Летопись жизни

Данная часть является промежуточной в данной истории, таких будет несколько. Она не содержит никаких оригинальных исторических событий и рассказывает о Москве, как о человеке, о части выдуманного мною мира. *** На Руси рынок, наравне с церквями, занимал центральное место в городе. К продаже и обмену товара готовились полгода, после хлебородного лета, осенью крестьяне и торговцы отправлялись по городам за обменом товаром. Новый Москва-град привлекал знававших товарное дело. Много любопытных съезжается поглядеть на возведенные стены кремля, значит, многое можно продать. Раньше рынок в селе Кучка был маленький, и торговали на нем в основном молоком, травами да ягодами, собранными на болоте. Неглинчик не любил это место. На что обменять парное молоко у него не было, а в ужасной попытке незаметно стащить что-нибудь, одна очень крикливая старуха-ведьма (так он ее про себя назвал), позорно и больно отходила его жестким платком. Сейчас Торжище, которое происходило на главной улице нововозведенного кремля, поражало мальчишку. Никогда он не видал столько разных людей. Приветливых и не очень, заискивающе зазывающих, заманивающих интересными речами, уверяющими, что покажут интересные «заморские» вещицы. — Никогда не видал Торжков? — спокойным, тягуче плавным голосом спросил у Неглинчика его Киев-брат. — Я и людей столько никогда в своих стенах не видал, ваша светлость. — Ты скоро привыкнешь, когда много люда проходится по улочкам твоим — это приятно. — Киев снова легко улыбнулся. — Не правда ли? — Не разобрал еще. Не привычно это. Каждый день что-то новое, Суздальские, Владимирские. Сейчас вот сам Андрей Юрьевич гостит. — мальчишка вгляделся в толпу, чтобы выискать шапку великого князя. — Я уже и позабыл, какого это, быть маленьким городком, неприметным, помогающим заплутавшим путникам. — Хотел бы я остаться маленьким городом, помогающим путникам. — О тебе сейчас много говорят и много думают, хотят сделать тебя центром нового княжества. — Как бы невзначай заметил рыжеволосый Киев. — Какого еще княжества? — мальчишка хмуро глянул из-под бровей, стараясь напустить на себя недовольство и серьезность, которые на самом деле скрыли бы его волнение и страх. — Ну как же. «Великого» княжества Московского. Других на Руси не бывает. Не смог Юрий князь стать царем Киевским, создал свою вотчину, чтобы его дети стали князьями. — речи Киева были очень взрослыми. Мальчонка силился их понять, но молодому уму сложно было представить, то он несет такую важность для кого-то. Что он не просто город на пересечении торговых путей, а что-то более важное. — Ну не буду смущать твой малый ум такими речами. Надо бы нам князя найти. — Прислушайтесь. Услышите шум, громкие предложения — там и князь Нахмурился в вынужденной задумчивости Неглинчик. Не готов он вести такие речи, о том, какую важность он имеет. Не имеет вовсе. И дальше, чем стоит трое крайняя крепость разрастаться он не собирается. Хватит, ему бы еще в детстве походить, а не как Киев-брат о стране думать. За ужином вели разговоры о самой Москве. Восхваляли задумку Долгорукого — хороший город получился у того. Верно, потому что поострен был с благими намерениями. Ведь это по велению Господнему Степан Кучка не убил маленькое олицетворение, а дал ему жизнь. Приглядывался Андрей Боголюбский к мальчонке и видел у него сильное будущее. Сейчас он кроток, скромен и застенчив, но в будущем, он еще покажет свою силу. Ведь первая его удача, в том, что он, о котором никто не знал, остался жить и расти. И процветать! — Хороший город возвел князь Юрий. — Как всегда задумчиво и спокойно промолвил князь Андрей. — Только что-то церквей мало. Народу где-то нужно возносить молитвы. Сколько их у вас. — Одну я заприметил на въезде, добрая церковь. — Киев не любил много говорить о благоустройствах, не его была вольность как город обставлять. Его обычно, по его же просьбе последнего уведомляли о том, что на территории будет возводиться новый дом. — Все три башни, что в углах города стоят — часовни, они только не действующие. Но если вы прикажете, службы тут же будут в них вестись. — Москов сидел слева от князя, за столом