have a nice day, dear

вечерняя тренировка заканчивается привычно в восемь. первыми спортзал покидают цукишима и ямагучи, за ними увязываются второгодки вместе с асахи, насильно утянутым разгоряченным предложением пойти на ярмарку нишиноей, последними же дайчи и суга выгоняют, как, в общем-то, и всегда, кагеяму и хинату. их перебранки заставляют ускорять шаг, но уже скоро приходит время разойтись в разные стороны. — до свидания, суга-сан, савамура-сан! увидимся на утренней тренировке! — хината машет руками во все стороны, кагеяма же ограничивается коротким поклоном при прощании. — пока, ребята, и не забудьте про ярмарку завтра вечером! — сугавара машет так же усердно и так же за двоих. шое сжимает руки в кулаки и на радостях подпрыгивает, задевая этим же кулаком и без того недовольного кагеяму. с новой силой затевается спор, кто виноват: руки хинаты или неподвижность тобио; семпаи переглядываются и насмешливо усмехаются. больше ради приличия капитан прикрикивает на них — те продолжают перепалку тише и бегут еще быстрее. чернилами заливает закатное небо, на улицах зажигаются фонари. летит мелкий снег, застилая взор и горизонт; дорогу к дому савамуры они преодолевают скорее по памяти. суга приветствует родителей дайчи, пусть они уже здоровались за завтраком, и помогает донести до комнаты на втором этаже тарелки с ужином, по пути щелкнув мелких близнецов по носам. оба одинаково радуются ему, счастливо умоляют поиграть с ними в прятки и цепляются к ногам, мешая шагать, будто не виделись кучу лет, хотя с утра прошло не так уж много времени. коши не особо возражает — тягот их внимание не доставляет, зато старший брат оттаскивает младшеньких за шивороты футболок и выставляет за дверь. внимания на их обиженные возмущенные восклицания уже никто не обращает, поэтому скоро шум за дверью затихает — близнецы прекрасно знают, что дайчи лучше на уши не наседать и ни при каких ситуациях не злить. — у меня нет никакого желания заниматься уроками, — суга наклоняет корпус и тянется руками, разогревая ноющие после тренировки мышцы. — сидеть, готовиться к экзаменам, а мне б сейчас в душ и потискать рику… ты представляешь, как там без меня мои кошки, дайчи?! мы не виделись целые сутки, они точно скучают по мне, а я чувствую их страдания! ханако и юка скоро совсем там завянут*! — суга, — савамура отрывается от учебника и увлекательных задач на нахождение производной функции в точке, — ты мог бы сделать уроки и в одиночку, — оправдания сугавара не находит. — но ты все равно рад меня видеть. а я тебя, — коши улыбается, пока капитан вытирает пот со лба тыльной стороной ладони, пытаясь разобраться с решением. окно открывать оба не торопятся — после учебного дня и тяжелой тренировки подняться со стула видится непосильным трудом. — вообще-то, мы решили готовиться вместе потому что так легче, а не потому что рады видеть друг друга. — обидно. я-то согласился по обеим причинам. коши поднимается с места, чувствуя, как гудят ноги при ходьбе, и шагает к корпящему над домашкой дайчи, запуская руку в темные волосы. немного оттягивает их, выбивая из него недовольное мычание; толкует это как усталость от навалившихся заданий и обнимает одной рукой, устраиваясь на подлокотнике мягкого кресла. высокая спинка мешает сесть удобнее, но больше вариантов не видится. дайчи не возражает. вернее, вслух возражений не высказывает, пусть они, конечно, присутствуют — хотя бы то, что суга в очередной раз проигнорировал все его просьбы не ломать подлокотник своей тяжелой задницей. и то, что опять отвлекает от домашней работы — тоже. — с чем у тебя там проблемы? давай вместе уж разбирать, — суга тычет формулами в лицо, но все же решает добрую часть заданий за него. — математика тебе, сколько я помню, всегда тяжко давалась. юноша со вздохом благодарит его, мысленно соглашается с последними словами и вяло достает из сумки рабочую тетрадь асахи с нужным конспектом по электролизу, но — какая жалость — уроки никому из них не более интересны, чем дорама, что в соседней комнате чуть ли не на полной громкости смотрит младшая сестра савамуры. химия откладывается до лучших времен — раскрытая на нужной странице тетрадка остается лежать на столе. дайчи переводит взгляд на коши, пока тот не может оторвать от него свой. их зрительный