Сердце волка

      Есть миллион и одна причина любить Лондон. Я люблю этот город вечного движения, хмурых клерков и чопорных дам. Город черно-серой зеркальности дорог во время дождя, свинцовых туч и сизых туманов, уходящих вверх и теряющихся в облаках крыш небоскребов. Хотя понятие «люблю» для таких, как я, звучит достаточно забавно. Правильнее было бы сказать — мне здесь комфортно, хоть и родился я в другом месте под звон колоколов Собора Парижской Богоматери ранним утром пятьсот сорок девять лет назад.       Когда всё изменилось? Мне было двадцать семь, впрочем, на вид, мне и сейчас столько же. Ведь именно в тот день время для меня остановилось, жизнь сделала крутой поворот, свернув на вечный путь. Я помню все до мельчайших подробностей, словно это было только вчера. В Париже тогда стоял такой же густой низкий туман, как сейчас в Лондоне и было жутко холодно. Таких холодов не помнили даже старожилы: люди умирали семьями, волки, никого не боясь, забегали в города и лакомились свежим мясом прямо на улицах. Пожары озаряли Париж с завидной регулярностью. Наша семья выжила каким-то чудом: кто-нибудь всегда бодрствовал и следил за тем, чтобы в камине постоянно горел огонь.       Помню, отец послал меня за очередной партией дров. Укутавшись, насколько возможно, чтобы не стать очередным ужином волков и при этом иметь возможность передвигаться, я отправился в лес, который начинался практически за углом: пройти несколько метров, овраг и вот он лес.       На улице было безлюдно, без крайней нужды никто носа из домов не высовывал. Я не сразу заметил его. Он сидел, прислонившись к стене, словно примерз к ней. Почему я остановился? Зачем подошёл? За все эти годы я так и не нашел другого ответа, кроме одного — сама судьба или дьявол подвели меня к нему. Я слегка наклонился и тронул его за плечо:       — Давай, вставай, а то скоро ужином станешь.       Вой волков слышался совсем близко, они бродили где-то рядом в поисках пищи. Он поднял на меня глаза, в которых было что-то странное, как мне тогда показалось. Было видно, что он очень голоден, хотя природу его голода я понял чуть позже. Он поднялся и посмотрел на меня, по-прежнему не отлипая от стены. Я стоял напротив, заворожённый его взглядом, не в силах сделать ни шага. На нём была одна тонкая рубашка, расстёгнутый ворот которой обнажал мраморно-белую кожу шеи. Но он как будто не чувствовал холода, стоял, не обращая внимания на пронизывающий ветер, трепавший полы не заправленной рубашки и копну смолянистых густых волос.       Второй вопрос за эти годы, на который я тоже так и не смог ответить — почему я тогда не ушёл, а напротив, позволил ему подойти так близко, что почувствовал на своей щеке его холодное дыхание. Я стоял, не в силах пошевелиться, а он смотрел мне в глаза, словно давая последнюю возможность уйти.       Я не уловил тот миг, когда он одним движением убрал капюшон с моей головы и приблизил лицо к шее, лишь почувствовал мгновенную резкую боль от укуса, тут же отпустившую. Меня в один миг озарила догадка — я понял, кто он. Но пути назад уже не было. Напившись моей крови, он отчего-то не бросил меня, обессиленного, умирать от холода или клыков волков, а забрал с собой. Я смутно помню, как мы летели над городом, потом была пещера, где он уложил меня на какую-то шкуру и склонился, озабоченно вглядываясь в мои затухающие глаза. Затем опять последовал укус в шею, но в этот раз боли не было, лишь ощущение, словно мое тело заполняется чем-то новым, что даст мне возможность существовать дальше. Не знаю, равноценен ли был наш обмен… Я дал ему силы, он мне — новую жизнь.       Первое время, лет сто пятьдесят, мы жили вместе. Времена были те ещё, к двум молодым мужчинам относились с понятным подозрением, но наша сущность помогала избегать беды. Однажды он сказал, что теперь я готов жить один, и он покидает меня. Перед расставанием я лишь дал ему то, что он любил больше всего — мою вену под правым ухом. Короткий прощальный взгляд, и он исчез в парижском небе.       