Будем жить

День приема в школе обведен в ее календаре неровной красной линией. Они с Мальбонте давно запланировали это мероприятие — и для поддержания светского образа новой власти, и для сокращения дистанции между ним и людьми, и просто потому, что пора уже. Пора возвращать отвоеванному миру его право на мирную жизнь, на чертовы банкеты с неоправданно высокой тратой средств и продовольствия, на магические огоньки, разгоняющие сумрак терассы и вальс под мелодию волшебных скрипок, переходящий в обычную студенческую тусовку. Все же, прошел уже чертов год. Сам повелитель цитадели, впрочем, сбегает еще до начала танцев, неубедительно ссылаясь на срочные дела. Вики качает головой. Ему по прежнему тяжело даются такие вечера, будто что-то — неощутимое для нее, но очевидное для остальных — распугивает всех в радиусе ста метров, заставляя неосознанно вжимать головы в плечи. Вики ценит то, что он все же старается — даже улыбки во время приветственной речи выглядят уже очень даже прилично по сравнению с прошлыми выступлениями. Не угрожающе. Она, разумеется, остается. Танцует, беседует с учителями, осторожно обещая гранты и стажировки в самой Цитадели для лучших учеников, долго разговаривает с Мисселиной, радостно вылившей на бывшую ученицу самые свежие сплетни. Вики выходит на веранду уже под вечер, вдыхая запахи цветов и озона. Первая весенняя гроза рокочет на горизонте, пряча в штормовом мареве парящие острова. Мими бесшумно подходит сзади, облокачиваясь на перила рядом с ней, и тоже смотрит в затянутое тучами ночное небо. Уокер ощущает, как сжимается сердце в груди. Она видит подругу впервые с тех кратких послевоенных дней, когда обе они думали лишь о том, как собрать по кусочкам свой мир и себя самих, когда скорбь объединяла их, одновременно разводя так бесконечно, неописуемо далеко… после демоница почти сразу вернулась домой. Разбираться с делами отца и просто… подальше. От нового главы цитадели, от школы, от потерь, от… нее. Так Вики показалось тогда. Она извелась бы от мыслей об этом, если бы и сама не была вовлечена в безумную круговерть выяснения своего нового статуса, переезда в Цитадель, организации помощи жертвам войны, оформления новых указов, налаживания мостов с выжившими влиятельными пернатыми — сам Маль был в этом просто кошмаром дипломата в боевых доспехах — и прочих многих и многих событий, требующих ее активного внимания. Мальбонте включил Уокер в собственные — уже их общие — дела почти сразу после выпуска, и, пожалуй, хорошо, что он не дал ей тогда передышки… Но вот они обе здесь. Впервые наедине. Она сама подписывала приглашение, но совсем не была уверенна, что подруга правда придет. — Мими, — улыбается Вики, поворачиваясь. Что сказать еще, она понятия не имеет, несмелая, радостная улыбка держится миг, слетает, она закусывает подрагивающую губу. Ей страшно. Страшно потерять. Их связь, их дружбу. Потерять Мими. Может, поэтому было так боязно просто написать. «Кот, пока крышка ящика не поднята, равно жив и мертв одновременно. —  думает Вики между ударами пустившегося в голоп сердца. — Но поднять крышку все же необходимо, иначе бедная зверушка сдохнет от голода…» — Уокер, — улыбается в ответ демоница. Улыбка у нее острая, насмешливая,  — Ну и долго ты будешь сопли жевать, прежде чем мы, наконец, обнимемся? Вики обнимает ее осторожно, будто фарфоровую, и ощущает горячие руки на спине. Они почти сразу разрывают объятия, спеша рассмотреть друг друга. Мими изменилась, у нее заострившиеся скулы и бордовая помада, а платье черное, плотное, почти оффициально закрытое, оставляет место для фантазии. Высокая прическа демонстрирует точеную белую шею, взгляд темных глаз