Иллюзия

Мадара так и знал, что не следовало возвращаться на пятое шоссе, слишком уж оно широкое и открытое. Но дорогу вдоль побережья он помнил плохо, а сейчас уже поздно сокрушаться: ноги мокрые, руки грязные, когда-то давно отвоёванный у низких гор огрызок леса и крепкие парни в чёрный кожанках где-то на хвосте. Кажется, Учиха видел свет фонарей в стороне реки... Время – 22.00 Холодно. Ничего не видно. Хочется чихнуть. Типичный вечер августа штата Вашингтон. - Почему именно Портленд? – спросила семенящая позади Хьюга. Девушка держалась чуть лучше, чем он ожидал, и чуть хуже, чем хотелось бы. Мужчина смерил взглядом короткий, метра два, обрыв перед собой и уцепился за скалу, подтягиваясь. Несмотря на то, что пальцы и ступни скользили, забраться удалось без приключений. - Ну... Мы с братом жили здесь, как только переехали в Америку, - Мадара глянул на безуспешные попытки Хинаты преодолеть последние полметра и, закатив глаза, нагнулся, чтобы вытянуть её наверх. – Квартира осталась, не самая лучшая, но жить можно. Ключ у старухи одной, если не померла. - Если? - Эта не помрёт. Перед глазами всплыл образ той женщины. Кажется, морщины, угрюмый взгляд, кремовый шарф, запах хозяйственного мыла и неизменный пучок на макушке намертво врезались в его подсознание. Некоторое время шли молча. Соблазн потратить зарядку и посветить себе под ноги был велик, но привлекать к себе внимание светом не было ни малейшего желания. - Стало суше? - Отошли от ручья, - безошибочно пояснил Учиха. Мужчина старался брать правее, чтобы запутать преследователей и в конечном итоге оказаться возле дома с его заштатной квартирой, окна которой выходили как раз на склон. К тому же, подниматься по диагонали было гораздо легче, чем напролом. - А что стало с твоим братом? Слова ударили под дых, старая рана мучительно заныла, хотя казалось, что уже смирился, уже принял. Мадара не сбился с шага, но был рад, что Хьюга не видит его лица, а он – её. - Закрыл меня в перестрелке. Голос звучал ровно. Ну, Учиха на это надеялся. Хината мысленно прикусила язык, хотя стоило сделать это по-настоящему. Ей не следовало лезть в чужую жизнь, а уж тем более так. Девушка и сама знала, как терять родных, а уж если это очень близкий человек – так ещё хуже. Интуитивно она ощущала, что брат для Мадары был именно таким человеком, и от того сделалось хуже. Вдруг кто-то вскрикнул. Совсем близко. Мадара застыл, Хьюга тоже; оба синхронно повернулись на донёсшийся снизу звук. - Бежим? – шёпотом спросила Хината. Учиха нахмурился. Как раз в этом месте бежать было не так просто. Лучше затаиться. - Тут ветвей полно, шуму наделаем. Чёрт, пригнись! Девушка рухнула вертикально вниз, мужчина последовал её примеру. Теперь кустарник надёжно скрывал от посторонних глаз, и идея переждать казалась всё более разумной. Переглянувшись, они решили так и сделать. Вот только было... не жарко. Через некоторое время Хьюга начала дрожать, что, в общем-то, было предсказуемо. Особенно сильно у неё мёрзли руки и нос, потому она дышала на ладони, грея, и прижимала их к лицу, передавая тепло. Мадара вдруг подумал, что ей не стоит сидеть на земле, от которой тянуло промозглой сыростью. - Не сиди так, - зачем-то сказал он. - А сам-то... - Я на куртке, - мужчина не врал, куртка была больше едва ли не на три размера, а от того – длиннее. – Иди-ка сюда. Учиха подался вперёд и притянул Хинату себе на колени. Девушка было дёрнулась и попыталась высвободить запястье из его хватки, но как только он, крепко-накрепко прижимая к себе, стал растирать