Жизнь — ужасно непостоянна и противоречива по своей сути. Бывает, что ступаешь не на ту дорожку данного ультиматума, что та игриво подсунула, а потом, после того, как уже не отступить, сильно жалеешь об этом. А может это и был правильный выбор, да только путь отныне застелила тёмная пелена, густой смог неопределённости, перекрывая множество возможностей, решений и выходов из этого мрака. Черная полоса жизни. Так называют этот момент «выбора без правильного ответа». Но верно ли данное определение? Возможно и да, но иногда монстры и люди сами ограничивают себя, не желая искать выхода из мрака и продолжая ступать во тьму, где нет и надежды на свет. Тем самым они отдаются судьбе: будь что будет. Но какое бы ни было решение, это будет действие, которое имеет свои последствия. Эффект бабочки от каждого поступка неизбежен.
Этот город был подобен олицетворению того, какой может быть жестокой судьба. Здесь никогда не было правильного выбора. Куда не сунься — группировки головорезов и бандитов, готовые за лишние копейки, которые им кинут по карманам, не оставить и единого упоминания о, ещё вчера, жившем горожанине; безликая мафия, о которой никто не слышал и словца, но, идя домой, всегда чувствовал её холодное дыхание в спину и дуло где-то у виска. Место, чьи улицы окутаны вечной молочной дымкой тумана и облаком сероватого пепла. Место, что извечно пахнет порохом и кровью. Город, что никогда не видит солнца во тьме своей собственной черни.
Но простые жители привыкли, порой даже не замечая ничего из этого.
Они свыклись. Если хочешь жить, то будешь знать и кому отдать деньги за ещё месяц спокойной жизни, и как зовут «наместника» твоего спального района или квартала, и как зовут его волкодавов с борзыми.
Однако, о этом диком вороном скакуне, что появлялся на закате в тумане переулков и пропадал на рассвете там же, не знали практически ничего: ни того, на кого он работает, — если не «сам на себя», конечно — ни родственников, ни есть ли вторая половинка, ни точного места жительства, — только то, что где-то в городе, но этого всё равно слишком мало — многие не знали даже имени. Только внешность. Он был опасен, мог легко заговорить собеседника и вытянуть информацию с помощью одного бокала, отдельного столика и яркого, вызывающего взгляда. Кто-то однажды сказал, что этот юнец слишком многое о себе возомнил, думая, что может заправлять здесь даже самым маленьким и бедным кварталом, однако, после этих небрежно брошенных слов, человека никто не видел. Да и не вспоминал. Кто-то и пытался дать денег, но это не спасало от его острого кинжала, что появлялся из ниоткуда и был острее бритвы. Вот так и жил этот неизвестный парнишка: только в ночи, лукавством добывая информацию, убивая обманчивым видом, получая деньги, словно из воздуха, живя припеваючи в лунном свете и исчезая с появлением первых лучей восходящего солнца.
Да только сплетники и бесстрашные — давайте на чистоту, что «бессмертные», которые явно многовато о себе возомнили — уж точно не подозревали о том, что этот парнишка-скелет, оказывается, был девушкой. Да, довольно сложно за необтягивающей, а иногда и мешковатой, одеждой и изменённым под подростка голосом было увидеть узковатые плечи и бедренные кости, что расположены несколько шире, чем у парней. А также эти глазницы с врождённой стрелкой, которая с лёгкостью выдавала девушку, легко исчезала за двумя слоями белил. За одеждой скрывались только белоснежные кости, которые удивительным образом не были обезображены и единым мелким шрамом. За семьёй скрывалась только пустота. Может, девушка и помнила какие-то моменты из детства, однако они где-то далеко и глубоко в памяти, за маревом беспамятства. Ровно также, как и эта самая семья — где-то далеко. Имени же она и сама назвать не могла: мама звала её Розалиной, бабушка — Шарлоттой, новым соседям её всегда представляли Мишелью, почему-то, а для учителей и одноклассников она оказалась Жасмин. Среди всего этого винегрета имён она, порой, и сама не могла определиться. Каждое ей одинаково нравилось, при этом напоминало о горечи, с которым каждое связано. Поэтому при выборе имени в уже взрослом возрасте остановилась на Стефании — как минимум, оно легко превращалось в «Стефан» и поэтому она в равной степени могла легко откликнуться, не вызывая подозрений.
