Всем на пользу, мне под дых

Олег глядит на часы на тумбочке перед тем, как взять трубку. Вечер. Он проспал весь день. Сожалеет о потерянном времени? Да не особо. Надо только в себя что-то закинуть, а то так и склеиться недолго. Нужно взять телефон и провести вверх по экрану. Похуй. Я сплю. Обзвонись вот столько раз, сколько в тебя влезет по гланды. Первый раз слетает пропущенным на заблокированный экран. Олег идёт на кухню, достает оттуда копчёную колбасу и откусывает прямо от палки, запивая коньяком, как лимонадом. Телефон вибрирует еще и ещё, и Меньшиков ухмыляется не без садистского удовольствия. Пусть помучается, подождет. В эту секунду идёт чистое упивание собственной властью, хоть ее кусочком, но хочется насладиться всласть, выпотрошить все возможное. После третьего звонка Олег вымывает тщательно руки, будто бы пытаясь оттереть от кожи самого Михалкова, набирается духу и звонит сам. — Да, Никита Сергеевич. Извините, не слышал ваших чудесных звонков. Спал-с, — а язвительности-то не занимать. Устал бояться, устал пресмыкаться и лизать ботинки всяким уёбкам, у которых в жизни что-то перемкнуло так, что  только на извращенство и встаёт. — Прости, что потревожил, Олежа, дорогой, но у меня к тебе есть дело. Понимаю, отсыпной, но у меня ночью сегодня  будет очень важный клиент. Очень важный клиент, Олег, — голос Михалкова из елейно-кошачьего к концу фразы становится серьезным и выщелкивает слова, как дробь. Нехороший змей снова начинает завиваться в клубок и тащит свои тяжёлые блестящие кольца все ниже и ниже по животу. Олег почти ощущает, как ползет василиск. Неприятно. Ещё глоток коньяка. Молчит в трубку. — Олег, ты ещё здесь? Он хочет именно тебя и именно сегодня. Не начинай даже ломать свою трагикомедию, давно уже осточертели твои ужимки, — Михалков меняет маску, как опытный шулер карты. Сейчас он серьёзней некуда, и кажется, что даже он нервничает не по-детски — обычно со своими блядями он так не разговаривает. Предпочитает тактику доброго стоматолога, который сначала показывает мальчишке конфетку, подносит ко рту, а другой рукой в ту же секунду умело дёргает нужный зуб. Пацан рыдает, родители довольны, врач доволен, зарплата капает. Сервис. — Скажу так, чтобы ты понял. Этот клиент может стать нашим спонсором и оплачивать все шкурки и дырки, даже не сильно заботясь о получившейся сумме. Он нам важен. Тебе важен, если хочешь за свои мозоли на дырке получать деньги. Так что через полтора часа изволь, дорогой мой, блистать, как золотые зубы генерала на параде, — а к концу этого предложения маски уже смешиваются в колоде, и выходит угрожающе-ласково. Чудесная система давления на собеседника, не иначе, как сам разрабатывал, скоро вебинары психологические начнет вести. — Я буду, не тряситесь, — Олег сбрасывает. Ничего, кроме очередного килограмма усталости, в голове не возникло. Даже особо не было интересно, что это за важный радужный петух, от которого несушка-Михалков засуетился и затряс своими усами тараканьими. Ещё стопочку коньяка для храбрости и на счастье одновременно, куда без этого. Глядишь, если сопьется, то и выкинет его Никита Сергеевич, неохота же марать белые кроличьи лапки. Собирается Олег быстро, дольше всего сам себя растягивает — со вкусом, в душе, закусив губу и почти с удовольствием мазохиста проталкивая пальцы как можно глубже. Все же приятнее, когда это свои собственные, а не чужие и разные, от которых с души воротит. Но не от всех, надо признаться. Интересно, когда придет Сергей недоЕсенин. Почти соскучился. Оргазм накрывает неожиданно, так,  что Олег мягко сползает спиной по стенке кабинки и жмурится под тёплыми струями воды. Душ разморил снова до состояния чувственной неги, когда хочется улечься и больше не вставать, лишь расслабленно пялиться в стены или в потолок, иногда мягко и неторопливо меняя позу. Воду приходится сменить на холодную, чтобы охладить и голову, и уничтожить желание упасть. Пробку не вставляет — обойдется. До работы доезжает на такси, расплачивается наличными и оставляет весьма щедрые чаевые — надо же хоть кому-то делать добро, может, зачтется, и не отымеют