плечи, передумала. Чуть болезненный покалывающий жар растекался от широких ладоней Мадары, а сам он был горячим, как печка. Смущение и неловкость улетучились мгновенно: Хьюга спрятала ладони у него за пазухой и вся сжалась, чтобы как можно меньше касаться холодного воздуха. Мадара, заметив, что девушка вроде согревается, исхитрился и, освободив руки из куртки, каким-то чудом накинул её полы на худенькие плечи так, чтобы они не сваливались. Вскоре он обнаружил, что так стало теплее и ему. Спустя несколько минут Хината зашевелилась. - Ну чего ещё? - Да пусти... Девушка выпуталась из объятий и наклонилась куда-то вперёд, а относительно него – вправо. Оглядываться в ту сторону было лень, хотя и любопытно, что она там копошится. Впрочем, Хьюга быстро вернулась обратно, сжимая что-то в ладони. - Что это? - Ежевика. На. Учиха пожал плечами, но одну из шести помятых ягод взял и закинул в рот. Поперекатывал на языке, чтобы распробовать, раскусил, обжигаясь едким соком. - Кислятина. - Не будешь больше? - Я этого не говорил. Пожалуй, это было странно: сидеть вот так, в темноте посреди леса, и есть ежевику, не думая о пулях и проблемах. Однако сидели. И ели. И ночь не пугала. Внезапно ряды деревьев пронзил яркий луч мощного фонаря. Не долго думая, Мадара упал на спину; Хината напряглась и затаила дыхание, на всякий случай зажав себе рот ладонью. Сердце гулко колотилось, разнося кровь, что готова была в любой момент наполниться адреналином, по уставшему за несколько недель организму. Всё – голоса, хруст веток – стихло. Темнота сгустилась вновь, плотным одеялом пряча от опасности, будто помнила Мадару, чья поздняя молодость прошла в этом городе, в этом лесе, и принимая его вновь. Учиха расслабился и посмотрел наверх. В недостижимой дали рассыпались звёзды, и к его личному спокойствию сейчас это был единственный источник света в округе. Хьюга прикрыла глаза. Лежать было удобно и тепло, в покоившуюся на чужой груди ладонь ритмично толкался пульс, стеснительность затерялась где-то в клубке событий и странности ситуации. Мужчина обнял Хинату за плечи. Жест вышел естественным и вроде как сам собой, бездумным. Девушка поёрзала и немного сползла с него вбок; её дыхание мягко щекотало шею, и вряд ли такое могло оставить равнодушным нормального мужчину. - Пошли? Идти никуда не хотелось, но надо, так как земля была на самом деле холодной, а орущие охламоны скоро поймут свою ошибку, заткнутся и прочешут территорию во второй раз, растянувшись по склону широкой цепью. - Да. И всё равно было жалко подниматься. Самый большой страх – это оставить раненного на скамье и бегом броситься к той старухе за ключами. Несмотря на то, что Хьюга, бледнея и паникуя, настаивала на том, что ему необходимо срочно в больницу, Учиха стискивал зубы, зажимал рану на боку и наотрез отказывался туда идти, говоря, что лишь задело и достаточно перебинтовать. Хината не верила и тряслась от ужаса и понимания, что если не поторопиться, фактически на её руках от большой кровопотери умрёт человек. Старуху девушка успела возненавидеть за каких-то мучительно долгих три минуты. Чио – странное, незапоминающееся имя – хмурилась, искажая рисунок своих морщин, и никак не хотела принимать выдуманную байку за правду, а в это время Мадара был на улице совсем один, и воображение разгулялось не на шутку. К счастью, всё обошлось. В квартиру его пришлось втаскивать почти волоком, хотя десять ступеней лестницы Учиха ещё держался. Осматриваться Хьюга не стала, не до того, разве что в глаза бросилась общая зашарпанность. Два шага до