Тем не менее, даже несмотря на славу известного в городе ассасина, всегда находились чересчур смелые любители мальчиков, ещё и помладше, — она, ведь, такой образ сама и создала — которые не стеснялись подойти и предложить сделать им услугу, если не начав сразу с действий, но это лавочка быстро прикрывалась одним позывным — «Коллекционер».
Какой бы независимой не казалась Стеф, но, всё же, она была чужой гончией — хотя Коллекционер не любил подобные названия своих подчинённых. Вместо этого они были… предметами искусства, а сама банда его наёмников в криминальных кругах называлась «Картинной галереей», из-за чего подобное позывное ему и дали. И, в зависимости от опыта и успешно выполненных поручений, можно было быть простой безымянной вазой или Мона Лизой и «бриллиантом коллекции», как и называл девушку её информатор и попечитель. Какое-то время он был для неё даже отеческой фигурой, хотя подобный его образ в её глазницах быстро спал. Он был одним из немногих лиц, кто знал о том, что она девушка — хотя в то время, когда Коллекционер её нашёл, ей было абсолютно на это всё равно. Мама постоянно выставляла её пол на показ, пытаясь так заявить миру: «Вот, посмотрите, мой ребёнок — девочка-скелет!», — потому что большего она и не добилась.
Также, в Картинной галерее было принято среди детей-новичков, которых привели сюда, называть его «Отец», в то время, как состоявшиеся были обязаны называть его просто «информатор». Он был посредником, который получал заказ и деньги, отдавая приказ тому, кого посчитает нужным, если, конечно, у заказчика не было особых пожеланий на ассасина или добытчика. После, когда всё было выполнено, Коллекционер отдавал часть суммы, оставляя вторую себе, — он не занимался тут волонтёрством, чтобы бесплатно такой подпольный бизнес удерживать на плаву — после чего оповещал заказчика о выполненном задании. Сам он был банкиром, насколько знала сама Стефания, хотя и нельзя быть уверенным, ведь у каждой «картины» была своя выдуманная история, которая была настолько кристально чистой, что никогда и не подумаешь, что большая часть из «произведений искусства» — сироты, что убежали из своих детских домов, либо имеют настолько грустную и мрачную историю, которую лучше там и оставить, за занавесом, а, желательно, вообще за дверью бункера.
Девушка была и ассасином, и добытчиком, хотя и стала известна только за первое. И именно за это Коллекционер её ценил больше остальных, поэтому она и стала Мона Лизой в его галерее. Она умела внушать, а ещё у неё были приёмы, которые многие хоть и не одобрили бы, но они работали безукоризненно.
Вытащить из богатого дурака, что оказался в этом городе мимоходом, — хотя сейчас ей приходилось уже на треть заданий выезжать в другие города, потому что её родное место начинало обретать более большую огласку, до этого быв просто непримечательным муравейников — информацию было легче пареной репы. Видя перед собой милого и маленького мальчика-официанта, — явно же видно, что совсем юноша — те сразу шли в доверие. А после нескольких бокалов могли уже даже что-то рассказать. Любители мальчиков так часто велись на эту уловку, что могли рассказать секрет, который мог стоить краха их карьеры, даже компании. Ну что может сделать щуплый мальчишка из костей лет пятнадцати? Дальше дело за малым. Отвести богача к машине, одним ударом вырубить, а после тихо «одолжить» нужные бумаги из портфеля. Будучи совсем юной, ещё не разжившись какими-то особо большими финансами, Стеф не стеснялась иногда и взять деньги.