Странно, чувства нам не свойственны, но в Париже без него мне было одиноко. Это был его город, но не мой, и я полетел искать себе новое пристанище. Так я оказался в Лондоне.       Дни складывались в месяцы, месяцы — в года, года — в десятилетия. Века пролетали, словно листки календаря. Поначалу было непривычно одному, но потом я освоился и научился за несколько кварталов чувствовать жертву. Приходилось выбирать, какая кровь сытнее, а какая вкуснее, так как редко эти два понятия совпадали в одном теле. Поэтому старался выбирать либо крепких здоровых мужчин — они давали больше сил, либо молодых девушек — их кровь была со сладковатыми привкусом, оставляющим приятное долгое послевкусие.       С последними, кстати, было меньше всего проблем. Они сами липли ко мне, как пчелы на мед. Я не находил в этом ничего удивительного: за эти годы я ничуть не изменился и по-прежнему был молод и недурен собой, замерев в своих двадцати семи.       Да и парни липли тоже. Но кровь геев я не очень люблю, она слегка горчит. Иногда отшиваю по-хорошему, иногда, если кто-то слишком настойчив… Не люблю этого, стараюсь не доводить себя до состояния бешенства. Зачем лишний раз рисковать, выпуская на волю свою сущность, которая может быть «услышана» охотниками на вампиров, защищающими от нас мир. Я научился быть осторожным и определять на расстоянии, кто — охотник, а кто — жертва. Но охотники тоже умело скрывают свою сущность, и недооценивать их нельзя. Осторожность в моем случае — краеугольный камень существования.       Светофор наконец засветился зелёным. Ночь была трудной, пришлось скрываться от охотников, напавших на мой след, и хотелось поскорее вернуться домой, упасть в кровать и замереть до наступления вечерних сумерек. Я давно научился жить среди людей: могу есть их пищу, спокойно передвигаться днем, общаться, скрывая свой особый «неживой» запах и свою сущность. Я уже в том «возрасте», когда солнечные лучи, ослепив, могут «выбить» меня на мгновенье, но мой организм научился быстро восстанавливаться. В остальном я обычный горожанин: с паспортом, работой, квартирой в доме на окраине. К чему я так и не смог привыкнуть, так это к шуму и суете, поэтому предпочитаю бодрствовать ночью, когда город спит, а днем отсыпаться. Работа на заправке меня вполне устраивает. Владелец не поверил своему счастью, когда узнал, что парень, пришедший к нему устраиваться, готов постоянно работать в ночную смену. Я бы обошелся без работы и без их бумажек, что люди называют деньгами, но раз живу среди них, приходится принимать их правила. Опять же, из-за охотников.       Преодолев переход, я нырнул в метро. Душный переполненный вагон. Хмурые лица, толкотня, друг на друга не смотрят, окунувшись каждый в свои проблемы. Я стою возле двери, прикрыв глаза. Мне не надо видеть, достаточно чувствовать. Его я почувствовал еще на переходе, да что там на переходе, уже на кассе супермаркета. Всю дорогу до метро меня сопровождал его запах, то усиливаясь, то растворяясь в толпе среди прочих запахов.        «Спасибо, пока я сыт».       Волк во мне лениво приоткрыл глаза — он стоял с другой стороны двери и откровенно смотрел на меня.        «У-у-у, всё понятно!»       Зверь равнодушно смерил его взглядом, я отметил про себя и прерывисто поднимающуюся грудь, и взмокшие от желания руки, и распирающее джинсы «хозяйство». Поняв, что его заметили во всех смыслах, пару остановок он ждал инициативы от меня.        «Нет, парниша, не со мной!»       В крайнем случае сошел бы за перекус, но опять же, горчить потом будет. Но видимо, парня торкнуло конкретно — через три остановки он сделал вид, что собирается выходить и подошел поближе ко мне. Я не тронулся с места, волк равнодушно наблюдал его перемещения.        «Даже забавно…» — хмыкнул я про себя.       На повороте вагон сильно качнуло, и нас толкнуло друг к другу.       — Простите, я нечаянно… — уткнувшись своим «желанием» в меня, проблеял он.        «Ну да, как же… Мальчонка, не серди меня!»       Я осторожно попытался отодвинуть его, давая последний шанс свалить, но парень отлипать не хотел. Я начинал чувствовать, как все сильнее просыпается во мне моя сущность: грудь распирало, внутренний волк уже скалил клыки.        «Только этого не хватало на людях! Ладно, парниша! Хочешь объятий и поцелуев? Вон как губки дрожат, словно ломка у тебя. Да, я знаю, что хорош… Эк, тебя торкнуло!» — веселился я, незаметно разглядывая нахального придурка.       На очередном повороте, когда многоликую начинку вагона в который раз тряхнуло, я резким молниеносным движением схватил парня за ворот куртки и, развернув, вжал в угол. В глазах его тут же радостно блеснуло ожидание кайфа.        «Ну, это как сказать… Не так быстро, малыш!»       Словно кролик под моим взглядом он безропотно стоял, пока я наклонялся к нему. Я не видел, почувствовал, как он вздрогнул. Парень моментально всё понял и напрягся, но было уже поздно.        «Чёрт, и правда, горчит…»       За настырность наказал: выпил всего до капли. Ступив на платформу, я услышал позади крики и визги, на мгновение донёсшиеся из-за закрывающейся двери вагона. Не оборачиваясь, быстрыми шагами прошел на эскалатор. Волк внутри недовольно рыкнул.        «Переел…»       Три квартала от метро до дома я шел спокойно, не спеша — никогда не пользуюсь наземным транспортом, люблю ходить пешком, а усталость мне не свойственна. Навстречу, истошно завывая сиреной, пронеслась машина спасателей.        «Сам виноват, парниша…»       Тело вдруг остановилось, почувствовав человека. Нового человека. Каждый человек имеет свой запах, и к тем, кто живет рядом со мной, я давно уже привык, принюхался, так сказать. А этот запах был мне незнаком. Терпкий, сильный, с привкусом мандарина и кедра: какофония, раздражающая нюх. Осторожно подойдя к дому, я издалека увидел машину. Этакий дом на колесах. Рядом скучал водитель-африканец. Вообще, африканцев здесь много, но их я тоже не люблю. У их крови особый вкус, на любителя, к тому же, среди них полно колдунов и прочей шаманской нечисти. Подобные мне предпочитают существовать с ними в параллельных мирах.       Пройдя мимо водителя, я вошел в подъезд. Все тот же запах. На площадке между этажами стоял мужчина средних лет — именно его запах я почувствовал ещё на улице.       — Простите, сэр, нет ли здесь свободных квартир?       — Кажется есть. Узнайте у консьержки, — ответил я озадаченно, так как был удивлён, что он не сделал этого раньше.        «Или это причина, чтобы завязать разговор?»       — Спасибо. Я так и сделаю. Просто её сейчас нет на месте. Не покажете мне пока свою квартиру? Хочу посмотреть, что и как…       Понятия не имею, почему меня тогда не насторожил этот вопрос: в свою квартиру я не пускал никого. Возможно с толку сбил его запах и ничем не примечательный вид?       — Что ж, идёмте! — произнёс я, осмотрев его с ног до головы и не найдя в безмятежно улыбающемся лице ничего подозрительного.       — О, спасибо! Надеюсь, квартиры здесь не слишком дорогие. Мне, в общем-то, только, чтобы было, где переночевать иногда. Отсюда удобнее на шоссе выезжать, чем толкаться с товаром по городу, — не переставал он сыпать словами, пока я доставал ключ и открывал дверь.       Последней мыслью было, когда проходил в комнату, приглашая за собой неожиданного гостя:        «Пожалуй, стоит сменить шторы — выгорели на солнце».       Волк внутри ощетинился, почувствовав опасность, но было слишком поздно: резко отдернутая штора, слепящее прямо в глаза солнце… Меня повалили на пол лицом вниз. Я тут же ощутил, как шею стянул ошейник из вербены. Заломленные назад руки грубо перетянули веревкой, сотканной из тонких длинных кусочков дерева, мгновенно впившихся в кожу.       