Вспышка спички.
Они как всегда сидели друг напротив друга, но теперь о дорасветных разговорах по душам можно было забыть. Рассвет здесь уже не наступит. Ксено знал - это крайняя точка. Не то чтобы до этого всё было хорошо. Но было хотя бы стабильно. На балконе гулял ветерок, но дымка, окружавшая её, казалось, разъедала глаза. Елена не плакала. Слёзы перестали капать с подбородка ещё полчаса назад, оставив лишь будто натёртые покрасневшие дорожки на коже. Одна из щёк очень колола и начинала опухать. У Стэна чертовски тяжёлая рука. Елена думала, уцепившись глазами за огонёк сигареты, как за последнюю искру надежды. Слепота отступила, но всё стало лишь запутаннее. Молчание липким осадком покрывает лёгкие Ксено, но он внутренне продолжает уверять себя в том, что не совершил ошибку, и это лишь небольшая потеря на пути к господству. Однако мужчина всегда был плох в убеждениях и теперь даже не знал, что делать. Глубокая привязанность к биологу боролась с их различием моральных принципов. И всё же, думается, каким-то количеством чувства вины ей удалось его заразить. Елена потухла, как тот окурок, брошенный куда-то в сторону Снайдера, опирающегося на перила и тоже дымящего. Зря она, конечно, ему лицо расцарапала (правда, потом сама и обрабатывала, тихо роняя солдату слёзы на колени), он ведь всего лишь исполнитель. Хотя мог и подумать своей головой, когда она ему в передатчик поверх голоса Хьюстона орала не стрелять. Да и пощёчина, бесспорно, отрезвляющая, была всё же немного лишней. Ксено стянул перчатки, и откинутые на стол „когти“ омерзительно громко по-стальному зазвенели. Пальцы у физика в новом мире стали мозолистые, шершавые, ведь приходилось очень и очень много делать самому, но всё ещё, как он считал, коротковатые - уж по сравнению с рукой Стэнли его ладонь и правда выглядит детской. Всегда безмерно тёплые, почти обжигающие на балконном морозном воздухе, они продолжают греть кисти девушки. Уингфилд знает, что та и без слов поймет его сожаление. Вот только седовласый и сам не до конца осознаёт, о чём именно он сожалеть должен. О прерванной жизни, пожалуй, единственного ученика, практически равного ему по способностям? О потерянном доверии? О боли одного из двух родных ему людей? А в глубине ониксовых глаз плещется вязкой тьмой гордость и чувство собственного превосходства. Гении страшны. Елена вздрагивает. Больше от его пронизывающего взгляда, чем от внезапного поцелуя в пальцы, чего обычно Ксено делать не любит: след сигарет будто впечатывается в губы горячим клеймом. Её кожа теперь пахнет молчаливым отчаянием. Явно у Стэна, курившего с лет первых операций, нахваталась. - Господи Боже, - хрипло смеётся биолог, и снайпер удивлённо поворачивается в сторону пары - он-то знает этот смех, не оканчивающийся ничем хорошим. - Какой же это всё блядский абсурд! У Елены пальцы длинные, по-настоящему "хирургические", - как раз хватает закрыть, пряча глаза, половину лица, лишь бы не видеть этих двоих. Кожа её всё никак не хотела огрубевать, поэтому каждый новый мелкий порез или заноза приносили столько же боли, сколько и предыдущие, оставаясь тонкими белыми полосами маленьких шрамов. А сегодня, после стычки с военным, их стало ещё больше, да и под ногтями местами ещё остались капли его застывшей крови. Такое просто не вымывается. Когда отголосок истерики сходит на нет, а плечи перестают танцевать под её мелодию, биолог наконец отнимает ладонь от лица. Пепельные, выцветшие глаза её светятся краснотой лопнувших капилляров, нервная улыбка дрожит на искусанных губах. - Упоминать бога и материться в одном предложении - по-религиозному совсем не элегантно, не считаешь? - пытается шутить доктор Икс, считая, что ситуация стала менее напряжённой. Ведь Елена, его