Новая Миртана

Утро встретило аркахаров угольно-сапфировой тьмою вместо яркого солнечного света. Аркахары Тарсовского Полка подняли тревогу. Двое воинов протрубили в рог, эту инициативу в центральном полку подхватили и в полку Гор-Таша. Спозаранку, ещё не оклемавшись от крепких сновидений, похватались за мечи и топоры всякие аркахары, вскочили, сонными, почти остекленевшими глазами, принялись оглядываться. Поначалу раскричались орки у южных врат: «Чего тревогу подняли? Ничего же не произошло!» Но не пролетело и пяти минут, как холодный ветер донёс на невесомых крыльях шокирующую весть: «Братов у восточных врат повязали! Всех повязали!» Не смогли б подло рыцари пленить весь восточный полк. Часть его поздно вечером благополучно перекочевала к центральному — элитары центрального полка во главе с собственным полковником во всю видели сны победы над морра. Рядовые, что ещё не впали в глубокий дрём, удивились, но тревожить своих командующих не посмели — поговорка знатная ходила среди прежней Орды: «будить спящего командира к беде!» Аркахары выложили элитарам, а те в свою очередь передали фатгару и старому полковнику все подробности — два десятка братов вместе с Барадом приложились к пойлу, когда уже все остальные полки спали. Дозорные на башнях это видели и воспользовались шансом не только не помереть на следующую пару дней с голоду, но и вписать в страницу Трелиса славную операцию по захвату пьяных орков, не пролив при этом ни чужой, ни собственной капли крови. В этом окончательно убедились орочьи разведчики, доложив Тарсу: «Не было битвы!». Вскинулся Гор-Таш на неродивых по его мнению следопытов. — Как не было битвы? Не растворилась же бесследно доброе войско?! Или колдовство обрушили на них крепостные маги, да обратили братов в мясных жуков? — Гляди, полковник, — указал Тарс ему на свежий след от подошвы кожаной обувки. — Размер явно не братов. — А вон ещё, — столпились кругом аркахары, да рассерчал Гор-Таш, — Чего столпились, любопытные носы?! Живо занять позиции, а вы — пятеро — караульте восточные врата, да только попробуйте задремать — как дезертиров погублю! — Хорошо, — кивком приняли приказ четыре воина и один элитар, да заняли безопасную позицию у восточных врат. Остальные возвратились, каждый в свои полки. Послышался спешный тяжёлый бег. Не успели тщательно изучить следы пропавших, как к полковникам подтянулся Шакхар. — Фатгар! — учтиво поклонился молодец, протараторив в спешке. Выглядел юный воин, словно повстречался с демоном, бледный как смерть. Шакхар обратился: «Отец! Беда!» — Что ещё случилось? — угрюмо бросил Гор-Таш, обернувшись к сыну. — Брат… Ур-Грох… — отдышаться от волнения не мог старший сын… — Что с ним… Ну же, не молчи! — затаил дыхание старый полковник. — Бесследно пропал. Я обежал все полки — нигде нет… Неужто солдаты и его схватили… — крепкий воин белел, как снег. Таким же выглядел Гор-Таш. Казалось, полководец растерял всю бодрость духа. Самые кошмарные ужасы тут же представились ему в голове. Гор-Таш переживал, что младшего сына убили вместе с другой половиной на восточном фронте осады. Или, он решил проверить, как дела в других полках, заметил подозрительное движение, но рыцари заметили его раньше и сумели повязать, как дерзнувших отринуть приказ военачальников. Тарс, долго не раздумывая, собрал оставшиеся два полка. Того требовала ситуация, воины и элитары переполошились, от прежнего боевого духа почти ничего не осталось. Гор-Таш встал подле него, как единственный из прочих полковников. Остальные выстроились напротив фатгара в три ряда полукольцом. — Воины, элитары! Вижу, вы