Не лги мне

      Проснувшись утром, отнюдь не рано, как обычно, Михаил что-то невнятно простонал… Голова гудела, во рту была пустыня, а всё тело ломило… Хотя вот последнее было даже частично приятно. Потянувшись, почему-то с ограничением в движении, он невольно тихо застонал снова: по телу прошлась непривычная волна удовольствия. Осознав её источник, мужчина вспыхнул красным, закрывая лицо ладонями. Его крепко обнимали со спины руки, и он точно знал, кому они принадлежат. Потому что помимо рук было кое-что ещё… И это кое-что до сих пор находилось внутри него, как раз заставив его застонать.       — Люц… Чёрт… — Михаил тихо застонал, понимая, что из-за того, что он сам ёрзал, у его… друга (?)… Или партнёра (?) попросту снова встал, — Люси… Пожалуйста… Проснись, — шепчет он, невольно чуть двигая бёдрами, потому что, господи боже, это для него просто слишком. Только Люцифер лишь сильнее стискивает его в своих руках и ворчит во сне, — Люц!.. Черт возьми, Люц… — Миша кое-как разжал руки парня, отстраняясь от него и шумно выдыхая, возвращая свои мысли и тело в нормальное состояние. Лишившись тёплой «подушки» рядом, блондин нехотя открыл глаза, смотря на всё ещё красного друга, несколько секунд оценивая обстановку…       — Мы ночью?.. — явно риторически спросил он и, выругавшись, закрыл лицо подушкой, что-то невнятно в неё простонав, явно потеряв весь «запал». Кажется, это он на немецком выругался… Или не выругался? Михаил только смог разобрать знакомое наречие, но не слова… А жаль, ругался он красиво, витиевато так, — Мне надо просить прощения?       — Только за то, что отказывался выпускать меня из объятий, потому что, знаешь… Сгореть со стыда с самого утра… Странное чувство, — смеётся Михаил, словно пытаясь свести значимость произошедшего к минимуму, кое-как вставая на ноги, охнув и поморщившись: болело всё, что ниже поясницы, включая её саму, — Твою ж… Ссс… — он прикусил язык, чтобы не выдать несколько ругательств, — Видимо, ты весьма активный любовник, Люси… Кхм… Вот давай, веди меня в ванную сам, потому что хрен я куда сдвинуться смогу…       Михаил слабо улыбнулся, держась за стоящую рядом тумбочку. Люцифер поспешно встал, практически взвалив друга себе на плечо, отводя его до ванной и помогая забраться в неё… Сам он шустро вылетел оттуда, принимаясь собирать лоскуты одежды, — за рубашку его наверняка убьют, — отправляясь на кухню и, шарахнувшись от своего отражения в чайнике, принялся пытаться что-то приготовить. Через полчаса Михаил уже сам, пусть и по стене, выполз к нему в халате и осторожно сел за стол, поморщившись, с благодарностью принимая таблетку обезболивающего. Вообще-то, это от головы, но он надеялся, что и от другой боли тоже поможет. Время с этим и так справится, но хотелось бы побыстрее.       Завтрак, пусть и несколько неказистый из-за похмелья у готовящего, был съеден быстро и в абсолютном молчании… Михаил гипнотизировал вилку в своей руке, едва слышно постукивая ей по столу. Люцифер смотрел в окно. Вопросов было много, а вот задавать их было страшно. Сколько раз они, словно по очереди, вдыхали воздух поглубже, готовясь спросить… А через несколько секунд выдыхали. И снова. Дрожащей рукой Михаил крепче сжал кружку с чаем и закрыл глаза, выдыхая, поднимая голову и смотря в упор на друга. Тот автоматически поднимает голову, смотря в ответ, вздрагивая от того, насколько «просвечивают» его голубые глаза.       — Ты этого хотел? Того, что произошло ночью. Честно, — спрашивает, практически требует ответа Михаил, и вопрос этот застаёт врасплох. Словно врезается в самую душу, пуская паутину, как пуля по стеклу.       — Разве я стал бы это делать, не желая тебя? Не желая оказаться рядом с тобой, настолько рядом? — Люцифер выпрямился, хмурясь и садясь ближе к Михаилу, сжимая его руки в своих, уже сам просвечивая его взглядом, — Я хотел этого буквально больше всего на свете. Прежде всего я хотел снова начать с тобой общаться, но знаешь, чем старше я становился, тем отчётливей понимал, что мне попросту никто не нужен, кроме тебя. Это странно… Но это действительно так, — мужчина вздохнул и чуть улыбнулся, наклоняясь, целуя руки Михаила, почему-то холодные, но всё такие же крепкие и нежные.       — Мне… Приятно это слышать… Очень. Я не до конца понимаю, что сам чувствую по этому поводу, но могу точно сказать, что ничего плохого, — он слабо улыбнулся, кладя ладонь на щёку другу, мягко поглаживая его по щеке, тихо вздыхая, — Но да, я тоже по тебе скучал. Очень сильно… С того дня, как мы поссорились, я продолжал практически непрерывно думать о тебе, о том, что хотел бы изменить те события. Даже если бы мне пришлось простить твою ложь… Но для меня это был очень сильный удар тогда, потому что единственное, чего я от тебя точно не ожидал, так это лжи. Ты хороший человек, Люцифер, и я всегда это видел, потому и не отворачивался от тебя ни разу. И отцу не мешал, когда он потом выкупал тебя из полиции. И… — он вдруг тихо рассмеялся, качая головой, — Знал бы ты, сколько раз я боролся с желанием положить в переносную аптечку средства от синяков и бинты для тебя. Особенно в первое время это было так странно.       — Понимаю… А я всё время ждал, что ты придёшь… Мне не хватало твоего общества, настолько, что меня практически рвало изнутри. Однажды ночью я разрыдался, когда мне приснился тот день, когда… Ну. Ты понял. Вернее, не разрыдался… Я спал, а когда проснулся, вся подушка мокрая была… Мне казалось, что в тот день внутри меня окончательно что-то сломалось, и я ожесточился… На три дня. Стоило мне начать работать, начать общаться с новыми людьми, я словно открыл в себе что-то новое. Видимо, именно то, что видел во мне ты, когда называл Ангелом. Они меня не знали, они не судили меня по моим прошлым поступкам, потому что не знали их, они лишь видели, что я стремился работать усердно, быстро и качественно. Постепенно… Знаешь, я начал с ними общаться. Начал узнавать об их жизнях, и стал понимать, что многого не замечал раньше. Я всегда общался только с тобой, и пусть ваша семья тогда была откровенно средним классом, я многого не понимал. У меня всегда были деньги, и пусть моему отцу было на меня плевать, я был богат. Наверное, от части именно эти факторы развязывали мне руки всегда. Я никогда не понимал, почему люди так дорожат своими вещами, почему для них достижение пройти на какой-то конкурс… Да, я проходил на конкурсы, и я на них побеждал, и я знал, что для тебя это большое достижение, а поломка, допустим, того же телевизора для вас — сложная ситуация… Но для меня всё это значило лишь «мой друг прошёл куда хотел, я так за него рад, он обязательно победит!» или «ох, у них сломался телевизор… Это плохо, интересно, когда они купят новый?». Но в тот момент я начал жить сам. Когда я смог съехать из мотеля и снять квартиру, для меня это было достижение! Мой заработок позволял мне самому снимать жильё! А через несколько месяцев, месяцев, Миш, у меня там появился небольшой телевизор, и я смог заменить сломанный холодильник. И тогда меня словно по голове ударили. Все те события, что я переживал раньше, обрели смысл. Слёзы студентов, когда я случайно сбивал их с ног, и у них ломался телефон или рвался рюкзак. Бешенство людей, когда я расписывал их дом, забор или машину… Всё это я неожиданно начал понимать. Я слушал истории людей из их прошлого, слушал, как они рассказывали о своих школьных обидчиках… И понял, что для кого-то