Елена, такая понимающая и, несмотря на всю специфику характера, отходчивая. - А знаешь, что ещё не элегантно? - зрачки прожигающе-чёрные, как два дула винтовки. - Стрелять по беззащитным детям. На глубине её глаз тлеющие угли гнева. Глухо рычит в грудной клетке мантикора*. Стэн будто чувствует плевок в спину, и царапины на лице начинают жечь сильнее. Такой гуманист, как она, не сможет принять необходимости жертв для победы. Проснулась бы лет так на десять попозже, Снайдер был уверен, было бы лучше - не пришлось бы мириться ей с самыми жестокими первыми годами выживания, полного противостояний с природой и другими людьми, по типу этого детского научного царства. Ксено бы нашёл, как всё правильно преподнести. А так... Он вообще не подозревал, что кто-то способен курить больше него. А ведь она предупреждала его об этом, о критической точке. И хотя он сделал всё, как обычно - поступил чётко по приказу, всё равно закралось неприятное назойливое чувство, всё-таки своё слово, хотя и данное больше ради некоей отмашки в своё время, снайпер не сдержал. - Еленика... - тянет Хьюстон, и молодая особа кривится, словно от горечи. Теперь это имя звучит манипуляцией, а не нежностью. - Это небольшая цена для создания идеального общества, - в ответ лишь грустная усмешка. - Гаага и Женева по вам плачут, - мягкие пальцы легко выскальзывают из шершавых ладоней. Ника - богиня победы. Но почему в лавровый венец прокрались терновые иглы? Сигарету в зубы, вспышка спички и глубокая затяжка до боли в диафрагме. Нужно очистить голову, чтобы ком обиды, боли и страха не проскользнул из горла в мозг. А собственному гневу, словно ожидающему любой вспышки, тем более нельзя поддаваться. Нельзя становиться тем, кого ненавидишь. Долгий выдох носом, и дым вновь ненадолго прячет в своих объятиях. - Как же меня всё это заебало, - шелестящий русский, но физик знает перевод. Ксено с его чёртовой манией величия, прогрессирующей с каждым днём пребывания в "злодейском замке", подконтрольные ему "насовцы", Стэн с ПТСР на фоне военной службы, бедняжка Луна, которая не знает куда себя деть и ходит за ней хвостиком. Она их любит, но как же это всё задрало и осело накипью. А элитный отряд, многих из которого за время постройки колонии приходилось зашивать, так вообще теперь смотрит на неё косо - напала ведь на командира, считай. И не важно, что если бы тот захотел, не дал бы даже руку успеть поднять. И прочее, прочее, прочее... В Каменном мире страшной оказалась не одичавшая природа (уж с ней Еленика точно знала, как можно договориться), а милитаристически настроенное общество возрождённых, с лидером, буквально заявляющим, что он собирается стать диктатором новой эпохи. А лидер этот - её последний в этом мире по-настоящему любимый. Если эту болезненную привязанность вообще называют любовью. Уж точно не нормальные люди. Хотя они оба такие и есть. Ненормальные. И Стэнли за компанию, чтобы уж точно святая троица вышла. Да уж, определенно не такого будущего она себе хотела. Сейчас бы пыхтеть над микроскопом, пытаясь понять, что в образце повело себя не по плану (может, найдётся новый путь воспроизведения жизни в условиях других планет), а не наблюдать с горечью за созданием очередного вида оружия, помогать в химических опытах и селекции, лечить этих амбалов. Им вообще очень повезло, что в голове у неё сохранилось достаточно знаний по человеческой анатомии и мышечной памяти по зашиванию мышечных тканей. Во всяком случае, уж точно больше, чем у первокурсницы Райт. А ведь это даже не её, кандидата докторских по мутационным процессам в сфере микробиологии и специалиста по биохимичсекому анализу, направление. Но будто кого-то из колонии это будет волновать. Среди всех этих людей она впервые почувствовала себя