так, что ноги не сдвинутся. Михалков трётся у барной стойки и улыбается какому-то херу, сидящему со стаканом виски. Даже поза у этого человека властная, спокойная, и от этого ледяного ощущения повелевания по шее вниз текут мурашки. Зверь чует страх — и на Олега оборачивается почти через весь зал. Вслед поворачивается Никита и аж расцветает на радостях, как именинник от здоровенного торта. Олег подходит ближе и рассматривает мужика так, как лаборант почти с первобытным интересом изучает внутренности вскрытой лягухи. Ёжик волос, нависшие брови, четко очерченные скулы, кажется, что излишне расширенные зрачки — этот большой брат ещё и накурен? В своей черной рубашке, с толстой золотой цепью на шее и запястье и не с самым дружелюбным взглядом катит на какого-то недобратка из девяностых. Не во вкусе Олега уж точно. Меньшиков здоровается, чуть наклоняет голову, осторожно исправляет свой равнодушно-изучающий взгляд на мягкий и заинтересованный. Шлюха должна выглядеть желанной и жаждущей своей участи. Мужчина ведёт Олега за собой в спальню, а Михалков чуть ли не крестит их сзади, как молодоженов. Надо бы у Никиты ещё коньяка увести под шумок. Ему столько дарят благодарные клиенты, что учителя и врачи завидуют тихо в сторонке. В спальне комфортно и не так шумно. Олег разворачивается к своему партнеру и чуть улыбается, тянет вежливо губы. — Могу я узнать ваше имя? — любимый стандартный вопрос, самая часто произносимая фраза в этой жизни. — Нет, не нужно. Раздевайся и ложись на кровать на живот. Мне ты нужен целиком сегодня.  Надеюсь, что ты растянут, — финальная полуулыбка Олегу не понравилась — так улыбается Ганнибал Лектер человеку, которому через минуту нанесет смертельный удар. Раздевается Меньшиков быстро, но вместе с тем соблазнительно, хотя стоит теперь спиной к заказчику — надо держать товарный вид в любом случае. Старается обнажать кожу постепенно, а не рывком, чтобы была эстетика в наготе и теле. На кровать  залезает целиком, устраивается и выставляет задницу — все по учебнику для блядей, если бы такой был, разумеется. Мажора почти не слышно, и абсолютно неизвестно, раздевается он там или нет. Руки ложатся на бедра почти неожиданно, и Олег бы дернулся, если бы мог. Смазки сверх почти не добавляет,  старается втолкнуть член без дополнительной растяжки, и Олег закусывает губу. Неприятно, но почти не больно — каждый раз вспоминает, что бывало и хуже. Двигается быстро, отбойным даже не молотком, а кувалдой. Отдача почти винтовкой в плечо. Одна рука кочует с бедра на шею и крепко сжимает, Олег ощущает холод цепи. Асфиксия, и к неровным выдохам прибавляются ещё и хрипы от пережимаемого горла. Движения убыстряются, и вторая рука тоже оказывается на горле, мужчина перестает себя контролировать и рычит, а Олег пытается вырваться из-под массивного крепкого тела любовника, потому что начинает терять сознание, а перед глазами темнеющая с примесью красного мгла. Не получается, его лишь сильнее вжимают теперь уже носом в подушку и дышать совсем нечем. Кончает мажор через несколько минут со стоном и глубоко внутрь, замирая ещё на несколько мгновений и уже тогда разжимая руки. Мужчина под ним не двигается, но его это не заботит, он вытирает член салфетками и одевается. Лишь потом касается руки, плеча и шеи — пульса нет. Заходит к Михалкову через несколько минут и по-хозяйски берет у него стакан и коньяк, отпивает сразу, усаживаясь в кресло и закидывая ногу на ногу. — Никита Сергеевич, я перестарался. Вам есть куда его убрать? Михалков не сразу понимает суть, тем более, что тон у клиента совершенно будничный. — Что, простите? — Олега вашего. Я его слишком сильно придушил. Не заметил в порыве страсти. Но секс был хорошим. Приятный мальчик. Даже жалко. Никита облизывает губы, вмиг ставшие сухими. — Да, думаю, что найдем. В это время к стойке подходит мужчина и оглядывает зал. Не видит нужного ему человека. — Извините, не подскажете, здесь ли Олег? Я Сергей, он знает. Бармен задумывается, протирая стакан. — Он занят сегодня, подойдите в другой день. Сергей щелкает пальцами по стойке и вздыхает. — Спасибо. Зайду позже.