потрёпанного дивана, а вот уложить на него Мадару нормально не получилось. Девушка лихорадочно схватилась за телефон. Скорая, скорая... Разряжен! Спокойно. Есть же второй, вон, в кармане. О нет... и этот тоже. Хинату охватила паника. Впору было ходить кругами и заламывать руки, но только вряд ли бы подобное могло помочь. - Я же сказал... ха... никаких больниц, - Учиха осторожно сменил положение, чтобы боку было комфортней. – Представь, что будет, явись я к главному входу с огнестрелом посреди ночи? Это не только подозрительно, но и... эти шавки слетятся. Мадара был прав, но вот его жизнь сейчас стояла в большем приоритете. Необходимо было срочно взять себя в руки и начать делать хоть что-нибудь. Вымыть руки. Осмотреть рану. Дальше – по ситуации. Если повезёт, то достаточно будет перевязки, пары-тройки лекарств и постельного режима, а если нет... Лучше уж об этом не думать. Хьюга куда-то вышла. Мужчина прикрыл глаза и медленно выдохнул. Первая боль уже поутихла, но кровь, пачкавшая пальцы, была такой же свежей, тёплой, а значит, продолжала течь. Учиха стёр о жёсткую подушку выступившую на лбу испарину. Пожалуй, сегодняшний вечерок займёт достойное место в списке самых дерьмовых вечеров его жизни. Если, конечно, он сможет выкарабкаться, чтобы увидеть последующие. От этих мыслей сразу как-то поплохело, и Мадара уронил голову на руки. Лишь бы не заснуть, что сейчас было равносильно потере сознания, но веки так и слипались... Хината вернулась; с её рук ещё слетали редкие капли воды. - Надо посмотреть, что там. - Ты врач? – недоверчиво и, казалось, немного нервно. - Медицинский, - она за неимением резинки убрала волосы за ворот одежды. – Я тебе говорила. Мужчина язвительно огрызнулся: - Психолог? - Хирург. Учиха резко замолк. Отмахнувшись от помощи, он смог сесть и, выдернув край рубашки из-за пояса брюк, начал неохотно, одну за другой, расстёгивать пуговицы. Несмотря на срочность, его движения были медленными; отрешённый взгляд был направлен куда-то в пустоту. Наконец, справившись с последней, Мадара небрежно повёл плечами, сбрасывая с себя не нужную более ткань. Хьюга едва не ахнула. Хьюга родилась японкой. Да и эти татуировки, их вид, масштаб и значение уж много лет как известны за границей. Забитые руки, начиная от литых запястий, вся спина – проверять было не обязательно – бока, чёрные цветы хризантем, покрывающие плечи... Рисунок уходил ниже, за ремень, а чистыми оставались лишь шея и подтянутый живот. Якудза. Учиха Мадара – якудза! Так вот почему он так придирался к длине рукавов, давным-давно, ещё при их не самой дружелюбной первой встрече. Владелец татуировки отвёл глаза в сторону. Хината же, разумеется, всё поняла, но если здесь, в США, он просто не хотел привлекать лишнего внимания, то дома... - Если тебе интересно – я бросил. - Ага. Ложись на бок. Мужчина кое-как принял горизонтальное положение. От соприкосновения воздуха и открытых мышц стало холодно. Хьюга осматривала недолго. Рана, находящаяся на сантиметров десять-двенадцать выше бедренной кости, была не глубокой, и пуля прошлась по касательной и не задела крупных сосудов и органов, благо это был левый бок*, но такое ранение требовало не только швов, но хотя бы бинтов с антисептиком, ведь, как известно, повреждение, полученное на улице всегда грязное, а уж тем более такое, в котором могли оказаться не только грязь, но и частицы одежды. Кровь тоже было необходимо остановить. - Нужны лекарства. - Аптечка на кухне, большая, синяя. Девушка бегом метнулась туда. Аптечка нашлась быстро и была действительно