чертовски маленькой и беспомощной. Вторая глубокая затяжка уносит с собой жизнь четвёртой сигареты. Надо было идти на онколога, хотя Снайдер вон жив-здоров. По крайней мере пока. Общество в самом замкнутом из своих вариантов определенно начинает сходить с ума. Смысла не было их переубеждать - они не шли на переговоры даже с чужими, "свою" уж точно никто не послушает, а Ксено, её дорогой Ксено, лишь покивает очередной раз болванчиком и обнимет перед тем, как продолжить работать. Переделать ничего уже не получится, но вот исправить некоторые последствия - вполне. Да и на чужую сторону она встала уже в тот момент, когда год назад скрыла от учёных результат использования ниталя, из-за чего его отбраковали на испытаниях растворителей. Тогда просто самих "чужих" ещё не было, а лишь только неуверенность в действиях окружающих и остатки доверия к её словам. Но то решение сейчас лишь радовало. Теперь-то есть альтернатива действий. Есть выбор. Могла бы, конечно, сама возродить пару нужных людей и устроить переворот, но вот злобный гений был харизматичен как чёрт, поэтому союзников она бы быстро лишилась, революционную лавочку прикрыли, а доступ к собраниям и исследованиям урезали. Неоправданные риски. Заранее затушенный окурок вновь летит в сторону Стэна - пусть чувствует всё её неодобрение. Елена думает об интересной особенности русской души - кризис воспринимается как штука совершенно обычная, а в пиковый его момент, когда хочется банального и простого "сдохнуть" или хотя бы глаза себе вырвать, чтобы не смотреть на "неправильный мир", отчего-то, словно иронизируя, просыпается воля к движению вперёд и желание уцепиться за последний шанс, при полном понимании того, что перед коротким мигом счастья испытания будут только хуже. Так и гоняется уроборос национальной любви к саморазрушению за хвостом прямо до смерти. Самая темная ночь перед рассветом, а рассветы в родной России алые. Елена читает про себя "Отче наш" и крестится три раза. Она из тех, кто в трудную минуту возвращается к религиозным истокам, а потом забывает о них до удобного случая. Понимает - чистая психология да психосоматика, само перекрещивание у многих вообще почти в обсессивно-компульсивное перерастает, но работает ведь, хотя и кратковременно. Всё равно легче. Есть в ней, в вере, что-то необычайно притягательное. Ксено смотрит на неё эти привычно долгие пять минут молчания. За тысячелетия учишься ждать. Тем более, что наблюдать за ней ему по-настоящему интересно. Они по-странному сошлись, по-странному живут и сейчас. Несовместимые взгляды. Несовместимые привычки. В этих отношениях больше немых вопросов, чем ответов, но её присутствие и бурчание по поводу и без под боком со временем настолько вошло в привычку, что стало необходимым. Она - его отдых от всего мира, советник, а иногда и достаточно надоедливый голос совести. Но иногда можно и не слушать, правда ведь? Ксено всегда считал себя ценителем прекрасного, и было что-то особенное в искрах идей на глубине её глаз. - Эх, у всех парни как парни, а мой гробы всему человечеству строит за бесценок, - учёный будто вышел из транса, услышав этот печальный вздох. Он присмотрелся - девушка временами коротко дёргала вбок головой, так сказывался когда-то примороженный нерв, дающий о себе знать на холоде. Всё же балконный сквозняк ей не на пользу. - Еленика, иди сюда, - его голос настолько спокоен, что хочется саркастично фыркнуть. Смог всё-таки отвлечься от мыслей о первом убитом по его инициативе человеке? - И когда ты перестанешь меня так называть? Я же просила, - хмурит брови. - У тебя на редкость элегантное имя, ничего не могу с собой поделать, - он кривовато улыбается, на что биолог только закатывает глаза в молчаливом возмущении. "Да-да, давай