Если же заказ приходил уже на убийство, то вела она другую тактику. В VIP-зале — а мужчины, с которыми она работала, сидели только в таких, — к ним из-за другого столика подходила она в образе страстной кокетки, которая была немного глуповата, но так соблазняла своей красотой и необычностью, что те не могли отказать ни в чём — ни в коктейле, ни в дорогом блюде, а через какое-то время и долю очарования, не противились и выдать сокровенную информацию. И эти задания были единственным исключением, когда она носила каблуки, обтягивающие платья с вырезами до самой середины бедра, что делали из неё ещё большую загадку — с одной стороны обтягивает красивое и объёмное бедро, а со второй выглядывает только кость — и выпускала на свободу «огненные» волосы, что играли во все стороны языками пламени, даже с отсутствием ветра и сквозняка. И делала она так, потому что это был последний вечер этих похотливых бизнесменов.
Когда секретов уже не осталось, а по чужим глазам было видно, что ещё немного и мужчина сорвётся, ибо уже готов её распять прямо на этом столе, Стефания незатейливо предлагала зайти в переулок, потому что их там никто не увидит. Как только она оказывались в самом конце тупика и чужие руки уже тянулись под юбку платья, их горло тут же оказывалось перерезанным чужим клинком из магии, что также быстро растворялся в воздухе, как и появлялся. После этого, довольно фыркнув, девушка открывала люк или сток, закидывала тело и не беспокоилась о нём больше. Она быстро возвращалась за столик, забирала портфель и убиралась восвояси, переодевшись в нормальную, по её мнению, одежду и развеивая магические волосы, предпочитая «голый» череп.
До их условной базы, — она делилась на два корпуса, но только один из них был пригоден для жизни — на которой проводились регулярные собрания, тренировки и основной сбыт информации, добраться было несложно. Это была территория одного квартала с производством, который был огорожен металлической сеткой, а на выходах сидели «свои» люди. С виду и правда был завод, он шумел как предприятие, что уж говорить, здание было заводом — утром приходили обычные работяги на смену и уходили вечером того же дня. Но вот если сказать заветный пароль охраннику на входе, то тебе сразу позволялось пройти к одной из дымоходных труб сбоку производства, которая никогда не работала, но она так не привлекала внимание на общем фоне, что никогда не вызывала подозрений, что что-то явно не так, а проскользнуть к ней не составляло большого труда.
Небольшая, но прочная дверь, встроенная в этот самый ложный дымоход, и которую охранял ещё один бугай, скрывала за собой винтовую лестницу, уходящую глубоко под землю, где и расположился их филиал. Встречал только коридор с выстеленной ковровой дорожкой, которую даже просто подмести никто и не спешил, из-за чего её синий цвет уже был грязным; с каждой стороны на девушку смотрели одинаковые металлические двери — две из них вели в тренировочные залы, остальные же были пристанищем сортировщиков, которые разносили все бумаги по стопкам, и хакеров, хотя эта отрасль только начала развиваться, как способ добывания информации. И пока часть «информационных» взломщиков училась и получала новые знания, вторая была печатной машинкой. Коллекционер строго следил за тем, чтобы наёмники — хотя большинство здесь, всё же, наёмницы — сразу после выполнения отчитывались по поводу выведанных секретов. После этого распечатанный лист или листы бумаги, вместе с украденными документами, «хакер» — все до сих пор смеялись, что дело гиблое, и пускай бедняги уже просто будут их офисными работниками в Галерее, а не тратят время на обучение малоизвестному ремеслу — уходил в кабинет Отца, оставляя папку ценных бумаг на полке того или иного ассасина. Часто они передавали информацию по стационарному телефону, хотя и приходилось шифровать под разговоры, связанные с финансами и самим банком, чтобы не отловили легавые. И за двадцать с лишним лет существования Картинной Галереи их никто ещё не словил.
Через полчаса Стеф всегда уже уходила, поскольку не любила попадать под зоркий глаз своих же коллег. Проблема была в том, — или это было преимущество? — что даже большинство наёмниц здесь тоже думали, что она юноша, которому максимум можно дать шестнадцать, и искренне не понимали почему он стал любимчиком и лучшим работником. Мужчины же только сочувствовали. Она это терпеть не могла, поэтому садилась на свой любимый мотоцикл с глушителем на выхлопе, езжая в центр города. Она могла бы перейти дорогу и попасть во второй корпус их базы, который располагался в жилой многоэтажке. Целый подъезд был сборищем убийц и шпионов, — добытчиков — живя по двое-трое в маленьких квартирах.
