Умение прощать

— Прошу, расскажите, — снова заговорил Бхайрав, — меня снедает любопытство. Кто из ваших учеников столь блестяще выполнил работу, выкупив у Лубдхака записи Чандрагупты и написав его почерком письмо? — О! — засмеялся Чанакья. — Калабхаван. Талантливый актёр. Мастер перевоплощений! Другие ученики разрисовали ему лицо, чтобы было похоже на настоящий шрам, рыжие волосы купили у мастера, искусно изготовливающего виги* и отправили в Магадху. Мы все прибыли одновременно. Селевк отправился во дворец, я — сюда, чтобы встретить Чандрагупту, а Калабхаван — к Лубдхаку. Увидев македонские монеты, Лубдхак не колебался ни мгновения. Притащил кучу пергаментов, и Калабхавану пришлось попотеть, выбирая удачные образцы. Однако этими записями мы бы не обошлись. Необходимо было большее разнообразие слов и их сочетаний в предложениях, чтобы уловить все особенности почерка Чандрагупты. Перед возвращением в Магадху я вовремя вспомнил, как некогда давал Чандре задание пять вечеров подряд записывать за мной под диктовку изречения мудрых браминов. И вот наконец те записи, оставшиеся в доме Шаткара, пригодились. Калабхаван забрал их тоже, вернулся в Таксилу, отдал образцы другому моему ученику, который и выполнил задание. Фальшивое послание отнесли в покои вернувшегося из Паталипутры Селевка. Наместник, следуя нашей с ним договорённости, запечатал пергамент и отправил его Дхана Нанду с остроумной припиской от себя, которую наш ракшас, несомненно, прочёл. Думаю, эта приписка разъярила Дхана Нанда больше, чем само письмо. А послание, как видишь, поспело вовремя, чтобы оказать влияние на разум императора. Я вас хвалю. Вы все молодцы. На каждого могу положиться, словно на себя, снова убедился в этом. — Всё потому, что мы вас любим, учитель, — порозовев от смущения, промолвил Бхайрав. Глаза Вишнугупты наполнились слезами счастья. — Знаю, — растроганно произнёс он. — Вы — мои алмазы, идеальной огранкой которых я всегда буду гордиться. А теперь надо убедиться, что Селевк не остановится на достигнутом и позволит воспользоваться частью своей армии. Никакая помощь не будет лишней. Даже пять сотен изувеченных калек с рудников сгодятся, хоть толку от них, конечно, немного. Лицо Бхайрава стало беспокойным. — А если самрадж вас убьёт? Ему ведь ничто не помешает выпустить в вас огненные или отравленные стрелы со стен, когда вы приблизитесь к столице и попытаетесь открыть ворота. Чанакья улыбнулся. — Пока впереди войска стоит его «бесценное сокровище», ни мне, ни войску ничего не угрожает. Царь отравлен любовью, как и его изгнанный раб. Вскоре ты своими глазами увидишь удивительную битву, где оба предводителя армий не способны нормально сражаться. Не важно, займём мы Магадху или придётся бежать, но после этого дня Чандрагупта будет только моим, а это значит, что Дхана Нанд так или иначе проиграет. Именно это, Бхайрав, мне и нравится в моём плане больше всего! *** — Опять? — неодобрительно покачав головой, Чанакья опустился на глинистый берег рядом с дрожащим от холода Чандрагуптой. — Зачем нырял один и в темноте? — Не могу уснуть. Особенно после того, как вы сказали, что мы завтра собираемся к Селевку. Я не представляю, о чём с ним говорить… Не могу смотреть на него, не желаю просить его помощи и не хочу слышать его голос! Ненавижу этого человека. Оранжевая накидка внезапно окутала плечи юноши, а его самого подтянули ближе к тёплому боку. — Грейся. Чандрагупта нехотя приткнулся к плечу Чанакьи. — Зачем вы пришли? Почему бы не оставить меня одного? — Жалею дурачка, — раздалось