Созвездия его веснушек

      — Нет, не дергайся. Линия получится неровной! Стой, — детский шепот нарушает комфортную тишину комнаты, возня под пуховым одеялом, которое не без усилий было закреплено на двух стульях и изножье кровати, усилилась. — Хватит смеяться, Феликс, я хочу сделать все красиво, — бубнит юноша себе под нос, раздувая и без того пухлые порозовевшие щеки. — В конце концов, если ручка не смоется…       — Что?! — глаза мальчишки помладше расширяются в немой панике, он тянется рукой к своим щекам, но его вовремя перехватывают.       — Не смажь! Шучу я, все сотрется, успокойся, — Феликс все же порывается выползти из укрытия, чтобы срочно смыть «следы преступления», но соучастник оказывается быстрее и сильнее, поэтому мальчишка валится обратно на постеленное на пол одеяло и ворох подушек. В глазах его блестят подступившие слезы, а на веснушчатых щеках красуется рисунок большой медведицы. — Что, если не сотрется? Мама… Она будет ругаться, Хенджин…       — Да не будет, плакса. Эй… — с тяжелым вздохом брюнет слюнявит большой палец и, не обращая внимания на протестующего младшего, начинает с силой растирать и без того красные щеки подопытного. — Вот и все, только не реви, — Хван весело усмехается, глядя на скривившееся лицо брата.       — Фу, Джинни, зачем ты оставил на мне свои слюни?       Ли длинным рукавом свитера стирает липкую влагу со своих щек, в ответ на что Хенджин лишь блаженно откидывается на спину, проверяя телефон на наличие новых сообщений. Джисон обещал скинуть ему домашку и сайт, на котором можно скачать пиратку новой игры про Человека-паука. Но Хан, кажется, до сих пор гуляет со старшаками со своего района. Иногда Хенджин завидует ему и хочет тоже шататься допоздна с друзьями, но его отец — человек военной закалки, поэтому позволить себе такую вольность юноша может только в своих фантазиях. Джинни тяжело вздыхает. То ли от обиды, то ли от того, что в их импровизированном укрытии не хватает вентиляции.       — Чего страдаешь? Джисон опять гуляет с дружками Минхо, а тебя не зовут?       Феликс буквально падает на подушки рядом с братом, гнездясь на них до тех пор, пока стул, на котором держалась вся хрупкая конструкция, жалобно не скрипнул. Оба парня испуганно вскидывают головы. Поняв, что все в порядке, ровно спустя секунду напряженного молчания прыскают смехом и толкают друг друга, пристраиваясь ближе, чтобы сквозняк, опасно скользящий по полу, не казался таким уж устрашающим.       — Слушай, — возню прерывает Феликс, поворачиваясь на бок и обращаясь к брату, который снова всеми мыслями в телефоне. — Эй, — мальчишка щиплет игнорщика, на что тот лишь оборачивается, возмущаясь. — Я с тобой секретом поделиться хочу, вообще-то, — шипит Ликс немного обиженно, но вопреки своей недовольной интонации, лишь крепче впивается пальцами в растянутые рукава свитера. Было видно, что он нервничает от чего-то. Очаровательно. Хенджин мягко улыбается своим мыслям, откладывая телефон в сторону.       — Прости, прости, Ликси. Я весь во внимании. Что за секрет?       — Я…       Юноша запинается и отводит взгляд от любопытных карих глаз напротив. Феликс нервно кусает губу, думая, что зря затеял этот разговор. Вообще-то ему немного неловко. Нет. В любой другой ситуации он с радостью поделился бы с братом, но здесь… Собственная реакция заставляет парня чувствовать себя немного необычно, как-то по-дурацки. Мальчикам же должно нравиться такое, а ему… Поток переменчивых мыслей упорядочивает ладонь брата, в доверительном жесте сминающая его собственную. Руки Хенджина такие большие и… горячие. Почему-то становится спокойнее.       — Эй, все нормально. Я никому не расскажу, — шепчет Джинни совсем тихо, успокаивающе.       — Да нет, просто… Сегодня за школой, — Ли вновь не выдерживает заинтересованного взгляда брата и, закрыв глаза, выпаливает на одном дыхании, — я целовался с Джису! — на несколько секунд между мальчишками воцаряется тишина, нарушаемая лишь их размеренным дыханием. Вдруг Феликс ощутил, как тело рядом с ним начинает содрогаться. Он удивленно окидывает взглядом Хвана, когда тот уже вслух начинает смеяться. — Эй! — мальчишка бьет хохочущего брата по плечам, но тому хоть бы что, продолжает заливисто смеяться. Ликс оскорбленно вздергивает острый подбородок и собирается выбраться из их «шалаша», но Хенджин снова не дает ему этого сделать, повалив за шиворот обратно на мягкий немного прохладный пол.       — Прости, прости, я, — Хенджин задыхается, пытаясь остановить непроизвольный смех, — просто твое лицо… ты, — парень снова на секунду останавливается, пытаясь вдохнуть поглубже и остановить приступ, — я думал, что ты кого-то с лестницы столкнул. Столько трагедии из-за простого поцелуя! — младший возмущенно хватает воздух ртом, думая, что вообще ничего больше не расскажет брату, но вдруг взгляд напротив становится таким мягким и понимающим, что заставляет его мыслить уже не так радикально. Может, когда-нибудь он расскажет ему что-то… — Ну, и как тебе?       Вопрос застает врасплох, ведь в этом и кроется вся загвоздка. Все в классе давно знали о чувствах Джису к местному милашке-отличнику, поэтому одноклассники раз за разом подталкивали стеснительного друга к более серьезным действиям. Но вообще-то Феликс не был таким уж стеснительным, просто его не интересовало это. Чем бы то ни было: просто поцелуи или отношения. О каких отношениях можно говорить в без пары месяцев двенадцать лет? Это смешно. Ликсу пока хотелось учиться, играть с братом в приставку, ездить с ним на выходных в парк на неудобном багажнике общего велосипеда и вообще… Девчонки в его плотное расписание не вписывались. Но насмешки одноклассников и их бесконечные рассказы о достижениях на любовном поприще, которые, он уверен, в большинстве своем были бравадой и выдумками, больно кололи юношеское самолюбие.       — В том-то и дело… Мне… мне совсем не понравилось, — бубнит себе под нос мальчишка, подбирая колени к груди и кладя на них подбородок.       — Эй, Ликс, все нормально. Здесь нет ничего страшного, — шепчет Хенджин, успокаивающе поглаживая спину поникшего брата.       — Правда? Но парни в классе, Джисон… Они…       — Эй, это нормально… Вы с Джису просто… просто еще не умеете этого делать, — юноша пытался подобрать правильные слова, чтобы все объяснить. Хотелось поддержать парня, пока он сам себя не загнобил. Вообще, Феликсу был свойственен комплекс отличника, поэтому небольшая первая неудача заставила его сомневаться в себе. Этого нельзя было допустить.       — А ты…       — Да, я целовался. И не один раз, мы с Джисоном… Я же иногда ночую у него, когда вы с мамой уезжаете к бабушке, — Феликс согласно кивает, поднимая взгляд на старшего товарища, словно Джинни сейчас должен был своими руками открыть ему дорогу в мир каких-то непостижимых, взрослых тайн. — В общем, мы тогда гуляем с Минхо и его этой компанией. И там много старших девчонок, вот и…       — Ого! Почему ты не рассказывал мне? Тебе тоже в первый раз не понравилось? Может, и меня кто-нибудь научит?       Феликс оживляется, набрасывается на Хенджина с насущными вопросами, причем делает это не только метафорически, но и физически, подбираясь все ближе к чужому лицу, оттесняя скрюченное тело к стене. Хенджин останавливает его, уперевшись в плечи ладонями, но не отталкивает, не убирает рук, лишь просит быть тише и не напирать так. Сущее дитя. Хван снисходительно улыбается. Порой кажется, что он старше Феликса не на несколько месяцев, а на годы.       Он был таким высоким, красивым и уверенным в себе, на зависть всех вокруг. А себя Феликс видел несуразным цыплёнком рядом с прекрасным лебедем. Это часто подмечали и вслух, когда узнавали о родстве парней. Только родства никакого и не было. Мать Феликса вышла замуж за отца Хенджина. У них ведь даже фамилии остались разными.       