И этот момент девушка тоже не понимала. Почему бы не поделить хотя бы на двое — а лучше на трое — их уже просто огромную Галерею и разместить филиалы в двух-трёх городах? Это уже становилось их слабой точкой, это было то, что могло их рассекретить. Да, она согласна, что они занимаются не самыми приятными и правильными вещами. С другой стороны, их грязная работа стоила более чистого мира для обычных граждан. И этот труд, заработанный потом и кровью, постоянным совершенствованием своих навыков, мог просто кануть в Лету, мог стоить рассудка и жизней всех наёмников.
Ей хотелось, чтобы их работа сместила приоритеты с заказов простого убийства конкурентов на задания по чистке мира от грязи, что запугивала простой люд. Она много раз выходила на личные задания, как раз подчищая такой сброд в стране. А находить информацию ей помогал один сообщник, который тоже работал в Картинной Галерее уже два с половиной года. Прекрасный человек, что всегда был готов помочь, что никогда не жаловался на трудности и не хвастался, что ему всё нипочём. И удивительно, что у них было так много общих интересов вне их работы.
Стеф притормозила у, наверное, одного из самых высоких зданий города, медленно заехав в подземный паркинг, после чего на лифте поднялась в свою квартиру. В прихожей девушка включила свет, быстро разулась и скинула капюшон своего худи со своего черепа, откидывая «парадную» одежду куда-то в угол, после чего негромко — ночь на дворе и даже несмотря на новизну дома, соседи всё же есть — позвала своего сожителя, сообщника и возлюбленного:
— Лиам, я дома!
Из-за угла коридорчика выглянул сонный молодой мужчина, возрастом с саму Стефанию, в помятой домашней футболке и с миловидным лицом. Каштановая копна волос была тут же приглажена одним движений руки — видимо решил вздремнуть в гостиной, дожидаясь её с задания — сразу улыбаясь и щуря глаза:
— Стеф! — парень неловко посмеялся со своего нелепого, как он сам часто считал, вида. — Я тебя ждал. Как задание прошло?
— Да как всегда, будто ты не знаешь. — девушка усмехнулась, снимая по пути худи и оставаясь в футболке. — Сегодня одним Джонсоном стало меньше. — невзначай добавила она, продолжая идти в их общую спальню, в то время как мужчина за ней.
— Подожди… тот самый Джонсон, который владел сетью казино в Лас-Вегасе? И с подпольными борделями, где в заложниках держали эмигранток, забирая паспорта? — парень явно удивился «рыбкой», на которую сегодня пошла Стеф. Наверное, думал об одном из детей этого негодяя, который тоже был не святым, но, в отличие от папаши, публичных домов с заложницами — не держал.
— Ага, тот самый. — девушка открыла дверь, заходя внутрь, пропуская ещё и Лиама, кидая вещь на ближайший стул. — Все документы отдала полчаса назад, папка уже на полке. Если захочешь, то можешь почитать завтра. Там такой компромат, что ещё и на его жену, и на сыновей. Лет на пятнадцать, если не пожизненное его супруге. Коллекционер сказал, что заказчик анонимный, так что ничего больше сказать не могу. Оплата, когда тот приедет в город. — девушка за секунду сняла спортивные штаны, кидая их на тот же стул, что и худи до этого, пока Лиам уже улёгся в кровати, накрывая ноги одеялом. Ещё через секунду и футболка полетела туда же — всё равно скрывать нечего. Скелет есть скелет.
Стефания тоже зарылась под одеяло, кладя череп на чужую грудь, отчётливо слыша биение сердца любимого человека, что всегда её успокаивало и придавало каким-то мечтаниям. И эта атмосфера была настолько простой и незатейливой, что она быстро засыпала, даже несмотря на то, что была тем ещё параноиком и не любила задерживаться в одном месте. С этим человеком ей комфортно. С этим человеком ей спокойно и безопасно.
— Стеф, ты спишь? Сте-е-еф. — а вот это было единственное, что в этом человеке ей не нравилось. В отличие от неё самой, которая ночью привыкла в лежачем положении мыслительный процесс отключать, у парня он, наоборот, работал даже активнее, причём в мечтательную сторону.