в ответ. — Надо ж было исхитриться из всех мужчин Магадхи выбрать истинного ракшаса! Лучше б ты, в самом деле, полюбил Селевка или… Кстати, у Амбхираджа отличный парень растёт. Всего на год младше тебя, но насколько мне известно, играет за ту же команду. Вы бы нашли общий язык. — За какую ещё «команду»? — пробубнил Чандра, осторожно покосившись на Чанакью. — Парни его привлекают, как и тебя. Отец ничего не знает, потому что Амбхикумар тщательно скрывает свои предпочтения. Так вот, когда Таксила станет нашей, ты мог бы… — С какой вдруг стати Таксила станет нашей?! — изумился Чандрагупта. — Мы же собираемся напасть на Паталипутру и лишь ради того, чтобы вы формально исполнили вашу безумную клятву, завязали косу, а заодно помогли мне встретиться с самраджем. Вы сами так сказали! — Полагаешь, я позволю Селевку оставаться на моей земле? — прищурившись, спросил Чанакья и сам себе ответил. — Нет! Как только урок Дхана Нанду будет преподан, следующая моя цель — освобождение Таксилы. Селевк исчезнет, как прежде улетучился Дарий, а Таксилой и Поуравом будет править тот, кого изберёт народ. — В вашем лице? — невольно подначил ачарью Чандрагупта. — Если я — один из представителей народа, почему бы нет? Не волнуйся, я выберу тебя, мой верный Арджуна, если до того времени не отыщу сына Пора. Ты будешь править Поуравом и Пиппаливаном, который мы восстановим. Таксилой станет управлять Амбхикумар. С ним ты наладишь тесные отношения и… — он заметил, как Чандрагупта резко отстранился. — Что в моих словах тебе не нравится? — Какие ещё «тесные отношения» я должен наладить с Амбхикумаром? — напрягся Чандра. — Обусловленные вашими обоюдными потребностями, — обтекаемо изрёк Чанакья. — Погодите, — окончательно растерялся Чандрагупта, — вы что, предлагаете мне соблазнить его? Чанакья тихо засмеялся. — Для блага Бхараты. А почему ты против? Этот юноша очень красив. Сам увидишь, когда завтра посетишь дворец. Я познакомлю вас. Амбхикумар погасит твой пылающий огонь, а ты поможешь ему справиться с его пламенем. Если правильно построишь отношения, сможешь вскоре диктовать ему любые условия. У него нет опыта, а желание любви огромно. Войдя к нему в доверие, научишь его наслаждениям, за что царевич будет тебе безмерно благодарен. Завладев его душой, тебе вовсе не обязательно дарить в ответ собственную. Разделяй чувства и политику! Имей в виду: через пару лет, когда всё уладится, я планирую устроить тебе брак с одной из царевен. — Это зачем?! — нахмурился Чандра. — Тебе как царю понадобится наследник. Не перечь, — взмахом руки он остановил Чандрагупту, уже открывшего рот для возражений. — И тревожиться не надо. Жена тебе ничуть не помешает. Её задача — рожать детей, для чего будешь навещать её покои хотя бы пять-шесть раз в год, закрыв глаза и думая о ком-то другом. Это несложно. — Тогда зачем Амбхикумар, если будет ещё и жена? — не понимал Чандрагупта. — Амбхикумар необходим, чтобы Таксила не вышла из-под контроля, но при этом никто бы не назвал тебя узурпатором чужой земли. Да, знаю, Амбхирадж жив… Но, думаю, в процессе войны с Селевком, мы найдём способ решить эту трудность. Скажи, разве тебя не греет мысль о том, что будущий царь Таксилы будет полностью подвластен тебе? — спросил ачарья, невозмутимо заглядывая в округлившиеся от ужаса глаза своего ученика. — Ачарья, всё, чему вы сейчас меня учите — омерзительно! Чанакья по-отечески опустил руку на плечо юноши. — Управление государством — грязное дело, не замараться не получится. Но, пойми, кто-то должен выполнять чёрную