полным яств, Киев справа, как полагается стольному граду. — Я не очень сведущ в зодческих делах, но если прикажете, нужно говорить городовому управляющему, он все исполнит. Москов от стольного Киев града отделял могучий стан князя, но мальчишка пытался через мужчину получше разглядеть своего нового брата. Он осторожно приглядывался к Киеву, рассматривал его богатые, но простые одежды. Его профиль, спокойное величественное лицо, на котором играла полуулыбка, когда до его чуткого слуха доносились голоса дружины. Поражала Москов красота столицы одного из сильнейших княжеств, и Неглинчик точно знал, нет никого красивее и величественнее Киева. *** — А я Бога не видел… Сидя на ступенях в уездном дворе и разглядывая звезды прошептал Москва. — И креста на мне нет…. И имени мне не дали…. Москва-град это конечно все знают, а настоящего имени у меня и нет. — Мальчик расстроено понурил голову. — Неглинчик. Так меня звал Степан. Так разве это имя… и на кличку не смахивает. — А я тоже Бога не видел…. И имени у меня не было. А потом, великий князь Владимир красно солнышко стал всю Русь крестить и вместе со всем народом таинство крещения я в реке принимал. -Мальчонка осторожно повернул голову к брату, который крутил меж пальцев простой крестик. — И все-таки слово божие я познал позже. Много лет мне понадобилось, чтобы понять, как Господь прощал за все грехи детей своих. Язычники много лет еще отравляли землю, все еще верили люди Перуну, а верили, потому что я не верил в Создателя. Как только я прочел слово божие и понял, что любит Бог детей своих, тогда и князья стали к словам прислушиваться, а там и народ. И тогда поняли мы, что спасение есть. Богъ ​ѣсть​ любовь, и пребывающійвъ любви пребываетъвъ Богѣ, и Богъвъ ​нёмъ​.* Во время слов брата своего замер Неглинчик, не дышал. Поразили его слова брата о Боге. — Я хочу познать Бога, помоги мне Киев братец… *** — Просыпайся, Москов. Просыпайся… у меня для тебя весть. — Димитрий осторожно перебирал мед пальцев золотые пряди. Заря только занималась. Два дня прошло с ночного разговора. С откровения и нового признания. — Утром дела делаются, мал человек. Пойдем, батюшка нас уже заждался. Почти не раскрывая сонных глаз, отправился за Киевом Москов к берегу реки. Сонные глаза не приметили еще служителя церкви, который читал утреннюю молитву. — Ты что же Киев-брат, искупаться решил. Так ноябрь на дворе холодно купаться то… — ТЫ хотел познать Бога, пойдем. — Киев осторожно взял мальчика за руку и потянул в сторону небольшого мостика, на котором стоял святой отец. — Не зевай так, сейчас студена водица тебя быстро разбудит. — Светлого утра, княже. — священник сделал легкий поклон. — Ивам, стольный град. Разоблачайтесь скорее, … пока заря только занимается. Без возражений, но все-таки нехотя стал скидывать Неглинчик кафтан, который был, накинут в спешке и даже не застегнут на все пуговицы. Босые ноги, высунутые из сапог, тут же почувствовали всю утреннюю росу. Пояс тоже отправился на землю. Остался стоять мальчишка в исподней рубахе. — Я плавать не умею… Осторожно шепнул на ухо Димитрию Неглинчик. — Я с тобой пойду, это дело такое, серьезно, тут и способить нужно. На-ка вот, прочти. И стал мальчонка медленно, осторожно пробегаясь по буквам, читать псалом. После прочтения осторожно, крепко от испуга держа Киев за руку, ступил он в холодную речную воду. Верую. Во Единаго Бога… Спаси и сохрани раба своего… Крестится раб божий Михаил… Киев осторожно положив руку на спину мальчику, опустил того в воду. Обжигающий холод пронзил все тело, но Неглинчику этот холод был приятен. Теперь он с Богом, советником и помощником, теперь он будет указывать ему путь. Теперь у него есть свое собственное имя. Вылезши из воды, Михаил сам три раза перекрестился, поцеловал руку священнику, приложился губами к кресту и святому писанию. А Киев брат надел ему на шею такой же простой, как у него, но своей простотой красивый золотой крест. — Сегодня. 8 ноября. День святого Архистратига небесного Архангела Михаила. В честь него тебе дано имя. Носи его достойно и не посрами род свой. Димитрий Олегович осторожно коснулся губами лба Михаила Юрьевича.