— Чего тебе? — её хватало только на то, чтобы буркнуть ему куда-то в ключицу.
— А когда мы пойдём расписываться? Раз мы уже год живём вместе, у нас всё так далеко зашло, мы даже планируем построить полноценную детскую… — началось.
— Лиам. — её голос сразу посерьёзнел, а тон не терпел противоречий. — Это никогда не произойдёт. Нам нельзя светить лицами в государственных местах без особой и корыстной нужды. — девушка-скелет сделала акцент, ибо в прошлый раз у того нашёлся аргумент на слово «особый», — хотя она сама считала это просто придиркой к словам — говоря, что это же будет их особый день. — Тем более, что в ложных паспортах мы уже расписаны, год назад. И даже документ у нас о росписи есть. — мужчина лишь вздохнул, понимая, что он проигрывает в этой вечной битве. Ему всегда хотелось сделать эту девушку счастливой, но проблема в том, что эта самая девушка, что уже успела заснуть у него на груди, не горела этими мечтами о свадьбах, даже простой росписью. Она считала, что брак просто констатация того, что влюблённые очень любят друг друга и большего он дать не может. Однако ему самому казалось, что в этих узах есть что-то большее. Он не мог передать словами что конкретно в этом было большего, чтобы выдать полноценный аргумент, но так считал.
Точнее, он не мог дать этот ответ конкретно Стефании. Эта роспись могла спасти в будущем её саму от преследования, её жизнь, жизнь их гипотетических детей. Но пока у молодого человека нет другого весомого аргумента, кроме спасения — тот ничего сделать не сможет.
***
Девушка лениво потягивалась на кровати, одним зрачком глянув на часы — половина первого дня. Она умудрилась выторговать себе две недели отпуска у Коллекционера, что вообще удивительно, ведь тот больше пяти дней к ряду раз в два месяца не давал.
Она мечтала о таких днях: спать до второй половины дня, зарываясь в одеяло с головой, полноценные приёмы пищи, — не перекусы сэндвичами на ходу, потому что последний месяц был просто завал и задания в расписании буквально наслаивались друг на друга — вечера кино в обнимку с Лиамом. Парню было удобно — его график не зависел от графика жертв, ведь он был клерком в их подпольной организации с дневной сменой.
Стефания мечтала когда-то, в далёком будущем из своих мечт, стать домохозяйкой, которая занимается домашними хлопотами, но это было настолько несбыточно, что довольствовалась она этим только в такие отпуска. Да и чистку мира от «нечисти» грязным и кровавым путём — тоже никто не отменял.
Уборка приносила ей какое-то внутреннее равновесие. И неважно какая: трупов с улицы и комнат отелей или же собственной квартиры. Да и звук пылесоса позволял ей вызывать «фантомное» доверие немногочисленных соседей, которые, если что, могли и настучать в правительство, что в их доме живут припеваючи какие-то преступники.
Вытряхивая пыль из мешка пылесоса в мусорный пакет, она неосознанно сравнивала её с прахом монстров. «Оттенок у праха не бывает коричневым и жёлтым, по цвету больше похож на пепел, текстура у него более однородная, а на ощупь прах похож на качественную бархатную ткань… Или карьерный песок, на крайний случай.» — мысль сама тянулась в её черепе, не требуя какого-то горючего для её продолжения. Такие мысли о убийствах приходили к ней только когда шестое чувство, которому она научилась доверять, улавливало какое-то изменение в атмосфере вокруг девушки, а также предзнаменовало какие-то перемены в планах.
Пакет как-то очень шумно падал по мусоропроводу, но девушку это не смутило — напомнило ей случай, когда ей пришлось разрубить по-быстрому нечестного дипломата другой страны, который остановился в отеле, и в таком же пакете кинуть тело в трубу, а нашли его аж через несколько дней, когда вывозили мусор из отеля, а из одного пакета подозрительно веяло гнилью. Сам же номер тогда также быстро был вымыт до блеска, отчего улик не было и дело стало «глухарём».
