до крови и не решается на то, чтобы перекрыть доступ кислороду. Парень закрывает чужой часто проглатывавший воздух рот ладонью крепко, ловя испуганный неосознанный взгляд блестящих глаз. Но по ходящей ходуном грудной клетке понимает, что не может сдаться и отпустить, даже если ему кажется, что он делает что-то неправильное.       Минхо тяжело дышать, ему страшно, он цепляется за крупные запястья влажными холодным ладонями и пытается убрать чужую руку, но сил в его собственных будто бы и не осталось. А Тэхен его держит. И это дает почву, это заставляет сердце замедлить ритм.       Ким отпускает Ли только тогда, когда видит, как некоторая осознанность возвращается в чужой взгляд. Отпускает, но рук с заплаканного лица не убирает, греет и страхует.       Ким не знает, что произошло и как теперь дальше быть. Минхо просит о невозможном: не оставлять его. Слишком большая ответственность, слишком страшно. Но самое главное: почему он просит об этом именно его? Но, несмотря на свои страхи, несмотря на обиду, он берет Хо за руку, заводит в свою квартиру, сажая в гостиную, и уходит на кухню заварить травяной чай. Там же ставит в небольшую вазу потрепанный, переломанный, изуродованный букет, купленный, наверняка, неподалеку, в переходе. Тэхену не впервой заботиться о сломленном.       Он не особо торопился вернуться в гостиную, дав Минхо возможность прийти в себя, но тревога, пульсирующая в глотке, не давала отпустить мысли о плохом. Когда Ким вошел в комнату, Минхо смотрел на него из-под сведенных бровей затравленным взглядом, кончик его носа покраснел и поблескивал. Он был похож на беззащитного ребенка, забившегося в угол дивана в страхе перед рассерженным родителем. Но Тэ не сердился, он вообще не считал, что имеет право что-то хотеть и требовать от этого человека. Ким ставит перед ним кружку чая, в которой таят два кубика льда. Он позаботился, чтобы Хо ненароком не обжегся, желая запить соль собственных слез. Но тот браться за напиток не торопился.       – Ты ненавидишь меня, - заявляет парень хрипя. Даже не спрашивает. Тэхен хмурится, потому что не считает это время уместным для выяснения отношений.       – Пей чай, – спокойно, но настойчиво, переводит тему, подавая кружку парню, который нервно сжимает в кулаках промокшие манжеты свитера.       – Даже не отрицаешь, – с надрывом шепчет Минхо, порываясь подняться со своего места и уйти, но Тэхен реагирует машинально, хватая за рукав и дергая назад. Чай плещется из кружки прямо ему на колени, заставляя прошипеть больше от неудобства, чем от боли или раздражения.       Он терпеливо вздыхает и отставляет злосчастную кружку обратно на стол, прежде чем поднять решительный взгляд на мнущегося Хо. Хотел бы на самом деле уйти – вырвался бы и ушел. Но Ким видит, что Минхо просто чего-то боится. Если словом «просто» можно описать эмоции совершенно сломленного человека.       – Я не ненавижу тебя, Минхо. Я не имею на это ни причин, ни права, – уверяет младшего Ким, но рукав из своего кулака не выпускает на всякий случай. – Я просто оскорблен и обижен. Я обещал себе больше не позволять никому обращаться с собой, как с дерьмом.       – Я не отношусь к те…       – Ты, блять, бросил меня, ничего не объяснив, оставил одного доедать ужин, на который сам меня и сподвиг. И это ведь даже было не впервые, – с раздражением чеканит Тэ, но вырваться обиженно поджимающему губы и осознающему свою ошибку парню и шанса не дает.       – Хорошо, я ублюдок. Ты для себя все решил, я понял, – невнятно мямлит Хо, строя из себя взрослого, решительного и оскорбленного. – Отпусти меня, и я больше не появлюсь на твоем пороге, – а голос предательски выдает подкатывающие слезы. В ответ на очередной рывок, за которым следует предупреждающий треск ткани, Ким лишь тяжело вздыхает и перехватывает чужие ослабевшие запястья, силой усаживая такое маленькое сейчас тело на свои колени, как психующего ребенка.       Тэхена такой Минхо пугает.       Он будто меньше, младше, тоньше, легче и уязвимее в тысячу раз. Тэхен не причиняет боли тем, кто слабее. Он бы себе такого никогда не позволил. Под сердцем тревожно тянет и в горле встает ком.       – Я никуда не отпущу тебя в таком состоянии, Минхо, – вкрадчиво, глядя прямо в глаза, объясняет Тэ тяжело сопящему парню, глядящему на него волком. – Если надо будет, то закрою тебя в спальне до завтрашнего утра. А теперь, пожалуйста, выпей чай и…       Его речь прерывают дрожащие губы, оставляющие за собой привкус соли, и язык, настойчиво давящий на сомкнутые зубы, пытаясь пробраться глубже, нетерпеливее. Тэ перехватывает откуда-то взявшее силы тело за плечи и пытается от себя отстранить, но Ли настырно осыпает поцелуями все, до чего дотягивается, преодолевая сопротивление, нашептывая, какой же Тэхен сексуальный, когда командует.       – Прекрати, Минхо…       Тэхен понимает: Ли снова накрыло.       – Не нежничай, я в порядке. Давай трахнемся напоследок, – как одержимый, шепчет Хо, прикусывая чувствительную мочку чужого уха. – Вытрахаешь из меня всю дурь, и я буду в порядке. В последний раз, давай…       – Минхо, не неси ерунды, – Тэ не может приложить силу и просто оттолкнуть парня, который совершенно не слышит его и уже запускает руку под резинку домашних шорт, потому что боится не рассчитать, боится навредить. Однако все попытки это остановить терпели неудачу. Тэ пытался достучаться, но на глазах младшего пелена, на языке сумбурные повторения нелепых мыслей и страхов, между ними – стена. И она становилась все толще и глуше, пока тишину комнаты не разорвал громкий хлопок. Такой звонкий, как звук битого стекла. Минхо хватает испуганно воздух и медленно касается дрожащей ладонью краснеющего следа на своей щеке. Во взгляде будто рассеивается туман, крепкое тело, пропитанное напряжением от кончиков пальцев до макушки, оседает на чужие колени. И Тэ отчетливо видит, как и без того блестящие глаза наполняются непрошеной влагой. Минхо всхлипывает в чужих руках, крепко удерживающих его за локти, чтобы не дать повалиться обессилено назад.       Еще один громкий всхлип заставляет выжидающего и не знающего, что делать дальше, Тэхена вздрогнуть. Чужая голова обрушивается на его плечи, пачкая домашнюю футболку слезами и следами легкого макияжа, но Киму все равно. Он нерешительно отпускает чужие локти и кладет одну ладонь на сгорбленную, содрогающуюся в бесшумном плаче, спину, а пальцами другой неуверенно путается в коротких волосах на затылке.       Тэхен не спешит начать разговор, он только успокаивающе покачивает теплое тело в своих руках и вздрагивает от неприятного мокрого ощущения на коже в сгибе между шеей и плечом, куда уткнулась мокрым носом его ноша.       Минхо не может успокоиться, шепча нелепые «прости», «я сейчас уйду», «я доставил столько проблем», «я такой жалкий». И все это больно бьет Кима под дых. Потому что все это неправда, потому что все не так.       – Ну тише, тише, – шепчет на ухо, проводя нежно носом вдоль виска, – не неси чепухи, Минхо. Ты же сам первый сказал, что мы не чужие друг другу, – напоминает он давний разговор.       – Нет, я не хотел делать хуже, но… Я, как и всегда, все испортил, – столько боли в этот голосе, столько непринятия.       – Ну, что ты сделал хуже?       – Я не хотел и тебя потерять. Все бросают меня, – захлебываясь воздухом, лепечет Минхо, цепляясь крепко за футболку Кима на спине, как за спасательный круг, – но я сам виноват. Сам, я…       – Тише, тише, – пытается успокаивать младшего Тэ, поскольку ощущает вновь накатывающую чужую истерику, – ты ни в чем не виноват, я не собираюсь уходить… Врет. Точно врет. Вот только кому? То, что он сейчас делает, противоречит всему тому, что он решил сделать с этими отношениями. Но он слаб. Слаб перед этой разбитой душой. И перспектива вновь ощутить боль, от которой пытался убежать, уже и не так страшит. Жалостливый дурак.       – Джисон ушел. Я идиот, признался ему, и…       Тело Кима машинально напрягается, сердце в кулак сжали, голова кружится, и тошнота к горлу подкатывает. Это все слышать непросто. Задетое воспаленное самолюбие горит под кожей рубцами. И снова сходят с ума по кому-то другому, снова ищут в нем замену. Тэхену кажется, что еще слово и его вырвет, но он стоически держится, пытаясь успокоить Минхо, сквозь слезы изливающего ему душу.       – Я потерял его. Не успел, – шепчет совсем уже измотанный младший, – и я побоялся потерять и тебя. Не знаю, почему подумал, что вообще нужен тебе, – всхлипывает громко, но слез уже нет, их не осталось, – но и тут облажался.       – Не думай об этом, – бросает Тэхен, все также заботливо баюкая вымотанного Хо в своих руках, – вся эта боль пройдет, – темы их отношений намеренно избегает, потому что сам не знает, что они собираются делать со всем этим. Что собирается делать именно он со всей этой чужой болью?       Минхо бормочет неразборчиво, пока не засыпает, зарывшись лицом в чужую шею. Слабый, разбитый, вывернутый перед ним наизнанку. Собери обратно и оставь у себя, наслаждайся б/у, тебе же так нравится подбирать чужое. Тэхен держится, чтобы самому не разрыдаться сейчас. Жалкий. Какой же он жалкий. Однако он лишь откидывается на спинку дивана, еле шевеля стопами и пытаясь размять затекшие под чужим весом ноги, чтобы не разбудить Минхо.       Тэхен просидел так целых три часа, пока совсем не перестал чувствовать свое тело, только тогда решился аккуратно переложить Хо на диван. Накрыв того одеялом, Тэ выходит на кухню, чтобы продолжить умирать от боли, которую снова впустил в себя. Нет речи между ними двумя о светлых чувствах, об эмоциях или уважении. Они просто цепляются друг за друга, потому что их никто не любит в ответ. Два неудачника, пытающихся не утонуть в своем одиночестве.       Тэхен хочет все это отпустить. Он больше не может это повторять из раза в раз. Хочет свободы от этой боли. Не хочет страдать. Но все равно отвечает на звонок Чимина с чужого телефона, который утащил, чтобы никто не прервал целительный сон. Пак говорит, что заберет Минхо, и это отличный шанс все это прекратить, остановить их падение в бездну. Но Ким категорически против, у Пака дела, только развивающийся бизнес, тем более Минхо нужно будет кому-то заменять. Чимину некогда будет следить за тем, что осталось от некогда дерзкого и, казалось, беззаботного Минхо. Он совсем не хочет цепляться за Ли, хочет все это закончить.       Обязательно закончит, как только соберет осколки воедино. Главное – не успеть за это время привязаться. И тогда все пойдет по плану.       По плану.       Минхо проспал до самого утра. И, наверное, его истощенная нервная система дала бы ему отоспаться вдоволь еще пару суток, если бы не общение на повышенных тонах где-то в коридоре.       – Черт, Минхо, какого ты… не тронь меня, выметайся. Отпусти, черт тебя подери, – шипит знакомый бархатистый голос, но в ответ ему только смеются и говорят: «Не корчь из себя недотрогу и перестань брыкаться». Ли морщится от приступа подкатывающей к горлу тошноты. Это общение… ужасно напоминает пьяных дружков его отца еще до того, как тот образумился и решил стать добропорядочным гражданином. Те постоянно касались матери, дергали за подол юбки, сально разглядывали.       Хо мнется на пороге комнаты, не зная, стоит ли вмешиваться. Все же, это могут быть личные дела Тэхена.       – Убери свои руки и свою гребаную рожу подальше, Минхо, – резко повышает свой голос Ким, теряя терпение. – Если ты еще раз попытаешься засунуть мне в рот свой язык, то я откушу его. Проваливай к чертям собачим, – за стеклянной дверью слышится возня и тяжелое дыхание.       – Не хочешь мой язык у себя во рту? Можешь взять что-то другое, как в старые добрые… Брось, ребята мне сказали, что ты после меня так никого и не нашел себе… Скучаешь же, признай.       Ли тошно это слышать. Он не понимает, как Ким до сих пор не врезал этому незнакомому ублюдку. После очередного болезненного «отпусти» Минхо решительно появляется из-за поворота.       – Убери от него руки, – звучит предупреждающе.       Хо ловит на себе две удивленные пары глаз. Мужчина, слишком крепко сжимающий запястья Тэхена, осматривает его оценивающе и хмыкает, прежде чем презрительно отбросить чужие руки, ослабив хватку. Мужчина возвращает свой взгляд на Тэ, виновато поглядывающего на все еще немного сонного Хо, и кривится в недовольстве, отступая к выходу.       – Так и сказал бы, что твой рот занят другим членом. Без обид, парень, эта шлюшка твоя, – хмыкает в ответ на резко двинувшегося на него Ли, сжимающего ладони в кулаки, и поднимает руки в ретирующемся жесте. – Воу, полегче. Это того не стоит. Пользуйся на здоровье.       – Ублюдок, – хрипит Хо, но ощущает, как его крепко удерживают за локоть, не давая вмазать этой елейной роже, скрывающейся за дверью.       Как только та оглушительно громко захлопывается, Ким тут же расслабляется, отпуская чужую руку и скрываясь поспешно на кухне. Минхо следует за ним медленнее, чем следовало бы. Когда оказывается на кухне, то застает Тэ, приводящего себя в чувства холодной водой. Он медленно дышит, пытаясь сохранять спокойствие. Минхо скрипит стулом, присаживаясь за стол.       – Я приготовил кое-что. Сейчас, – Тэ начинает суетиться, метаться от кастрюль к ящикам и обратно. Никак не может сосредоточиться. Он ставит тарелки перед Минхо, но не поднимает на него взгляд из-под влажных ресниц. Только когда на стол было накрыто, Тэ взял себя в руки и уселся, тут же принявшись за еду. Минхо же ел неторопливо, у него не было сил на излишнюю суету.       – Так, – начинает было он, прокашливаясь, – Минхо? У тебя какой-то фетиш? Папу так звали?       Тэхен зависает с палочками, застывшими над тарелкой с рисом, желваки играют под кожей, выдавая недовольство темой.       – Нет, мою первую собаку. Кстати, тоже был тот еще кобель, – отвечает старший и возвращается к трапезе, полагая, что тема закрыта.       – Это тот самый бывший, с которым ты нарушил наш договор? Или у тебя целый каталог?       – Ага, толще общегородского телефонного справочника. Чуть хуй не стёр. Минхо хмыкает, набивая рот едой, только так заставляя себя заткнуться, но стоит прожевать и… «и все они такие же, как этот Минхо?».       Ким вздыхает, откидываясь на спинку стула, и откладывает палочки на стол.       – Тебе понравилось шоу? Тоже считаешь меня блядью? Или задело самолюбие, что я к третьему десятку не сохранил для тебя невинность?       Когда Ли понимает, о чем идет речь, почти давится. Потому что это точно не то, что его волнует. Нет, раздражает, хотя… не так… просто выводит из себя немая покорность и попытка избежать конфликта с кем-то, кто мешает тебя с грязью и воспринимает не ценнее куска мяса, который можно трахнуть, даже не дожидаясь согласия.       – Причем здесь это? Я просто не понимаю, почему ты при возможности не харкнул в рожу этому ублюдку, – не выдерживает Минхо, вспоминая все то, что успел увидеть и услышать. Мотая в голове на повторе смешавшимися в будущем и прошлом голосами. Такие, как этот чертов Минхо, говорят одинаково, мыслят, действуют. Такие, как его мама и Тэхен, почему-то просто принимают это как должное.       – Он просто был пьян, какая польза от скандала и мордобоя?       – А ты ему и трахнуть себя дал бы, если не я? Лишь бы не скандалить…       – Может и дал бы. Какая тебе, к черту, разница?!       Этот вопрос звучит отрезвляюще.       – Ты прав, – Минхо хмыкает и со звоном отбрасывает палочки на стол, скрипя ножками стула по плитке, – никакой. Потому что я тебе никто, стоило напомнить мне об этом еще вчера. Спасибо за гостеприимство, – он собирается уйти, но слышит вслед пропитанное бессильной мольбой «Минхо, остановись». И почему-то останавливается, оборачивается и ждет объяснений.       Ким смотрит ему в глаза внимательно, в самую душу вглядывается и в своей дает разглядеть вселенскую усталость. Тэ кивком головы указывает на стул напротив себя, призывая сесть и выслушать.       – Ты не чужой мне человек, но ты знаешь, что не имеешь никакого права осуждать меня за…       – Я и не осуждаю тебя, я осуждаю твоего уёбка-бывшего!       – Вот именно. Чхве Минхо всего лишь мой ебаный бывший. Да, острый на язык, но я знаю, на что он способен и на что нет. Если бы я был в опасности, то действовал по-другому, хорошо?       Тон Кима спокойный, примирительный. Хоть он и не обязан объясняться, стараться сгладить углы, но снова идет навстречу.       – Почему ты считаешь, что мешать тебя с грязью и «передавать» в чужие руки, будто ты собственность чья-то, нормально?       Минхо правда не понимает. Это ведь Ким Тэхен, гордый, знающий себе цену, уверенный. В голове не укладывается.       – Я сам выбираю быть с этими мудаками, значит заслужил, – неуверенно отвечает Ким, упираясь взглядом в свою тарелку. – Давай закроем эту тему. Позавтракай нормально, ты проспал ужин вчера…       – Я сыт по горло, если честно, – устало шепчет парень, без энтузиазма притягивая к себе стакан воды с лимоном, – я лучше пойду домой…       – Не пойдешь. Я сказал Чимину не ждать тебя. Хо распахивает глаза и округляет рот в безмолвном удивлении.       – Тебе нужно восстанавливаться. Ты должен нормально питаться и не вариться в собственных мыслях, – поясняет Тэ, спокойно возвращаясь к остывающей еде и подкладывая ту в тарелку гостя.       – У меня для этого друзья есть…       – Чимину не до того, чтобы развлекать тебя и следить за состоянием, ему нужно работать, – перебивает Тэхен, показывая, что все продумал наперед.       – А тебе не нужно?       – Уже взял небольшой отпуск, – пожимает плечами Ким, словно сделал что-то в порядке вещей. Но это ни черта не нормально.       – Почему?       У Минхо нет других слов. Он смотрит на Тэ, как на восьмое чудо света, и ничего не понимает. Ким ловит его взгляд и уже в третий раз за утро перестает защищаться, давая заглянуть внутрь себя в ответ. Обезоруживающая искренность.       – Ты попросил меня о помощи, Минхо, – признается Тэхен, вглядываясь в болезненно скривившееся лицо напротив. – Почему-то ты выбрал меня, а не кого-то из своих хваленых друзей. Поэтому я сделаю это. Не оставлю тебя, – голос дрожит. Хо затрепетал нервно ресницами, отводя блестящие глаза в сторону.       – Ты не обязан. Мне не нужна ничья жалость.       – Нужна. И ты знаешь, что нужна. Но я делаю это не из жалости, а потому что сам хочу, – звучит парень уверенно, хотя на душе все наизнанку выворачивается в эту секунду от терзающих его разум и сердце противоречий.       Минхо нужно пару минут тишины, нарушаемой только попыткой хозяина квартиры, наконец-то, позавтракать в относительном спокойствии. Минхо смущен, но также чувствует висящую в воздухе неловкость. Он впервые попросил кого-то о помощи и тем более не думал, что это воспримут так буквально. Обыкновенный человек, скорее всего, отнекивался бы, настаивал на том, что он справится со всем сам, но даже воспоминания о том, что он пережил вчера, заставляет внутренности судорожно сжиматься. И Ли делает то, что у него получается лучше всего: притворяется.       Парень хмыкает, расслабленно откидываясь на стул, только сейчас отпуская сковавшее тело напряжение.       – Если ты думаешь, что я откажусь от шанса пожить в твоих хоромах и поэксплуатировать тебя как няньку, то ты ошибаешься, – голос сквозит фальшивым нахальством и насмешкой, к которой все привыкли.       – Можешь не строить из себя клоуна. Здесь не перед кем больше притворяться, – говорит Ким так обыденно, даже не отрываясь от остатков еды, которые пытается поспешно уничтожить.       Минхо хмыкает, растягивая ухмылку на пухлых губах, но ничего не говорит. Он не знает, что такое снять защиту, остаться совершенно обнаженным перед кем-то не телом, а душой. У него никогда такого не было, поэтому Хо продолжает паясничать, ощущая, как медленно, но верно его окутывает такое редкое, не присущее ему ощущение… безопасности.       Он чувствует себя в безопасности.       Чувствует себя дома.