контакт длится недолго — они одинаково резко прерывают его, когда тянутся губами друг к другу. целый день проведён стоически держась рядом, не заходя дальше даже ради безобидного чмока в уголок рта. суга накрывает ладонью раскрасневшиеся от жары и близости щеки савамуры, покрывает легкими поцелуями его кадык и шею и ловко забирается пальцами за горловину белой футболки. знание того, что дверь на замок никто из них не закрыл, повышает выброс адреналина, и сердце его колотится как бешеное, отдается гулкими ударами в ушах — суга ничего, кроме шума крови и сбившегося дыхания капитана не слышит. — прикинь, а если застукают, — сугавара усмехается, дразнится, смело сжимает чужую руку у себя на талии и пытается усесться удобнее на чертовом неустойчивом кресле. чтобы удержаться приходится опереться на край стола, с неприятно громким звоном задевая стоящую там с самого утра кружку. чудом остывший чай не проливается на раскрытую тетрадь и груду школьных книг, но это никого, похоже, не волнует. — будет неловко, — дайчи со странным весельем поддерживает его за талию и левую ногу под коленом, пока тот стягивает с него чуть влажную от пота футболку. суга дразнит, касаясь языком острых ключиц, а большим пальцем выводя узоры на чужих губах. савамура ртом ловит его и чуть прикусывает кончик, заставляя отстраниться, чтобы расстегнуть так мешающуюся рубашку. — моя мама нас ещё не палила, да? — ммм… возможно, это была моя, — сугавара обводит рукой сильные широкие плечи, продолжая хватать ртом воздух от неимоверной духоты. нужно было проветрить. дайчи усмехается, резко оттягивает его голову назад за волосы на затылке и давится еле уловимым стоном на выдохе — не понятно только, чьим. кресло угрожающе скрипит под внушительным весом двух тех, однако оба слишком зациклены друг на друге, чтобы понять это. вместо того суга, продолжая опираться на поверхность стола, крутит кресло, поворачивает широкой спинкой к двери и злобно кусает савамуру прямо под ухом — очевидно, припоминает прошлую ночь. он рычит, явно раздраженный, и утягивает его в очередной поцелуй, гораздо более неосторожный и неаккуратный. зубы больно оттягивают опухшие губы — это немного отрезвляет и дарит небольшой холодок совсем поплывшему от жары и ласк капитана суге. — думаю, все-таки будет не очень хорошо, если… — коши задыхается и запинается, когда ворот рубашки впивается ему в шею с правой стороны — движения дайчи резки и небрежны, — …если зайдут твои родители. вряд ли они оценят такую, х-ха… такую подготовку к экзаменам… — знаешь... даже так лучше, чем делать это под надзором твоих кошек и мини-кота, — савамура дышит с ним в такт, точно так же тяжело, и не может говорить громче хриплого шепота, — ты понимаешь, что его развращаешь? — у тебя сестра-младшеклассница в соседней комнате, молчал бы, — голос коши срывается на последнем слове, когда оказывается грубо сорвана последняя пуговица на школьной рубашке, а ладони дайчи касаются его неярко выраженного пресса. — придурок, это же моя форма! нельзя как-то побережливей? савамура не успевает ответить — сугавара слышать ответ не желает. возвращается к покалывающим от поцелуев губам и агрессивно, с напором продолжает целовать, зубами цепляя корочки на мелких ранках — тот постоянно кусает обветренные губы, потому что гигиенички без конца теряет. оба чувствуют противный железный привкус — какие-то ранки кровятся. у суги комната перед глазами крутится, смешивается в единое размытое пятно — это так, оказывается, крышу сносит, или кто-то кружит на опасно неустойчивом кресле? четкими остаются только блестящие остекленевшие глаза дайчи. в его темнющих зрачках, под неярким светом лампы на столе, коши может разглядеть, как выглядит в этот момент: растрепанный до ужаса и оттого отдаленно напоминающий шумных капитанов из тренировочного лагеря в токио, разгоряченный и неприлично развязный, словно вылезший из горячих фотосессий на обложку журнала. он ненадолго залипает, а савамура и не торопит — сам пялится на липнущую к телу спущенную с плеч рубашку, на худощавое тело партнера и красный след зубов, в полутьме блестящий от слюны. дайчи поднимает глаза — их взгляды снова встречаются. изголодавшиеся, обжигающие, с толикой сладостной нежности и безграничным доверием, теплящимся искорками