не маленькой. Не факт, что у препаратов ещё не истёк срок годности, но банальная перевязка – это уже лучше, чем ничего. Прибежав назад, откинула крышку. Сколько ж всего там было... Ампулы с антибиотиками, шприцы для этих самых ампул, кучи таблеток того или иного действия, бинты разной ширины и свойств, стопка стерильных салфеток, ножницы, склянки с лекарствами, пресловутый медицинский спирт и зачем-то тщательно упакованная в пластиковый пакет катушка самых обычных ниток. Нашлись так же и медицинские перчатки. - Я заезжал... месяца четыре назад. Обновил почти всё, - Мадара не весело усмехнулся. – Как знал, чёрт... Четыре месяца – это хорошо.** На всякий случай Хината перепроверила срок годности и, убедившись, что всё в порядке, протёрла жидкостью из другой ёмкости пинцет. Ностальгически запахло спиртом; она подумала, что висок почти не болел. Пинцетом Хьюга орудовала уверенней, чем ожидала от себя самой. Крохотные обрывки ткани падали на пол; иногда она бережно проводила стерильной салфеткой по ране. Учиха в такие моменты вздрагивал, но не издавал ни звука. Под конец она щедро, до шипения, обработала внутри раны перекисью*** и наложила поверх нескольких слоёв мягкой стерильной ткани тех же салфеток тугую, насколько могла, перевязку, закрепив рулонным пластырем, чтобы мужчине не пришлось лишний раз подниматься. - Ну что, доктор, жить буду? Девушка сжала руки в кулаки, да так, что ногти вонзились в ладонь и порвали выпачканные перчатки, но это ничего, там ещё есть. Ответила она не сразу. - Рана слишком большая, - пауза. - Необходимо наложить швы. - Валяй, накладывай. - Издеваешься?! - Нет. Или ты думаешь, там нитки просто так валяются? К её личному шоку, Мадара говорил абсолютно серьёзно. Рука сама потянулась обратно к аптечке, нашаривая тонкий пластик. Нитки были. Чёрные такие, тонкие, но крепкие. Вероятно, нейлоновые. Такими хорошо пришивать пуговицы, но не зашивать живого человека, на которого даже анестезии не было. И игла. Медицинская! - Мадара, я не могу. - Можешь. - Нет. Я ж не практиковалась... - Ох, делов-то... - Мадара! – в душе плескался страх. – Я ж... я ж даже клятву Гиппократа так и не дала... - А ты в процессе. Хината на реплику не ответила. Судя по всему, она смогла решиться, во всяком случае Учиха расслышал какое-то копошение. Просто выбора сейчас никакого не было. Мужчина сглотнул скопившуюся во рту гадкую слюну. Не то, чтобы ему было страшно, просто он слишком остро ощущал свою беспомощность и зависимость от другого человека. Это нервировало и подкашивало его уверенность. Хотя какое там... Перед носом откуда-то появились две таблетки. Мадара проглотил их, не дожидаясь воды, если таковая предполагалась, и не почувствовал горечи. - Что я выпил? - Обезболивающе. Ампульного нет. - Ха... Какое есть? - Валиум есть.**** Судя по интонации, ей не понравилось наличие этого препарата в аптечке. - Я не принимал, они не вкусные. - Ты!.. в такой момент... Ты невыносим. - Всё так плохо? – он устроился поудобней, будто бы собирался просто полежать и отдохнуть. - Просто ужасно. Как злодей из сказки. - Какой? Для взрослых? - Нет, обычной. Приятный на слух голосок дрогнул. Как же хорошо, что он не видит подготовки... - А ты злая ведьма или фея? - Наверное, ведьма. Я ж помогаю злодею. - Расколдовываешь от гадких светлых чар? Хьюга не ответила. Её ладонь в тонком латексе ласково коснулась кожи, успокаивая. - Я буду очень стараться. Закуси подушку. Некоторое время было ещё тихо. Девушка дала руке времени, чтобы та успела стать твёрдой, а Учиха закрыл глаза, стараясь максимально расслабиться и не напрягать мышцы, чтобы ей было легче работать. Но начав отклеивать пластырь от кожи, Хината вдруг заговорила вновь: - Клянусь Аполлоном, врачом Асклепием, Гигеей и Панакеей, всеми богами и богинями, беря их в свидетели...