Ванильный сахар

- Это рефлекс – поднимать воротник? – улыбается Джон. «Я думал, что отвык удивляться людскому слабоумию, но ты не прекращаешь поражать меня», – транслирует взгляд Шерлока. Вместо этого уже немного социализированный гений говорит: - Посмотрим, как скоро ты захочешь сделать то же самое. Он не наносит лосьон от солнца – он буквально умывается им. Со звуком дождевых капель барабанит подушечками по скулам. Воздвигает вигвам вокруг носа. Проводит пальцем над верхней губой. Белая влага быстро впитывается, придавая бледной коже комнатного детектива более здоровый перламутровый отлив. Джон отмирает и протягивает руку за бутылочкой SPF 50, чтобы сдобрить себе холку, надбровья и нос. Под индиговой рубашкой-поло и сизыми шортами до колен Шерлок наглухо обтянут белым шелковистым трико, таким тонким, что проще покрасить. Довершают экипировку дымчатые кожаные туфли, по всей подошве уснащённые розетками шипов, и плоская кепка на грани между умилительно смешным и крышесносно элегантным. Ткань его одежды тоже необычная, одновременно гладкая и рыхлая – немнущаяся, матово поблёскивающая. Рядом с ним, в простых парусиновых шортах, футболке защитного цвета и армейском кепи Джон внезапно остро ощущает поколения классовых различий под сравнительно недавним слоем уютно-улётной лондонской свободы. Чтобы не пялиться так явно, он надевает тёмные очки. Шерлок зеркально повторяет его действие, и на какое-то время оба застывают друг перед другом, безопасно экранированные, изучая себя в искривлениях чужих стёкол. Они арендовали крохотный пучеглазый электрокарт – фактически, крышу на колёсиках для квеста по долинам и по взгорьям поля, хитроумием ландшафта могущим поспорить с Риджентс-парком. Клюшки у Шерлока свои, «Callaway»: должно быть, это что-то значит. Ох и тяжеленные. Помимо клюшек, игроков и трогательного лукошка с шариками, игруха перевозит термосумку, где во льду томится полудюжина пива. Но пива сейчас почему-то не хочется. Джон следит, как студёные капли минералки сбегают с губ Шерлока по подбородку, срываются в распах гордо стоящего ворота, и жадно припадает к собственной бутылке. Казалось бы, какая тут наука? Смотри на мяч и фигачь? Нет, Джон не создан для гольфа. Не в этом рождении. Он то промахивается поверх шарика, то взрывает клюшкой сверхъестественно густой и зелёный дёрн. На второй минуте он едва не вывихнул мизинец. Прочие уязвимые места Джон определил еще на минус пятой, глядя, как винтом замахивается и, ускоряясь в нижней точке, воспаряет по дуге удара Шерлок. Плечи. Локти. Колени. Лодыжки. И, конечно, поясница. Что может быть опасней столкновения против ротации в наклоне? Его собственная квадратная мышца реагирует предупреждающим всплеском боли. Малейшая неаккуратность – и можно схлопотать защемление нерва. Сможет ли Шерлок его распутать? Наверно, сможет. С его пальцами ювелира и дотошностью патанатома. «Кажется, я забыл в морге свой стек!» С него еще станется держать где-нибудь лошадь. Стоп, с какой стати Шерлок обязан?.. Это Джон ему хирург, медбрат и нянька. И если что-то сейчас случится с Шерлоком, то Джон без колебаний разложит его прямо на этой пружинисто стриженой травке и прямо сквозь шёлковую краску отмассирует, отмолит, выгонит любую хворь… Тьфу, тьфу, не сглазить. Шерлок, не ведая угрозы, делает пробный замах мимо шарика. Что-то корректирует в уме, и следующая парабола со смачным стуком отправляет мяч чуть ближе горизонта. Шерлок провожает его взглядом, запоминая точку приземления, возвращается на кожаную скамью карта и вписывает очередную цифру в клеточку на разноцветно разграфлённом листке в зажиме посреди руля. Для этого ему приходится переклониться через локоть Джона, чья польза на сегодня сводится к рулёжке по извилистым – для увеселения таких, как он, обуз – асфальтовым тропинкам и, временами, по американским горкам поля к флагу, отмечающему лунку. Закатывать считается сложней, чем бить, но у Джона получается – через два раза на третий. Это почти как бильярд, если не считать неуловимой глазом подлой кривизны обтоптанной земли. Шерлок, кто б усомнился, учитывает и это. А после в самурайском спокойствии ждёт, когда Джон с победоносным «Йесс!!» загонит-таки пару шариков, великодушно сброшенных ему на корм. От скользящего касания шерлокова живота (космическое джерси, паутина шёлка, сплавленная с кожей, бугорок мечевидного отростка и тягучий, бесконечный пресс над мягкой впадиной) озноб охватывает всё тело Джона, а взбудораженное мурашками предплечье становится пушистым. Джон уверен: Шерлок видит, и благодарит двойное заграждение очков за то, что не дают бесповоротно убедиться в этом. Взгляд трусливо упал... и наткнулся на выбеленное колено. Джон не может удержаться от сравнения. Изысканной оленьей сухости Шерлока – со своей, мясистой и рабочей плотью. Где ты, а где я! Не дожидаясь полной остановки карта, Шерлок выпрыгнул и двинулся к багажному отсеку за паттером.