Голос, что преследовал Стеф с самого начала её карьеры, резко, чего не было уже сколько лет, начал орать и настойчиво уговаривать не трогать почтовый ящик, что висел на этаже. Однако сегодня же приходили квитанции, нужно было забрать. На крики голоса, который говорил, что Лиам и сам может забрать эти все бумажки, Стефания решила игнорировать. Да и сама безликая личность, что обосновалась в её черепе, не очень хорошо, на самом деле, относилась к Лиаму. Не проявляла открытой агрессии — исключительно пассивную и просто была полна неприязни к нему.
В ящике оказались не только квитанции, но и письмо, адресованное девушке. Точнее, заказ, написанный печатной машинкой, — кто ими уже пользуется-то? — в конверте, даже с сургучом, который был подобен вишенке на торте.
«Дорогая Стефания Фремдэр…»
Начав читать письмо по дороге к двери, она увидела то, чего так боялась — это было не от Коллекционера, а от какого-то анонимного заказчика, который вышел на неё окольными путями, зная даже точный адрес, вплоть до номера квартиры, а также имя и пол. Это вызывало страх. Однако, оплата была хорошая. Да и было не убийство. Аноним точно знал её слабости и давил на них, приводя её душевные весы в шаткое положение.
Тяжело вздохнув, она решает внутренне — хотя и с долей страха, ведь она решается на сделку без посредника в виде того же Коллекционера — согласиться на этого «кота в мешке», причём буквально. Её цель — монстр-бизнесмен, рыжий кот, владелец какой-то частной, но успешной медицинской компании из другого штата, и он планирует построить здесь диагностический центр. Прощупать рынок. И если и тут дело пойдёт хорошо вгору, то отстроить фундамент своей империи.
Надо будет выловить момент в отеле, когда он окажется один, после чего вырубить и «спаковать», а заказчик потом разберётся.
***
Задание оказалось проще пареной репы: помощник этого кота — она даже не пыталась запоминать их имена — ушёл спать в свой номер, а сам бизнесмен был слишком самонадеянным и считал, что его модный револьвер, которому только в музее или в случайной коллекции оружия храниться, спасёт его от нападения. Слишком самонадеянно.
Он пал от подсечки и удара ребром ладони в область шеи, по блуждающему нерву. Даже её цели, которые были в поручениях Коллекционера, были более прыткими и не желали так быстро прощаться со своими жизнями. Или свободой. Она усадила дельца на стул, связав ему руки и ноги, а также заткнув рот кляпом. Спустя минуту раздумий, она взяла висящую у кровати рубашку и завязала глаза своей жертве. Задание выполнено, что будет дальше — не её забота. Она вышла на балкон, быстро и незаметно спустившись по пожарной лестнице.
На утро Стеф уже ждало письмо в ящике с обещанной суммой, пояснительной и надеждами на дальнейшее сотрудничество.
А на следующий день по новостям объявили о незавидной судьбе бизнесмена сидеть долго в тюрьме за шантаж, манипуляции, уход от положенных налогов и коррупцию, которую тот вокруг себя развеял на сотни тысяч долларов. Да, меньше подробностей, безусловно, но всё тоже самое она читала вчера. Потом было ещё задание втихую. И ещё одно. То коррупционер, то человек, что пришёл к власти по лестнице из трупов, то просто нечистый на помыслы. Иногда от этого смрада, что окружал вокруг и сидел на самом верху власти, хотелось тошнить. Но она сдерживала себя, чтобы потом не убирать лишнее.
Ненавидит беспорядок.
Да, с каждым заданием мысль о том, что она работает на каких-то федералов, только укреплялась. И сразу тогда становилось понятно, почему личность громко вопила, не раз пуганная «злыми работниками, которых не устраивает наша работа». Однако Стефании всё ещё было непонятно — как на неё вышли. Да ещё и предложили работу. Да, грязная и гнилая, но это её профиль. И заказ сделали люди, которые работают на государство. Люди, которые не только наказывают чиновников, но и, в первую очередь, ищут темнокровных.
Но пока они не трогают её маленькую семью в их с Лиамом уютном гнезде — она и сама не будет намекать им, что знает их личины.