сделаем на секунду вид, будто и не было ничего." Но девушка всё равно встаёт, зашипев от обжегшего пятки ледяного пола, и обходит стол. Дым, казалось, настолько впитался в неё, что теперь оставлял шлейф горького разочарования за спиной. Сероглазая устраивается на острых коленях физика, запускает ледяные ладони под плащ и оказывается в тёплых объятиях. Минуты две молчат, смотря друг на друга почти нос к носу. У обоих в голове звучит щелчок предохранителя и оглушительный выстрел. Оба пытаются отвлечься. В небе седеет луна, серебрятся виски у Елены. Ксено нравится его женщина, её руки, обвивающие грудную клетку, будто снимали оковы с сердца. Ксено нравится, как она ночью сопит ему в плечо и бурчит спросонья что-то на русском. Ксено нравится пропускать её волосы через пальцы, пока она сосредоточенно высматривает препарат в микроскопе, а заметив его, широко улыбается и журит за "отвлекающие манёвры". Не так уж всё с ним и плохо, раз уж она рядом. Не так уж он и не прав. Спутница целует его в лоб и разглядывает его блестящие ониксовые глаза. Вот сейчас её возлюбленный совсем не похож на злого гения, создающего оружие в каменном мире налево и направо, хотя лицо его и пересекает намекающий след от трещин. Вообще, если подумать... На ёжика похож. Злобный ежиный гений. Фыр-фыр. И смеяться, и плакать хочется. - Господи, во что ты ввязываешься, родной? - шепчет, крепко обняв за шею. Ну не понимает ведь, на что в самом деле идёт. Не видит цены. Но, похоже, ей лишь хочется в это верить - Ксено удивлён, но в его взгляде осознанность выбора. Её Ксено - лишь образ в голове. По-своему ей их всех жалко. Людей, что пошли за единственной авторитетной и харизматичной личностью прямо в ад. Самого лидера, сорвавшегося с цепи моральных ограничений в виду их отсутствия в новом мире. Даже безразличного к смертям Стэнли. Всех жалко. Но свои принципы жальче."...но религия так и не смогла привить мне две вещи: смирение и умение прощать..."
- Я спрошу тебя в последний раз, - биолог берёт в свои руки лицо возлюбленного, не давая отвести взгляд, - ты точно понимаешь, чего будет стоить мировое господство? Так ли тебе нужен весь этот земной шарик со всеми семью миллиардами? - надежда исчезает сгорающим мотыльком, но она обязана спросить, чтобы убедиться... ...в последний раз. - Да, - отвечает, весь такой восхищённый, - вот увидишь, когда рамки будут отринуты и наука засияет во всей своей элегантности, мы окажемся на вершине! Все эти невежественные массы будут у наших ног. Наука - это власть! - мелкая дрожь бьёт его пальцы, сжимающие талию русоволосой, от возбуждения. - Еленика, прошу, пройди со мной этот путь и узри этот триумф, - мужчина ищет в её лице ответы, ещё крепче прижимая тело к телу. Не отпустит, хочет того его вторая половинка или нет. Она - единственный залог шаткой стабильности внутреннего мира. Елена гладит Хьюстона по волосам, убирая этот дурацкий начёс, и смотрит как на нерадивое заигравшееся дитя. Сердце колет от чувств и от жалости. Правда, как яд из чаши, отравляет с каждой каплей всё больше. Но кто-то ведь должен и ему приоткрыть глаза? А своей сохранностью ученая была готова пожертвовать. - То будет вершина Голгофы, а вокруг одно пепелище да кресты, - гладит ему щёки большими пальцами и обречённо улыбается. Не таким должно было быть их будущее, не таким. - Одна смерть потянет за собой другие, и в конце концов станешь ты "Властелин Ничего" посередь выжженной земли. Глупый ты у меня. - Елен... - учёного прерывают поцелуем с привкусом никотиновой горечи. Сколько же дыма внутри этого худого тела? Тихо докуривает в стороне снайпер, раздумывая, говорить ли другу кое о чем или нет? Надо бы, но..."Ты ему не расскажешь, пока хоть доля уважения ко мне в тебе остаётся."