___________

      Чувство жалости к себе и нахождение в безмятежном покое затягивает, как наркотик, поэтому Хо не замечает, как уже неделю живет у Тэхена, пользуясь его добродушием и склонностью к спасению ближних. Хотя, по правде говоря, последнего в нем наблюдалось куда меньше. Он не пытался лезть в душу к Минхо, не спрашивал, что случилось, когда тот почти не выходил три дня из комнаты и совсем ничего не ел. Что же делал Минхо? Лежал, переписывался с Джисоном и мазохистично наслаждался болью, которую и не надеялся побороть. Говорят, что время лечит, но Хо почему-то это самое время вечно упускает.       Когда ему надоело крутить на подкорке самый болезненный момент в своей жизни, внутри вдруг будто бы забетонировали все чувства. Ни то чтобы приятные ощущения. Скорее никаких. Ни боли, ни сожаления, ни радости. В его теле будто бы высвободилось море энергии, которую он решил потратить, вернувшись на работу, потом, взяв дополнительные группы и личные тренировки, даже направил заявку на какой-то конкурс с парой своих учеников. И ему казалось, что все пришло в норму, но неизменно почему-то возвращался в квартиру Кима, наверное, ища там спасение от собственных мыслей. Ему нравилось донимать Тэхена вопросами, глупыми и серьезными тоже, нравилось, что Тэ, хоть и держал границы, но не отстранялся до невыносимой холодности, всегда был начеку, чтобы поймать, если Минхо вдруг упадет.       Этот вечер не стал исключением.       Минхо садится рядом с Тэхеном на кухне, утягивая из тарелки напротив арахис. На экране мелькают какие-то справки и картинки, одну из них Ким разглядывает с особенным интересом, разворачивает на весь экран, закусывая задумчиво нижнюю губу. Минхо хмыкает.       – Никогда не пойму современного искусства, какая-то мазня, – не пренебрежительно, как привык слышать Тэхен, а с сомнением, только поэтому Тэ не уходит от вопроса. – Вот что здесь изображено? Море грязи?       – Это такой же способ выразить чувства, как и любые другие картины, твои танцы или музыка Юнги, – спокойно поясняет Тэ, делая заметки в своем блокноте, после возвращая свое внимание к задумчиво вглядывающемуся в картину Хо.       – Но ведь непонятно, что здесь за чувства, – бунтует Минхо, оставив всякие попытки что-то увидеть.       – Не нужно видеть, нужно ощущать. Ты всегда можешь правильно и академично выразить свои чувства? – с некоторой иронией спрашивает Тэ, намекая на разгадку, словно разговаривает с неразумным ребенком.       – Нет, – вновь как-то неуверенно и задумчиво тянет Ли, обращая взгляд на загадочно улыбающегося Кима. – Объясни мне, что я должен чувствовать, кроме тотального непонимания здесь…       – Эта картина называется «Чувство вины», – начинает Тэхен голосом опытного экскурсовода, таким низким, сексуальным, голосом человека, держащего все под контролем. Минхо приглядывается и будто на мгновение понимает, но Тэхен продолжает: – Художник хотел изобразить что-то… что-то, что даже ты мог бы понять, – усмехается журя.       – Очень смешно, – по-детски обиженно дуется Ли.       – Но у него не вышло правильным образом это выразить. Разозлившись, он залил работу красками и изрезал ножом для бумаги, – объясняет Тэхен, указывая кончиком шариковой ручки на порезы, запечатленные на фото, – вернувшись к ней с холодным рассудком, ощутил потерю и вину. Невозможно было восстановить утраченное, – пожимает плечами Тэхен и между бровей залегает сожалеющая складка.       – Я, кажется, понял… – тише положенного говорит Ли, глядя в болезненно искривленное лицо Кима. Поражало, как глубоко тот ощущает чужую боль, Минхо словно бы отражение себя увидел со стороны. С бесконечным сожалением об утерянном.       – Поддавшись порыву, мы часто раним кого-то, но уже не можем повернуть все вспять, даже если это единственное, чего нам хочется.       – Да, и дело не только в злости, – подтверждает Тэ, встречаясь взглядом с Минхо, который вглядывается в него словно в ту самую картину, пытаясь тоже что-то для себя понять.       – У тебя есть то, что ты хочешь обернуть вспять?       – Раньше хотел, каждый день. Но затем научился не терять время. Оно не лечит, только бесследно проходит: лечим мы себя сами, лечат люди вокруг и любимое дело. Не время, – с глубокой болью в голосе отвечает Тэхен, но взгляда не отводит, позволяет все увидеть. И они, оказывается, чертовски похожи.       – Расскажешь?       – Когда-нибудь… – вздыхая напоследок, приободряется Ким, закрывая ноутбук и поспешно поднимаясь. – Я разогрею тебе ужин, ты ужасно похудел, – причитает прямо как бабуля Ли.       – А что, любишь, когда есть за что ухватиться?       – Никакой пошлятины, пока не наешь обратно свои сексуальные ляжки, – усмехается Ким, шумно роясь в холодильнике. И Минхо впервые за эту неделю что-то ощущает.       Похоже на благодарность.