быстро позабывали, зачем здесь находитесь? Ради чего выступили всеми грурхами на коварного врага! Вот оно, ваше безрассудное поведение налицо: восточный полк пренебрёг приказами и добрая его половина напилась вусмерть! Так напиться, что не услышать приближения врага, который запросто повязал всех до единого! Вина не только Барада, попустившего подобное! И обозы, и браты теперь в крепости! Вот, до чего довело всех нас беспечное бездействие! — Все знают, что нельзя на войне напиваться до состояния, когда неспособен не то, что оружия поднять, но и проснуться! Отныне издаю такой приказ всем грурхам, всем полкам: пока крепость, будь она проклята, не будет взята вами, никто к алкоголю не притронется! — добавил спустя секунды Тарс. — И никто! — поддержал командира Гор-Таш раздражённым на аркахаров тоном. — Никто не подходит к возу с пойлом! А кто посмеет приложиться к бутылке, ответ понесёт лично перед нами, — указал он на себя и Тарса. Слова полковничьи принялись упрямо пропускать мимо ушей, не из бунтарского чувства вовсе, а от изумления, творившегося вновь у восточных ворот. Внезапно решётка с отвратительным скрежетом поднялась, а оттуда — аркахары, живые, слегка побитые конвоирами, но все до единого живые. И Барад, западный грурхарт, живым выходил из крепости. Связанной цепочкой ступали они по каменному мосту, а пятёрка караульных встретила братов едва ль не со слезами. Диву неописуемому дались аркахары, заметив возвращение пленных, идущих единой цепью. Два десятка братов! Тарс и Гор-Таш с подозрением переглянулись, сами не понимали, что это значило. По-братски обнялись друг с другом браты, разрезали мечами, разрубили топорами верёвки. Никто не уразумел, в чём дело. С чего их беспощадный подлый враг вдруг проявил милость к пленникам, коих вероломно схватил ночью без единого выстрела, без единого стального лязга. Задались повсеместно два полка этим вопросом, пока третий принялся слушать рассказы пленных братов о поступке умного, не менее хитрого, чем подлый Хаген, аркахара. Умного брата, как прозвала добрая половина полка. Гор-Таш и Тарс, не вмешиваясь, внимали словам бывших пленников, слушая разные версии. Одни говорили о предательстве, прочие о глубоком уважении к аркахару. Да настолько погрузились в счастливые повествования бывшие пленные, что позабыли совершенно назвать имя героя. Из столпотворения выбрался Барад навстречу прочим полковникам. — Живой, — сердито пробасил Тарс. — Живой-то оно так, да только вести недобрые имеются. На радостях браты полка моего не скажут. Предлагаю вам послушать меня, да не среди толпы, а в шатре военном, — предложил Барад, лишённый ободрения. Гор-Таш агрессивно пробормотал утробным басом, и аркахары замолчали. — Не ждите от нас радостных речей! — молвил полковник, сердито оглядев бывших пленников, — Приказ остаётся в силе! Отныне, кто из вас посмеет приложиться к бутылке, отопьёт даже чуток из горлышка — будет иметь военный суд в нашем непосредственном лице, — на что восточный полк виновато опустил головы, а прочие хотели возмутиться, да неожиданно Барад поддержал полковников: «Решение полковников неоспоримо! Это касается всех аркахаров без исключения. Я и мой полк безусловно провинились перед всем войском, едва не опозорили его! И то заявляю, аркахары, что по чести данный запрет обозначен, и всякий, кто нарушит закон, потеряет честь, а значит, Предки никогда не примут того к себе! Имейте совесть и честь, даже когда трудно признать правоту, будь это правота вашего брата по оружию иль же командира! — Хорошо сказал наш грурхарт! БАРАД! БАРАД! — приветствовали