Однако, девушку ещё тревожил и сам Лиам. Он стал более встревоженным, будто чувствовал, что что-то не так. Будто чувствовал, что обстановка вокруг меняется. Да и за собой Стеф замечала всё более угрюмые мысли, которые отображались в эмоциях. Она стала более далёкой ото всех — не хотелось видеть никого, мир казался настолько прогнившим, что не хотелось в нём быть.
Вернувшись с очередного задания, она удивилась тишине в квартире. Медленно сняв обувь и куртку, он прошла вглубь квартиры и тут ей закрыли глазницы. Лиам повёл её в комнату, в которой делал ремонт сам, говорил, что хочет сделать это подарком и поэтому постоянно переносил всё в коробках, чтобы даже намёка не было на его «злодеяния» в комнатке напротив спальни. И открыв свои очи, девушка задержала дыхание, чтобы не издать лишних звуков. Перед ней оказалась светлая-светлая комната с мягчайшим ковром и такой же светлой мебелью. И в глаза тут же бросилась детская люлька, отчего монстр прыснула со смеху. Лиам не мог отпустить свои мысли о более сильной привязки Мона Лизы к себе.
Но это всё равно было приятно. Даже несмотря на то, что к материнству она, как считала сама, ещё не готова. Да и что сама Стефания может дать? Хотя, вполне возможно, Лиам хотел порадовать свою семью, которая, как он сам говорил, очень любит детей и всегда не прочь приехать, посмотреть на избранницу старшего сына, а после и помочь с внуками. Хотя её это смущало только сильнее — не готова она сейчас открывать свою «комбинацию природы». Девушка-скелет всё ещё больше миф, нежели правда.
***
Лиам начал срываться. Ни с того, ни с сего. Когда они засыпали, то он был всё также ласков и мил, утром — резко швырнул ей одежду в лицо, сказал, что опаздывает. Девушка лишь успела крикнуть больше шутливо, пытаясь сгладить углы: «Ты встал не с той ноги?», — но ответа не последовало. Только хлопнула входная дверь. Вечером мужчина был такой же озлобленный и взбалмошный, на все вопросы молчал. В один из дней даже замахнулся, но увидя сразу боевую стойку девушки — остыл. Через неделю Стефания не обнаружила его в квартире, а придя на работу увидела только то, что боялась увидеть.
Мужчина лежал на полу тренировочного зала со сломанной челюстью и четырьмя прострелами: лоб, сердце, два плеча. Символ предательства. И тёмно-алая кровь, что собралась лужей. Хотелось кричать, но сил не было. Она тихо спросила Коллекционера. И не как работодателя, а как отеческую фигуру, которой тот стал.
— Отец, скажите… кем он оказался? — её голос срывался на хрип, но её слеза никогда не потечёт перед этим мужчиной.
— Предатель, шпион, присланный федералами. Они хотели похоронить нас всех прямо здесь. — помолчав с минуту, тот продолжил. — Даже тебя. — Стеф лишь тихо поклонилась и ушла в самую дальнюю комнату их убежища. Она не помнила когда в последний раз плакала.
Вечером она лежала в холодной постели одна, обняв себя за живот, которого не было ещё утром. Оказывается, милая детская была не просто так. Этот предатель обвёл её вокруг пальца даже здесь. И от этого становилось только хуже.
Держала предателя под боком, ну что за милосердье. И ведь даже не почувствовала подвоха, доверяла ему, открыла душу. А если и семья фиктивная? Откуда у него вообще семья? Коллекционер отбирал тех, у кого было родственников по минимуму — желательно без них. Так где правда? Это он наврал ей, что есть семья, или соврал своему, в будущем, палачу, что родственников у него нет?
И если правда была рассказана Стеф, то что говорить о его смерти? Он регулярно говорил с кем-то по стационарному телефону. Они даже ни разу не слышали её голос.
Она думала о том, чтобы избавиться от зачатка жизни, который начинал в ней расти от… предателя. Это ей кровь не испортит — давно чернее некуда. Однако сразу же осознавала, что духу ей на такое не хватит. Любовь к детям ей не позволит. И к этому…идиоту Лиаму.