_____________

      Прошло еще несколько недель, Чимин медленно передавал на работе все больше личных вещей Минхо, словно тот переезжает к Киму насовсем. Речи об этом не было, но и возвращаться в родные пенаты Минхо не торопился, ему рядом с Тэхеном было спокойнее. Он не излечивал, но облегчал страдания, как обезболивающее.       Сегодня Пак приехал поздно вечером, чтобы привезти Ли его «деловую» одежду, поскольку скоро они планировали встречу с инвесторами, которые готовы были вложиться в расширение танцевальной студии; им важно было познакомиться с командой и понять, насколько это возможно.       Пак, воодушевленный таким признанием его молодого маленького проекта, буквально лучился счастьем. Но, стоя на пороге квартиры Тэхена, тянул измученную улыбку. Хо и Ким коротко переглянулись, понимая без слов, что думают об одном и том же, но расспрашивать не стали. Пак жалостливо, вместо просьбы о помощи, узнал, можно ли остаться на ночь, посмотреть фильмы и просто отвлечься. В воздухе висел немой вопрос, но Хо с Тэ, конечно, согласились.       Вот они смотрят фильм, хрустят чипсами, по крайней мере Хо, потому что Ким только кривится от этой привлекательной, но вредной вкусности, он же пытается вести полезный образ жизни. Минхо объяснял ему, что жевать вареную зелень – это не здоровое питание, но Тэхену что-то говорить без толку. У него все равно не было времени на себя, он заботился обо всех вокруг. Куда уж там приготовить еду или поспать больше пяти часов? Минхо думает, что Ким взрослый мальчик и сам о себе позаботится, однако изредка стал готовить нормальные ужины, чтобы старший не заболел в таком режиме.       Но Ли сейчас не о Киме думает, а о Чимине, который жует одну чипсину уже минут пятнадцать. В груди больно кусается тревога за друга, не хотелось бы вновь увидеть его в больничной койке или того хуже. Ли уже заметил осунувшиеся щеки и круги под глазами, списывал это на нервы из-за быстро набирающего обороты бизнеса, но теперь ему так не кажется. Чувство вины застревает комом в глотке, Минхо должен был уследить, должен был спросить.       Он протягивает Чимину пачку снеков, но тот снова тянет потрескавшиеся губы в улыбке и отказывается. Это оглушает эмоциями.       – Прекрати, хён, – предупреждающе тянет Минхо, и Тэ удивленно оглядывается на этих двоих, отвлекаясь от фильма.       – Что? Я не…       – Ты понимаешь о чем я. Ты снова ничего не ешь, – звучит даже угрожающе, словно готов накормить старшего силой, если понадобится. Чимин теряется лишь на пару тяжелых мгновений, а потом облегченно вздыхает, хлопая Минхо по коленке успокаивающе.       – Ты не так все понял, Минхо, – сквозь легкую усмешку объясняется Пак. – Да, я сбросил вес, но только из-за работы, а не ем я потому, что уже сыт. Ли не выглядит убежденным, а Тэхен не вмешивается, слушает внимательно, прежде чем что-то сделать. В этом весь он: аккуратный, тактичный, вежливый.       – Я пришел к вам после ресторана, – Чимин вновь вздыхает. Все в комнате понимают, что разговор дается ему не без усилий. Минхо оглядывает старшего и осознает, что его рассказ имеет смысл, Чимин действительно выглядит нарядно, хоть и неброско.       – Меня позвал туда Хосок… – мнется Пак, подбирая слова. Тэ, кажется, о чем-то догадывается, нервно терзая нижнюю губу передними зубами. – Боже, как стыдно.       – Он что-то сделал?       – Ох, нет, Хо! Да, но… В общем, я думал, что это свидание. Что он так мил со мной, потому что я, вроде как, симпатичен ему, – голос Чимина дрожит, а глаза не поднимаются от собственных сцепленных на коленях ладоней, – а он позвал меня, чтобы познакомить со своей девушкой, которая тоже хочет у нас преподавать.       Плечи старшего быстро опускаются в видимом облегчении от того, что он озвучил проблему.       Пак зарывается лицом в ладони, давя в себе слезы обиды. Он снова ошибся, снова влюбился в натурала и это похоже на проклятие. Минхо не знает, что нетривиального он может сказать в утешение, а Тэхен с застывшим на лице сожалением без слов поглаживает своей широкой теплой ладонью по позвоночнику сгорбившегося старшего. Отдает все свое тепло, и Минхо знает, что это подействует. Он к таким нежностям не склонен, он привык раздавать полезные советы, а не объятия.       – Все нормально, хён. Может, ты не ошибся, девушка еще не показатель… Но, в крайнем случае, ты же ему не признался. Не будет никакой неловкости, – малоутешающие слова, потому что впервые у Хо не было чертового полезного совета, когда он был так нужен.       Чимин кажется не таким разбитым, когда гнездится в объятиях Тэхена и поглядывает оттуда на Минхо.       – Это был позор, я откровенно флиртовал с ним все это время. И в ресторан еще вырядился, как на свидание. Как же стыдно, боже, – старший ныряет под руку Тэ, когда тот начинает посмеиваться над ним беззлобно.       – Все нормально, хён, если его что-то смущало, то он мог сказать, – жмет плечами Минхо, ловя на себе задумчивый взгляд Тэхена.       – Ну не все такие прямолинейные, как ты, Минхо, – бубнит откуда-то Чимин. – Мы с вами такие жалкие неудачники, боже, – по-детски хныча и брыкаясь, тянет уже громче Пак, заставляя Тэ и Хо расслаблено засмеяться.       Минхо смотрит на Тэхена и задумывается, что не чувствует себя сейчас неудачником. Да, у них не получается в любви, но получается в том, что между ними происходит. По крайней мере, они не чувствуют одиночества.       – Ты не звучишь разбитым, хён, это радует.       – Я и не разбит. В конце концов, мне есть чем заняться, кроме страданий по очередному натуралу. Нормального секса не хватает, конечно, – посмеивается Чимин, выпрямляясь и выныривая из глубины медвежьих объятий Кима. Когда тот шуточно басит о том, что у Пака жесткое БДСМ с работой, Чимин заливается хохотом, подтверждая сказанное и отмечая, что если они постараются, то это может превратиться в групповое порно.       Минхо тоже смеется и чувствует что-то вновь. Похоже на комфорт.       – Так, мы пропустили половину фильма, отматывай обратно! Я не хочу пропустить ни секунды сопливой драмы, – командует Пак и выглядит счастливее, чем раньше. И Минхо перематывает назад. Жаль, что тоже самое нельзя сделать с жизнью.

___________

      Тэхен зовет Минхо с собой в галерею, когда картину привозят туда, чтобы включить в новую экспозицию. Ли гуляет вдоль стен, разглядывая экспонаты, все еще не понимая их без пояснений, но уже не так категорично относясь. Он видит названия: «Безответная любовь», и мазки, похожие на кладку кирпичной стены, отзываются в нем. Дальше он читает «Гнев», и никогда тот не ассоциировался у него с неоново-голубым цветом, а теперь он понимает, почему именно этот выбор. Он останавливается напротив «Чувства вины», понимая, что за грязным смешением на порезанном холсте скрывается что-то, чего он никогда не увидит. И это ощущение больно царапает его изнутри, пока по правое плечо он не ощущает тепла чужого тела.       – Ну и как тебе?       – Странные чувства, – вздыхает Минхо.       – Потому что отзывается, – констатирует факт Тэхен, не спеша уходить из галереи.       – Здесь многое отзывается. Как называется эта экспозиция?       – «Обыкновенные люди», – с некоторой гордостью говорит Ким, оборачиваясь, наконец, на собеседника. – Я собрал экспозицию из большинства знакомых чувств, чтобы люди поняли, что они не одни в этом. Минхо на мгновение задумывается, прежде чем сказать то, что вертится на языке.       – У меня есть кое-что, за что до сих пор терзает чувство вины, – Тэхен вмиг становится напряженным, понимает, что за этими словами последует исповедь, к которой, возможно, он не будет готов. Но не останавливает, принимает удар, потому что решил так, решил, что поможет любой ценой. – Много лет назад у меня умер дедушка. Он воспитывал меня, поддерживал… – Тэхен поджимает губы, ему это знакомо, он проходил это с бабушкой. Он кивает замолчавшему Минхо, чтобы тот продолжал. – Но я тогда не скорбел по нему. Тогда Феликс чуть не угробил себя, и я посчитал, что его спасение важнее, чем моя глупая скорбь по человеку, который прожил долгую, полноценную жизнь, – в глазах напротив Ли видит невыносимое для себя самого сожаление, видит, как глубоко его понимают. – С тех пор я не ходил к нему. Почему-то каждую годовщину его смерти я собираюсь, но вдруг думаю, как мне будет перед ним стыдно. За то, что посчитал его недостаточно важным, – голос Хо предательски дрожит, как и пальцы, тут же сжимающиеся в кулаки. Кажется, что остальные слова застряли в глотке и если и прорвутся, то только с потоком ненужных слез и сожалений. Но Минхо не будет плакать в людной галерее на глазах у сотрудников. Тэхен и это чувствует так, словно у них одна душа на двоих поделена, словно тоже боль эту топит, а потому притягивает младшего за шею в свои объятия.       – Хочешь, мы съездим в колумбарий вместе?       А Хо не противится, жмется ближе, показывая свою слабость, вдыхает уже знакомый запах парфюма, впитывает тепло и чувствует что-то. Что-то похожее на утешение.       – Хочу.       И они едут, прямо в годовщину смерти дедушки Ли. Тэхен отказывается приезжать в галерею, когда появляются срочные обстоятельства, потому что всегда выполняет обещания.       Тэхен кутается в пальто и шмыгает красным носом, но улыбается ободряюще прямо перед входом в колумбарий. Минхо не решается зайти первым, поэтому Ким берет его за руку и переступает порог. Они бредут по длинным коридорам, пока Минхо не тормозит слишком резко, тут же дергая за руку Тэхена в обратную сторону. Но он не успевает скрыться, как по стенам раскатывается его имя.       – Минхо?       Женский голос кажется удивленным, но лишь на мгновение.       – Ты только посмотри на него, набрался наглости и приперся сюда со своим дружком, – мужской же голос пропитан осуждением и презрением. – Айщ, позорище!       Минхо не оборачивается, лишь крепче сжимает руку Тэхена, уставившись в пол невидящим взглядом. Ким чувствует немую обиду за то, что Ли приходится это переживать именно в такой день.       – Что? Даже глаза свои бесстыжие не можешь поднять на тётку родную? Был бы здесь твой отец – взашей бы выгнал, – продолжает женщина настаивать на своем.       – А ты чего смотришь? – обращается уже к Киму низкорослый мужчина. – Вы уже совсем страх потеряли, педики? Уже даже не скрываясь за ручки ходят, – он сплевывает себе под ноги и щурит глаза в презрении, будто бы дыру прожечь хочет. – Отстреливать бы вас таких, как больных животных, – уже тише добавляет, кутаясь в распахнутую куртку.       – А вы, аджосси, поосторожнее со словами. Мой отец – верховный судья, и стоит мне щелкнуть пальцами, как отстреливать, будто больных животных, придут уже вас, – с неожиданным хладнокровием басит Ким. Минхо впервые отрывает взгляд от каменной кладки под ногами, удивленно вглядываясь в знакомый профиль. – А по поводу стыда. Не я начинаю поливать грязью внука человека, чью память пришел почтить.       – Эй, поганец, – не выдерживает мужчина, делая шаг вперед, но жена его останавливает, что-то нашептывая и опасливо поглядывая на решительно смотрящего в ответ Кима. Мужчина поджимает губы в недовольстве и вновь сплевывает на пол, засовывая руки в карманы.       – Мы обязательно расскажем твоим родителям, Минхо, что ты и твой дружок устроили на могиле нашего отца, – по-деловому отчитывается женщина, словно бы ее угрозы имеют какой-то вес. Неприятная парочка семенит мимо, намеренно задевая застывшего Ли плечом.       – Ходите аккуратнее, – косится на них Ким, ловя ответные взгляды. – Если нечаянно потревожить улей, то можно столкнуться с последствиями. Доброго дня, – уважительно кланяется Ким и, перехватив Хо за запястье, подходит к освободившемуся месту напротив фотографии, в которой моментально узнается родственник Минхо.       Некоторое время они стоят молча, вглядываясь в немного выцветшее фото. Улыбчивый пожилой мужчина даже со снимка умудряется подарить какое-то мистическое тепло.       – Ты в порядке?       – Да что мне будет? Я все это слышу чаще, чем дышу, кажется, – усмехается Минхо и, наконец-то, смотрит в глаза Тэхена. Те не кажутся такими же темными и устрашающими, какими он смотрел на его горе-родственников. Хо кусает губы, прежде чем спросить: – У тебя правда отец верховный судья?       Ким тут же прыскает смехом в кулак.       – Нет, конечно. Я родился в обыкновенной семье, родители много работали, поэтому жил на ферме с бабушкой лет до шестнадцати, – улыбается тепло, говоря о своем детстве. Минхо даже завидует немного.       – А звучал так правдоподобно, – с игривым укором отмечает Минхо, толкаясь бедром.       – Актерские курсы помогли, – уже откровенно смеется Тэ, толкаясь в ответ. Лицо Ли вдруг в мгновение становится самым серьезным, прежде чем он берет чужую замерзающую ладонь в свою и шепчет тихое «спасибо».       – Меня еще никто никогда не защищал. Все думают, что я со всем могу справиться сам, – признается младший, глядя в глаза. Тэхен тянет очередную сочувствующую улыбку до того, как оставить Минхо наедине и дать сделать то, ради чего они приехали.       Ким отходит, находясь в поле зрения, но достаточно далеко, чтобы не подслушивать чужую исповедь. Минхо возвращается другим. Его глаза красные, ресницы слиплись, сухие губы обкусаны, а на щеках морозный румянец. Однако он выглядит так, словно только что с его плеч сняли непомерный груз. Ли кутается в куртку и натягивает шарф прямо до носа, выглядя при этом до безобразия мило.       – Ну, что дальше? На работу?       Ким задумчиво оглядывается и хмурится, что-то обдумывая.       – Помнишь, ты спрашивал меня, о чем я сожалею?       Минхо помнит и, не задумываясь, утвердительно кивает, но сердце сжимается в необъяснимой тревоге. Тэ кивает самому себе, решаясь на что-то, и, бросая короткое «пойдем со мной», начинает двигаться вглубь колумбария.       Ли в голову лезут неприятные предположения, застрявшие комом в горле. Когда он лез к Тэхену в душу, когда бередил раны, он не догадывался, какой глубины эти раны могут быть. Тэ молча останавливается напротив ячейки, кажется, с недавно обновленной фотографией и свежими цветами. С фото своим гостям улыбается совсем юный парень, его улыбка немного кроличья, как у самого Минхо, а глаза искрятся жизнью и счастьем. В груди что-то болезненно сжимается.       – Красивый, – в миг севшим голосом констатирует Ли, разглядывая того самого мальчишку.       – Даже не представляешь, – дрожащим голосом отвечает Тэ, заставляя Минхо опасливо обернуться и столкнуться с чужой оголенной болью. Вот он весь Тэхен, вывернувшийся для него наизнанку. И Ли становится не по себе от ощущения беспомощности. – Фото и доли не передает. Я был влюблен в него по уши, – слезы непрекращающимся потоком срываются по щекам, но потрескавшиеся губы растягиваются в нежнейшей улыбке, когда дрожащие пальцы проходятся по стеклу, как будто желая ощутить под подушечками живое тепло.       – Что случилось?       Весь этот поток искренности душит Минхо, пугает, но он принимает на себя эти больно бьющиеся о грудину волны чужой потери. Потери, с которой знаком Минхо, но такой острой и новой при этом.       – Все прозаично. Он любил гонять на отцовском мотоцикле еще до того, как смог получить права. Ночью, на пустых загородных улицах с компанией. И два года все было хорошо, – голос Кима срывается и дрожит, слезы сохнут солью на губах, – ему стукнуло восемнадцать, он, наконец, получил права. Такой счастливый был. Неделю не слезал с мотоцикла. В тот день он отвез меня домой, мы попрощались, и он должен был поехать к себе, – Ким затихает, вытирая влагу с кожи рукавом, шмыгая покрасневшим носом, – а на утро его брат позвонил мне и сказал, что его больше нет. Представляешь? Можешь представить себе? Еще пару часов назад в моих руках было ожившие счастье, а на утро не осталось ничего!       Ким обессилено опускается на корточки, зарываясь лицом в ладонях. Его плечи так сильно дрожат, а всхлипы отскакивают от стен осколками стекла, вонзающимися в грудь Минхо. Он не может этого представить. До конца не может. Да, он переживал утрату, было больно, но это… это кажется совсем другим. Минхо усаживается рядом с корчащимся в невыносимой душевной боли телом и аккуратно касается чужой спины, поглаживая и пытаясь дать немного своего тепла, дать понять, что он рядом. Немного успокоившись, Ким продолжает.       – Из меня будто часть души вырвали тогда. Обыкновенная глупая авария. Одна секунда – и человек превращается в воспоминание, – шепчет Тэхен, поднимая взгляд заплаканных глаз на Минхо, на щеках которого тоже застыли слезы. – У всех у нас есть тот самый, которому мы отдаем душу. И больше мы не сможем полюбить так же. Поэтому я довольствуюсь малым, ведь малое могу вернуть.       Минхо тянется к чужому лицу, чтобы вытереть слезы рукавом куртки, попытаться забрать хоть немного той боли, которую нес в себе этот хрупкий человек. Минхо это знакомо. Он всегда довольствовался ролями второго плана, потому что знал, что не сможет отдать больше любви, чем и так дает. Потому что его сердце и его душа принадлежат Джисону. Так уж вышло. Минхо это все понимает.       – Пойдем куда-нибудь поедим, – шепчет он, убирая лезущую в глаза кудрявую челку Кима. – Ты совсем оброс, – усмехается по-доброму, – купим тебе заколки. Девчачьи.       Ким сквозь вновь подступившие слезы смеется.       – Я люблю девчачьи вещи, – а сам подставляется под заботливые касания дрожащих рук.       – Хочешь токпокки? Я знаю одно место неподалеку. Дедушка говорил, что еда может вылечить даже самую большую рану на сердце. Я склонен ему верить. Ким шмыгает носом, но кивает. Ли помогает ему подняться, тут же оборачиваясь на, кажется, наблюдающего за ними с фотографии парня.       - Хочешь, я дам тебе время?       - Не думаю, что ему это нужно. Я сказал тысячи слов за эти двенадцать лет. Он дал мне понять, что времени, на самом деле, у нас нет. Минхо глядя на Тэхена, который с тоской смотрит на фотографию, снова чувствует что-то. Похоже на принятие.

