***
Успевшего напиться в зюзю Пашу, было решено привезти в графский дом и выделить им с Лясей отдельную комнату, чтобы они смогли проспаться и не волноваться ни за что. — А машины? — спросила Ляйсан, заталкивая толпу в туннель. Изрядно подвыпившие ребята никак не хотели возвращаться домой. — Ёбана в рот! — смачно выругался Граф, прибирая бардак, что учинили ребята и давая указания только что прибывшему персоналу. Антон носился вместе с ним, помогая с уборкой и распределением обязанностей. Он выглянул с кухни, вытирая руки полотенцем: — Я могу пригнать. — всё равно домой не хочется. Лучше поездить пару часов по ночным дорогам, слушая шум города. Непозволительно сильно превысить скорость на загородной дороге и тешить себя мыслью, что всё, что не случается — к лучшему. — У тебя прав нет. — не глядя на него, выдал Граф, увлечённый списком, который только что всучила ему администратор на длиннющих шпильках. «Имбицил» — шлёпнуло себя по лбу антоновское подсознание. Он так давно не ездил, что уже и забыл, что для этого нужны права. Хотя, этот факт никогда его не останавливал. — Я поеду с тобой. — мужчина отдал бумаги обратно девушке, внезапно материализовавшейся рядом, что-то шепнул ей, глядя на Антона и, когда она ушла, кивнул Лясе. Та пошарила в кармане кожанки, выудила оттуда ключи от машины и кинула их Графу. — Но как же… — Антон уже было возмутился, как такая маленькая Ляйсан справится с таким количеством пьяной молодёжи, но она, убедившись, что ключи пойманы, ловко повернула всех к туннелю и со словами «Shut up, hurry up*» протолкнула их вперёд. Граф ухмыльнулся, смотря на выражение лица парня и направился к выходу, слегка коснувшись пальцами его подбородка, а-ля «челюсть подбери». Антон тут же вышел из прострации и, застёгивая на ходу куртку, вылетел вслед за Графом. — Заводи. — сказал мужчина, отдав ему ключи, и прикурил сигарету. Парень повернул ключ зажигания и, услышав нужный звук, вылез обратно на мороз. Почему-то, не смотря на холод, хотелось стоять тут, вдыхать носом чужой никотин и смотреть, как в воздухе всё ещё кружатся снежинки. Граф выдохнул сигаретный дым вверх (уж очень он любил так делать) и посмотрел на парня, стоящего рядом. Его темноватый силует на фоне света фонаря, рассматривающий снежные холопья, вызвал улыбку на графском лице. Он всё смотрел на чуть промокшие от снега волосы, на чуть прикрытые глаза, на спокойно вздымающуюся от ровного дыхания грудь и на выглядывающую из-под воротника тонкую бледную кожу. «Ух, и вляпался же ты…» — уже который раз напоминает подсознание. И мужчина одёргивает самого себя. Нельзя. Просто нельзя. Не сейчас, не сегодня и не завтра. Он не имеет права. Он всё испортит, разрушит, растопчет. — Опять ты без шапки, — вздыхает он, выбрасывая сигарету, — чудо в перьях… Дуй на пассажирское, пока не слёг с отитом. Антон улыбается, слыша это шуточное прорицание, садится на переднее сидение. Для него ничего не изменилось. Ну, кроме того, что теперь старая рана начала садить с новой силой. Но он рад. Рад, что всё осталось, как есть. Что он не усугубил и так хлипкую ситуацию. Что всё случилось так, как случилось. Машина прогрета, дворники работают, радио тихо напевает какую-то попсу. Можно ехать. Но они сидят. Сидят и ждут чего-то, так и не решаясь начать диалог или двинуться с места. Боятся, сами не зная чего. — Вы правда думаете, что она перезвонит? — наконец спрашивает Антон, поворачивая голову к Графу. — Правда, Антон. — вздыхает мужчина и дёргает рычаг на коробке передач. — Только пропущенный с этого номера ей оставить не забудь. И машина трогается с места, выезжая с парковки. Парень крутит телефон в руках почти всю дорогу. Крутит и сверлит его почти не мигающим взглядом, изредка посматривая на сосредоточенного Графа. Он боится. Боится быть отвергнутым Аней, обществом и тем же Графом, в конце концов. Хотя, с чего бы вдруг? «Если не делать глупостей, то никто тебя не отвергнет» — сказало ему подсознание, словно мать, дающая наставления непутёвому сыночку. И Антон решил тогда, что глупостей делать он точно не собирается, поэтому молча положил телефон на подлокотник и прикрыл глаза, прислонившись лбом к стеклу. — Я ставил на то, что ты решишься. — разрезал тишину слегка насмешливый и лишь каплю раздосадованный голос Графа. — И много поставили? — равнодушно спросил Шаст. — Наверное много. — пожал плечами мужчина, не отрывая взгляда от дороги. — Зря. — парень вздохнул и снова прильнул к стеклу, закрыв глаза. Граф лишь загадочно улыбнулся и снисходительно покачал головой, по-доброму вздохнув. «Какой же он ещё всё-таки ребёнок… Двадцати трёх летний ребёнок… " — подумалось ему, и он постарался укоренить эту мысль в своём мозгу. Ребёнок…***