я вот такой же. С тех пор я изменился. Работал практически в три смены, копил деньги… Начал увлекаться изучением зоопсихологии. Оказалось, что животные мне очень нравятся! Стал общаться с ветеринарами, кинологами, волонтёрами… Впервые с ухода из дома прикоснулся к деньгам, которые оставил мне отец. Я добавил их к своим сбережениям и открыл первую реабилитационную клинику для собак. Сначала мои знакомые работали со мной практически бесплатно, но позже я сам стал повышать им зарплату, причём в основном из своих денег, потому что продолжал работать в других местах. А потом люди стали о нас узнавать. К нам начали привозить животных, не только собак, но в основном их, из разных городов… И деньги стали приходить вместе с этим. Так что… Я не просто работаю в реабилитационной клинике, и не просто так переезжаю в только что открытые клиники: я владелец, должен за ними следить. И. Я говорю без умолку уже минут пять, да? — он тихо смеётся, виновато смотря на друга… А тот всё это время сидел, подперев голову рукой, смотря на него с искренним восхищением, и из-за этого взгляда Люцифер невольно покраснел, отводя взгляд.       — Ты сильно изменился тогда. Я рад тому, что те события всё же помогли тебе стать лучше и наконец раскрыть в себе то, что я видел всегда… Всё же, тебе и правда нужно было окунуться в реальный мир, чтобы он по-настоящему тебя затронул, — улыбнулся Михаил, притягивая стул Люцифера ближе к себе, обнимая друга, прижимая его к себе, зарываясь пальцами в пшеничные волосы. Тот едва ли не заурчал, словно большой кот, прикрывая глаза и утыкаясь носом в шею парня, вдыхая удивительно приятный аромат мяты и чего-то цитрусового, замечая яркие засосы и укусы, которые, очевидно, оставил сам, — Ты очень смелый, Люцифер. Смелый, сильный и очень-очень умный. Я безумно счастлив, что твои мечты и идеи наконец воплотились в жизнь. К слову… Раз ты совей фирмой владеешь… Почему для тебя дорого было снимать квартиру?       — Это… Не целесообразно, тратить столько на съём жилья, если планируешь оставаться не больше, чем на полгода… Правда… Хах, планы явно изменились. Мы с тобой с июля вместе живём, да? Сегодня 25 января, я должен был по своим планам уехать почти месяц назад, ровно третьего января. Но… Я больше не хочу покидать этот город, по крайней мере в одиночку точно. А ты привязан к своей работе, ты ей горишь, я это вижу… Так что, я принял решение оставаться. Возможно, сделаю местную клинику вторым по значимости филиалом… Всё же, город значимый, животных тут много, как и тех, кто может нанести им вред. Или, наоборот, кто о них заботится…       — А теперь скажи честно, что ты придумал причину с тем, насколько значим этот город, и хочешь остаться только из-за меня? — брюнет тихо смеётся и тепло смотрит на парня, качая головой, — У тебя иногда по глазам всё видно… Они у тебя прозрачные-прозрачные, как вода в ручье. Каждый «камешек» души можно увидеть. Ты не представляешь, как удивительно вот так смотреть в твои глаза и наблюдать, как внутри меняются эмоции… Даже взгляд. Я не замечал этого в детстве… А теперь вижу.       — Да и я многое вижу… Вижу, насколько сильно ты любишь свою семью… Как дороги тебе отец и брат, и как много ты ради них работаешь. Как ты учился… Ты сделал всё, чтобы пройти на бюджет, потому что знал, что твой отец не потянул бы обучение. Как ты работаешь теперь. Ты ведь и тогда, ещё в школе, подрабатывал, судя по тому, как ты уходил после учёбы… Хотя и учился ты много.       — А ты не учился совершенно… Но все тесты как-то писал! Кстати, как? Всегда интересно было. Ты на уроках, дай бог, раз в неделю появлялся… И то, так, два урока посверлить меня взглядом и снова исчезнуть.       — Замечал всё же?.. Прости, не мог перестать на тебя смотреть… А что касается программы, я проходил её сам. Дома сидел за учебниками, читал программу вперёд… Учителя меня не любили, причём заслуженно, так что, я их не виню. Поскольку я им не нравился, я предпочитал познавать всё самостоятельно. Покупал учебники, книги… Уж на это мне деньги точно давали. Вот как-то так и вышло, что умудрялся во многом даже обгонять программу, особенно по интересующим меня предметам. К слову… Помнится, ты рисовал раньше? К старшей школе я совсем перестал видеть карандаш в твоих руках…       — Да времени как-то не было… Я… — на глаза ему навернулись слёзы: он вспомнил разорванный блокнот, в котором рисовал своего друга, рисовал тех самых белок, какие-то их приключения… И то, как всем этим восхищался Люц, — Я… Я тебе вру, прости. Я больше не мог рисовать. Помнишь, раньше я наши приключения рисовал? После этого, каждый раз, как я брал блокнот в руки, я всё это вспоминал… Я… Порвал этот блокнот, и больше никогда не пытался рисовать. Прости, — он опустил голову, и уже его заключили в объятья. Люцифер усадил его к себе на колени, словно ребёнка, гладя по волосам и спине, успокаивая его, целуя в висок.       — Всё хорошо, незабудка, тише… Я… Я прекрасно понимаю, что ты чувствуешь. Я и сам многим перестал заниматься… Кстати, знаешь… Я тех белок так тронуть и не смог. Пообещал же тебе, что не причиню им вреда… Да и в целом, животных как-то трогать перестал… Что, наверное, является логичным выводом, исходя из того, какая у меня работа, да? — Михаил тихо смеётся и кивает, — Прости, мысли скачут, вот и перепрыгиваю с темы на тему, — улыбается он, смотря на сияющие тёплые глаза Миши, чуть крепче обнимая его, прижимая к своей груди.       — Странные мы с тобой… Не общаться почти десять лет, а потом переспать и сидеть на кухне, обсуждать всё, что было… Безумие, не так ли? — он тихо вздохнул и улыбнулся, прижимаясь лбом ко лбу Люцифера, прикрывая глаза, — Мне кажется, мы с тобой давно должны были всё это… Мм… Сделать. По крайней мере, поговорить мы точно должны были. А, и… Если у тебя появится вдруг время… Не мог бы ты как-нибудь зайти в канцелярский магазин? Я хочу снова попробовать порисовать. Глядишь, не все навыки ещё растерял…       Люцифер с улыбкой кивнул, целуя парня в лоб, действительно, словно успокаивая ребёнка… Дальше разговор перетёк на обсуждение рабочих перспектив. Слушая про работу Люцифера с животными, Михаил задумался о том, действительно ли ему нравится его специальность… Нет, то, что физика ему всегда была интересна, это он знает, но то, как друг горит, развивая свой бизнес… Вдруг на его губах появилась несколько хитрая улыбка. Блондин лишь хмыкнул, мол, опять ты что-то задумал, но решил промолчать, оставив другу возможность исполнять свои идеи самостоятельно. Больно ярко сияли эти синие глазки, чтобы врываться в его планы.       Ближе к обеду Михаил встаёт, уже намного увереннее, сам принимаясь за готовку, тихо напевая одну из старинных песенок, которые ему когда-то пела мама. Мэг Новак очень любила изучать историю и культуру разных народов и подчерпнула много песен, которые использовала как колыбельные или весёлые песенки для своих сыновей. Габриэль не помнит ничего, а вот Миша несколько запомнил. Нарезая тонкой соломкой огурцы для салата, он пел о древних войнах. Ни разу не колыбельная… Но спокойный ровный мотив навевал спокойствие, и Люцифер, подперев голову рукой, молча его слушал, словно погружаясь в эту старую-старую историю, используя голос друга как проводник. И, сказать честно, он никогда не слышал, чтобы кто-то пел лучше него. Встав, он подошёл и осторожно обнял друга со спины, получая в ответ на это тёплую улыбку и новый куплет песни.