Несостоявшаяся история

Маленький мальчик бежал по улицам трущоб с небольшой булкой уже начавшего черстветь хлеба. Его шаг то замедлялся, то ускорялся. Травмы, оставшиеся после ударов кнутом от аристократа, давали о себе знать. На каких-то участках тела кровь успела засохнуть, но таких было очень мало, так как при беге задействовано много мышц, что не позволяло ранам покрыться корочкой. Блондин знал, что ему осталось недолго: совокупность таких факторов, как голод, холод и многочисленные травмы, была смертельной для детей вроде него. Но даже принимая это, он всё равно хотел провести последние часы, да даже минуты жизни, со своим братом. «Надеюсь, я не опоздал и Льюис все ещё жив». Вновь попытавшись ускорить свой шаг, мальчик споткнулся и начал было падать на живот, но, вспомнив о своей цели, попытался сгруппироваться. Удача была не на его стороне (хотя, о какой удаче может идти речь, если мы говорим о ребенке из трущоб?) и, прокатившись по дороге около метра, он остановился и согнулся. Изо рта вырвалось несколько клубней пара, сопровождающихся кряхтением. Нахмурив брови, мальчик попытался встать. Первая попытка не удалась. Вторая тоже. Третья, пускай и почти провалившаяся было вначале, всё же увенчалась успехом. Мальчик продолжил свой путь, но он уже не бежал. Просто шел. Многие раны открылись и из них начала капать кровь. В голове крутилась только одна мысль: «Чёртовы аристократы». Дело было в том, что брат будущего преступного консультанта, Льюис, с самого рождения не отличался хорошим здоровьем. Он болел чем-то очень опасным, что на глаз нельзя было определить обычному ребёнку, даже прочитав много книг. Кашель, приступы и сильная боль в груди — всё, что позволяло опознать эту болезнь простому обывателю. Если бы они родились в другом классе, с другим статусом, то эту проблему можно было бы давно решить, но такому не суждено быть. Болезнь Льюиса в этот день решила снова напомнить о себе. Когда братья сидели и читали книги в старом заброшенном магазине, младший начал резко кашлять и, схватившись за тонкие штаны брата, осел на пол. Старший, не будучи на тот момент настолько начитанным, да и в целом не обладающий большим запасом подручных и, что самое главное, полезных предметом и лекарств, не мог сделать слишком много. Присев на пол и обхватив Льюиса в кольцо рук, начал нашептывать успокаивающие слова. «Все будет хорошо. Потерпи немного. Мы что-нибудь придумаем. Мы обязательно выживем.» Казалось, что прошли часы с момента начала приступа, но кашель стал медленно стихать. У Льюиса не было много сил, ноги подкашивались. Он молча приподнял голову и встретился глазами с братом. Тот сразу же понял ситуацию и, подхватив младшего, начал двигаться к импровизированной кровати. Положив уже начавшего засыпать Льюиса, он услышал в комнате урчание, оповещающий о том, что кто-то голоден. Конечно, они оба сегодня ничего не ели, но это был знак, говорящий о совсем плохом положении. Надо было идти и искать еду. Осмотрев ещё раз спящего — как тот дышит, как поднимается грудь, в каком состоянии мышцы и на сколько времени его можно оставить — старший поспешно выбежал из дома. У него было примерно час-два. В Британской империи конца 19-го века никому не было никакого дела до простых сирот из трущоб. Жалкие маленькие дети низшего класса, которые не принесут никакой пользы в жизни — так думал и высший класс, и средний, и рабочий. Очень редко встречались люди, которые относились к низшему по статусу не как к мусору под ногами. Одним из таких немногих была пожилая женщина, которая пару раз в неделю приносила с завода начавшие портиться продукты. На продажу не годится, а так хоть пользу кому-то принесут — могут даже жизнь спасти. Возможно, она просто таким образом тешила свою совесть. Кто знает, что творится в головах людей. Если повезет, то та старушка может быть сейчас там. Мальчишка только и мог молиться несуществующему для него богу, чтобы она была на привычном месте. На этот раз, что удивительно, судьба была на его стороне. Добежав до крыльца, у которого старушка выдавала еду, он