синхронными восклицаниями справедливые суждения бывшие пленники. — Выдайте им оружие из возов, поделитесь провизией, — приказал остальным полкам Тарс, — Кому не хватит еды, пусть пойдёт на охоту для всего аркахарства. Отправился десяток аркахаров из различных полков в близлежащие леса, чтобы поохотиться на дичь. — Расставить дозорных! Элитары, на вас ложится ответственность за дозоры и распределение пайков бывшим пленникам, пока мы втроём не возвратимся! — Так точно, фатгар! — отчеканили по-солдатски элитары, и принялись раздавать приказы от имени Тарса, да мечом грозить неохотным и несильно покорным солдатам. Тем временем, Барад, Гор-Таш и Тарс двинулись в шатёр. — Ты хотел нам поведать про героя. Кто этот герой? Вернулся ли он с пленниками? — спросил Тарс. — Да. Как же вы так… сумели сбежать?.. — до сих пор не укладывалось в голове у старого полковника. — Нас с позором отпустили… — презрительно фыркнул Барад, более не способный притворяться благовидным. — Хаген на милость пошёл?.. — усмехнулся Тарс — вот уж чему он не поверил бы ни за что на свете. Гор-Ташу же было не до смеха. Он взял Барада за блямбу на груди, удерживавшую наплечники, и нетерпеливо, сдавленным тоном спросил: — Ты видел его? Ты видел моего сына?.. Он был среди вас? — Да. Ахнул про себя Гор-Таш, но по стариковским глазам виднелось поражение. — Ты… видел Гроха… Где? В темнице? Связан? Или хуже?.. — сглотнул он нервозно, и взгляд весь отчётливо выражал страх за судьбу его. — Не знаю. Тут возмутился Тарс. — Как не знаешь?.. КАК ЭТО НЕ ЗНАЕШЬ?! Видел, и не понял, что видел? А, Барад?! — Он БЫЛ в крепости, — подчеркнул западный грурхарт, холодно отзываясь, — Но не пленником был, Гор-Таш. Отнюдь! Но по ЕГО слову мы опозорили себя. Наша честь… — Да пропади ты пропадом со своей честью, Барад! — сердечно крикнул Гор-Таш, выпустив Барада и размахивая руками с изрядным предчувствием беды. — Что с моим сыном?! Признавайся, как есть, да не лукавь! Или, клянусь Предками, ты увидишься с ними раньше, чем нужно! — душить стал в припадке чувств. — Тише, — встрял меж ними Тарс, обернувшись целиком к старому учителю, — Не горячись. Остыл немного старый ветеран, выпустил из рук аркахара И, не глядя на Барада, спросил: «Не молчи, Барад. Говори!» — Клянусь, браты-полковники, не знаю, как он проник в крепость! Никто не знает! По его слову отпустил нас Хаген! Он сумел убедить старого морра! — какое-то двоякое мнение вылетало с уст Барада. Восхищение с одной стороны, ибо с Хагеном ни один аркахар не вёл переговоров, а если б и вёл — не сумел б ничем убедить старого упрямца. С другой — прежняя зависть и тайное желание гибели семейству Гор-Ташеву. — Нет… не может быть… Ур-Грох… — предчувствуя в ужасе, на что решился сын, задыхался Гор-Таш. Опытный старый полководец осознавал, чем рискнул глупый, недалёкий сын! Недалёкий совершенно, но честный и мудрый — хоть и сжималось сердце горемычно, да гордость неведомая запульсировала в груди. — Он — не герой, а предатель! Предатель, он, браты-полковники! Тут уж Гор-Таш не сдержался и выхватил свой меч. Тарс пригнулся и выхватил свой топор вождя, зацепив им клинок учителя в расщелине меж лезвием и древком. — Ах ты, пёс шелудивый! Что ты говоришь? ЧТО ТЫ ГОВОРИШЬ, ЗЛОДЕЙ?! — разорался с такой силой Гор-Таш, что полки аж передёрнулись, и услыхали дальнейшую брань полковника, что обрушилась на западного грурхарта. — Опусти оружие, полковник, — адресовал жёстко фатгар бывшему учителю. Повернул тот голову к Бараду, что хоть и передёрнулся внутри из-за внезапной реакции Гор-Таша, да ни единым