оценивающий и живой. Она выглядит такой красивой. Такой… взрослой. — А ты подросла! — одобрительно улыбается Мими, будто вторя ее мыслям. — Новый цвет тебе к лицу. Как и все белое. Вики привычно отбрасывает за спину седую прядь. Она не красится принципиально, но слышать комплименты от демона дорогого стоит. — Как и ты. Такая строгая серьезная демоница… — Уокер подбирает слова, осторожничает, но все же не сдерживается и добавляет по привычке, — горячая, как адское пламя. — То-то же, — довольно вздергивает Мими носик, вальяжно проводя ладонью по изгибу бедра. — Как ты? — спрашивает Уокер осторожно. — Чем занимаешься? — Ну, после смерти отца я осталась единственной наследницей. Не бедствую. Только в семейное дело по прежнему не тянет. Слишком много напоминаний. — демоница говорит это легко, но Вики знает ее слишком хорошо, чтобы не понимать. Не чувствовать ее раны. — Прости, зря…- начинает было она, понимая, что напрасно все это затеяла, напрасно спросила, напрасно написала, стоило просто оставить ее в покое, дать отдохнуть от гребанной Вики Уокер и всех потерь, которые она принесла за собой… — Заткнись и дослушай, раз уж спросила, — перебивает Мими зло. — Видеть не могу твою виноватую рожу. Ты — все, что осталось от моей прежней жизни. Не смей бросать меня снова. — Я не… — ошарашенно бормочет Вики. — Ты написала мне через год! Впервые! Шепфа всемогущий и статуя его трижды пресвятая, и теперь спрашиваешь, как я! Ужасно! Ужасно скучаю! — Мими смягчается, видя ее растерянные несчастные глаза, касается тонкопалой ладонью щеки. — Ты можешь выглядеть, как ангел, говорить, как ангел, но любишь ты, как мы. До конца. Как я могу винить, как могу ненавидеть тебя за это? Отец сражался за свой мир, но ты сражалась за свой. Сражаешься до сих пор. Как вообще можно судить за такое? Вики стоит, оглушенная, смотрит на нее, раскрасневшуюся, живую, с диким блеском в черных глазах и этим сладким, необходимым до трепета в маховых перьях принятием во всей сути, всей вибрации переплетающихся энергий. Такую близкую. Будто солнце, вспыхнувшее среди ночи. И стена рушится. Вики кажется, что это ее ребра рушатся, потому что то большое, огромное, всепоглощающее тепло, родившееся в груди, не может поместиться в их костяной клетке. — К тому же, Астарот и тетя Мэр теперь в совете. Ад впервые так силен. — добавляет Мими поспешно, стремясь разбавить сиропчик и доказать свою корыстную сущность. — Так что… — Боже, Мимс… этот мир тебя не достоин. — не ведется Вики, притягивая к себе демоницу, сжимает крепко-крепко, обнимает, наконец, как давно хотелось, зарываясь пальцами в покровные перья. Та прижимается ближе, трется виском о висок совсем по-кошачьи, дает им обеим необходимые мгновения близости. После выворачивается, смеясь: — Ты же вроде у нас теперь правительница, — восклицает. — Так сделай его достойным. Вики улыбается, кивает плавно, не спеша поднимать голову, и это выглядит почти легким поклоном. В этом жесте ее, Уокер, несоизмеримо больше, чем во всех торжественных речах за последние месяцы. — Сделаю. Мы сделаем. — слова тихие, но звучат отчего-то громче всех окружающих звуков, громче гомона студентов и шума ветра, громче соловьиных трелей и далеких раскатов грома. Звучат, как обещание. — Тогда хватит стоять тут и пялиться в горизонт, пошли танцевать! — с легкостью отбрасывает Мими серьезность. Демоница оборачивается, даже не предполагая отрицательного ответа. Вырез на спине ее официального закрытого платья задорно демонстрирует копчик. Уокер прыскает, сдается, хохочет в голос, утирая выступившую в уголке глаза ностальгическую слезинку, и спешит следом — на встречу свету, шуму и их долгожданному празднику.