увидел её и какого-то молодого аристократа. Обычно он не стал бы связываться с людьми высшего класса, особенно с теми, которых встретишь в трущобах, но сейчас каждая минута была на счету. Льюис ждёт. — Госпожа Мэри, у Вас есть что-нибудь сегодня? — спросил запыхавшийся мальчик. Женщина уже было начала отвечать, как её прервал третий присутствующий: — Мальчишка, иди туда, откуда пришёл, тут решается важный вопрос. И, желательно, так же быстро, как бежал сюда, — голос сочился высокомерием и нетерпением; было видно, что этот аристократ куда-то торопится. Или же ему просто неприятно было тут находится. Скорее, второе, нежели первое. — Так вот, насчёт вашей дочери... — Ох, это же ты, — в этот раз прервали уже его, — да, у меня есть хлеб. Вот, возьми и поскорее уходи, — протянув мальчику хлеб, она скосила глаза на мужчину. Тот начал краснеть от злости. Уже не первый раз ему отказывали с предложением руки и сердца. Брак будет очень выгодным (по крайней мере, первое время, до развода), ведь дочь этой старухи не только внебрачный ребенок барона, но и будущая наследница сети предприятий. Она будет полезна если и не в статусе жены, то в статусе любовницы. До того, как их разговор прервали, он уже превысил свой лимит времени нахождения в этом месте. Воздух вокруг вонял чернью, нужно было уезжать, а то одежда сильно пропитается этим отвратительным запахом. Повернувшись в сторону, где располагалась карета, он ещё раз наткнулся взглядом на мальчишку. Волосы цвета золота, глаза цвета рубинов и прекрасная белая кожа. Такой внешности позавидовали бы многие аристократы. Сам он не выделялся ровным счетом ничем: волосы и глаза цвета молочного шоколада — простая внешность, которая не слишком выдавала в нем представителя благородного класса. Изнутри поднялась новая волна гнева. Захотелось как-то излить его, выпустить. Резко схватившись за кнут на поясе, он ударил ребёнка. Первый удар. Второй и третий. Да, начало становиться легче. Совсем немного. Такие дети все равно не были никому нужны, так что кому какая разница, если он пару раз ударит мальчишку кнутом? — Мистер Роббер, что вы творите?! — где-то слева послышался шокированный голос. Мужчина обернулся на крик. На его лице была безумная улыбка. Ещё раз напоследок ударив кнутом, он пошёл дальше к карете. Остановившись в пяти шагах от неё и даже не повернувшись, он медленно процедил: «Я имею предел терпения — если вы не не согласитесь на брак добровольно, мы пойдём другим путем». Сев в приоткрытую водителем дверь, он все же в последний раз взглянул на шокированную женщину и согнувшегося на земле мальчика. На его лице уже не было той страшной улыбки, только безразличие к ситуации. Будто он каждый день избивал детей. Водитель стегнул лошадь — и карета тронулась. Мистер Роббер наконец-то покинул улицы трущоб. Отойдя от ситуации, госпожа Мэри быстро подбежала к пострадавшему. Перед глазами была страшная картина: мальчик сидел на коленях, обнимал булку хлеба и шипел от боли. На спине было несколько кроваточащих ударов от кнута, ноги тоже пострадали, особенно колени. Одежда была похожа на дырявое сито. — На тебе же живого места нет... — начала было говорить женщина, когда ей на руку положили трясущуюся тонкую ручку, как бы успокаивая и говоря «всё хорошо, не переживайте». Мальчик попытался встать. Многочисленные раны причиняли ему сильную боль. Госпожа Мэри, видя его потуги, протянула руку помощи. На секунду мальчик задумался, а стоит ли брать руку, но, вспомнив о том, что встать самостоятельно ему будет трудно, всё же принял помощь. Минуту он осматривал свои травмы. Это сильно замедлит его скорость, теперь он доберётся до магазина не за десять минут, а в лучшем случае за тридцать. Дело было плохо, вероятность того, что он сегодня выживет, была крайне мала. Нужно поторопиться. — Вот, возьми другой хлеб, твой весь в крови, — старушка протянула новую булку. Мальчик, не став медлить, взял ее и пошёл в противоположную сторону от той, куда уехал аристократ. Напоследок он сказал тихое «Спасибо». В ответ ему прилетело ещё более тихое «Прости».