работу! Не всем же быть святыми аскетами, отрешившимися от земных забот и живущими в лесу. Так почему бы не взять на себя тяжкий груз, чтобы спасти чистые души других? Кстати, хороший царь умеет держать в узде врагов и союзников. Я помогу тебе. Слушай мои советы и не пожалеешь. Исполняя мои планы, всегда окажешься в выигрыше: удовлетворишь и нужды Магадхи, и свои. — А я думал, вы — праведник, — разочарованно протянул Чандрагупта. — И вам самому отвратительны подобные поступки. — Польза важнее праведности. Стать царём, взять меня в министры, жениться на царевне и завязать отношения с Амбхикумаром будет полезно и для тебя, и для общего дела. — Я принимаю обет брахмачарьи, — выпалил Чандрагупта. Чанакья застыл на месте: — Ты, как я понимаю, шутишь? — Нет. Я не желаю ни жениться, ни заводить отношений с Амбхикумаром. И если вам не нужен такой будущий царь, можете прямо сейчас отречься от меня. Давайте, выгоните вон, потому что я — строптивый ученик, не исполняющий ваших приказов. А такой вам точно не нужен. Чанакья долго смотрел за горизонт, ничего не отвечая. Наконец, перевёл взгляд на Чандрагупту и спокойно вымолвил: — Я не откажусь от тебя. Ты можешь быть строптивым, вытворять что угодно, совершать непростительные ошибки, но я заплачу любую цену, лишь бы ты остался со мной. Это прозвучало чрезмерно откровенно. Чандрагупта встал и начал завязывать дхоти. Вернул на место накидку и пояс, обул сандалии, а затем бесстрашно посмотрел на учителя. — Знаете, ачарья, у меня вчера был остаток дня и целая ночь для размышлений, и я понял очевидную вещь: вы продолжаете делать именно то, что и планировали до моего ухода к самраджу. Ваша ненависть к Нандам так же сильна. Ничего не изменилось. Вы не «преподать урок» хотите, а уничтожить врага по-настоящему. И, само собой, с моей помощью. Чанакья вздрогнул. Впервые в выражении лица учителя Чандрагупта заметил тревогу. — Конечно, у вас не осталось выбора! Если бы вы прямо заявили вчера, что ваша цель — свергнуть Дхана Нанда, я бы отказался помогать, и вы правильно догадывались об этом, потому быстро сочинили сказку, в которую поверили мои друзья, глядящие вам в рот с момента первой встречи. Вы ожидали, что и я сказку проглочу, поскольку жизнь изрядно намяла мне бока, я ослаблен и не в состоянии здраво мыслить. Верно? Поняв, что его припёрли к стенке, Чанакья быстро сообразил: любой ответ, кроме правдивого, сейчас будет ошибочным. — Да, — коротко ответил Чанакья и поджал губы. — Ты прав. — Так и думал, — на его лице не дрогнул ни единый мускул. — Ещё кое-что спрошу. Когда-то вы заставили Вирабхадру притвориться царевичем Пиппаливана, а Мура, сговорившись с вами, согласилась сделать вид, будто он — её сын. Кто вам мешал сговориться снова, на сей раз насчёт меня? Вы сами сказали: вам важно оставить меня рядом любой ценой, а значит всякая ложь оправданна. Скажите, ачарья, вы готовы поклясться всеми богами и жизнью, что моё родство с махарани Пиппаливана — не ваша очередная выдумка? Что сказать? Правда — гибельна, ложь — тоже. Чандра недавно посетил Лубдхака. Тот рассказал ему про переодетого Калабхавана, но что если и про тайник с пиппаливанскими одеяниями поведал? А во втором случае маскарада не было. Сам Чанакья лично явился в дом и заплатил Лубдхаку, чтобы тот спрятал одеяния в тайнике! «Всё пропало, — мелькнуло в голове Вишнугупты, — я был неосторожен и потерял его. Он слишком сообразителен. Я не стал жёстко ломать его, а зря! Он казался таким больным, слабым. Я уверовал в то, что он уже и без того сломлен и находится