где-то на периферии сознания. суга закидывает голову вверх, не в силах больше ждать, и с рваным вздохом сглатывает. кадык на зацелованной шее перекатывается, и савамура не сдерживает порыва — прижимается губами к горячей коже, проводит острым кончиком языка по ней, отстраненно отмечая горький привкус собственного одеколона и солоноватый — пота. — не-не-не, не дай бог нас за… з-заметят, — коши рассеянно водит пальцами по чужому торсу, собирая капельки пота, когда былое веселье уже полностью пропадает, а все поддразнивания беспросветно забываются, и теряется от прикосновений языка к чувствительному участку кожи под челюстью, — закрой дверь, дайчи… п-пожалуйста. тот ухмыляется в ответ, не утрачивая запала, крепче стискивает ладони на ребрах и тягуче-медленно ведет ими ниже, поддевая большими пальцами складки на ткани. сугавара, оборвав повторную просьбу, задыхается — в какой там уже раз? — и охает от прикосновения к животу над ремнем брюк. пальцы нащупывают металлическую пряжку. она колюче-холодная, будто множество мелких льдинок щекочут подушечки пальцев, и дайчи этой спасительной прохладой наслаждается как может. кладёт обе руки на нее, выбивая тихий скулеж в ключицы от суги, и дергается от волны мурашек по позвонкам. в пересохшем горле нестерпимо жжет, в груди солнечным теплом разливается предвкушение, в голове — пустота-пустота-пустота, оголившая сердце и чувства. лоб в лоб, глаза в глаза; дыхание рот в рот и мелькание чужих пальцев над пряжкой ремня и шнурками спортивок. «люблю» — раздается надрывным шепотом над ухом, пока пуговица на брюках упрямо не хочет поддаваться. «всецело» — льется в ответ, когда ширинка уже наполовину расстегнута. любит без ума, без рассудка, без жизни. любовь бездонна и безгранична — она разрывает грудь, вытекает из легких вместе с углекислым газом, наполняет его и наполняет партнера. ее много, ее чересчур; он давится ей и вбирает обратно, передает через мимолетные касания, даже зная, что это ни к чему — тот делает то же самое. он дышит ей, расцветает с ней, черпает силы из нее. ее — всепоглощающей, уютно согревающей в холод, бесконечной и безостаточной, дающей луч света в пасмурном своде неба, дарующей успокоение и чувство обретенного дома где бы ни находился — на площадке, уроке или чужом футоне. неделимая, общая, как маленький мир для двоих, где бег времени замедлен, не существует проблем и пугающей, грязной черноты — лишь две рвущихся друг к другу сквозь преграду из плоти души. дайчи ласково сжимает выточенные плечи; суга пытается ухватиться за что-либо, чтобы не упасть, чуть пошатываясь от нахлынувших разом чувств. сейчас разорвет легкие, сломает ребра и вспорет диафрагму — нестерпимо, нестерпимо любит его. кладет руку на смуглую кожу в районе солнечного сплетения, прекрасно понимая, что он испытывает точно такое ощущение переполнения, и снова тянется к губам, чтоб только прохрипеть в них: больше-больше-больше-прошу-продолжай. в дверь вежливо стучат, но ниточка внутри уже лопается от огромного напряжения. путь назад отрезан, остается вперед и по прямой — дайчи накидывается с такой силой, что суга вскидывает руки, опасаясь падения. кружка, задетая пальцами сеттера, несколько долгих секунд кружится на месте и все же плюхается на стол с режущим слух противным грохотом. в дораме за тонкой стенкой персонаж громко ойкает. — мальчики, у вас все в порядке там? — слышится женский голос из коридора. — что за погром устроили? — д-да, мам, просто кружку локтем задели, — в висках стучит, но савамура отвечает, давая суге несколько секунд на передышку. мать что-то ворчит себе под нос, но оба не вникают — внимательно наблюдают, так и не сдвинувшись с места на проклятом вертящемся кресле, за тем, как по поверхности стола растекается желтая жидкость: на пол с ритмичным стуком поочередно приземляются капли, а чужая тетрадь оказывается полностью залита остывшим зеленым чаем. — как думаешь, что с нами сделает азумане? — бормочет суга на выдохе, ногой подталкивая скинутую с дайчи футболку поверх лужицы на паркете. — ну, подозреваю, заставит переписывать все — как минимум. — жаль. я так хотел с тобой посмотреть завтра вечером на фейерверк, а не на стремные уравнения и твою кривую писанину. — понимаю. не говорим? — подождет. обрадуем в следующем году.