По правде говоря, братьями они так и не стали, но для Феликса новоприобретённый член семьи стал кем-то более значимым. Хенджин стал опорой, самым близким и понимающим человеком, тем, с кем можно поделиться любой проблемой или секретом. Кто защитит от задир в школе, осадит придирающегося классного руководителя или успокоит своими объятиями, когда на душе становится совсем уж погано. Ликс хотел бы думать, что стал кем-то подобным для Хенджина, но, несмотря на его готовность, старший брат не торопился секретничать или переваливать ответственность на младшего. А вот Хвану до безобразия, до какого-то ненормального трепета нравилось ощущать на себе по-щенячьему восторженный и обожающий взгляд Феликса. В этом он нашел особое удовольствие, потому и продолжал играть роль всесильного «взрослого». Вот и сейчас… Этот взгляд мелкого, поблескивающий в тусклом свете фонарика, единственным источником света в их «укрытии», был таким… таким, что заставляет Хенджина хотеть облизнуться, как довольный, сытый котяра.       — Не рассказывал, потому что нечем тут хвалиться. В этом нет ничего особенного, — Феликс готов поспорить со своим братом, ведь все его друзья утверждали обратное. — Нет. Это просто обмен слюнями, но, по правде говоря, мне повезло чуть больше тебя. Дахён старше и опытнее в этом вопросе, поэтому это скорее ей не понравилось, — усмехается Джинни, смотря на то, как искренне меняются эмоции на лице мелкого. Его можно читать как открытую книгу, не прилагая усилий. Однако на вопрос или же, правильнее сказать, просьбу о том, чтобы найти малому «репетитора по поцелуям», старший предпочитает игнорировать. Почему-то не хочется, чтобы кто-то из тех девчонок учил Феликса чему-то там.       Хотя, несмотря на отрицание, где-то в глубине души Хван знал причину этого нежелания. Что будет, когда Феликс — его маленький Ликси — начнет смотреть на кого-то так же? С таким же обожанием и восхищением. Когда кто-то выйдет для него на первый план и закроет собой Хенджина? Когда ему придется отойти в сторону за ненадобностью… Эта мысль жалила точно в сердце. Нет. Если можно оттянуть этот момент, то парень с удовольствием это сделает.       — Вау, — восторженно улыбается Феликс, переминаясь на собственных коленях, как котенок, — с девчонкой постарше… Я уверен, что ей все понравилось, ты же крутой!       Хенджин как-то грустно усмехается, признавая свое поражение перед картиной напротив него, а на подкорке уже давно зудит нездоровая мысль, которую парень отгоняет от себя, словно назойливую муху. Она заставляет его сгорать от стыда и одновременно чувствовать какое-то садистское удовольствие. Это похоже на иррациональное желание сжать что-то маленькое и милое в своей ладони, придушить, потому что ты просто не можешь справиться со всем тем потоком чувств, который обуревает тебя. Хвану хочется прижать Феликса к себе покрепче, до хруста костей. Сделать так, чтобы мальчишка нуждался в нем. Всегда. Эта мысль затуманивает рассудок, становится как-то мало воздуха вокруг, но Хенджин не бежит от этого ощущения, как обычно. Оно одолевает его уже долгое время, сопротивляться этому желанию становится трудозатратным процессом. Почти мучительным.       — Слушай, Феликс, это всего лишь поцелуй, я же сказал, что это не важ…       — Легко говорить, когда уже делал такое и не раз, — с какой-то немного злой иронией парирует мальчишка и хочет отстраниться, потому что его колени уже болят. — Я бы тоже хотел…       — Я могу научить тебя, хочешь?       В воздухе в который раз нависает тишина, но теперь она становится такой густой, почти что осязаемой. Их дыхание будто бы чаще и тяжелее. В ушах Хенджина отдается собственное заполошное сердцебиение. Предложение сорвалось с языка раньше, чем парень мог обдумать последствия, а теперь ему немного страшно… Не от того, что он может разочаровать или напугать Феликса, нет. Мелкий будет думать, что все в порядке, что в этом нет ничего необычного до тех пор, пока его идеальный во всем Джинни будет уверен в этом. Но иррационально страшно, что он согласится. Что будет дальше? Потому что, кажется, такое было в библии… Если попробовать запретный плод единожды… Или это было не в библии? Вообще-то, ему все равно.       