В доме было тихо и темно, когда дверь парадной с лёгким скрипом открылась, запустив в прихожую свежий, морозный воздух. Этот своеобразный домашний уют, представляющий из себя вечный недо бардак в коридоре, шум кондиционера (сейчас он выполнял роль обогревателя) и небольшая полоска света из проекторной, успел стать таким родным всего за месяц. Всего месяц, а уже приятное чувство зарождается в солнечном сплетении, когда возвращаешься сюда каждый вечер. А ведь Антон сейчас даже не пьян… Парень заходит, не запирая дверь на ключ, так как Граф изъявил желание остаться покурить и сказал, что скоро вернётся. Честно говоря, Антона настораживали такие частые перекуры. Граф никогда так много не курил. Максимум, одну-две сигареты в день, и то не на постоянной основе, а тут… В общем, странно всё это. Но Антон принимает решение не вмешиваться. Сейчас он слишком сильно занят самобичеванием и одновременно попытками убедить самого себя, что всё, что ни делается, всё к лучшему, чтобы разбираться в чьих-то походах покурить. И, знаете, его искренне злит, когда блаженную тишину разрывает вибрация телефона, прерывая размышления. Парень не смотрит на экран, а лишь резко проводит по нему пальцем и выпаливает в пол голоса: — Да? — Здравствуйте, вас беспокоит благотворительный фонд «Бусинка», вы звонили пару часов назад, прошу прощения за то, что не смогла во время ответить. Меня зовут Анна, чем могу помочь? Антон замирает слушая знакомый голос в трубке. Он почти не изменился. Парень готов поклясться, что узнал бы его из тысячи, даже если он и оттарабанивает такую банальную фразу любого оператора. У Антона слова просто испаряются из головы. Он стоит и молча открывает и закрывает рот, словно рыба. Не знает, что говорить. Просто не представляет себе. Он так жаждал этого разговора, чтобы теперь просто стоять и молчать в трубку… — Алло! Вас не слышно. — снова раздаётся в телефоне некогда родной голос. — Откуда у вас мой номер? — хрипло, словно спросони, спрашивает Шаст первое, что приходит на ум. Теперь он готов говорить, что угодно или не говорить совсем, лишь бы только услышать её снова. — Вы звонили из телефонной будки, — начала Аня, убедившись, что со связью всё хорошо. Голос у неё был заёбанный в край (не удивительно, уже перевалило за десять вечера), но держалась она неплохо. — когда я перезвонила, трубку взяла администратор какого-то клуба и дала мне ваш номер. Я ошиблась? — Нет, нет, что вы! — тут же поспешил с ответом Шаст. Возможно, это звучало немного резко, ну, тут уж, как вышло. — Прекрасно. Так, с какой целью вы обратились в наш колл-центр? Антон снова не знает, что ответить. Он стоит сейчас посреди тёмного коридора, вынужденный что-то сказать человеку, которому сломал жизнь. Если это сон, то лучше разбудите его сейчас, иначе это будет самая глупая смерть — «сдох от приснившегося инфаркта» — так и напишут на его надгробии. — Извините, как я могу к вам обращаться? — снова возвращает его в реальность Аня. — Антон. — выдаёт парень на автомате, даже не успевая обработать выдаваемый ответ. — Отлично, Антон, так чем я могу вам помочь? — по её голосу понятно, что в любую секунду она будет готова послать странного клиента на три весёлых буквы и не вытягивать из него по слову в минуту. «Пора включить свой речевой аппарат и соединить его с мозгом!» — восклицает внезапно появившийся в антоновской голове царь, и парень наконец-то вспоминает буквы русского алфавита и, как они складываются в слова. — Вы можете помочь. — говорит он нарочито спокойно, хотя внутри всё трясется так, что, кажется, вибрируют уже стены дома. — Вы можете помочь, узнав меня. Теперь настала очередь Ани загадочно молчать в трубку и крутить в голове старые шестерёнки (я имею ввиду те, что связанны с прошлым, не подумайте ничего дурного). — Антон? — спустя секунд тридцать спрашивает она. — Вы ещё тут? — Неужели, не узнаёте? — игнорируя вопрос, спрашивает парень. — Узнаю. — голос всё ещё отдаёт усталостью, а