***

Наконец перед глазами вырос знакомый старый магазин. Это то место, где братья нашли свой дом, если можно его так назвать. В нем было не так холодно, как на улице, и стены спасали от сильного ветра. Когда шли дожди, с потолка могла начать капать вода. Но это все мелочи, если вы не живёте на улице и имеете какое-никакое спальное место. Было также много книг, благодаря которым можно было научиться грамоте. Чем, собственно, и занимались братья в те времена, когда было светло. Дверь была слегка приоткрыта. Значит, Льюис уже проснулся и искал его. Блондин, прихрамывая, прошел внутрь. Минуя шкафы с книгами, он вошёл в то место, что у обычных людей именовалось "спальней". Пол скрипнул и его драгоценный младший братишка повернулся к нему. Лицо сразу побледнело, глаза расширились, стоило ему только заметить, в каком состоянии пришёл его брат. — Б-братец, что с тобой... — договорить он не успел: стоящий напротив юноша стал шататься. Льюис поспешил поймать брата, но сил поддержать не хватало — они оба повалились на пол. Когда он убрал руки со спины брата, его глаза расширились. На руках было очень много крови. Сердце пропустил удар, а потом стало учащенно биться, вернулся кашель. Нахлынуло осознание того, что сегодня старший брат может умереть. Взглянув на вход в комнату, Льюис начал пытаться поднять брата. Тот все ещё дышал, но слабо. Долго он не протянет. На глаза начали наворачиваться слезы. Кое-как приподняв его за плечи, Льюис медленным шагом направился к кровати. Те полтора метра, что их разделяли, казались просто непреодолимым расстоянием. Но нежелание смерти брата на холодном полу помогало двигаться вперёд. Наконец они подошли к тому самому углу, где была "кровать". Несколько кусков ткани, скинутых вместе, всё же лучше для сна, нежели холодный пол. Аккуратно положив братца к стенке, Льюис взял его за руку и лёг рядом на бок. Дыхание брата было очень медленным, глаза слегка приоткрыты, а взгляд направлен в никуда. У него явно была лихорадка. — Л-Лью...ис, — хриплым голосом прошептал старший и опустил тяжёлые веки. — Д-да, братец? — по щекам Льюиса катились многочисленные капельки слез. Он понимал, что сейчас с ним прощаются. — П-Пожа...луй..ста, по...ешь... Заплаканный взгляд Льюиса упал на выпавшую из рук булку хлеба на полу. Он и правда был голоден, но сейчас было нечто более важное, чем пустой желудок. Да и почему-то казалось, что она ему не потребуется. Руки брата становились все холоднее и холоднее. Глаза уже больше не открывались. Слегка приоткрыв рот, он из последних сил прошептал: — Я лю...блю те...бя, живи... И дыхание остановилось. Льюис быстро присел и, взяв руку брата в свои, приложил ухо к сердцу, чтобы точно убедиться в смерти. Когда это вновь подтвердилось, Льюис громко заплакал. Плач перешел в крик, а потом и в кашель. Но этот кашель отличался от привычного: он был ещё более болезненным. Сил сидеть уже не оставалось — Льюис упал на спину. Кашель всё не останавливался, слезы текли, и хотелось громко кричать. Почему они родились в трущобах? Почему именно в этом веке? Почему их бросили родители? Просто почему... Перед глазами начало темнеть. Холодные руки брата больше не успокаивали. Эхо от так часто произносимых слов тоже. Обещание, что они выживут, казалось теперь таким далёким и наивным. А слова о том, что всё будет хорошо, детской сказкой на ночь. Последнее, что увидел Льюис, было спокойное лицо брата. На губах его была очень лёгкая улыбка, призванная успокоить младшего. Вспомнились последние слова брата. К сожалению, им не суждено было сбыться. Многое хотелось сказать: и извиниться за то, что разочаровал, и помолиться кому-то там наверху, и признаться в некоторых вещах, но сил уже не было. Льюис проваливался во тьму. И всё же последнее, что мелькнуло в голове перед смертью, было четырьмя простыми словами. «Я тоже тебя люблю».