Что же, хотя бы одно обещание он точно сможет исполнить. Эта женщина точно всё знала. Девушка отрывается, приводя дыхание в порядок. Очерчивает подушечками пальцев Х на лбу. Последняя слеза не огранённым алмазом скатывается по щеке. Физик с удивлением замечает, как её глаза наливаются ртутным блеском решительности и вмиг холодеют. - Я люблю тебя, Ксено, до кровоточащего сердца люблю, и готова бы была держать чашу над твоей головой до скончания времён**, - ставит указательный на кончик носа мужчины, - но если Ишигами или кто-то ещё из детей погибнет по вашей вине, - делает паузу и берёт его за подбородок, - я тебе этого никогда не прощу. Руки у Елены нежные, а ногти острые. Хьюстон так удивлён, что выпускает на мгновение её талию, чем молодая особа сразу же пользуется, соскакивая с коленей и выпрямляясь со звонким хрустом позвонков. "Молодость" всё же относительна в Каменном-то мире. Она ловко выуживает ещё одну сигарету и, к удивлению мужчин, зажигалку. В основном тут пользовались спичками, так как создать такой маленький агрегат было работой достаточно ювелирной и долгой, а все рукастые специалисты итак были заняты над различными механизмами. Так что брали удобное и доступное. А тут - такая новость. Сигарету в зубы, щелчок зажигалки и лёгкий вдох, лишь бы рот дымкой ополоснуть. Было бы неплохо научиться у Броуди делать кольца из дыма, да ей и не надо это уже. - Стэн, лови! - кидает серебристую коробочку и военный с лёгкостью и даже определённой грацией ловит. - Это тебе. В свободное время смастерила, всё не знала, как отдать, - пожала плечами. - Хотя пощечину я ещё не забыла, но очень уж раздражает твоё слишком громкое чирканье спичками у меня в лаборатории. Снайдер опустил глаза на подарок. Достаточно аккуратная работа, тонкая спайка, легко, но не хлипко открывается, гравировка на передней панельке. - Спас... Стоп, что? - он присмотрелся к буквам надписи, а затем широко распахнутые небесные глаза упёрлись в хрипло хохочущую учёную. - Уууу, это лицо определенно того стоило, кхах, - она даже закашлялась. - Стэнли, Елена, Ксено - это лишь наши инициалы. Хотелось просто увековечить нашу "крепчайшую дружбу"... Кто ж знал, что вы по невиновным палить начнёте? - недокуренную сигарету кидает на пол и растирает носком голой стопы. Больше не хочется. - Они повредили нашу боевую единицу, - напомнил снайпер про сбитый самолёт. - Ну-ну, а твои предупредительные выстрелы по их транспорту, а не в воду, были очень милым приветствием. Вот такую саркастичную и живую русскую он знал. - Ксено, - развернулась на одних пятках, - диван сегодня полностью твой. Всё, чао, персики, не простыньте. - Еленика, - черноглазый останавливает её перед выходом, - давай завтра всё обговорим. Спокойно, в тёплой комнате. Один на один. Она треплет его по волосам и улыбается. Чёртовы защитные механизмы психики. Разочарование - самое горькое обезболивающее. "...у вас ничего и не было, кроме друг друга. Вы ничего не потеряли. Я оставила там всё..." Стоит только зайти в проём, как улыбка спадает. Надо ещё раз прокрутить план, которому уже пару месяцев, и внести поправки с учётом наличия заложника и обновления в технике колонии. Ника - богиня победы. И она поднимает знамя. Сероглазая точно знает - спасти абсолютно всех не сможет. Она не герой. Но простит ли себе она гибель молодёжи, желающей исследовать новую эпоху и до последнего надеявшейся на мирное урегулирование конфликта? Нет. Простит ли себе гибель Ишигами-младшего (а биолог отчего-то была уверена, что он нашел выход и ещё жив)? Нет. Все они - надежда нового мира. Но хватит ли ей сил в противном случае избавиться от Хьюстона? Против Стэнли шансов не было изначально, это ясно, но вот что делать с научным лидером и её любимым человеком, которого исправить будет очень и очень трудно... - "Это небольшая цена для создания идеального общества", так? - шепчет, до хруста пальцев сжав один из кулаков. Еленика, конечно, приложит все усилия, чтобы не допустить подробного, но, если что, пусть это будет она, чем... Стоп. А когда это в её гуманистскую голову закрались мысли, присущие Уингфилду? Да уж, пропиталась. Ещё бы чуть-чуть, и за ней бы тянулся шлейф уже его идей. Какой отравляющий роман. - Елена! - окликает Снайдер, стоя в проходе. - А тебе это точно больше не нужно? - вертит между пальцами зажигалку. - А я бросаю. Пока голос совсем не потеряла, - салютует мужчине, не останавливаясь. Через пару шагов совершенно неожиданно что для мужчин, что для себя, она набирает полные лёгкие воздуха и начинает петь на слишком уж "рычащем" французском.Non! Je ne regrette rien...