теперь ещё и раздражением. Почему-то нет ни капли удивления, что странно. — Но верится с трудом. — Я знал, что ты не будешь рада меня слышать. — парень грустно хмыкает, убедившись, что его узнали, и облокачивается на ближайшую стену. — И почему же тогда решил заявить о себе спустя столько лет? — Аня вздыхает, но продолжает разговор. Видно, не так уж она и не рада. А может, дело и не в этом… — Я… Я сожалею обо всём, что произошло. — ну, пора! Доставай, Антоша, бумажечку с речью, что прорабатывал все эти годы и читай строго по тексту. — Не буду говорить за отца, но за себя скажу. Я идиот, Ань, полный. От меня требовалось так немного, лишь поддерживать то, что ты пыталась выстроить с первого дня нашего знакомства. Но я и с этим не справился. Ни с чем не справлялся, всё прое… просрал. — (всё-таки так как-то по-культурнее) — И тебя тоже… Не оправдал доверия, которого даже не заслуживал, но, которое, не смотря ни на что, было мне дано. Прости меня. Прости за потраченное впустую время. (Да, так себе речь, соглашусь, но то, что когда-то было придумано, оказалось, очень сложно выдать. Особенно в такой ситуации). Некоторое время на том конце царила тишина, но потом в ней раздались медленные хлопки. — Как ты научился говорить. Растёшь, Антон, растёшь. — такой саркастический тон, несвойственный Ане, смутил Антона. Он не узнал в нём своей Ани (назвать её мачехой не повернулся язык). Хотя, о какой «его Ане» теперь может идти речь? Теперь есть только эта. И, конечно же, руку к такому её перевоплощению приложил в частности Антон, за что сейчас и раскаивался. — Но, неужели, ты надеялся, что, позвонив через столько лет и извинившись, получишь прощение? — Нет-нет, не надеялся. — он сказал это уверенно. Заранее понимал, что так не бывает — Просто я созрел для того, чтобы это сказать. Надеюсь, я не усугубил ситуацию? — Куда уж там… — теперь девушка вздохнула без капли раздражения. Лишь устало и как-то снисходительно (?) — Знаешь, я давно тебя простила. Ещё в тот день, эти шесть лет назад. Простила и не ждала этого звонка. — она сделала паузу, чтобы у Антона чётче отдалось в голове значение выше сказанного. — Не ждала, что мои старания не пройдут мимо тебя. — Они никогда не были для меня пустым звуком. Никогда не проходили мимо. — шёпотом, на выдохе. — Я рада, Антон. — в её голосе промелькнула грустная улыбка. — Уже поздно, иди спать. Завтра последний выходной. Шаст промычал в ответ что-то нескладное и опустил издающий короткие гудки телефон. Пустота никуда не делась, зато старые раны теперь уже окончательно выползли наружу. Теперь они снова будут мешать жить. Будто они когда-то переставали… Антон поднимает голову, встречаясь взглядом с синими глазами, что материализовались напротив. Граф слышал весь разговор. Он слушал и молчал. — Я проебал её, Арсений… — субординация идёт к чёрту. Сейчас Антону плевать. Он хочет назвать единственного, кто сейчас рядом с ним по имени. Всматривается в голубые глаза. Цвета не видно из-за темноты, но он знает. Поэтому смотрит внимательно, пытаясь сдержать слезы. — Нет, Антон, ты сделал шаг к тому, чтобы не потерять её навсегда. — качает головой Граф. Он немного морщится, услышав обращение по имени. Не потому что ему противно, а просто потому что не привык. Столько лет прошло с того момента, как он слышал его или читал в сообщениях адресованных ему. По графскому телу разливается тепло, из уст Антона это обращение звучит как-то правильно и… интимно (?) Парень немного неуклюже скатывается по стене на пол, чуть задевая коленом полку с обувью и кряхтя от острой боли. Он сделал один шаг вперёд и два шага назад (конечно, в метафорическом смысле. Буквально, тут некуда шагать). Антон пялится в одну точку. В голове ни одной мысли. Лишь пустота, отдающаяся звоном в ушах. Граф вздыхает, глядя на него сверху вниз (кто-нибудь считает, сколько раз этот день он уже вздохнул?), отталкивается от стены, на которую опирался и садится рядом с Антоном. Его боль как-то чувствуется, передаётся через пустоту в глазах, редкие вдохи и выдохи и бездвижное тело, похожее сейчас на марионетку без ниточек. Они сидят так в тёмной прихожей, разделяя антоновское опустошение на двоих. Граф до сих пор не понимает, чего именно лишился парень (а лишился ли в действительности?), но готов разделить его утрату на двоих. Наверное, как и с