мускулом не дрогнул — вот, что значит «боевая выдержка»! — Прекрати загадки загадывать или мой топор также обратится на тебя. Ур-Грох освободил твой захмелевший полк! Полк, который по ТВОЕЙ ВИНЕ оказался повязанным рыцарями! Так что, коли не хочешь суда в нашем лице, чего мой учитель, по-видимому, всем сердцем желает — говори по-существу! Да не тяни варга за хвост! — пригрозил он. — Хотел смягчить удар, да скажу всё, что на духу, — лукаво отозвался Барад, подчинившись военному вождю и немедля перевёл взгляд, исполненный гнева, на Гор-Таша. — Ур-Грох предал и продал тебя! Неловкое молчание, от которого у Гор-Таша сперва похолодела кровь в жилах, а затем бешено забурлила, продлилось полминуты. Тогда и продолжил Барад. — Твой младший продал тебя, продал брата, продал всё наше племя! И спас меня и моих товарищей НЕ РАДИ ПЛЕМЕНИ! — решительно заявил Барад. Не сумел углядеть в его покрасневших зенках от злости Гор-Таш, из-за чего взорвался, как пороховая бочка. — ВРЁШЬ, ПЁС ШЕЛУДИВЫЙ! ВРЁШЬ, БЕЛИАРОВ СЫН!!! — как размахнулся мечом Гор-Таш, воздух засвистел над головами полковников! Не ожидал порыва подобного Тарс, столь стремительного! С трудом уклонился, а Барад закрыл глаза, готовый стойко умереть за правду. Побагровел старый орк, аж глаза вспучились, зубы выстроились в ряд с напряжением, грозясь потрескаться, а из широких ноздрей едва не заполыхало драконье пламя. — Убей, коли счёл меня клеветником! Не люблю твой род, завидую его талантам — так оно, Предки знают! Но не зови меня лжецом! Если хочешь знать, ради чего твой сын на самом деле остался в крепости — поведаю об этом! — ровно пробасил Барад. — ГОВОРИ, ДА СМОТРИ МНЕ В ГЛАЗА! — угрюмо, как грозовой фронт, нависший от горизонта до горизонта над здешними землями, пробормотал старый полковник. — ЕСЛИ СОЛЖЁШЬ, РАЗРУБЛЮ НА МЕСТЕ! ГОВОРИ, СЫН ВАРГА! — У Хагена есть внучка… Предки не дадут соврать, красавица, словно ангел небесный. Из-за неё-то он и остался — сердцем лишь с нею. — И ТЫ ВИДЕЛ ВСЁ СВОИМИ ГЛАЗАМИ? — сузил угрожающе глаза Гор-Таш. — Предками клянусь, своими, твоими и всех-всех братьев, и пусть поразят меня молнией сию же секунду, если я лгу! Видел бы старый полковник, как и она за него горой вставала перед Хагеном, спасая его… — проговорился Барад. — Спасая его? Каким образом? — Красавица эта — внучка Хагенская. Была готова встать на колени, пасть ниц перед лордом, чтоб сохранил проклятый паладин жизнь твоему сыну. — А с чего бы ей вступаться за Ур-Гроха? — с недоумением подметил Тарс. — Она… болела, а Ур-Грох исцелил её. Потому согласился Хаген отпустить нас, взамен собою заменит меня и моих братов — это была сделка между ним и твоим сыном! — Почему ты решил, что Ур-Грох не за племя принял цепи? — усомнился фатгар. — Эта внучка также предлагала Ур-Гроху уйти с нами, чтобы не было пленников в крепости. Но он… — покачал сердито головой Барад. — «Но он»… ну что? НЕ МОЛЧИ, ВАРГОВ СЫН! — прохрипел Гор-Таш. — Ур-Грох на всю крепость объявил, что отчизна его — не отец, не брат его, не племя. Что отчизна его — лишь эта красавица, и с нею он хочет быть. А как ещё быть орку в крепости живым, коль не пленником? Вот, он и остался, добровольно заковал себя в цепи, только не ради нас, а чтобы быть поближе к ней. Видать, куда лучше быть ему в плену с ней, нежели свободным с нами. Убедился теперь Гор-Таш — какими б колкими словами не бросался Барад, да правду говорил — по глазам видел… Опечалился, объятый яростью, и взмахнул клинком в третий раз, едва не разрубив Барада пополам! Западный грурхарт уклонился, Гор-Таш же содрогнулся от сердечной