Ли издает нервный смешок, прежде чем сказать, что оценил шутку, но Хенджин уже не отступится. Он четко ощущает фантомный сладкий, манящий запах своего порочного желания. Теперь так хочется откусить кусочек побольше, распробовать на вкус.       — У меня же есть опыт, ты же этого хотел? И я… я же твой брат, не будет никакой неловкости, — в противовес своим же словам юноша громко сглатывает, пытаясь звучать более уверенно, внушить и самому себе тоже, что то, что происходит, совершенно нормально. Отец же говорил, что в их с Феликсом возрасте начинается все самое интересное: новые ощущения, желания, интересы… Это всего лишь любопытство, исследование новых территорий. Так?       — П-правда? Ничего, если мы…       Феликс выглядит неуверенным и снова переминается на затекших коленях, когда старший тянет его за запястья к себе, но аккуратно, лишь предлагая что-то, что еще не озвучил. Но это слышно в их общем тяжелом дыхании и влаге, оседающей на коже. Хван меняет их местами, сажая Феликса в кучу мягких подушек, а сам устраивается на своих коленях напротив, ощущая, как жар собственной кожи контрастирует со сквозняком, шныряющим по полу, словно неуловимый ниндзя. Хенджин усмехается беззаботно, убирая прядь волос Феликса за ухо, мягко, почти невесомо скользнув следом по шее, заставляя мальчишку вздрогнуть.       — Отомри, Ликси. Ничего такого, просто обмен слюной, — он снова смеется, ощущая, что его речь становится более уверенной, потому что сейчас он будто бы и не видит никаких подводных камней, глядя в блестящие в нерешительности и смущении глаза младшего. Он продолжает мягко давить, сокращая дистанцию между их лицами и не отводя глаз, будто заклинатель змей, — мы делали это тысячу раз. Одна чашка на двоих, одна бутылка воды… Все нормально, если не придавать этому какого-то особенного значения. Я всего лишь научу тебя и все… Хорошо?       Брюнет буквально может слышать, как трескается под его напором неуверенность Феликса. Хенджин ведь знает, о чем говорит, он ведь вообще все знает лучше глупого малыша Ликси. Хотя вообще-то он ни черта не знает, что творит, но это ощущается так приятно, так… необычно.       — Что… что мне делать? — неуверенно спрашивает Ли, расслабляя плечи, в которые вжимал свою шею до этого, словно бы черепашка, пытающаяся спрятаться в панцирь. Хван касается его маленьких рук, сжимающих подушки под собой, он скользит немного вверх, успокаивающе поглаживает косточку запястья и ощущает, как мальчишка немного расслабляется.       — Закрой глаза, — шепчет Хенджин. Он хочет сказать, чтобы Феликс представил на его месте кого-то, кто ему очень нравится, но эта мысль больно ударяет по самолюбию. Заставляет иррационально ревновать. Нет, пусть этот маленький солнечный комочек чувствует его, думает о нем. Пусть этот трепетный момент будет ассоциироваться у мелкого только с братом. И даже в его голове это звучит чертовски неправильно, — просто сосредоточься на ощущениях и… пытайся повторять за мной.       Выражение лица у Феликса было таким серьезным, словно это последняя лекция перед выпускным экзаменом, от которого будет зависеть все его будущее. Он решительно зажмуривает глаза, заставляя Хвана слегка усмехнуться. Если бы воздух между ними был менее разряжен, то, может, парень и вовсе вслух расхохотался бы. Но, вообще-то, им тут не до шуток, в особенности Феликсу, который ощущает чужое горячее дыхание на своей щеке и вздрагивает.       — Боже, мелкий, дыши, а то ты сейчас взорвешься, — вновь тихо посмеивается Хенджин, кладя свою уже немного влажную ладонь на шею мальчишки, слегка массируя и расслабляя ее. Его насмешка заставляет Феликса отвлечься от напряженного мыслительного процесса, распахнуть глаза и с напускной злостью ударить брата в плечо. Все будто бы на секунду встало на свои места, на ту часть пути, где еще можно свернуть назад. Сказать, что все это глупая шутка, и вернуться проверять личные сообщения. Выслушать ругательства мелкого, а потом проползти к нему под одеяло ночью и уснуть вместе, словно все в порядке. Это все еще можно сделать, но Хван пользуется этой возможностью по-своему.       