Все выстроилось в цепочку: и скучающий водитель-африканец, и странный человек на лестнице, и отсутствие консьержки в её закутке, но самое главное — запах… Охотникам было важно сбить меня с толку, чтобы я не почувствовал их, когда войду в квартиру.        «Как они меня вычислили? Неужели из-за парнишки в метро? Так быстро?»       Впрочем, здесь не было ничего удивительного: если охотник — «профи», ему много времени не нужно, а нас по свежим следам вычислить не так уж и сложно — сложнее взять. Тут уже всё от уровня охотника зависит. Я, судя по всему, попал на одного из «высших», с кем даже древние предпочитают не сталкиваться.       Слегка повернув голову, я увидел перед собой сапог, невысокий ковбойский сапог прямо у самого лица. Волк внутри рвался наружу, но я пока воли ему не давал: надо поберечь силы. Кто знает, что ждет впереди, если сразу не убили, значит, имеют на меня другие планы. Иногда, прежде чем убить, предпочитают вымотать, лишив сил, чтобы потом не мог сопротивляться.       — Что, сволочь, не ожидал? — голос принадлежал владельцу сапог. — Взяли мы тебя наконец, ублюдок!       Он с силой провёл по моей щеке носком сапога, отчего мой волк оскалился и зарычал, а я невольно дёрнулся.       — Не щетинься, силёнки побереги!       Меня тут же рывком подняли на ноги, отчего обе руки прошило острой болью. Волк на мгновение вырвался из-под контроля, но охотник, криво усмехнувшись, лишь немного отступил назад, напоминая укротителя в цирке.       — Ух, ты, какие мы грозные! Посмотрим, как ты зарычишь, когда прибудем на место. Уверен, ты оценишь наше гостеприимство.       Чёртов ошейник и стянутые деревом руки лишали возможности вырваться.        «Нужно беречь силы. Может, и хорошо, что тот парнишка в метро подвернулся: пару суток продержусь. Всё зависит от того, в чем будет заключаться их «гостеприимство». Просто сидеть в клетке явно не дадут».       Боли я не боялся, научился её усмирять, но способов мучительно лишать сил у охотников было предостаточно.       Консьержка, не таясь, пересчитывала купюры, когда меня тащили по лестнице вниз. Железные двери фургона с грохотом захлопнулись за спиной. всю дорогу я лежал, берёг силы, пока везли, даже впал во что-то среднее между анабиозом и сном. Очнулся, когда машина остановилась. Со скрипом отворилась дверь, и в тесное пространство фургона заскочили двое. Один из них пнул меня под рёбра.       — Эй, нечисть, ты спишь, что ли?       Я стиснул зубы и не издал ни звука. Меня схватили с обеих сторон, одним рывком подняли с пола и бросили вниз двум другим охотникам — африканцу и несостоявшемуся арендатору. Те быстро потащили меня через закатанный в бетон двор к открытым дверям. Я мельком глянул на здание: высокая башня из стекла и металла, уходящая шпилем ввысь, словно игла. Я не понимал и не любил современную архитектуру, все эти железобетонные коробки. То ли дело двести-триста лет назад…       Даже когда меня вели через запутанные лабиринты длинных коридоров, я старался не расходовать силы, только скользил взглядом по сторонам. Пройдя через последний коридор, мы наконец дошли до огромной бронированной двери. Меня тут же прижали к стене. Судя по всему, ждали ключ. Я смотрел на дверь, автоматически считая железные заклепки на металлической поверхности, как вдруг почувствовал еще один новый запах: нежный, еле уловимый аромат, хрупкий, как хрусталь и в то же время яркий, будоражащий обоняние. Волк внутри вздыбился, дыхание участилось. Это был аромат женщины. Запах, который не спутаешь ни с каким другим.       Я слегка повернул голову. Она стояла на верхней ступеньке лестницы и смотрела на меня. Наши взгляды встретились.       Волк заскулил, поджав лапы…