The Blue Morpho. Life.

Вернувшись домой, Чондэ наскоро перекусил парой крошечных сэндвичей – от усталости слегка подташнивало, поэтому плотней ужинать не хотелось – принял душ, забронировал билет на утренний рейс в Токио. Здесь, в Корее отец Минсока и без него справится. До вылета семь часов, поэтому кровь из носу – надо в душ и поспать, иначе придётся просто сдохнуть от переутомления. Спать четверо суток по пару часов – кто это выдержит? А силы нужны как никогда. Вещи не собраны, но это можно сделать позже, как и забронировать номер в отеле. Ещё нужно написать Мёну, чтобы извинился за него перед командой, уволил и попросить позаботиться о морфиде. План поисков он собирался обдумывать уже в самолёте, сейчас мозг, да и весь организм находятся в состоянии истощения, так что мозговой штурм не имеет смысла. Чондэ завёл будильник и, на всякий случай, телефон, отводя на сон ровно пять часов. Остальное время он потратит на сборы и дорогу до аэропорта. Лёг в постель, укутался в простыню и тяжело вздохнул. Неудобно. Слишком много места. В комнате двадцать пять, но холодно. В груди мёрзнет - сердцу или душе сиротливо. Никто больше не закидывает ногу, не жмётся под бок, не обнимает, притягивая ближе, опутывая, ограничивая свободу. А кому она нужна теперь, свобода эта? Никто не приклеивается намертво, не укладывает голову на плечо и не дышит в шею. Никто не бормочет сонным голосом: "Иди ко мне... я... тебя... согрею." Мысли не дают покоя... - Кажется, со мной всё плохо. Несмотря на то, что с Гаён встречались два года, и расстались так глупо, сейчас всё намного хуже. Я стал зависим от тебя за несчастных четырнадцать дней. Не верю, что такое может быть! Это что ли любовь? Так вот какая... Где ты, как ты там? Если не хочешь вернуться... Можешь... хоть во сне обнять? Обнимай меня до тех пор, пока я найду тебя. Прошу... Чондэ проваливался в объятия сна, всё ещё пытаясь коснуться пальцами размытой улыбки под своими веками. Впрочем, поспать до сигнала будильника ему снова не светило. Сквозь сон показалось, что-то скребётся за дверью, но он благополучно проигнорировал звуки, списав на глюки от переутомления. Проснулся и резко сел на кровати, когда трель замка среагировала на открытие, а следом и запирание входной двери. Мён? Это неплохо. Не придётся объясняться по телефону, жаль, что досыпать больше не получится. Ну и ладно. Почему только он до сих пор не удосужился свет включить? Чондэ поднялся с постели, хлопнул в ладони, нашарил тапки, сделал несколько широких шагов по направлению к двери и застыл, напряжённо всматриваясь в лицо ночного гостя. - Ты когда-нибудь избавишься от идиотской привычки вваливаться посреди ночи? – Он действительно разозлился. – Или снова по пьянке припёрся? Мозги в отключке, ты не сообразил куда идёшь? Мин скривился, прикрыл глаза, несколько раз глубоко вдохнул и обречённо спросил: - Выгонишь? - Мне спать осталось полтора часа, а я, к слову сказать, четверо суток почти не спал. Проваливай туда, откуда выполз. Минсок отступил на шаг назад, прислонился спиной ко входной двери и, ощутив лопатками дверное полотно, почувствовал слабое облегчение. Боялся потерять опору. Не сдержался, сунул руку в карман джинсов, нащупал холодный металл и сжал бляшку в ладони. Так немного легче. Перед внутренним взором вязкой кляксой расплылись воспоминания… Как звеняще пусто было в груди, когда закрыл дверь, отсекая себя от взгляда, наполненного отчаянием, от босых ступней среди осколков. Как бежал, перепрыгивая через две ступеньки и задыхался. Бежал подальше от звона стекла, от него, от ответственности за собственную жизнь. Три дня назад, когда позвонил Чондэ, он действительно подъезжал к супермаркету – это правда. Но часом раньше… Однажды их, дурачась, сфотографировал Чанёль. Чондэ настаивал, что фото неудачное и его нужно удалить, но он втайне попросил Ёля перекинуть на телефон, оставить плёнку и отдать ему. Всматривался в единственную общую фотографию в телефоне, а затем по-дурацки сентиментально захотел попробовать напечатать. Понять, как это, стать чуть ближе, попробовать то, что ему нравится делать. Мин порылся в интернете, нашёл маленькую частную фотостудию, где проводили уроки и самостоятельно распечатал, проявил и высушил пару снимков. По старинке, в тёмной комнате - Чондэ говорил, что в нужной атмосфере легче прочувствовать снимок. Лучший из получившихся забрал себе. Хотел показать ему, но сначала было недосуг, а позже это утратило всякий смысл. Вспомнил, как сидел и с болезненным интересом пялился на парня рядом с собой, обводил пальцами силуэт и упивался горечью. Как разорвал толстую глянцевую бумагу и мстительно выбросил половинку с изображением человека, который рассердил, испортил его безупречный план, вынудил чувствовать. Заставил сожалеть! Думал о том, как на следующий день спрашивал горничную захудалого мотеля, где поселился, не видела ли она обрывок снимка. Не желал забывать. Хотел склеить, вернуть как было хотя бы на фотографии. Лежал на постели, закрыв глаза, и воскрешал в памяти то, каким красивым выглядел Чондэ, улыбаясь во сне. Уязвимым в его объятиях, трогательно хрупким. И даже когда он не излучал радость, тень мягкой улыбки таилась в загадочно приподнятых уголках губ, придавая его лицу изящества и какой-то детской нежности. Мин любовался им откровенно и