на грани помешательства. Однажды он, несомненно, раскусил бы меня, но не думал, что это случится так скоро. Какая ужасная ошибка! Хотел ведь вчера подсыпать ему снадобья в еду, но не стал… Понадеялся, что он и так погружён в океан отчаяния. Значит, конец?» — Мура — не твоя мать. Она лишь согласилась принять тебя своим сыном. Всё кончено… — Ради блага Бхараты? — усмехнулся Чандрагупта. — И ради этого тоже. Сказал — и закрыл глаза, ожидая худшего, но дэвы ниспослали благословение… — Благодарю, — голос Чандрагупты звучал устало. — Что бы я о вас прежде ни думал, но вы способны иногда говорить правду, и это обнадёживает. Долгое время я считал, будто я для вас — всего лишь меч, которым вы хотите сразить врага, но потом задумался: а почему, собственно, я? У вас три сотни учеников в Таксиле и здесь полно беспрекословно выполняющих ваши приказы юношей. Вам ничего не стоило взять любого, чтобы сделать из него нового царя. Однако вы зачем-то возитесь со мной. Я никогда не проявлял к вам уважения, но вы продолжали меня преследовать, зная заранее, что я никогда не покорюсь. И только вчера, когда вы солгали так неумело… Вернее, благодаря этой вашей лжи, я кое-что осознал… — Чандра, — дрожащими пальцами Чанакья прикоснулся к щеке юноши, очертив овал его лица, но у брамина не осталось сил вымолвить что-то ещё. — Ты для меня как сын. В этом дело. Рука бессильно упала вниз. — Да? — тихий, нервный смешок. — Лубдхак тоже иногда называл меня сыном, но при этом лапал, будто вешью. А вчера и вовсе предложил спать с ним… Впрочем, вы ни разу не позволили себе подобного, значит, наверное, хотя бы насчёт этого не лжёте. Теперь я принял решение. У меня есть способ очиститься от грязи, в которую я рухнул. Ничьи руки больше не дотронутся до меня, чтобы никто больше не посмел меня ревновать, вожделеть, использовать. Именно для этого я даю обет брахмачарьи, чтобы покончить с этой стороной жизни навсегда! Я пойду сражаться на вашей стороне. Пусть Дхана Нанд убьёт меня, считая предателем, если ему так угодно. Своими руками! К сожалению, я не принесу вам победы. Зря вы выбрали меня. Я не смогу стать императором, чтобы быть вам полезным. Я буду сражаться с единственной целью: умереть как кшатрий, хоть никогда не был кшатрием, как сейчас выяснилось… — Нет! — взволновавшись не на шутку, воскликнул Чанакья, перехватив его запястье. — Прекрати! Если ты считаешь меня вторым отцом, то как отец я приказываю: не смей умирать! Я обещаю, что найду для тебя смысл жизни, если ты сам не способен его найти! На мгновение ачарья показался ему таким искренним… Чандрагупта понял: столь беззащитным, сбросившим все маски, он этого брамина ещё не видел и не увидит впредь. Чанакья — не тот, кто охотно демонстрирует свои слабости. Чандрагупта привычно улыбнулся уголком рта, но прежнего задора в улыбке не было. — Вы достаточно подробно расписали, в чём заключается ваш смысл жизни. Жаль, но я не могу разделить его с вами. Восхождение на престол по трупам и месть — не моё. Управлять государством, превратившись в манипулятора и развратника — тоже не по мне. Остаётся смерть. Я её достойно приму, ибо подарит мне её тот, кого я люблю, вопреки лжи, разделившей нас. В любом случае лестно знать, что всё это время я был вам так сильно нужен, ачарья. Ведь, получается, что больше никому, кроме вас… Не договорив, он выдернул руку, развернулся и медленно пошёл обратно к дому Шаткара. Оставшись один, Чанакья прикрыл глаза и тихо прошептал: — Он мёртв внутри, но я непременно оживлю его душу, чтобы сделать её своей.