________________

      Тэхен еще занимается своими делами в спальне, когда Минхо уходит на кухню, чтобы ответить на чей-то звонок. Тэ пытается ему не мешать, но уже через час веселого пересмеивания в соседней комнате понимает, что быстрее сдохнет от жажды, чем Ли закончит свою увлекательную беседу. Сколько он вообще может трепаться и с кем? В итоге, в голове Кима зреет осознание, что это вообще-то его квартира, и он может передвигаться в ней, как и когда захочет!       Однако на кухню заглядывает почти что бесшумно, чтобы не отвлекать. Но стоит ему добраться до стакана, как Минхо тут же приободряется больше прежнего.       – О, Джисон, скажи «привет» Тэхену!       Ким оборачивается удивленно и сталкивается с машущим ему с экрана молодым парнем, улыбающимся так широко и ярко, что ослепнуть можно даже с такого расстояния. Тэ ради приличия бубнит еле слышное «привет».       – Тэ, это Джисон, мой друг. Джисон, это Тэхен. Он мой…       – Парень?       – Нет, – слишком резко и уверенно отрицает Минхо, и, несмотря на то, что это правда, у Кима почему-то больно колет прямо под сердцем. Может, близость, к которой они пришли спустя… сколько? Уже восемь месяцев? Так много… Может связь, которую они выстроили за это время, запудрила доверчивому Киму мозги, и он понадеялся на что-то? Бред. Однако все же это больно. Наверное, затихший вдруг Джисон замечает сжатые в обиде губы, прежде чем те скрываются за стаканом воды. Ли внимания не обращает, продолжает разговор: – Ким – мой человек.       Тэхен давится водой и становится причиной чужого смеха. Минхо подрывается из-за стола и постукивает по спине все еще пытающегося откашляться парня.       – А, понятно, «твой мальчик», – как дурачок улыбается Хан, поигрывая бровями.       – Нет, ты мой мальчик, так будет всегда, – отрицает Хо, убеждаясь, что со старшим все действительно в порядке. – А Тэ мой человек.       Тэхен поднимает взгляд слезящихся от неудержимого кашля глаз, его щеки порозовевшие, а мокрые ресницы подрагивают. Ким пытается самостоятельно понять, что означает это новое для него звание. Минхо видит лужу воды под ногами и, извиняясь перед Джисоном, выходит за шваброй, чтобы разобраться с бардаком. «Мой человек». Что бы это значило? Но разговор будет сейчас неуместен, а после будет слишком неловко спрашивать. Ким мирится с неведением и хочет уже сбежать к себе, когда Джисон сочащимся удовлетворением голосом останавливает его.       – Было приятно познакомиться с человеком, которого Минхо назвал «своим». Ты первый, после меня…       Ким слышит это отчетливо так же, как и Хо, замерший в дверном проеме. Минхо смотрит прямо в глаза Киму, будто пытаясь без слов все объяснить. Но после оставляет только мажущий поцелуй между задумчиво сведенных бровей, возвращаясь к уборке и разговору с другом.       У Кима пылают уши и колотится сердце. Это нечестно. И это катастрофа, с которой Тэ не знает, как справиться. Нужно все заканчивать. От этой мысли неприятно сосет под ложечкой. И это чувство. Это чувство похоже на… на что-то пугающее.

__________

      Тэхен вообще любил свой День рождения. Сразу за ним следовали новогодние праздники, на которых галерея работала особо активно и прибыльно, жизнь в эти дни вообще казалась сказкой. Но в этом году все было особенным.       Ким проснулся в одиночестве, как обычно, но приглушенный грохот посуды и приятный запах выпечки тянулся вдоль коридора и просачивался в спальню. Он не одинок в этом просторном доме. Немного поленившись и пролистав поздравления в мессенджерах, Тэ, наконец-то, нашел силы, чтобы подняться и принять душ. Теплая вода только разморила и без того утомленное тело, поэтому сразу после душа в одном полотенце он валится обратно в кровать, закидывая ногу на сваленное комом одеяло. Глаза слипаются, и Ким почти готов сдаться Морфею. Но дверь в спальню беспардонно открывается, громко ударяясь с разлета о стену. Тэхен подскакивает, оглядывая милое бедствие перед собой, чьи щеки залило румянцем неловкости.       – Прости, не удержал. Они немного уродливые, но должны быть вкусными, – извиняется Минхо, подергивая плечом, и проходит вперед. Он кладет на тумбочку возле кровати широкий поднос с тарелкой еще теплых и истощающих пар булочек и пиалой сливок, рядом ждет чашка несладкого ягодного чая, судя по запаху. Во рту Тэхена скапливается слюна от одного только вида. Но кое-что заставляет его сердце трепетно сжаться при взгляде на поднос с выпечкой.       Он вспоминает, как на его девятнадцатый день рождения он проснулся в холодном гараже, накрытый одеялом и двумя куртками, чтобы не замерзнуть. Темные угольки чужих глаз смотрели на него с таким обожанием, что сердце под взглядом замирало стеснительно. На губах с недавно сделанным проколом красовалась нежная улыбка, а кончики пальцев скользили по ровной переносице, словно бы пытаясь запомнить навсегда. Семнадцатилетний мальчишка, чья одежда была измазана в машинное масло, поднял рядом лежащую коробку из дешевой кондитерской. Тэхен тянется к булочке неровной формы, окунает ее в сливки и отправляет в рот. А на языке расцветает вкус сахарного капкейка с розовой, смазанной по дороге кремовой шапкой и марципановым сердцем на вершине. Тэхен жует и пытается распробовать свежую выпечку, но получается ощутить только соль слез на губах.       – Боже, так ужасно? Выплюнь тогда, – напугано подрывается Хо, косясь на тарелку. Он пытается отобрать булочку из чужих рук, но Тэхен резко отстраняется, не дав выхватить свой праздничный завтрак. Он плачет, но тянет улыбку, мотая противоречиво головой и продолжая жевать с набитыми щеками.       – Я не…       Ким не дает договорить, набрасывается с крепкими объятиями, сжимая домашнюю футболку на спине Хо так крепко, что, по ощущениям, может порвать. Тэхен жмурится, источает все тепло своего сердца на фантазию, а в воздухе даже пахнет, кажется, до боли знакомым свежим ароматом.       – Спасибо, – шепчет Ким, – спасибо, – повторяет, словно его больше не смогут никогда услышать.       Минхо не понимает, что происходит, но поглаживает именинника по сгорбленной спине, пересчитывая позвонки.       – Эм, с днём рождения. Но это еще не весь мой подарок, – нехотя отстраняется младший, удобно усаживаясь на пол прямо напротив утирающегося краем одеяла Тэхена. – Посмотри в свой телефон.       Тэ послушно тянется за гаджетом и открывает свежее сообщение. Он смотрит в экран с удивлением, не понимая, как реагировать и что все это значит.       - Это билеты в Тэгу. Ты говорил, что тоскуешь по родителям и… – Хо замялся под нечитаемым взглядом именинника, но продолжил: – Я нашел в пригороде семью, занимающуюся разведением лошадей, и они готовы приютить тебя с кем-то из друзей. Ты сможешь покататься на лошадях, как мечтал. Я запомнил тот разговор, – нервно почесывает затылок младший, не глядя на Тэхена в стеснении. Он не мастер слов.       – Поедешь со мной?       Этот вопрос на мгновение выбивает воздух из груди. Такой резкий и бескомпромиссный, словно Ким больше не рассматривал вариантов.       – Если ты хочешь, но, если…       – Хочу…       – Ох, хорошо, – сквозь нервный смешок соглашается Минхо, тут же валясь на пол, сбитый чужим весом. Тэхен обрушивается сверху. Теплый, мягкий и пахнущий гелем для душа стискивает в объятиях и дарит почти что семейные короткие поцелуйчики по всему лицу, приговаривая слова благодарности.       Вообще, Минхо сомневался в подарке. Он советовался с Паком, который знает Тэхена гораздо больше. Спрашивал, о чем старший мечтает. Но потом вдруг сам вспомнил их вечерние разговоры. Глаза старшего так горели любовью и азартом при рассказе о жизни на ферме с бабушкой, что Ли мгновенно понял, что должен сделать.       – Чем могу отблагодарить тебя?       Тэ выглядит воодушевленным и счастливым, несмотря на все еще слипшиеся от внезапной истерики влажные ресницы.       – Ну, ты из душа, поэтому можешь дать мне вылизать твой пышный зад. У нас есть сливки, твои булочки для них тоже подо… ауч, – шипит сквозь смех Минхо, получая предупредительный удар в плечо.       – Изврат. Нет, я не готовился. Но можешь трахнуть меня, в резинке, конечно, чтобы без эксцессов, – усмехается Тэ, сползая с кровати и удобнее усаживаясь на крепкие бедра под собой.       – Всегда готов, – поигрывая бровями, соглашается Ли и скользит ладонями под полотенце, скрывающее все самое интересное. – Хочешь содрать лопатки о ковер или переберешься на кроватку обратно, старичок?       – Ну, попробуй сделать так, чтобы я содрал не только лопатки, но и коленки?       – Ты не староват для такого?       – Староват, потом сам будешь мазью все мазать, но пока я словил кураж, то пользуйся, - сквозь стон заканчивает Тэ, когда чужой палец проталкивается в него без смазки. Неприятно, но терпимо.       – Я поцелую, где болит, так что расслабься, – шепчет, поднявшийся на свободной руке ему навстречу, Минхо, оставляет успокаивающий поцелуй на остром плече и стягивает мешающийся клок ткани, отбрасывая на кровать.       Он берет Кима со всей страстью, на которую способен. Потому что Тэ такой впервые. Полностью открытый ему не только телом. Весь с ним и для него. Лопатки беспощадно дерет ковер, оставляя саднящие покраснения в тон следам чужих пальцев на мягких боках.       Минхо дует на раны после, когда обрабатывает их, и целует, как мама делала в детстве. А Тэхен думает, что ему не больно. Не больно. Сейчас не больно, хоть и страшно. Страшно узнать, как оставленные сладкие и желанные раны будут потом болеть, когда рядом не будет заботливых рук. А это случится. Непременно случится, но не сегодня. Сегодня у него праздник, и он будет счастлив, даже если это иллюзия.