Стефания перевернулась на спину, глядя пустыми глазницами в потолок. Плакать не хотелось, грустить тоже. Но и радоваться не получалось.
***
Телефон в прихожей звонил регулярно. На удивление, это реально была семья уже несколько месяцев назад почившего мужчины. Когда в первый раз они услышали её голос, то очень удивились. Но сразу же осыпали комплиментами за мелодичность… И тут же пожаловались на среднюю дочь, которая не выходит на связь какое-то время. Его мама оказалась удивительной женщиной с душой нараспашку. В отличии от своего сына, но об этом Стеф умолчала.
Она молчала о его смерти. Удивительно, что её отговорки работали так долго. Молча улыбаться, зная правду, но сыпать ложь в уши родителей — ужасно. Но сын был у них не лучше неё самой.
Телефон также регулярно в первое время разрывал Коллекционер. Предлагал аборт, говоря, что всё их Галерея пошатнётся, если не рухнет без Мона Лизы. Когда делать что-либо было поздно, он перестал звонить так часто, но и не давил на жалость, что было удивительно для самой девушки-скелета.
В скором времени пришлось оформлять вторую кроватку в детской. И собирать её самой. Почему-то известия о двойне девушку не удивляли. Иногда у Стефании складывалось впечатление, что её перестало удивлять что-либо. Когда по телевизору начали говорить о том, что преступность в городе резко снизилась, та лишь тяжко вздохнула. Не должен ли Коллекционер внимательнее следить за работниками? Не проверять их резюме и историю жизни вдоль и поперёк, а, желательно, ещё и по горизонтали? Чтобы не случилось так, как с Лиамом? Ей приходили известия, что ряды их организации всё редели. Начинали с середнячков, убивали по переулкам. Профессионалы все пока были по местам.
Сама девушка считала, сколько её сбережений хватит на безбедную жизнь домохозяйки с двумя детьми? Подсчитала около пяти лет. Но понимала, что вернёться в строй буквально через год. Хоть и Галерея сейчас залегла на дно, но чувствовала, что это не продлится долго.
***
И, быть честной, Галерея вспыхнула как яркий фейеверк. Под радостные голоса ведущих новостей, девушка тревожно бегала по квартире, собирая вещи. Организация пала. Как и сам Коллекционер. И его законный бизнес, оставив своих ничего не подозревающих детей и жену без гроша в кармане. По телевизору крутили отснятый сюжет, где показывали их базу: лужи крови, все девушки лежали кто-где, само подвальное помещение больше походило на погром со взрывчаткой. Да, всё в цензуре, но опытному глазу это не мешало.
Сама же Стеф понимала, что скоро придут и за ней, как за последним ассасином. В декрете. И ей становилось страшно, до дрожащих костей и нервно гуляющих зрачков. На улице июль, можно налегке.
В роддоме в другом штате было страшно. Она вообще думала на другой конец страны, но время зажимало её в тиски. Либо родить где-то в поезде, либо в хороших и нормальных условиях.
И одна из сумок была специально для её мальчиков. Все детские вещи и игрушки, купленные ей ещё до их трагедии и чужого счастья.
И опять её жизнь катится в далёкую и забытую Бездну. Хотела счастливой семьи с мамой? Родительского гнезда у неё нет давно. Любви хотелось? Только предательство. Раз не любовь соулмейта, то подарить неразделенное тепло своим детям? Ты их оставляешь, потому что кочевой образ жизни с наёмницей, которая теперь будет жить от города к городу, от заказа к заказу, совершенно не для детей. Она уверена, что в детском доме им будет лучше. Пускай даже будут ненавидеть её за то, что она бросила их. Но зато она точно будет знать, что у них есть еда, вода, друзья и крыша. А возможно у них будет даже семья.
Ночью она выпрыгнула через окно на улицу с рюкзаком и побежала как можно дальше. Её слёзы так текли девять месяцев назад.
***
— Новорождённые двойняшки Фремдэры. Что насчёт матери? Сбежала, говорите? Хорошо, я забираю этого, который слева. Второй какой-то хиленький, делайте с ним что хотите.