раны, нанесённой собственным сыном! Ярость помутила разум старого полковника, обозлился он, хотел проклясть Ур-Гроха всей душою, словно кровью истекавшей… Ур-Гроха, что ради бабы… да ещё и морра продал и предал Предков, племя, отца, забыл о воздаянии за мать и Немору! — УБИРАЙСЯ! БЕГИ В СВОЙ ПОЛК, ПОКА НЕ ПОРУБИЛ!!! — и рыкнул на всю округу, обуреваемый неистовой злостью. Сверкала она, подобно молнии, поблизости обрушившей высокий дуб, сотню лет стоявший у восточных врат. И драпал, сверкая пятками, Барад, обратно к братам. Все браты слыхали душевные терзания, что штормовым смерчем нахлынули на западного грурхарта. Тарс смолк, сочувствующе поглядывая на старого учителя. Истошно дышал Гор-Таш, обесчещенный, опозоренный собственным сыном; не мог поверить, никак не мог, что ради морра младший сын пошёл на подобную низость. Даже браты, подняв оружие в плену, напрасно погибнув в крепости, имели б больше чести, нежели его родная кровь. Но чтобы сказал на подобное Арках, самый первый из фатгаров, будь он здесь? — этого никто не знал. Тарс не ведал, чем можно было успокоить разбушевавшегося, подобно стеновому ливню — словно сами Предки разделяли недовольство, страдание и гнев Гор-Таша. Племя же аркахарское раскололось надвое, после рассказов своих братов-пленников и Барада. Одни, прознав о причинах самовольного пленения Ур-Гроха, хотели топором зарубить предателя, опорочившего воинскую честь! Кто-то вспомнил Ур-Шака, шамана, что в прошлом помог человеку, избранному Инноса, изгнать божество, Спящего, из Долины Рудников на Хоринисе, и провопил: «ДА ОН ХУЖЕ УР-ШАКА!» Шакхар, прознав обо всём, не отрёкся от Ур-Гроха. Искренне переживал за младшего, с ужасом понимая, какой участи подвергнет того Хаген в качестве пленного. Безразлична ему была перебранка. Брат — есть брат, и Шакхар не желал разделять ничьих взглядов. Поступил ли младший благородно или же нет, нужно было выручать его. Кто знал, сколь скоры хагенские солдаты на расправу. «Коли Ур-Грох оказался в крепости несвязанным, — рассуждал Шакхар, — «значило, что в замковой стене есть проём, ведущий прямиком на крепостную площадь. Предстояло ещё отыскать этот проём, да днём ни в коем случае нельзя было делать этого. Лучшее время — глубокая ночь», — убедил себя юный элитар. Страшно было представить, что подумают в Венгарде, узнай они о ситуации в Трелисе. Наверняка, гонца пошлют, если уже не послали. Об этом и объявил он Тарсу, где холодный, как скала, застыл, размышляя о младшем и углубляясь всё сильнее в мрачные думы Гор-Таш. Тарс согласился, что Ур-Грох нашёл потайной путь, потому одобрил решение Шакхара произвести разведку, обойти крепость и внимательно осмотреть стены. Гор-Таш хранил молчание, и Шакхар взволновался — требовалось сперва разрешение собственного полковника, и уже потом фатгара. Но поскольку отец был чересчур раздавлен поступком Ур-Гроха, Тарс без мнения учителя одобрил идею его старшего сына. Увы, прошедший днём дождь смыл всевозможные следы брата, и аркахары-охотники, проводившие разведку вместе с Шакхаром днём, не смогли найти ничего. Продолжать поиски Тарс повелел ночью, Шакхару и самым тихим аркахарам, без факелов, должны были подкрасться и отыскать тайный проход. А Гор-Таш всё также хранил молчание, и был глух к беспечным попыткам старшего сына — огорчился страшно поступком младшего. «Пусть… пропадёт… как подлая тварь…» — иногда срывалось тихо-тихо из уст задумчивого полковника. Но этой же ночью, пока горстка воинов проводила разведку вдоль крепости, вновь переполошились полки. Грянула ещё одна беда, коей не ждали аркахары.