_____________

      Тэхен не был «за». Он хотел встретить Новый год с родителями, но неугомонный червячок прямо под диафрагмой не дал безоговорочно отказаться от идиотской затеи праздновать новый год с компанией Минхо. Хотя участников вслух не называли, оба понимали, что речь идет о Хенджине и Феликсе в первую очередь. Наверное, Тэхен подумал, что должен перешагнуть всю эту историю. Он должен был отпустить уже давно, но почему-то обида засела в душе противной занозой. Он решил простить, а для этого с Хенджином нужно было встретиться. Лучшим ли временем был праздник? Ответа Ким не находил.       Он весь день бродил ужасно растерянным, пытался сделать укладку, подобрать приличную одежду, то и дело натыкаясь на посмеивающегося над ним Хо. К шести часам они стояли напротив до боли знакомой двери с бутылкой дорогого вина, которое Тэ выбрал в подарок хозяевам дома.       Дверь, вопреки ожиданиям, открыл Чимин, который был уже навеселе. Но стоило ему увидеть Тэхена за плечом Ли, как на захмелевшем лице тут же отразилась полнейшая растерянность.       – Так… Тэхен?       – Ага, – беспечно пожимает плечами Хо и просачивается в квартиру, втаскивая за запястье Кима.       – Ты уверен, что это хорошая идея?       Неуверенно и чуть тише обычного интересуется Пак, покусывая влажные от блеска губы.       – Что происходит?       У Тэхена появляется плохое предчувствие, он нервно теребит пояс своего зимнего пальто, не спеша снимать его. Оставляет шанс на побег.       – Минхо не…       – Не сказал, что приду с тобой. Но я четко дал понять, что ты должен быть желанным гостем, – со вздохом признается Минхо, тут же ловя срывающегося с места Кима, обхватив поперек талии.       – Отпусти, Минхо, – тихо просит парень, пытаясь не привлекать лишнего внимания. – Я так и думал, что эта затея идиотская.       – Тише, Тэхен, – сквозь улыбку успокаивает его Минхо и лишь крепче прижимает к себе, – все хорошо. Я же не обманывал тебя никогда. Останься, хён, – жалобно на ухо шепчет, а Тэ тут же сдается.       – Ого, я так и знал, что хён о тебе говорил!       Знакомый голос позади заставляет Тэхена вздрогнуть.       – Привет, мелочь, – тянет Ли, но так и не выпускает из объятий все еще облаченного в пальто Тэхена. Отчасти, это тешит самолюбие Тэ, хоть причин особых для этого нет. Джисон нетерпеливо оттаскивает своего хёна от его спутника, крепко стискивая в братских объятиях и бурча что-то вроде: «Тэхени-хёну надо раздеться, он уже запарился из-за тебя».       «Тэхени-хён» царапает слух. Ким на автомате снимает пальто и ловит полный сочувствия взгляд Чимина. Тот подходит ближе, крепко сжимая пальцами чужой локоть, и шепчет, что все будет хорошо. Тэхену хочется в это верить, но за спиной слышатся торопливые шаги.       – Привет новеньким, – с хмельным весельем раздается прежде, чем Тэ обернется на появившихся в проходе хозяев квартиры. – Хо, позна… комь.       – Видели? Я же говорил, что догадываюсь, кого он приведет. Дженни, я был прав, – уже на английском громко кидает в сторону кухни Джисон. Взгляд Минхо потухает в одночасье, когда в коридоре появляется русоволосая красавица. Ли знал, что Хан собирается познакомить друзей со своей девушкой, но все равно больно. Прошло несколько месяцев, а все еще больно.       Именно поэтому он эгоистично потащил за собой Тэхена. Чтобы не испытывать гложущего всеобъемлющего одиночества. Тэхен будто ощущает это и стыдливо отводит взгляд от пронизанного беззвучным криком лица. Ему уже даже все равно, что, очнувшийся от шока Феликс коротко бросает: «Рад тебя видеть, Тэхен». Совсем неискренне, но разве вправе Ким требовать от него иного.       – Я тоже. Жаль, что я стал для вас неприятным сюрпризом. Я думал, Минхо рассказал, что…       – Эй, хватит, – находится Хо, выбираясь из цепких лап ничего не понимающего Джисона. – Тэхен. Тебе все здесь рады, прекрати, – заглядывает в опущенные глаза и целует между сведенных бровей заботливо.       – Ого, – выдыхает Джисон под аккомпанемент звуков умиления, исходящих от Дженни.       – Да, не неси чушь, все нормально, – неловко прокашлявшись, пытается разрядить обстановку Хенджин. Однако Тэ видит, как тот переплетает свои пальцы с пальцами Феликса, заботливо поглаживая.       – Пойдемте в гостиную, в коридоре тесновато, – находится Ликс. – Там на полке тапочки, Тэ. Возьми. У нас довольно холодные полы этой зимой, – наигранно вздрагивает и смеется.       – Спасибо, – кивает Ким, даже не пытаясь выбраться из обхаживающих его рук Минхо.       Когда все скрылись в гостиной, Тэхен с обессиленным скулежом рушится в его объятия.       – Зачем ты так?       – Тэхен. Не имеет значения, что было раньше. Сейчас ты здесь как человек, которого я хочу видеть рядом в этот праздник. Ладно? Минхо запутывается пальцами в отросших кудрях на затылке и оставляет успокаивающий поцелуй на подставленном для этого виске.       – Часть моей семьи. «Мой человек». Помнишь?       Конечно помнит. Конечно.       Тэхена от этого словосочетания в дрожь бросает. Его часто называли «своим». «Мой парень», «мой любовник», «мой бывший». Но почему-то то, что говорит Минхо, ощущается иначе. Послание, которое он до сих пор не может расшифровать. И от этого становится страшнее и трепетнее.       Тэхен находит более успокаивающим пойти на кухню и помочь Дженни с тем, что она там делает. Та, как оказалось, готовила мясо по семейному рецепту. Они общались на ломаном смешении английского и корейского, но отлично друг друга понимали. Тэ, помогая с готовкой, то и дело зависал на милом профиле девушки. Он Джисона не знает, но почему-то кажется, что эти двое друг другу подходят.       Тэхен нехотя вырывается из собственных размышлений, когда знакомые руки окутывают его талию, а на плечо ложится острый подбородок.       – Эта чужестранка и тебя захомутала? – с нескрываемым недовольством бурчит Хо, косясь недобро на Дженни. Тэхену становится не по себе.       – Нет, просто у нее я не пытался увести парня, и мне тут намного спокойнее, – парирует Ким, но делает полшага назад, впечатываясь в чужую вздымающуюся в тяжелом вздохе грудь. Тепло.       Дженни смотрит на них с такой понимающей улыбкой, тянет что-то про то, какая они красивая пара, но Минхо на это цокает недовольно и отвечает недружелюбно, что не знает английский. Уголок губ девушки неестественно нервно дергается, и Ким улавливает это. Она чувствует все недовольство Ли, но не понимает, почему оно адресовано ей. Тэ это не нравится и он, хватая младшего за запястье, извиняется перед девушкой и тащит его в ванную комнату, еле прикрывая за собой дверь.       – Прекрати это, Минхо, – еле слышно требует Ким, усаживаясь на бортик ванной.       – Что прекратить?       – Делать это с Дженни. Она милая девушка, ее любит дорогой тебе человек, но ты намеренно ее обижаешь, – в голосе просачивается мольба. Ким так хочет достучаться до Минхо, чтобы тот понял свою ошибку.       – Да почему я должен с ней любезничать? Она для меня незнакомка, еще и на языке моем говорит через раз. Откуда мне взять дружелюбие?       – Боже, она девушка Джисона! Оттуда и взять. Как ты думаешь, ему бы понравилась эта сцена на кухне? – не выдерживает Тэ, повышая голос, но тут же осекаясь.       – Не приплетай Джисона.       – Не получится, Хо. Просто попытайся быть к ней добрее, она старается всем понравиться, но вам все равно, – кривится в недовольстве старший, пресекая попытку Хо ему возразить. – Она прячется на кухне, готовя в одиночестве. Она плохо знает язык, но чертовски старается ради Джисона. Она чудесная, Минхо.       – А ты, как обычно, мать Тереза, – с некоторым раздражением отвечает Хо, потому что его бесит, что Ким прав.       – Нет, просто я в том же положении, что и она. Даже намного хуже, – тут же поправляет себя Ким.       – Нет, ты…       – Что я?! Может Феликсу тоже повести себя как ты? Тогда он может вообще пойти и плюнуть мне в лицо.       – Это в прошлом, – злится Минхо.       – Я думал, как и Джисон!       Хо стискивает руки в кулаки, не давая себе сказать лишнего. Они и так слишком уж разошлись. На помощь им совершенно неожиданно приходит Хенджин, опасливо заглянувший в ванную.       – Эй, – мнется он, неуверенно потирая шею, – все нормально?       – Да, – быстро находится Ким, – я пойду помогу Дженни, – поднимается и не дает Хо остановить себя, уходит на кухню, пытаясь потушить в себе праведный гнев. Хенджин провожает парня тоскливым взглядом, но, когда смотрит на разбитого Минхо перед собой, хмурится только.       – Я подслушал, – признается Хван, а Минхо на это только понимающе кивает. – Почему Тэхен?       Хо встречается с чужим решительным лицом и уже знает, что услышит.       – Почему нет? Он горяч, – пожимает плечами безрассудно, ухмыляется и выводит Хенджина на эмоции. Слишком хорошо знает его. – Или ты еще слюни на него пускаешь? Жалеешь, что выбрал Феликса.       – Блять, заткнись, не неси чушь, – шипит на него Хенджин, резко приближаясь и сжимая в кулаке мягкий пуловер.       – Врежешь мне? Давай, – закусывает губу и поигрывает бровями. Подначивает. Хенджина будто осеняет, и он тут же опасливо отступает.       – Опять это делаешь…       – Что?       – Наказываешь себя, – повержено мотает головой Хван и усаживается туда, где до этого сидел Тэхен. – Чувствуешь вину?       Минхо отворачивается от испытующих глаз, губу закусывает, но кивает в знак согласия. Чувствует. Но, наверное, не за то, о чем говорит Хенджин.       – Не надо так с Тэ. Оставь его, пока не слишком поздно, – а в голосе такая искренняя мольба, что Минхо становится и смешно, и тошно от этого.       – Почему ты думаешь, что я вообще хочу его оставлять?       В словах этих сквозит и боль, и раздражение, и искреннее непонимание. Почему они все так не верят в них с Тэхеном?       – Ты делаешь это со всеми, – разводит руки в стороны Хенджин, мол, вот держи, ответ на поверхности. – При другом раскладе тебе придется оставить Джисона.       – Может я и собираюсь это сделать, – голос предательски дрогнул вместе с непослушным сердцем. Хотя он долго готовился.       – Не сможешь…       – Блять, Хенджин, – повышает голос Минхо и не собирается сдерживаться. Подходит ближе, наклоняется лицом к лицу. – Не делай вид, что так хорошо знаешь меня. Вы с Феликсом хотя бы в курсе, что происходило со мной эти последние девять месяцев? – Хенджин хочет возразить что-то, хмурится, силясь понять, в чем его обвиняют. Конечно, они в курсе. Они виделись регулярно, общались, узнавали о делах Минхо, потому что он, черт подери, важный для них человек! – Нихуя вы не знаете, – болезненно усмехается Минхо, – я вам в лицо улыбался, пока загибался от боли. Как и всегда, впрочем. Просто потому что вам с Феликсом и своих проблем хватает. Я вру вам всю нашу дружбу. И главное, что вы об этом знаете, но никогда не докапываетесь. Потому что вам так комфортно…       Лицо Хенджина болезненно кривится. Он отводит взгляд, чувствуя вину, сосущую под ложечкой.       – Мы просто не лезем тебе в душу, – пытается оправдаться. Хотя это даже не оправдание. Минхо – кот, гуляющий сам по себе, и так было всегда. Захочет – придет к тебе за поддержкой, не захочет – обложит хуями, выведет из себя и уйдет побитый зализывать раны. Он такой. И они просто приняли правила игры, которые им вменяют в вину. Это, блять, несправедливо.       – И не надо. Тэхен тоже не лез. Просто был рядом. Он еще многого во мне не понимает, да. Но видел куда больше моих внутренностей, я перед ним наизнанку выворачивался, – голос дрожит и глаза предательски блестят. От воспоминаний и от чувств. От ощущений безграничной благодарности и собачьей преданности, которую ни к кому больше не испытывал. Разве что к Джисону. С Чаном было легко и тепло, как дома. С Хенджином было больно, но необходимо, ласково. С Минхеком было правильно и по-взрослому. С Тэхеном… с Тэхеном честно, с Тэхеном искренне. Как больше ни с кем другим. Осознание это выбивает почву из под ног и сердце заставляет биться заполошно. – Он меня спасает, Хенджин. Как тебя спасает Феликс. И да, может, это не ваша больная привязанность до гроба, но это тоже не фальшивка. Мои чувства к нему не фальшивка, – шепчет, словно самому себе пытаясь доказать что-то.       – Минхо… – пораженно выдыхает Хенджин, не справляясь с потоком искренности, которую на него выливают, которая принадлежит совсем другому человеку.       – Иногда бывает без бабочек в животе, без трепета в душе. А вот так вот, по-человечески, когда просто выбираешь из сотен, из миллиарда людей своего человека. Так бывает, Хенджин.       Минхо вздыхает тяжело, выпрямляется и собирается выйти к остальным. Им нужно все переварить или отвлечься. Потому что все снова идет по пизде. Это даже по-ностальгически прекрасно.       – Минхо, – зовет чуть слышно Хван, заставив старшего замереть в дверном проеме, – прошу. Никогда не говори Феликсу того, что сказал мне о нашей дружбе. Он… он старается.       – Хёнджин, он никогда бы не сморозил чепухи, сказав, что я играюсь с чьим-то сердцем, – сквозь накатывающие слезы Минхо по-доброму так улыбается. – Ты хороший человек, Джинни, хороший друг. Я люблю тебя, как в самый первый день. Но иногда ты слеп. Иногда ты так много не понимаешь. Я никогда и ни с кем не играл, Хенджин. Я всегда старался изо всех сил.       – Я знаю…       – Не знаешь, – качает головой Хо, будто с неразумным ребенком разговаривая, – не знаешь. А Тэхен лучше всех знает. Знает, что значит разорвать душу и пытаться ее остатками любить человека изо всех сил. Минхо поспешно стирает рукавом сбежавшую по щеке каплю и снова тянет улыбку. – Я знаю, что он хрупкий, Хенджин. И я знаю, что хочу стараться. Не нужно снова убеждать меня, что у меня ничего не выйдет. Я только поверил, что тоже могу побыть счастливым…       Минхо уходит, прикрывая за собой дверь. А Хенджин задумчиво смотрит ему вслед и шепчет себе под нос.       – Спасибо, что любил меня…       Тэхен чувствует себя расстроенно и тревожно. Наверное, стоило поехать к родителям. Может, не поздно собраться и перестать портить всем настроение?       – Все готово, – довольная собой Дженни красуется с противенем наперевес. На лице цветет спокойствие и улыбка. Хотя бы ради этого Тэ должен остаться.       – Отлично, давай поставим в духовку.       – Наконец-то, – капризно тянет Джисон, заключая только освободившуюся от уз готовки девушку в крепкие объятия, – я уже соскучился.       На лице Джисона светится сытая улыбка, он выглядит до безобразия влюбленным. И от этого тоскливо тянет в груди. Хотел бы Тэ вернуть себе способность чувствовать все это также полноценно. На пороге появляется один из хозяев квартиры, с улыбкой наблюдающий за тем, как Дженни зацеловывает щеки своего парня. Тэ рассматривает Феликса и видит незнакомца, хотя когда-то ему ошибочно казалось, что он знает, кто такой Феликс Ли. Они пересекаются взглядами, и Ликс мрачнеет. Он как-то тяжело вздыхает, прежде чем вернуть на лицо хотя бы тень улыбки.       – Не скучаешь тут?       Ким хмыкает от их бесплодных попыток сделать вид, что все в порядке. Вообще-то он от них устал. Наверное, как и Феликс.       – Мы можем поговорить наедине?       Ли словно бы не удивляется просьбе, хмурится пару секунд и соглашается, выходя с кухни, наполняющийся аппетитным ароматом. Дженни не зря старалась. Эта мысль немного успокаивает.       Ликс ведет Тэхена через пустующий зал, предлагая ему по пути бокальчик мартини. Тэ не отказывает, потому что знает, что разговор не будет простым.       – Стащи плед с дивана, поговорим здесь. Думаю, свежий воздух нам не помешает, – Феликс открывает дверь на балкон.       – Ну, в крайнем случае, ты сможешь меня с него выкинуть, – обреченно посмеивается старший, встречаясь с наигранно осуждающим покачиванием головой.       Они молча садятся на пару старых кресел, жестоко выселенных из квартиры. Феликс берет остывшее одеяло, что всегда лежит там для перекура, а Тэ кутается в предусмотрительно взятый с собой плед.       – Куришь?       – Пытаюсь бросить, Минхо выел весь мозг…Он же, в итоге, смог бросить.       Феликс на это понимающе смеется, отпивая из бокала.       – Как это там? Сигарета – это…       – Фаллический символ, да-а.       Они оба смеются, словно и не было между ними никогда недосказанности длинной в годы.       – Давно вы с Хо…       – Мы не вместе, но то, что между нами сейчас, длится с открытия студии Чимина, – объясняет Ким, улавливая нескрываемое удивление на чужом лице. – Знаю, это странно…       – Нет. Просто мне жаль, что Хо не рассказывал нам, скрывал, – на усталом лице легко различима вуаль вины.       – Брось. Ему просто нечего было рассказывать. Все это… развлечение, лекарство от скуки, – голос предательски подрагивает, приходится прокашляться.       – Ты знаешь, как он представил тебя? Когда сказал, что придет не один.       – Догадаться даже не могу, – с нервным смешком отвечает старший, и Ликс понимающе мычит, снова делая глоток. Обдумывает что-то.       – Он сказал, что приведет кого-то очень ценного. «Моего человека», если точно. Это…       – Да, он так говорит, – Тэ улыбается мягко, вспоминая о своей новой «кличке», так ведь и привыкнуть можно.       – Ты не понимаешь, правда?       – Что?       – Ему никогда никто не принадлежал, знаешь? Как и он никому… – «кроме Джисона», делают оба известную всем ремарку. Тэхен задумывается над словами Феликса, покусывая губу. Ему так хочется поверить в то, что до него пытаются донести, но он изо всех сил сопротивляется. Нельзя верить, нельзя давать и шанса себе. Никакой надежды. Иначе падать будет невыносимо больно.       – Я противен тебе? – Феликс непонимающе хмурится, ожидая пояснений этому внезапному вопросу. – Ну, Хенджин и я. Я отвратителен, что позволил себе даже думать о нем в таком ключе…       Феликс кривится от болезненных воспоминаний, поджимает губы и отводит взгляд, всматриваясь в ночное небо, убаюкивая себя шумом улицы. Думает.       – Мы не выбираем, что чувствовать, – наконец, отвечает Ли. – Если бы могли, то я бы отпустил Хенджина, дав ему жить счастливо. Да и он вряд ли остался бы, – взгляд Ликса, вернувшийся к Тэхену, посветлел. – Ты был бы ему славной парой. Но я эгоистично не могу от него отказаться.       Тэхен восхищен. Восхищен многим. Тем, что этот Феликс совсем не сходится с образом жуткого тирана, который он себе нарисовал. Тем, что этот Феликс так открыто говорит о себе правду, так легко принимает все стороны себя. Тэхен этой смелости завидует.       – Мне не понять, – с нескрываемым разочарованием отвечает Ким. – Я способен только выбирать. Разрешить остаткам себя любить кого-то и, возможно, снова позволить себя ранить или… отказаться от этого, сберечься, – алкоголь на голодный желудок знатно развязывает язык, даже в небольших количествах. Или же атмосфера располагает. Своеобразная исповедь, в которой Тэхен нуждался так долго.       – Боль – это не всегда конец. Иногда любовь приносит боль, а иногда счастье. Жизнь вообще так плотно сопряжена с болью, что защищаться от нее, избегать то же самое, что избегать самой жизни, – жмет плечами Феликс, словно бы говорит очевидные вещи.       И Тэхену вдруг кажется, что он прав. Однако Ким еще тот трус. Он чертовски боится боли. Чертовски боится по-настоящему позволить себе жить.       – Ты простишь меня?       – Слушай, я не брошусь к тебе в объятия после одного разговора, – с усталым вздохом отвечает Феликс, возводя глаза к нему, словно ища там правильные ответы, нужные слова. – Но я не ненавижу тебя, не злюсь. Ты немного раздражаешь, но меня много чего раздражает, – усмехается Ли себе под нос и поднимает бокал с остатками мартини вверх, – но я буду стараться. Ты дорог хену, даже если не веришь в это. А все, что оберегает хён, оберегаю и я. Даже если придется беречь от самого себя.       Ким благодарно улыбается и салютует бокалом, принимая этот ответ. Он чувствует невероятное облегчение, почему-то хочется расхохотаться или разреветься. Что-то из этого. Что-то очищающее и освобождающее.       Он так долго верил, что ему нужно что-то прояснить с Хенджином, что совсем забыл, перед кем он в действительности виноват.       И эта демоверсия прощения, наконец-то, дала ему дышать, сняла бесконечное удушье.       Пак заглядывает на балкон опасливо, осматривает их двоих и с каким-то облегчением говорит, что обыскался всех, пока выходил встретить Юнги. Тот отправил жену с ребенком к свекрови и получил одну ночь свободы. Тэхен на это заявление прыскает в кулак и говорит, что должен поздороваться с подкаблучником. В коридоре он сталкивается с Минхо.       – Тэ… я…       – Прости, – шепчет Ким, – что накричал на тебя. Я знаю, что тебе тяжело, ведь твое сердце разбито, и…       – Хватит, – берет его за руку Хо и смотрит с ужасной благодарностью. – Ты во всем был прав. Спасибо тебе.       И это «спасибо» звучит так проникновенно, словно имеет десятки неозвученных подтекстов.       На какое-то время напряжение отступает. Юнги выглядит вымотанным, хоть и счастливым, обещая воспользоваться всеми предложениями помощи, как только малышку нужно будет оставить с кем-то. Тэхен обожал детей и хотел бы понянчить маленькую принцессу, поэтому на «угрозу» в ответ только мечтательно улыбается. В комнату возвращаются хозяева вечера сразу после того, как Феликс ушел искать застрявшего где-то Хенджина. Даже в тусклом свете гирлянд Тэ может понять, что Хенджин плакал.       – Что случилось с Хваном? – Тэхен шепчет на ухо Минхо, когда тот хмыкает и осматривает своего друга.       – Все нормально, Тэ. Он взрослый мальчик, не волнуйся слишком сильно, – просит Хо, набивая щеки едой. Чувствует себя дискомфортно, но молчит. Тэхен в душу не лезет, но поглаживает мягко по спине, расслабляюще, успокаивающе. И Минхо это тепло принимает с облегченным вздохом.       Они все так давно не виделись, что совсем не замечают, как пролетают часы разговоров ни о чем. Лишь Ким улыбчиво отмалчивается, чувствуя себя чужим. Градус в крови неумолимо повышается, поэтому Минхо бессовестно наклоняется, чтобы оставить чувственный поцелуй на загривке. Тэхен вздрагивает и шепчет ему прекратить, шлепая по бедру.       – Прости, что потащил тебя сюда. Я ужасный эгоист, – тихо, на самое ухо шепчет Минхо, тут же бодая чужой висок в извинении.       – Минхо, все хорошо…       – Ты молчишь весь вечер, чувствуешь себя чужим. Будто я этого не понимаю, – вздыхает и возвращается к своей тарелке. Тэхен его не переубеждает, но успокаивает, оставляя короткий поцелуй на плече и поглаживая острое колено через ткань брюк.       – Хён, – Джисон поднимается с места и показывает жестом на выход, – я украду его у тебя, Тэхени-хён, ненадолго?       Тэ улыбается ему через силу, но напряжение спадает, как только Минхо оставляет на его макушке поцелуй, прежде чем уйти. Не забывается возможностью урвать время наедине со своей неразделенной любовью. Это заставляет сердце Кима учащенно забиться.       – Вы отвратительно сладкие, – комментирует Юнги, тут же получая подзатыльник от Чимина. — Эй, я же не в плохом смысле!       Дженни сразу же подсаживается к Киму и лепечет о чем-то на ломаном корейском, но он совсем ничего не понимает, потому что в ней минимум четыре стопки текилы. Глядя на их бесплодные попытки, Пак смеется и предлагает сыграть в шарады. Минхо заходит на кухню первым, следом вваливается Джисон, прикрывая за собой дверь. Они становятся друг напротив друга, слушая успокаивающий гул из комнаты напротив.       – Я рад, что ты привел хёна, – прокашлявшись, начинает Джисон. Минхо согласно мычит и усаживается на высокий стул, подпирая подбородок кулаком.       – Должен ли я соврать, что рад познакомиться с твоей девушкой?       Хан мог бы обидеться на это, как и предрекал Тэ. Но только хмурится, давя в себе недовольство, зная, что у Хо на такое поведение есть весомая причина.       – Я…       – Брось, Джисон. Это твое право. Дженни чудесная, – выдавливает из себя болезненную правду старший. – Вы друг другу подходите, но это не значит, что это не причиняет мне боль.       – Хён, – обращается Хан опасливо, – я захотел вас всех познакомить, потому что… ну… я вообще-то хочу на ней жениться.       Минхо удивленно вскидывает брови. Ему хочется вопить, хочется встряхнуть этого влюбленного пьяного ребенка за плечи. Какой брак? Вы слишком мало знаете друг друга! Вы разведетесь через полгода! Это сумасшествие. Но он все это проглатывает панически, часто промаргиваясь.       – Ого, ну… совет да любовь?       – Я просто хотел убедиться, что… с тобой не будет, как с Чимин-хёном. Я хотел бы видеть тебя на своей свадьбе, – неуверенно и тихо бубнит Джисон, ероша волосы на макушке.       Как в самом детстве. Искренне и честно. Минхо тяжело вздыхает, борясь с ноющей тупой болью в груди. Это жизнь Джисона, это его эмоции и желания, и Минхо не в праве эгоистично удерживать его чувством вины.       – Не волнуйся, Хани, – улыбается почти что искренне, но сквозь излом губ так и сквозит дрожь, – я отпускаю тебя. Можешь представить? Ты больше не необходим мне, чтобы жить. Мне так кажется, – улыбается, улыбается, улыбается. А по щекам скатываются слезы.       Отпускать безумно тяжело, но необходимо. И это не самоотверженное чувство любви, нет. Это эгоистичное желание освободиться.       – Хён… – шепчет Джисон, вытирая рукавами чужие слезы, сам еле сдерживаясь, чтобы не разреветься.       – Все нормально, Хани. Я думаю, что готов двигаться дальше, – кивает в подтверждение болванчиком, непонятно, кого убеждая больше. – Спустя столько лет, представляешь?       Джисон вздыхает и стискивает старшего в крепких объятиях. Он невероятно любит его, всем сердцем. Он получил столько любви и заботы от старшего, что будет благодарен ему всю оставшуюся жизнь. И Хан, наконец-то, может дышать полной грудью, понимая, что Минхо, которого он когда-то оставил позади, спустя долгое время может идти дальше, оправляясь от их общей боли.       – Тэхен меня спасает, – честно шепчет Минхо, – и мне больше не так тоскливо без моего мальчика, – усмехается, утыкаясь мокрым носом в жилистую шею младшего, – потому что теперь у меня есть мой человек.       Хан промаргивается, не давая собственным слезам сорваться вниз. Он баюкает в объятиях своего хёна, будто бы тот маленький и беззащитный ребенок. Дверь на кухню раскрывается, Хенджин осматривает их с какой-то необъяснимой злостью, находит глаза Минхо и бросает с вызовом:       – Говорил, что не обидишь его? Тогда почему он сломя голову уносится из квартиры?       Хо не сразу понимает, что происходит, но, когда до него доходит, бросает короткое «блять» и срывается с места.       Тэхен не хотел этого слышать. Он пошел на кухню по просьбе Дженни, чтобы вытащить из духовки злосчастное мясо. Но он слышит, он начинает задыхаться. В голове слишком много мыслей, слишком много чувств. Он не хочет, не хочет быть заменой, не хочет быть чертовым лекарством от одиночества. Но так хочет быть чьим-то человеком… Просто чертовски страшно.       Уже на пороге, когда он сдергивает пальто с крючка, его хватает за руку Хенджин, спрашивая, что случилось.       – Ничего, – отмахивается Тэ, – ничего. Мне просто… просто срочно нужно идти, я…       Он не может ничего объяснить, лишь вылетает из квартиры и несется вниз по лестнице. Он останавливает себя только на улице, когда ледяной ветер дарит отрезвляющую пощечину.       Дышит, дышит глубоко и идет. Сам не знает куда, но идет.       – Что же… что же мы наделали, – глотает свой шепот и прячет в голове, перекатывает мысль на подкорке, пробует на корне языка. Сердце никак не успокоится.       – Тэхен, – кричит Минхо и приближается стремительно. Старшему сорваться бы и убежать от него, но сил нет никаких. Он смотрит на Ли и головой мотает, беззвучно просит замолчать, оставить его.       – Ты услышал, да? – Тэхен отводит стыдливо взгляд, кусает обветренные губы и пальцы себе заламывает. – Мне жаль, что я не успел сказать этого тебе лично, подобрать слова, – Минхо с жалостью возводит глаза к небу и выдыхает тяжело, – но, Тэ…       – Нет, – Ким делает шаг назад, отстраняясь, не давая приблизиться к себе. Потому что если Минхо к нему прикоснется так же ласково, как вчера, как весь вечер сегодня, то он непременно сдастся, непременно поверит, – ты не понимаешь. Я не хочу быть твоим спасением. Ты перекладываешь слишком много ответственности на меня, – повышает голос, который то и дело нервно срывается.       – Тэхен, давай просто поговорим, ладно? Ты все не так понял, – Хо опасливо делает шаг к нему. – Я выбрал тебя не потому что ты удобный. А потому что чувствую к тебе что-то. Нет, не так. Люблю тебя, – Ли делает еще один шаг и тянет руку, чтобы схватить резко отстраняющегося от него Тэхена.       – Нет, – еще шаг, еще один, и Минхо успевает только выкрикнуть его имя и дернуться вперед в попытке остановить.       Тэхен оступается на бордюре и падает. Ногу пронзает острая боль где-то в области неаккуратно подвернувшегося колена. Ким пытается встать, хотя бы выпрямить конечность, но чувствует только отрезвляющую боль. Минхо подлетает к нему мгновенно, тут же осматривая ногу, ощупывая колено и получая болезненный вскрик в ответ, а на его руку вдруг падает влажная капля.       Тэхен так устал. Так устал от этого всего. Это падение становится последней каплей, поэтому он, наконец, плачет. Плачет как ребенок. От боли, от страха, от чертовой обиды, засевшей в груди.       – Отстань от меня, хватит, – просит он, всхлипывая и заливаясь слезами, – я не верю тебе. Ты не можешь меня любить, не любишь. Не давай мне никаких надежд, – растирает текущий нос рукавом дорогущего пальто и заставляет Минхо улыбнуться тепло.       – Ну тише, тише, – просит Ли, стирая ладонями не высыхающие дорожки слез. – Да, моя душа там, наверху. Я никогда тебя точно так же не полюблю. Ты прав, – соглашается вдруг и слышит обиженное, совсем разбитое «я знаю».       Минхо вздыхает, поднимает чужое, такое по-детски заплаканное лицо за подбородок и заставляет посмотреть себе в глаза. – Как и твоя душа, Тэ. Она ведь тоже не принадлежит мне. Но это не значит, что то, что ты чувствуешь ко мне, не по-настоящему.       – Я не чувствую к тебе ничего, – скулит Ким шмыгая мокрым носом.       – Врунишка, – Минхо притягивает парня к себе за шею и оставляет мягкий, будто родительский поцелуй на переносице.       – Я не чувствую…       – Врунишка, – целует снова, – врунишка, врунишка, – журит по-детски, разглаживает большими пальцами пушистые брови, стирает сбегающие вновь слезы.       – Я боюсь, – признается Ким, бодая лбом чужое плечо. – Боюсь, что ты уничтожишь меня окончательно.       – Прости. Я не хочу обижать тебя, но всегда почему-то довожу до слез, – с сожалением шепчет Ли, путаясь в волосах на загривке, – и боюсь, что снова сделаю это неосознанно. Но я не вру о своих чувствах. Ты мой человек, это единственное, в чем я уверен. И мне не нужно еще больше времени, чтобы понять это, чтобы решиться выбрать тебя.       – Не верю тебе, – сам себя убеждает Ким, но чувствует, как сердце трепетно сжимается от этих слов.       – Тогда поверь, – усмехается Хо и целует в лохматую макушку мокрую от единственных свидетельниц этого балагана – снежинок.       – Не-а! – вскрикивает Ким, неудачно двинув поврежденной ногой.       – Ох, нам нужно в травмпункт, кажется. Давай вызовем такси, – Ли набирает что-то на своем телефоне, не переставая гладить зареванного Кима по голове.       – Можешь остаться, я уже взрослый, могу один съездить, – предлагает тот, вновь заламывая пальцы в нерешительности.       – Какой же ты взрослый? – смеется Минхо беззлобно, помогая парню подняться с холодного асфальта. – Ты врунишка и плакса. А еще самый настоящий трусишка. Я поеду с тобой.       – Это надо закончить, Минхо, – вполне серьезно, переступая через скулящее трепетное сердце, просит Тэхен и встречается с чужими понимающими глазами.       – Поздно, Тэ. Теперь надо только осмелиться. Я только начал свой путь после стольких лет спячки, я не отступлю.       – А я тебе не поверю.       – Вот и посмотрим, – усмехается Минхо, переплетая свои пальцы с чужими дрожащими. А Тэхен, несмотря на свои слова, позволяет ему это сделать. Все-таки позволяет.

