Воспоминания о будущем

Гильда отстукивает короткими каблуками ступеньки. Простенький витраж больницы смазывается в яркое пятнышко. Серый город плюëтся снаружи резкими звуками, обилием света, но обстановка сейчас волнует в последнюю очередь — нужная палата 194 находится на третьем этаже. Время скрипит коленями и непослушными пальцами. Голос ломается, когда она пытается внятно ответить на вопросы медсестры. Затем случайно встречает врача в узком коридоре. Он утверждает: всë будет хорошо-прекрасно-счастливо, а это лишь необходимый контроль. Гильда вдыхает невыветривающиеся и несмываемые запахи лекарств и хлорки. Молчит. Говорить, по сути, давно не о чем. Эмма «вернулась». Которую, по иронии, нашëл не Норман. Гильде противно вспоминать, как смотрел на неё побитой псиной Лечение пошло гораздо тяжелее. «Почему она стала другой?» — А какой, по-твоему, должна была быть «настоящая» Эмма? И какого черта ты просишь о большем после всего, что она сделала? Она не обязана была идти на эти жертвы. Как минимум потому, что никто из нас не заслуживал их. «И не ты ли изначально идеализировал её больше остальных?» — остаëтся за идеальными скобками. Не ты ли готов был отдать всë, лишь бы она просто осталась жива и невредима? У Гильды непроизвольно сжимаются кулаки. Она злится, ненавидит-ненавидит-пытает себя, но не желает молчать. Глаза, похожие на слезливые дыры, теряют надежду, огонь и блеск. Синева напоминает серость высыхающих луж. Наступает глубокая осень. Такая ветренная и пахнущая прелой листвой. «Ты не понимаешь сути». — Я понимаю только то, что вижу. Её жертвы — это то, что мы не сможем окупить, понимаешь? И именно твои ошибки усугубили ситуацию в десятки раз. Никто, кроме неё, не смог бы выдержать настолько бесчеловечного предательства. Неужели успел забыть? Он молчит, его губы едва заметно поддрагивают. Гильда больше не позволит никому пытаться вернуть прошлое. Эмма устала. Её больше нет. Их семьи больше нет. Нужно учиться жить заново. Они снова отдаляются друг от друга. По её инициативе. Им нужно время, чтобы заново всë обдумать, избавиться от нависшего вопроса. Былые ориентиры стëрты. Подробные карты городов свалены в ящик, оружие изъято. Свобода больше не кажется тем, за что стоило страдать и бороться. «В чëм же дело?» Комната изнутри похожа на полупустую коробку, сложенную из бело-жëлтых стен. Дверь тихо шипит, открываясь. Гильда заносит на подошвах запахи одеколонов, булочных, ветра, который пахнет неблизкой зимой, сухим снегом. Холодно. Его улыбки похожи на замороженные ягоды. Они пахнут больничным киселем, капельницами и белизной дождливых недель. Гильде, несмотря на упрямую бескомпромиссность, в такие моменты становится тяжело поддерживать холодный неприступный образ. Она чувствует себя очень глупо. Норман поджимает потрескавшиеся губы, и на дне замëрзших глаз наконец появляется осмысленность. Выписка не заставляет себя долго ждать. Дома наконец расслабленно выдыхают: кофе больше не подгорает, шарфы и перчатки не теряются, и к ужину зовут вовремя. Однако едва ли кто замечает: не отказываясь полностью от общения с Эммой, Норман уже не навязывается так рьяно и раздражающе. Гильда успокаивается теперь и внутренне. Ей всë ещë тяжело совладать со смешанными эмоциями. Она устала и из-за недосказанности, обступившей её плотной сеткой. У Нормана, кажется, есть ответы. Он снова берëт на себя ведущую роль, тоже «возвращается». Однако Гильда не поверит ему так просто. И уже никогда, наверное, не сможет отказаться от чувства неестественности происходящего. Она улыбается заученными улыбками. Она видит, как он смотрит на неё, как меняются его жесты, поведение, даже голос. Гильда позволяет себе больше не думать о смелых и громких надеждах — впервые за пять лет. Она уже взрослая, а былое геройство то ли было, то ли просто приснилось. Возможно ли, что той стороны просто не существует? Хотелось бы верить, но. Шрамы говорят об обратном, память твердит другое. Невозможно. Нереально. Так глупо говорить об этом и вспоминать — со временем она стала лучше понимать реакцию Эммы на их рассказы. Ах, они ещë такие глупые, неразумные дети. Гильда искренне смеëтся, снимая исцарапанные очки. Пора бы найти себе новые. Тогда, случайно подняв голову, она впервые замечает на себе особенный взгляд. Становится весело. Он ни за что не позволит себе выйти за определëнные рамки, поэтому страха неизвестности нет. Норман начинает смотреть на неё по-взрослому. Чтобы восстановиться, нужно время. А чтобы начать заново, ещë и терпение. Гильда привыкла ждать.