***** Мадара точно не знал, что это за ахинея. Но предположительно – клятва Гиппократа. - ...делиться с ним своими достатками и в случае надобности помогать ему в его нуждах; его потомство считать своими братьями. Игла вонзилась в плоть; Учиха взвыл, вскинулся, наверняка мешая, и стиснул зубами грубую ткань наволочки и поролон. Боль была адской, он чувствовал, как нить скользит, цепляясь, как края стягиваются. Боже, в которого он никогда не верил, какой кошмар... - Я направляю режим больных к их выгоде сообразно с моими силами и моим разумением, воздерживаясь от причинения всякого вреда... Хьюга принялась за новый стежок, но на этот раз мужчина смог стерпеть, хотя подготовиться не удалось. Первый прокол был самым тяжёлым для обоих. Девушка действовала быстро, но аккуратно. Швы ложились ровно и именно так, как надо, слова, чей смысл она позабыла, помогали отвлечься от того, насколько мучителен этот процесс для её пациента, и в тоже время она сосредотачивалась на деле. Выдержка Мадары поражала, даже если допустить, что у него низкий порог чувствительности: его спина вздрагивала, бицепсы напрягались, а дыхание сбилось, но больше он ни разу не застонал от боли. Бесконечность. Если есть Ад – Учиха догадывался, что там будет. Воспалённому сознанию мерещилось, что пытка длится невыносимо много времени, и лишь каким-то чудом он не орал и не дёргался. Голос Хинаты вплетался в восприятие реальности и искажал его непонятными словами. На самом деле всё закончилось через три минуты, даже меньше. В воздухе прозвучало: «...да будет дано счастье в жизни и в искусстве и славе у всех людей на вечные времена, преступающему же и дающему ложную клятву да будет обратное этому», - и под это лёг последний стежок. Мужчина пропустил момент, когда Хьюга закрепила нить и как прошлась антисептиком по сжатым вместе краям раны. Из глаз безостановочно катились слёзы, а обезболивающее запоздало начало действовать, и мир отступал под его напором. Мадара практически сразу то ли потерял сознание, то ли отключился, заснув, от предельного напряжения последних минут. Хьюга судорожно выдохнула и сползла на пол. Каким образом её нервы выдержали подобное, она не знала. Ещё оставался риск инфекции, шов надо будет проверять как можно чаще, а в какой-то момент, если всё пройдёт нормально, извлечь нить вручную. Но сегодня она сделала тот максимум, что могла. Девушка стянула перчатки и куда-то кинула. Дышать было трудно, но возможно. Словно в тумане она дошла до ванной, умыла лицо и сунула под воду руки, а затем вернулась, по пути слегка притушив свет, и устроилась не прежнем месте, собираясь следить за состоянием Мадары и ни в коем случае не спать. Во рту до сих пор был кисловатый ежевичный вкус. *В левом боку не то, чтобы меньше органов, но они меньшего размера (селезёнка) или же глубже(желудок, хотя он почти по центру), в отличии от правого, где очень легко повредить печень. **Срок годности (хранения) перекиси в не распакованном (закрытом) виде – пять месяцев. ***Кто пользовался, тот знает, что перекись при контакте с открытой раной начинает шипеть и пениться. ****В редких случая валиум может использоваться как анестезия, принявший его становится вялым. Обладает сильным наркотически воздействием. *****Здесь и далее – отрывки клятвы Гиппократа.