* Он не мог уразуметь, зачем Джон делает столько фотографий. Стойки и махи Шерлока откалиброваны, а пейзаж однообразен, несмотря на все усилия ландшафтного дизайнера. Всхолмья и площадки отутюженной травы, земляные и песчаные ловушки, кукольные виллы по периметру, и озерца с невозмутимыми белыми цаплями, за росчерки которых Шерлок отчаянно цеплялся глазами как за пример благородного хладнокровия. А что ему оставалось делать? Вытащив Джона вместе с собой готовиться к ловле финансового махинатора на благотворительном турнире (чёрт бы побрал Майкрофта), Шерлок надеялся развлечь его кусочком иной жизни – той, которую никогда не считал по-настоящему своей, но, возможно, способной показать его под каким-то другим углом. Если настоящий Шерлок Джону до сих пор не интересен. И только всё испортил. Рядом с бодрым, плотным, загорелым, выглядящим круто даже в самой непритязательной одежде, Джоном Шерлок сам себе казался одной из этих цапель: чуть себя отпустишь – и уже нескладный, только и способный к выживанию, что в специально созданных условиях. А Джон вовсю старается занять себя, но, судя по окаменевшей челюсти, изводится от скуки. Он был под пулями. Что ему выморочные аристократские затеи? Джон не сноб и, слава богу, никогда им не станет. Ещё один дурацкий шарик на удар приблизился к никому не нужной лунке. - Ола! – из раздумий Шерлока вывел смуглолицый кэдди, подкативший на рефрижераторе с закусками. – Может быть, сэндвич? Ещё пива? Или чего покрепче: бренди, виски, текилы? - Текилы, пожалуйста, – выпалил Джон. - Две, – с миллисекундным отставанием приказал Шерлок. Золотая самогонка из мексиканской колючки натощак, если не считать кристаллов соли по канту бумажного стаканчика, произвела нейротоксический эффект мгновенно. Шерлок начал контролировать себя ещё сильней. Плавно потягиваясь с клюшкой за плечами, приседая в стойке или возвращаясь из замаха, он чуть ли не танцевал. Перед самой тренировкой Шерлок пренебрёг разогревом, нарастягивавшись дома, и тело выговаривало ему за нештатную нагрузку – слабостью в одних местах и напряжением в других. Джон полоснул глазами по засвету шёлковой поддёвки, скрежетнул зубами и отвернулся. Ну естественно. Считает выпендрёжником. Между тем, небо потихоньку заволокло сыростью, так что ливень хлынул аккурат над предпоследней лункой. Пока добежали до карта, впору было устраивать конкурс мокрых маек – где Шерлок, в своих двух слоях одежд, проигрывал. От текилы было горячо в груди, в желудке и под кожей. И молчание было каким-то накалённым – не как их уютное молчание на Бейкер-стрит. Что делают люди, застигнутые дождём в пространстве нескольких квадратных футов? «Целуются», – услужливо всплыл недотёртый файл на жёстком диске Шерлока. Одна маленькая деталь: люди, которые до этого хоть как-то обозначили взаимную симпатию. Но Джон при каждом случае подчёркивает, что они не пара. Шерлок же один раз сказал «спасибо, но, спасибо, нет». А Шерлок, как известно всем, не повторяется. - Можно прикоснуться? – как гром среди нахмуренного неба, спрашивает Джон. О, боже, да. Везде, где Джон захочет. Даже там, где обычно подразумевают люди, когда говорят это. Шерлок избегал тактильных контактов с трёх лет, чем вечно вызывал уважительное подтрунивание родителей, особенно мамули. Это было слишком личным. За срок, вдесятеро больший, кредит накопился изрядный. Такой, что ныл в затылке, как невыплаченный долг, и прожигал дыру в кармане шерлоковых шортов. Их-то Джон, как выяснилось, и имел в виду. Всего лишь шорты из космического волокна. Мизинец Джона проскользнул под ручную подрубку края штанины по солнцезащитному шёлку, но волна нечаянной ласки разбежалась вширь и ввысь, а костяшки суставов угольками остались на коже. Джон казался более чем впечатлённым нанотехнологиями, поглаживая ткань между подушечкой большого пальца и ещё тремя. Шерлок дотлевал. Покров, который призван был оберегать его, обострял каждое касание десятикратно. За внутренней борьбой он как-то пропустил момент, когда джонова ладонь прокралась к внутренней поверхности его бедра (момент, но не ощущение). Не то чтобы Шерлок был против. Да и что бы он возразил? Он же только что, своей слегка недоуменной миной и картинным жестом, отложив размашистую длань на спинку сиденья, дал Джону карт-бланш... От жара тела отравленный шёлк совсем просох, но рубашка с бесприютным воротом, ещё мокрая, начинала леденить все прилегающие выпуклости. - Ты простудишься, – говорит Джон. – Давай-ка снимем это с тебя. Не волнуйся, я согрею. И, противореча собственным рукам, неторопливо поднимающимся, влизываясь, вверх по шёлковым бокам, по нарастанию мускулатуры и чувствительности, в нерассуждающем спокойствии законного и исключительного права целует Шерлока в губы.