___________

      Минхо, как и Тэхену, было тяжело свыкнуться с новым статусом. Но ведь ничего не поменялось. Минхо также живет в квартире Тэ, следит за его питанием, отдыхом и регулярной сексуальной жизнью. Тэхен также заботится о его комфорте и эмоциональном состоянии, всегда готовый выслушать и помочь, но не пытаясь залезть в душу. Ли, по правде говоря, сам стал чаще озвучивать все свои тревожные мысли, потому что Ким каким-то образом делает все проще, даже если, ничего не сказав, просто обнимает, утягивая под одеяло.       Хо выкладывает на тарелку завтрак, когда чувствует, как его талию оплетают теплые, но еще влажные руки.       – Не опаздываешь?       – Забыл тебе сказать? Выходной сегодня. Ты мог поспать подольше, – вздыхает немного виновато Тэхен, осыпая поцелуями все, до чего дотягивается. Минхо смеется, пытаясь отстраниться от влажных губ, вжимая шею в плечи и вырываясь из крепких объятий.       – Я в парикмахерскую собирался, все нормально.       Ким хмурится, умостив подбородок на плече Хо, а затем путается в отросших волосах парня. Если вспомнить, то, когда они все это затеяли, у младшего были совсем короткие волосы после возвращения из армии. Столько времени прошло, и все оно в этих волосах.       – А мне и так нравится, – жмет плечами и отстраняется, чтобы помочь поставить тарелки на стол.       – Бросишь, если подстригусь?       – Я трахнул тебя, когда ты был лысый, почти как яйцо, – протестующе тычет в его сторону палочками Ким.       – Скорее я был… киви?       Парни взрываются приступом смеха, переходя к привычной трапезе. У Минхо никогда такого не было. Чтобы общие завтраки и ужины, чтобы было похоже… на семью.       – Уговорил, стричься не буду пока…       Ким хмыкает, но давится, когда слышит следующее предложение:       – Покрасишь меня?       – Чего?! Сходи в салон лучше…       – Не хочу, – капризно тянет Ли, заламывая брови домиком, – хочу, чтобы ты сделал.       – И будет у тебя плешивая голова, если вообще волосы не отвалятся, – с сомнением бурчит Тэ, не собираясь соглашаться на эту авантюру, даже когда на него смотрят этим умоляющим влажным взглядом. – Не манипулируй.       – Хочу и буду, – продолжает клянчить Ли. – У меня даже краска есть, откроем инструкцию на ютубе.       Тэхен чуть слабее, но все еще отрицает такую возможность, но надолго его не хватает. Достаточно всего лишь того, что Хо забирается к нему на колени, а потом так отменно трахает на столе в окружении тарелок, что Киму не останется ничего, кроме как перестать отрицать судьбу.       Его пальцы дрожат, облаченные в перчатки, приложенные к самой дорогой краске из магазина на первом этаже комплекса. Он старательно прокрашивает каждую прядь мягких волос, мысленно прощаясь с ней. Тэ выглядит мило: такой сосредоточенный, ответственный, прикусил кончик языка, словно бы ребенок, собирающий мозаику.       – Все нормально, – утешает перенервничавшего Кима младший, путаясь в волнах темных волос, – ты сотню видео пересмотрел, так что считай уже в салоне можешь работать.       – Ха-ха, посмеешься, когда превратишься в плешивый персик, – беззлобно огрызается Тэ, а сам льнет к мягким касаниям.       Вся нервозность проходит, когда младший с немного желтоватым блондом гнездится на полу между его ног, чтобы Тэхен заботливо высушил его полотенцем. Минхо полюбил эти маленькие жесты, пока жил со старшим, иногда он сам помогает Тэ стереть с лица легкий макияж, когда тот под утро возвращается с какой-то тусовки с важными шишками. Ему всегда нравилось заботиться, но теперь он, кажется, умеет заботу и принимать.       – Моя мама приезжает на днях, – начинает разговор старший, не ощущая и капли напряжения от Минхо под своими руками.       – Окей, понял. Перекантуюсь у Чимина, – у Тэ сердце сжимается от того, как легко Минхо предлагает на время исчезнуть из этой квартиры, чтобы не мельтешить перед его родственниками, словно бы он лишняя деталь в его жизни. Тэ целует его в еще влажную макушку, прежде чем озвучить то, что хотел изначально:       – Вообще-то, я хотел попросить тебя ее встретить на вокзале, потому что я задержусь на работе. Никак не перенести, а маму ждать заставлять не хочется, – шепчет он, тут же ощущая ожидаемое напряжение.       – Ну, а она… не будет против?       – Чего? Не сидеть на вокзале два часа? Думаю, не будет, – смеется Тэ басисто почти на ухо, пуская по позвоночнику мурашки.       – Дурак. Ты понял, о чем я, – дергает плечом, чтобы отделаться от льнущего к нему тела и разобраться. Но Тэ не отстает, только осыпает опять поцелуями плечи, пытаясь успокоить, расслабить.       – Она знает обо мне. Знает о тебе.       – Я… мне страшно, – озвучивает очевидное Ли, подставляясь под немного болезненные укусы, которые тут же накрывают мягкими губами.       – Все будет хорошо. Раз уж ты волосы мне доверил, поверь и тут. Хорошо?       – Ладно, – вздыхает Минхо, утопая в оберегающих его объятиях.       Минхо ужасно нервничал, встречая мать Тэхена, обкусал все губы, прежде чем женщина сама окликнула его, узнав в толпе.       Ли видел семейные фото и знал, что Ким больше похож на отца, но в добродушной открытой улыбке напротив он видит его.       – Госпожа Ким, – парень кланяется на девяносто градусов, тут же получая небольшой шлепок по сгорбленной спине.       – Брось это! Помоги-ка мне с сумками. Тэхен говорил, что вам ничего не нужно. Но как приехать с фермы и не привезти с собой гостинцев?       Минхо спохватывается и забирает тяжелые сумки из рук хрупкой женщины, безмолвно коря себя за то, что сам не догадался.       – Я вызову такси, местные дерут втридорога, – неловко объясняется Хо, пытаясь занятыми руками вытянуть телефон и зайти в приложение.       – О, бережливый, – отвечает с одобрением госпожа Ким, – это хорошо. Тэхен такой транжира, – причитает та, отмечая румянец смущения на чужих скулах.       – Да, я постоянно ему об этом говорю. А вот и наша машина, – находится быстро Ли, открывая перед женщиной дверь.       Минхо не без помощи водителя отправляет сумки в багаж и присаживается с другой стороны, теснясь к двери.       – Когда мы привезли Тэхена в Сеул впервые, то взяли такси прямо на вокзале, мы до этого ни разу не были тут и ничего не знали, – женщина с какой-то светлой грустью рассматривает пейзажи за окном. – Нас надурили так, что денег почти не осталось. Мы еще до этого почти все потратили на новую куртку Тэтэ, чтобы он не выглядел, как деревенский мальчишка, – в глазах женщины смешивается былая вина, стыд и безумная любовь, от которой у Минхо замирает сердце.       – Тэхен иногда рассказывает мне о своем детстве, но не все. Больше о бабушке, о ферме и клубнике, – улыбается тепло Ли.       – Да, до того, как он получил стипендию в местной школе-интернате, мы мало времени проводили с ним, очень много работали. Но после так ужасно тосковали по нему…       – Он постоянно скучает по вам тоже, – спешит заверить Минхо, потому что знает, о чем говорит. Тэхен так трепетно отзывается о своей семье, что это вызывает у Минхо зависть.       – Но теперь это у него слишком много работы, – смеется она. – Все бы отдала, чтобы увидеть своего маленького беззаботного Тэтэ хотя бы на день. Без рабочих проблем, без вечной усталости и разбитого сердца…       Минхо кривится болезненно, понимая, о чем речь, но не может ничем утешить женщину. Он бы сам хотел узнать того Тэтэ. Между ними возникает комфортная тишина ровно до того момента, пока не приезжают домой. Ли уже так привычно считать это место домом. И дело не в квартире, а в том, что ему тут так щедро дарят. То, чего никогда не было: поддержки, тепла, любви, а главное – принятия.       – Ох, вы все держите в чистоте, даже обувь по полочкам, – одобрительно хлопает в ладоши госпожа Ким, сразу же отправляясь с проверкой на кухню.       – Да, Тэхен чистюля, – бросает Хо вдогонку, расставляя обувь по местам.       Ли доносит тяжелые сумки, ловя на себе взгляд полный одобрения.       – Тэ хвалил твою стряпню, теперь вижу, что не обманул. Хозяйственный. Моему мальчику очень повезло. Он умный, красивый и талантливый, но не в готовке, – смеется женщина, начиная разбирать привезенные с собой подарки.       – Ох, он пару раз порезался при мне просто очищая яблоко специальным прибором. С тех пор это делаю я, – понимающе кивает Минхо, принимаясь помогать.       Женщина любезно заваривает привезенный мятный чай с лимоном и за подогретыми в духовке домашними пирожками рассказывает о забавных детских проделках своего сына. Несмотря на улыбку, в груди Минхо зияет бесконечная дыра. Его родители никогда не будут так рассказывать о нем, для них он сплошное разочарование, пустое место. Для них он чужой. Его никогда не любили так беззаветно, не отдавали последние деньги для того, чтобы он чувствовал себя лучше, оберегая от злых детей вокруг, от злых людей повсюду. Сердце трепещет от чувства безмерного уважения к женщине.       Дверь в коридоре хлопает, и госпожа Ли подрывается с места немедля.       – Мама!       Голос Тэхена… Надрывный, счастливый, полный утоленной тоски и любви. Минхо неуверенно выглядывает из-за угла, наблюдая за трогательной сценой. Ему до влажных дрожащих ресниц больно понимать, что он больше никогда так не сможет обнять мать, что она сама никогда не будет разглядывать его с таким неприкрытым обожанием.       – Твой Минхо такой молодец, я впервые за много лет вижу у тебя щечки, – сюсюкает женщина, тиская Тэ за щеки, будто маленького ребенка. А тот только широкую улыбку давит, наслаждается.       – Я говорил Хо, что мне нужно худеть, но он так вкусно готовит, – хнычет по-детски Ким, встречаясь взглядом с невольным зрителем этих нежностей.       – Никаких диет, я привезла пирожков, – шлепнув сына напоследок по разрумяненным щекам, женщина решительно двигается в сторону кухни.       – Ужасно вкусные пирожки, к слову, – с мягкой улыбкой подмечает Хо, получая такие же одобрительные похлопывания теплых ладоней по щекам.       – Я научу тебя их готовить, если захочешь!       – Конечно, – смущенно соглашается парень, не привыкший к такому отношению со стороны старших. Госпожа Ким спешит заварить чай уставшему сыну, пока тот заглядывает во влажные глаза.       – Все в порядке?       – Нет, – шепчет честно Минхо, – но это все моя голова, не переживай. Твоя мама чудесная.       – Ты ей очень нравишься, – делится едва слышно своими наблюдениями Тэхен.       – Садитесь, мальчики, у меня столько смущающих историй про маленького Тэ. Я просто обязана кому-то их рассказать, опозорив свое взрослое и независимое дитя, – задорно смеется женщина.       – Ну мам!       – Не мамкай. Скажи ему, Минхо! Твоя мама, должно быть, тоже так делает…       – Мам…       – Все в порядке, – успокаивает встревоженного парня Ли, – мои родители… не общаются со мной уже давно, – и тянет ломаную линию улыбки.       – Ох, как же так? – на лице женщины тут же отражается все смятение и сожаление.       – Не все родители так благосклонны к таким отношениям, как…       – Какая глупость, – вспыхивает праведным гневом женщина, – не видеть своего ребенка, не любить его за то, какой он есть! Твои родители еще пожалеют о том, какой выбор сделали.       – Может быть, – вздыхает Минхо, упираясь слезящимися глазами в пустую чашку чая. Из забытья его вырывают горячие, мягкие объятия.       – Они точно пожалеют, – госпожа Ким заботливо гладит его по волосам, целует в макушку и шепчет так проникновенно, что хочется верить. – А ты не жалей ни о чем. Родителей нельзя заменить, но… дай людям понять тебя и принять. Ты достоин самой большой любви, поверь, – женщина целует его в лоб, поглаживая по влажным щекам. Минхо улыбается в ответ, разрываясь изнутри.