(Нет! Я ни о чем не сожалею...)
Ni le bien qu'on m'a fait
(Ни о хорошем, что у меня было,)
Ni le mal tout ça m'est bien égal!
(Ни о плохом. Мне все безразлично!)
Non! Rien de rien ...
(Нет! Ни о чем...)
Non! Je ne regrette rien...
(Нет! Я ни о чем не сожалею...)
C'est payé, balayé, oublié
(За это заплачено, это уничтожено, это забыто.)
Je me fous du passé!
(Я обезумела от прошлого!)
Биолог медленно идёт в аппаратный блок, пока голос эхом гуляет по коридорам, сбивая других с пути. Думается ей, что надо было соглашаться на Бьякую, пока тот с Лилиан не познакомился. Вот бы кто ей небо в звёздах подарил. Ночью она забирает Гена и уходит в Царство науки.Тлеющие угли опасны. Одна искра, одно дуновение ветра. И будет пожар.
***
- Сбежала. Доктор Икс стоял напротив стены в зале совещаний, на которой размашистым почерком была выведена интересная надпись. - Скорее уж вальяжно ушла. Времени было достаточно - до сих пор некоторых растолкать не можем, - снайпер зашёл в помещение и сразу зевнул при упоминании о спящих. Сам-то толком ещё не отошёл. - Усыпляющая смесь в узле вентиляции - как просто и как элегантно одновременно. Наверняка и антидот при себе был, противогаз слишком громоздкий, - усмехнулся Ксено. - Явно даже не месяц готовила, чтобы никто не заметил. Что забрала? - Асагири, что главное, и разное по мелочи: аптечку, набор инструментов, пистолет с доп.патронами, личные вещи из лабораторного шкафчика, три булочки с маком, одну моторную лодку... - По мелочи, говоришь? - тянет физик, пока друг ищет сигарету по карманам. - В аптечку она могла положить что угодно, да и лодку маленькой не назовёшь. - Ну, не яхту же нашу, - пожимает плечами военный, - а инвентаризацию сам проведёшь, моих знаний на все препараты не хватает. И вашу комнату я ещё не смотрел. - Я сам, - только сейчас Стэн заметил, что в руках у Хьюстона две толстые тетради в кожаном переплёте и жестом бровей спрашивает. - Оставила подробные описания создания лекарств и некоторых хирургических вмешательств. Даже ребёнок поймёт. - Заботится. Как и всегда. - Но зачем тогда сама ушла? - кладёт тетради на стол. - Принципы. "Спасать" ей тут уже некого, - голубые глаза медленно бродят по настенному творчеству.КАМЕННЫЙ МИР НА УДИВЛЕНИЕ ПОХОЖ НА ПРОВИНЦИАЛЬНУЮ РОССИЮ
ТАК ЧТО БЛАГОСЛАВИ ГОСПОДЬ ВАШИ ГРЕШНЫЕ ДУШИ
- А Елена знает толк в напутствиях, - Снайдер улыбается и сразу же коротко шипит - царапины дают о себе знать. - Какая-то странная приписка снизу... - "И пошли нахер. Оба." - отвечает научный гений. - Это русский, но латиницей. - Какая невоспитанность, - довольно щурится. - Дальнейший план действий? - наконец находит табачное изделие. - Подождём немного, посмотрим на их действия - сейчас перевес в "заложниках" на их стороне, - впервые за долгое время вспоминает про Луну, - а потом, - Ксено перекрещивает пальцы около лица, - я заберу своё, - Стэн понимающе хмыкает. Сам того же мнения, хотя и действовал бы более радикально.Щелчок зажигалки.