Хенджин резко притягивает к себе за шею Феликса, не ожидавшего такого напора, грозясь столкнуться друг с другом зубами, а то и выбить друг другу парочку, чтобы потом объяснять все родителям. Но Хенджин останавливается всего в сантиметрах от губ Ли, который от неожиданности упирается своими маленькими, детскими ладошками в его грудь. Но не дав ему опомниться от небольшого шока, Хван сокращает оставшееся расстояние и касается своими губами чужих. Они немного суховаты, наверное, обветренные, шершавые, потому что у Ликса дурацкая привычка грызть кожу на них, но все же такие… такие, что нет слов, чтобы описать. Да и зачем слова, ведь никому не хочется рассказывать об этом, хочется сохранить как самое ценное и яркое в самой глубине сердца.       Пальцы Феликса нерешительно сжимают ткань чужой футболки, в ушах у обоих стоит лишь стук собственного сердца, ведь они, кажется, даже дышать забыли. Мальчик неловко смотрит во все еще открытые глаза Хвана и чувствует под сжатыми в кулаки ладонями стук чужого сердца, которое бьется так же бешено, как его собственное, словно бьются синхронно. Сдерживая нервную ухмылку, он на пробу двигает губами, приоткрывая их на длинном горячем выдохе. Для Хенджина это послужило спусковым крючком, негласным разрешением к действию. Он наконец-то прикрывает свои глаза. Феликс замечает, как его длинные ресницы подрагивают, и чувствует, как у самого сердца что-то сжимается непрошенной нежностью. Мальчик следует примеру и также закрывает глаза, но стоит это сделать — ощущения от неловкого переминания чужих, до безумия мягких губ начинают отзываться легким покалыванием во всем теле. Губы Хенджина мягкие, как суфле, и такие же сладкие, с привкусом ненавязчивой ванильной гигиенички. Их хочется укусить, и Феликс поддается своему желанию: слегка прикусить нижнюю губу брюнета, заставляя того удивленно выдохнуть немного вопросительное «вау». В ответ на свою смелую выходку Ликс чувствует чужой язык на своих губах, что порождает навязчивое, странное и, ему кажется, извращенное желание попробовать его на вкус. Феликс, опасливо следуя ощущениям, боясь ошибиться, приоткрывает свой рот и дает Хенджину полный доступ к возможностям обучения. Джинни довольно растягивает губы в ухмылке, тут же проникая в чужой рот.       На вкус Феликс как сладкая газировка с привкусом химозного апельсина, которую они пили после ужина. Кажется, здоровье Хенджина вскоре будет подорвано, потому что теперь он этот злосчастный лимонад готов литрами пить, просто чтобы ощутить этот вкус вновь.       Их поцелуй такой же немного неловкий и мокрый, как и был сегодня за школой, но ощущения другие. Феликс лишний раз боится вздохнуть, потому что этим может все остановить, прекратить и это… пугает? Почему ему так приятно ощущать эти мягкие губы на своих, длинные пальцы, путающиеся в волосах и массирующие затылок, заставляющие податься вперед или немного отстраниться, чтобы что-то шепнуть в самые губы, глотнуть воздуха и снова припасть друг к другу?       Парни сами не замечают, как валятся на пол. Феликс давно не сжимает чужую футболку и теперь обнимает Хенджина за шею, пытаясь притянуть ближе, врасти друг в друга, не дать отстраниться. Так приятно. Брюнет отстраняется, оглядывая тяжело дышащего Феликса под собой — глаза все еще плотно зажмурены, губы алеют и поблескивают от влаги.       — Открой глаза, — с некой мольбой обращается к нему Хван. Ликс слушается сразу же, впиваясь в него своим восторженным взглядом. На щеках красиво пляшут дрожащие тени густых ресниц. — Тебе нравится? — Джинни необходимо услышать это. По разморенному в удовольствии лицу парня и так все понятно, но ему нужно услышать все своими собственными ушами. — Так… нравится? Или мне остановиться?       