любым другим своим подчинённым. Наверное… — Граф, — к Антону вернулся здравый смысл, и он больше не посмел обратиться к главарю по имени, — зачем вы сказали позвонить ей? — Потому что я считал, что так правильно. — пожал плечами мужчина. — Тебе так хотелось ей позвонить… Я считал, что в праве дать тебе толчок. — Вы ошиблись. — не ошибся. И Антон это знает, но сейчас ему просто необходимо было кого-то обвинить. Графа это не задело. Он понимал, состояние парня, понимал, что эта девушка (кем бы она ни была) является для него слишком важной и нужной, чтобы не принимать так близко к сердцу. — Ошибся и я… Шаст впервые глубоко вздохнул за последние минут двадцать и, прикрыв глаза, опёрся затылком в стену. — Ты сделал то, что считал нужным. Облегчил душу. — Настолько облегчил, что осталась лишь пустота. — фыркнул Антон. Граф вздыхает, заводит руку парню за спину и приобнимает за плечи, прижимая к себе тёплое тело в большущей толстовке, что ни секунды не сопротивляется и примыкает ближе. Сейчас это нужно, просто необходимо. Обоим. У Антона мыслей нет, совсем нет, а вот у Графа они разбегаются во все стороны, подобно тараканам, что заполняют голову. Мужчина пытается ухватиться хоть за одну из них, но каждый раз им удаётся ускользнуть. Он думает обо всём и в то же время ни о чем. Сейчас его внимание сфокусировалось лишь на одном: он, тёмная прихожая, разбитый Антон. — Пустое пространство от чего-то разрушенного всегда застраивают чем-то новым. Начни с чистого листа. — он говорил медленно, в пол голоса, почти шёпотом. Не только потому, что боялся разбудить кого-то. Ему казалось, что чем медленней и тише ты говоришь, тем больше к тебе прислушиваются, а значит, лучше доходит смысл. — Она не хочет. — нарочито спокойно констатирует Антон также тихо. — Сколько вы были вместе? — задаёт давно волнующий его вопрос Граф. У Шаста сами собой поднимаются брови, и он чуть отстраняется, чтобы посмотреть на совершенно спокойное лицо Графа. Он, блять, не шутит? — Вы что…? Вы подумали…? — и тут его пробивает на смех. Да на такой, что сдерживаемый, он похож на хрюканье раненной свиньи. Парень неосознанно утыкается лбом в графское плечо, не в силах сдерживаться. Мужчина же всё это время прибывает в ахуе, открывая и закрывая рот, как рыба, пока Антон трясётся в судорожном смехе у него на плече. — Ух, давно я так не ржал… — выдыхает Шаст, успокоившись и вытирая глаза от слез смеха. — Аня вышла замуж за моего отца, когда мне было восемь. Теперь и Графу хочется смеяться. Не так сильно, конечно, но всё же. «Сказочный долбаёб…» — усмехается его подсознание, хлопая его по лбу. — Ах, вот как… — вслух выдаёт он. С плеч сваливается гигантский камень. — Так, у вас когда-то были хорошие отношения? — меняет тему, дабы не выглядеть ещё большим дураком. Ну, простите, а что он мог ещё подумать?! Совсем успокоившись, Антон глубоко вдохнул и рассказал небольшую историю о том, как светлый и прекрасный человек по имени Аня появился в его жизни, какими трудами они выстраивали отношения и, что в один день всё это обернулось прахом. Умолчал лишь о том, как Аня уходила из их семьи. Но об этом читателю предстоит узнать позже, когда придёт время. Граф слушал внимательно, чувствуя, с каким трепетом парень доверял ему эту историю. Слушал и проникался ею. И постепенно в нём просыпалась чёртова мать Тереза, что обещала помочь и восстановить отношения между этими двумя. Ведь, по сути, кроме Ани у Антона никого и нет…***
Они проговорили так долго, почти полтора часа, сидя на жёстком полу в тёмной прихожей. У них обоих уже давно не было такого тихого, искреннего разговора. Просто так, обо всём и не о чём. Многого ещё в этот вечер было не высказано, многое осталось за кадром, а личное не лишилось своего статуса. Может, они стали чуточку ближе, а может, не сдвинулись даже на миллиметр. Увы, сейчас я не могу сказать вам, что именно происходило в головах этих людей, не знаю, какие выводы для себя сделал каждый из них. Знаю только, что оба они нуждались в этом разговоре в тёмной прихожей. — Пора ложиться. Утро вечера мудренее. — сказал Граф, чувствуя, как Антон начинает клевать носом. Мужчина встал и помог подняться парню, хлопая его по плечу. — Проспись. Завтра у нас долгожданный выходной. — Спокойной ночи. — слабо улыбнулся Антон, кутаясь в свою толстовку. — Спокойной ночи, чудо.