__________

      Все так чертовски изменилось.       Тэхен подумать не мог, что будет отгонять маленькую принцессу Суджин от кота.       Феликс лежит под боком утомленного игрой в «самолетик» Хенджина, получая все же любовные поглаживания по плечу. Тем временем Чимин с Юнги сопровождают Дахен в магазине. Сегодня у них с Юнги годовщина свадьбы, поэтому заботливые няни убрали с родителей все обязанности.       – Боже, Суджин, ты только недавно первые шаги сделала, а уже встреваешь в неприятности. Ты точно не дочь своего пассивного папаши, – ноет Тэ, поднимая девочку на уже уставшие ее таскать руки, подальше от предупредительно шипящего и повиливающего хвостом кота.       – Смена караула, – появляется в дверном проеме Минхо, выпуская оскорбленное наглыми посягательствами животное из комнаты и сразу же утягивая ребенка с чужих рук. – Отдохни, я пока ее покормлю, – шепчет Ли и целует Тэхена коротко в лоб, прежде чем скрыться на кухне.       Ким благодарно улыбается вслед и рушится бесформенной тушей на детский пуф. Ликс, наблюдавший за этим, смеется басисто. Тэхен сначала ловит его взгляд, а затем вторит тем же глубоким смехом. Суджин, как дочь полка, чувствует зарождающееся за стеной веселье и начинает громко хныкать. Как же так. Веселье?! И без нее?!       – Ну нет, – тянет Хенджин убито, уже собираясь подняться и пойти на помощь своему верному товарищу. Ликс его останавливает поцелуем в переносицу.       – Лежи, я справлюсь.       Тэ смотрит то на потягивающегося Феликса, то на неловко подобравшегося напротив Хенджина, и снова на Ликса. Они с Хваном, с того самого злополучного дня, не оставались наедине. Но Ли ободряюще тянет улыбку на веснушчатом лице и кивает, внушая уверенность в своего бывшего соперника.       В комнате повисает тишина, нарушаемая только заливистым детским смехом спустя всего минуту. Ким прокашливается, поднимая с пола игрушку и начиная вертеть ее в руках, дабы отвлечься от неловкости.       – У Ликса, на удивление, хорошо получается справляться с крошкой, – начинает Ким, но Хенджин кривится в плохо скрываемом недовольстве.       – Он не психопат какой-то, почему у него должно выходить плохо.       – Слушай, я не это имел в виду. Даже Юнги не всегда с ней справляется, – пытается оправдаться Тэ, но в глаза не смотрит собеседнику, потому что сам понимает, что именно болезненный нрав Ли и имел в виду изначально.       Снова между ними виснет тишина, которая, кажется, надоедает Хенджину. Он первым поднимается и уходит на кухню, заставляя Тэ одиноко сидеть на детском пуфике и копаться в себе. Он, почему-то, чувствует себя ужасно чужим. Снова каким-то одиноким. Пока чужая лохматая блондинистая голова не ложится ему на колени. И сразу с его плеч будто бы исчезает лишний груз.       – Устал?       Минхо в ответ угукает и с удовольствием подставляется под движения длинных пальцев массирующие загривок.       – Мы еще наплачемся с этой девчонкой, а потом будем отпаивать Юнги сердечными каплями и помогать отгонять ухажеров, – смеется по доброму Тэ, но тут же искра в глазах затухает под дрожащим движением ресниц, – если будем еще вместе к тому времени.       Минхо вздыхает громко, давая понять, что не хочет снова поднимать эту тему. Но Ким не может не думать. Не может не сравнивать их построенные на разуме и комфорте отношения с бешеной зависимостью Хенджина и Феликса, яркой химией и мягкой любовью Юнги и Дахен, еще юношеской любовью Джисона и Дженни, да даже банальной бытовухой своих знакомых. Во всем этом, казалось, был огонь. Одна общая константа, которая отсутствует в их конкретном уравнении.       Тэ натягивает дежурную улыбку, когда в комнату возвращаются все остальные. Суджин заскучать не дает, не оставляя лишнего времени для дурацких мыслей.       К вечеру девочку забирает мама Дахен, и, наконец, они могут отдохнуть «по-взрослому». Что в их возрасте означает обсуждать проблемы на работе, в бизнесе и дома под бокал вина и хороший ужин, который был заказан из нормального ресторана. Никому не пришлось готовить, все довольны.       Тэхен уже давно не курит, но иногда по привычке уходит на балкон, чтобы проветриться и привести мысли в порядок. Он любит людей, особенно некоторых из тех, что сидят сейчас на просторной кухне, но, кажется, их слишком много для него одного. Балконная дверь позади скрипит, на плечи Тэ заботливо ложится плед. Ким хочет поблагодарить спутника за заботу, но тут же осекается, встречаясь взглядом с Хенджином.       – Ликс послал меня сюда, – поясняет Хван, опираясь спиной о стену позади себя и разглядывая только начавшее темнеть небо, – сказал, что хватит пялиться на тебя неловкими взглядами.       Ким усмехается внимательности Феликса и восхищается решительностью. На его месте Тэ вообще держал бы Хенджина подальше от себя. Но Феликс по какой-то причине верит в них.       – Ты никогда не жалел? Ну, о том, что выбрал тогда не меня… Ни одной секунды?       – Нет, – без промедления отметает все вероятности Хван, в сожалении поджимая свои симпатичные губы. Тэхену кажется, что он помнит их тепло и мягкость. Разбитое сердце тяжело забыть.       – Чем же я так плох, – усмехается Тэ, зябко подергивая плечами.       – Ты читал «Маленького принца»?       – Конечно, – почти что возмущенно отвечает Ким, улавливая насмешку в сканирующих его глазах.       – Цветы были все хороши, помнишь? Я тебя не любил, может, был благодарен и ослеплен покоем и комфортом. Ты прекрасный цветок, Тэ. Но за тебя мне не хочется умереть, – пересказывает известное произведение Хенджин, с грустью смотря, как на красивом лице напротив заново отпечатывается знакомая боль. – Ты можешь покрутить у виска, как сделали бы многие. Но Феликс мне дороже всех. Я ломал его, я чинил его, ломался сам и собирался вместе с ним и для него. Я его защищал, оберегал, спасал. Я любил его, даже когда он ненавидел. Он мой.       Сердце Тэхена, кажется, дает трещину. Он молчит, переваривая заново давно забытое, казалось, ощущение. Ведь Хенджин тянулся к его теплу, грелся в нем. Касался, обнимал, спал под одним одеялом, улыбался ему. Плакал в его руках от того, как сложно выдерживать свою любовь. Но так просто говорит, что за него не хочется умереть. А Тэхен, если не умереть, так что угодно отдать готов был, лишь бы Джинни его любил так же, как Феликса. Беззаветно, удушающе, навсегда.       И надо бы уже было отпустить, но до сих пор больно от сотни растраченных объятий.       – Ты все еще влюблен в меня, Тэ?       Киму нужно полминуты, чтобы осознать вопрос и тут же встрепенуться в отрицании.       – Нет, конечно!       Он и вправду не влюблен. Наверное, и не был. Привязанность. Симпатия. Жалость. Желание помочь и спасти. Желание быть до тревожного болезненно любимым. Не любовь.       – Хорошо, – плечи Хенджина опускаются в ощутимом облегчении, – потому что мне кажется, что Минхо может стать твоим.       – Нет. Мы на вас совсем не похожи.       – А ты хотел бы?       – Чувств?       – У тебя нет чувств к Минхо?       Вопрос застигает Тэхена врасплох. Конечно, чувства есть! Он ценит Минхо за то, с какой заботой тот относится к нему и их отношениям. За решительность, за веру в него, за понимание. Между ними есть страсть. О младшем хочется заботиться, его хочется сделать счастливее. Чувства, конечно, есть. Но ведь это не любовь.       – Конечно, есть.       – Тогда зачем тебе то, что у нас? Слушай, Тэ… Минхо… В общем, если ты не уверен в том, что между вами, то прекрати это, пока не поздно… Остановись первым. Вы друг друга уничтожите своими сомнениями.       Хван не дает шанса ответить, машет через стекло взволнованно то и дело подглядывающему Феликсу и уходит. Тэхен злится. Перемалывает в черепной коробке все то, что ему высказать не дали. Хенджин? Это говорит ему Хенджин? Человек, что до сих пор держится за недавно сросшуюся конечность, ловя фантомное чувство боли? И это он говорит про уничтожение? Тэхен злится. Злится и думает. Долго пытается привести мысли в порядок, пока сердитый Минхо не утаскивает его домой, ругая за то, что тот слишком прохладно одет для балкона.       Они все собираются по домам, Ли все еще дуется на старшего за безалаберное отношение к здоровью, заставляя друзей посмеиваться над ними.       До дома едут в тишине. Минхо будто бы понимает, что Киму нужно время, а потому терпеливо листает ленту новостей и решает рабочие вопросы. Дома они обмениваются лишь парой фраз, решая, кто первый пойдет в душ.       Когда Хо возвращается, то застает Тэхена на полу, перебирающего тоскливо какую-то коробку. Только подойдя ближе, Минхо может разглядеть, что это фото, на которых кроличьей улыбкой сияет знакомое лицо. Хо остро ощущает боль, пронизывающую Тэхена от макушки до пят, даже если тот почти не плачет. Ли садится рядом, не задавая лишних вопросов. Он об этой коробке узнал недавно, когда убирался от скуки. Глупые самодельные валентинки, упаковки от конфет, засушенный цветок, девичьи заколки, мягкая игрушка, полустертые рисунки и десятки фото. Это гноящаяся рана, боль в ее концентрации. И Тэхен эту боль лелеет, Тэхен эту боль боится потерять.       – Их, наверное, надо выбросить? – голос старшего дрожит, прямо как и пальцы, стискивающие уголки затертого полароида.       – Зачем?       – Неправильно ведь сидеть так, когда ты в соседней комнате. Продолжать… его.       Намеренно упускает слово, которое причиняет только боль. Разве должно быть так?       – Эй, – шепчет Ли, забирая фото из одеревеневшей хватки, и притягивает Тэхена мягко в свои объятия, ощущая плечом первые соленые капли, – тише, тише.       – Давай, – задыхается ему в грудь, – давай закончим все это? Я… неправильно. Я, – просит одного, а делает другое, жмется крепче, дрожит.       Минхо нечего ответить тому израненному ребенку, что прячется так тщательно за заботливым и теплым хеном, страстным и открытым, быстро привыкающим и легко отпускающим своих людей. Минхо выбор сделал и хочет, чтобы Тэхен свой принял тоже. Хо покачивает старшего в своих объятиях, пока тот не перестает всхлипывать, цепляясь за края домашней пижамы.       – Тэ, – Минхо ладонями обхватывает чужие влажные щеки, заботливо стирая дорожки горьких слез, – не нужно ничего выбрасывать. Он достоин, чтобы его помнили, чтобы его любили… Даже если ты двигаешься дальше…       – Не могу сдвинуться с мертвой точки. И это нечестно по отношению к тебе, – голос хриплый срывается, Ким сглатывает подступающий к горлу ком. – Боюсь, что никогда не смогу тебя полюбить так же, – шмыгает Ким и рукавом джемпера промокает покрасневший нос.       – И не надо так же, Тэ, – по-детски журит Минхо своего хена, заправляя тому мокрые от слез пряди волос за ухо. – Сломанная однажды конечность может срастись, но она никогда не станет здоровой. Понимаешь?       Минхо все это знает. Знает, что они вдвоем искалеченные дети, которые не станут прежними. Он бы рад встретить того Тэхена, у которого еще не вырвали сердце из груди, любящего так искренне, словно дышит. Он бы хотел не влюбляться в Джисона, не наносить себе раны всеми теми неверными решениями, что принимал в жизни. Но тех Минхо и Тэхена больше не существует. И они оба наивно тешили себя мыслью, что они однажды вернутся. Но это не так. Ли принял этот факт, когда решил свою любовь трепетно сберечь в памяти, но больше не цепляться, не задыхаться в ней. Когда решил двигаться дальше.       Как раньше уже не будет. Но может быть хоть как-то. Они же могут позволить себе хотя бы каплю надежды на что-то похожее… что-то похожее на счастье.       – За меня не хочется умереть, – усмехается как-то горько Тэхен, вспоминая слова Хенджина. – Так Джинни сказал сегодня.       – Боже, кто о чем, а голодный о еде, – причитает Хо, закатывая глаза. – С чего ты взял, что это показатель любви? – Ким неуверенно жмет плечами. Сам не знает. – Да, у нас не будет, как у них, Тэ. Но мне это и не нужно. Я не хочу терять тебя, чтобы возвращать. Ломать, чтобы собирать заново. Я не хочу умирать за тебя, но жить для тебя и с тобой хочу! Я тебя беречь хочу, заботиться…       У Тэ губы дрожат от непрошеных слез, которыми он давится. Мокрые реснички дрожат так трепетно, как крылья бабочки. – А ты вот опять из-за меня плачешь…       Ким протестующе мычит и трет без того красные глаза, чтобы не зареветь всерьез.       – Мне так страшно, что это не навсегда. Это пройдет, как проходит все вокруг. И мне придется отпустить тебя, оторвать от себя с мясом. Однажды ты поймешь, что я красивый, пустой цветок. Не твоя роза…       Минхо искренне начинает смеяться с этой драматической чуши, которой место на страницах романа для подростков, а не на устах взрослого мужчины. Но именно за это Тэ ему и нравится. Приходится мириться.       – Что смешного? – обижено дует губы Тэ, тут же получая утешительный поцелуй.       – Ничего. Послушай, Тэ, – Минхо смотрит ему в глаза, пытаясь дать понять, насколько он сейчас откровенен. – Я бы хотел поклясться, что это навсегда. Но мы взрослые люди, я не хочу лгать или давать обещаний, над которыми не властен. Я не могу показать тебе всего себя, потому что давно все растратил на других. Я не был осмотрителен. Может, я никогда не сниму до конца свою маску, но я обнажился перед тобой так, как не перед кем. И, может, твоя любовь к нему, – Минхо даже не смотрит в сторону чужих воспоминаний, знает, что Тэ и так понимает, о ком речь, – будет причинять мне боль. Может, даже мне будет тяжело ее переносить. И ты будешь винить себя, что не можешь дать то, чего я, по твоему мнению, заслуживаю, но, Тэ… Я все еще хочу тебя… Я выбираю тебя.       Тэхен поджимает губы и глаза отводит в сторону, но Минхо ловит его нежно за подбородок, возвращая внимание на себя.       – Я просто хочу, чтобы мы любили друг друга так, как можем, и сколько можем. Этого будет достаточно. Любого срока будет достаточно.       Тэхен касается своим лбом чужого, согласно мыча, нежно трется кончиком носа о чужой и ощущает тепло.       Любить настолько, насколько способен. Так долго, как получится. И оба испытывают что-то. Что-то с фальшивым названием. Что-то изуродованное и недоступное. Полученное сквозь фантомные боли после множественных переломов.       Что-то смутно напоминающее покой.