Откровенная гадкая манипуляция. Он не остановится, наверное, даже если Феликс попросит его это сделать. Жестоко и неправильно… наверное. Ликси как-то испуганно мотает головой из стороны в сторону.       — Нет, не останавливайся. Мне нравится, — шепчет он на грани слышимости, — мне очень нравится, — повторяет будто в бреду и настойчиво пытается притянуть Хвана обратно. Малыш смелеет, былое смущение оседает тонким шелком румянца на их лицах и не более. Хенджин тут же поддается, валясь снова поверх такого, казалось бы, хрупкого тела. Ликс неловко возится под ним, пытаясь шире расставить ноги в стороны, чтобы подпустить чужое тело еще ближе, потому что так кажется правильным. Приятно чувствовать чужую тяжесть на себе, даже если она заставляет немного задыхаться. Вновь Джинни припадает к желанным губам, сминая их своими, когда по ним проходит неожиданная вибрация чужого задушенного мычания. Брюнет испуганно отстраняется, глядя на Феликса, замечая, как его лицо побагровело, как почему-то отчетливее стали выделяться любимые веснушки, сплетаясь между собой в складные рисунки созвездий.       — Жарко, — шепчет Феликс и снова возится под ним, — жарко, — повторяет он, словно в горячке.       Хван не сразу понимает, о чем просит его Ликс, и просто отстраняется, но тот лишь поднимается и дергано пытается снять с себя прилипший к телу свитер. Хенджин не помогает, он в каком-то неожиданном для себя шоке и неверии пялится на оголяющуюся, поблескивающую от пота, обнажающуюся кожу перед собой, с усилием останавливая порыв прикоснуться. Конечно, они раньше видели друг друга без одежды, это обычное явление. Но новые, доселе неизвестные желания, которые ощущаются так правильно, будто недостающий кусочек пазла, заставляют бояться самого себя и своих реакций. Брюнет нервно сглатывает, пытаясь успокоиться. Феликс отбрасывает в сторону треклятый свитер. Дышать, кажется, становится легче. Однако эта минутная заминка и прохладный воздух, обжегший раскаленную кожу, немного отрезвили парней. Сейчас…время остановиться, поблагодарить за урок, пожать руки и разойтись по своим постелям, прокручивая этот эпизод до самого утра, в невозможности заснуть, мучаясь от желания повторить, распробовать снова чужой вкус. Ли протягивает свою руку к чужой груди и касается раскрытой ладонью. Такой… доверчивый и открытый. Хенджин смотрит прямо в глаза, пытаясь прочесть в них хоть что-то. Казалось, что пару минут назад он мог читать младшего брата насквозь. А что сейчас? Однако Феликс, прислушиваясь к чужому сердцебиению, решает что-то, слегка кивая самому себе, своим мыслям.       — Я хочу… закрепить урок. Можно?       У Хвана снова срывает все тормоза, он валит Феликса на пол, забивая на то, что они могут простудиться и, скорее всего, сделают это. Плевать вообще на все, что будет происходить там, за мягкими стенами их скромного убежища. Плевать. Стул, который он сбивает своими длинными ногами, падает, разрушая то, что было таким трудом построено. Одеяло накрывает их двоих теплой уютной пеленой, словно бы скрывая от всего мира. Хенджин целует Феликса в губы, под челюстью, в аккуратный маленький нос, в россыпь веснушек, куда только может добраться, а затем снова возвращается к желанным губам.       Джинни нетерпеливо откидывает одеяло, чтобы дать доступ кислороду, потому что душно, потому что больше нечем дышать между короткими сладкими поцелуями. Хочется остудиться, увидеть в свете комнатной люстры чужие пылающие щеки, блестящие глаза, цепляющиеся за плечи пальцы.       Хочется, хочется, хочется.       Феликс тянется за новым поцелуем. Они копошатся в пуховых облаках, ощущая себя на седьмом небе, однако, забравшись так высоко, вряд ли они могли подумать, что могут неосторожно оступиться. Одна ошибка — и вот ты уже падаешь и разбиваешься… Входная дверь в комнату предательски беззвучно открывается.       — Это что такое?!