Воспоминания о будущем

Это конец. Пятнадцать минут казались вечностью, и так сложно дышать. Оливер делает знак, мы подкрадываемся ближе. Думаю, волнение явственно отражается на моём лице, ведь он смотрит в глаза и пытается ободряюще улыбнуться: «Не бойся». Качаю на это головой. Всё в порядке. Кажется, мне не верят. Он хмурится и сжимает моё плечо в молчаливом жесте. В голове роятся беспокойные мысли. Гул — музыка боя из леса — слышен отдалённо и здесь. Неужели борьба никогда не закончится? Нет, ведь мы способны дать отпор. И отомстить… Ребята жаждут убить-стереть-окупить все слёзы и потери. Оливер хочет уничтожить это место, пропитанное насквозь гнилью и кровью. Что ж, могу его понять. Поэтому, смотря на удаляющуюся спину, решаю, что не позволю демону, сидящему вальяжно на расстоянии пары шагов, всё испортить. Льюис не понимает, что это значит для всех нас, он видит во мне лишь «особенный» товар. Ну же, мама, теперь ты гордишься мной? Свистки служат сигналами к остановке сердца. Что с остальными? Надеюсь, никто не погиб. — Не отвлекайся, Эмма. И так глаз не свожу, задыхаясь от пыли и неконтролируемого страха. Проиграю, и всему конец. Ненормальная жизнь — поле битвы, а умирать слишком рано. Странно было бы идти на риски и при этом не готовиться мысленно к худшему из возможных вариантов. В подобных ситуациях у человека обычно подводят нервы и собственное тело, а с подбородка капают солёные слёзы. Кристально-чистые, со смертельной концентрацией отчаяния. Я вижу: у ребят глаза горят решимостью, отражая расчёты, по щекам течёт кровь, царапинами и ранами изукрашена кожа. Образами в мыслях мелькает снова знакомое лицо, горящее отчаянной ненавистью, Оливер тоже не отступит ни за что. Это придаёт сил, которые забирает время. Дробящие выстрелы пересчитать невозможно. Одежда пропахла порохом, а эрцгерцог улыбается, уклоняется, ловит пули. И это наихудший сценарий. Осознание давит паникой, я на секунду теряю бдительность. Когти проходят насквозь, боль сковывает тело, отдаётся слабостью в конечностях и пустотой наполняет голову, словно тянет под толщу тёплой воды. Кровь не останавливается. Я не вижу ни земли, ни неба, ни сумасшедшей улыбки. Что-то внутри ломается с треском. Последний выстрел, я должна всего лишь нажать на курок, чтобы он навсегда пожалел о своём эгоистичном жестоком решении. Тут понимаю, что тоже сделала свой выбор, который вовсе не является выходом из положения. Бунт спасёт нас только сейчас, но убивать всех бесконечно просто невозможно. Поздно. У меня остался лишь шанс, металлом вложенный в руки. Льюис смотрит восторженно — это всё, что могу разобрать сейчас. Вспышка озаряет пространство, слепит, потому что я не успеваю вовремя зажмуриться, закрыть глаза руками. Очертания и крики смазываются красным. Больно. Невыносимо больно. Теряю сознание перед приземлением на покрытую пылью и обломками землю. Господи. Я хочу жить.

***

Оливер просыпается, загнанно дыша, и Лукас смотрит на него обеспокоенно, считая резко подскочивший пульс. «Один, два, три…» — дыши, родной, мы победили. Вскоре приносят бледную Эмму, раненную насквозь. Все паникуют, торопятся, словно и не замечая поначалу, суетятся с другими ранеными. Ей прижигают раны, благо, она уже без сознания. Черноволосый лохматый и взвинченный ребёнок постоянно находится рядом, мешая рассмотреть всё в деталях, и перед глазами снова начинает двоиться. Наблюдая за этим, Оливер чувствует, как тошнота скапливается в горле. Он не может понять: это всё того стоило? Стоило ли стольких жертв уничтожение дюжины демонов? Звучит предупреждающий сигнал. До критической минуты осталось 09:59, 09:58… Голова воспаляется и тяжелеет, но, слыша и наблюдая медленное погружение треснувших обломков под воду, он понимает, что ни Эмма, и никто другой никогда не пожалеют об их решении. Охотничьих угодий больше нет. Но она обязательно будет жить.