беззастенчиво. Всё время. Замирало сердце, когда Чондэ подолгу всматривался в его глаза. За последние сутки извёлся совсем, в который раз бросая взгляд на клочок глянцевой бумаги в собственных пальцах. Один. Как и хотел. Но действительно ли это то, чего добивался? За время болезни, он никогда не спрашивал себя о том, почему это произошло именно с ним. Уверен был, что большей глупости и быть не может. Зачем спрашивать, если изменить всё равно ничего нельзя? Просто кто-то пометил его, выбрал на роль подопытного кролика, чтобы посмотреть выдержит или бесславно подохнет. Но сейчас этот чёртов вопрос не давал покоя. Почему на своём пути он должен был встретить кого-то вроде Чондэ? Сомнения мучили, подталкивали запихнуть поглубже свою гордость, изменить решение и побыть с человеком, который стал дорог, каждую оставшуюся минуту. Глазами Минсок указал на небрежно брошенный, открытый чемодан и так же тихо поинтересовался: - Уезжаешь? - Да, самолёт в восемь тридцать. - Куда? - В Японию, - от холодного тона у Минсока кожа на спине и руках ощетинилась волосками и противными, колючими пупырышками. - По работе, да? И надолго? – Почему это кажется жизненно важным? - Нет. По личным делам. – Минсоку мерещилось - замораживает Чондэ не только взглядом. От него волнами ширился холод. - Ясно. – Нет, не ясно! Хочется подойти, обнять, не отпустить никуда! Запереть в этой небольшой квартире, к себе приковать. Но... кажется, даже расспрашивать не стоит... Не ответит. И обнять не позволит. Или, того хуже, яростно оттолкнёт, как в прошлый раз. Но он не вынесет. Надо было сообразить это до того, как пришёл! А дошло только сейчас, когда в эти льдистые глаза заглянул. Не видя Чондэ, растерял показную самоуверенность, пытаясь понять, как теперь быть и стоит ли нарушать свои предыдущие планы. Мучительно силился выбраться из липкой паутины сомнений всё это время, а сейчас одолевает ощущение, что он неотвратимо разрушается изнутри под недобрым взглядом шоколадных глаз и вот-вот распадётся на уродливые ошмётки. Стоит ли хоть попытаться довериться и что-то изменить? Воспылать страстью за две недели легко. Но вот любить?.. Глубоко, по-настоящему… Поверить в такое - та ещё проблема. Минсок не считал, что может привлечь кого-то за такой краткий срок, потому что по большей части вёл себя нетипично, фонтанируя переизбытком энергии и вовлекая случайного человека в авантюры чистой воды. Сомневался, потому что эти две чёртовы недели мало походил на себя. Да, притяжение между ними возникло определённо, и очень сильное - он чувствовал его всем естеством. Но решиться назвать его любовью… Кажется, это слишком. Мучает, калёным железом жжёт мысль о том, что забота всё-таки больше смахивает на жалость. Мин с первой встречи понял, что парень отзывчивый, искренний. Догадался в момент, когда он пальцами гладил запястья и растирал ладони, чтобы восстановить кровоток. Ласково гладил, чувствовал вину. Что же тут удивительного – узнал всё, пожалел. Только вот этого добра Мин навидался предостаточно. С него хватит на всю оставшуюся жизнь, сколько бы там ему не отмерили. Но жалость от Чондэ вынести трудней вдвойне. Сколько ни думал о причинах - не мог понять. Поверить, что Дэ испытывает не, сентиментально выражаясь, сочувствие, а ту самую любовь невозможно! Почему? Да всё просто. Минсок верил во вселенскую справедливость. В существование равновесия. Если ты родился с золотой ложкой во рту - придётся отдать что-то взамен. Другими словами, Мин появился на свет в семье, которая имела возможности большие, чем могла пожелать. Отец и правда любил его, а мать и бабушка вообще души не чаяли. Ему давали всё, о чём просил и из кожи вон лезли, чтобы предугадать будущие желания. Больше того, отец честно пытался не сходить с ума, когда узнал, что он спит с парнями. У него было всё, о чём обычные люди даже мечтать не могли. Следовательно, чтобы уравновесить весы, нужно на другую чашу положить что-то не менее ценное, чем дары, которые он ничем не заслужил, но они, так или иначе, были брошены ему под ноги. Итог? С такими, как он чудеса, в которые по-детски наивно верит слишком простодушный Чондэ, не случаются. Не стоит питать ложные чаяния - это не имеет ни малейшего смысла. Тем не менее, он здесь. Потому что бредовая, неуместная надежда ядовитым цветком распускается в груди, поглощая, подчиняя душу. Невозможно больно, но он решил, что стоит посмотреть в глаза Чондэ и найти ответ в их глубине. Только вот подойти ближе к нему не хватает смелости. Угрожающий, холодный отблеск во взгляде, крепко стиснутые челюсти и застывшее лицо этой самой храбрости не прибавляют. Правильней сказать - с невероятной скоростью минусуют её, вынуждая терять остатки решимости. - Извини, я не вовремя. – В прошлый раз он уходил гордо, оставив за собой право на оскорбления зарвавшегося, слишком много на себя взявшего юноши. И не имеет значение, что сам чувствовал, главное Чондэ поверил, что не важен. Но сейчас кажется, что в этой ситуации есть только один выход - развернуться и уйти. Здесь ему, кроме унижения, ловить нечего. Он всегда и везде, кажется, даже в собственной жизни – не вовремя. Слабый, жалкий мотылёк, готовый сгореть ради яркого света и тепла. А сейчас... кто же ему позволит? Он по собственной воле эту возможность потерял. Любовь, да? Какая к чёрту любовь? Её не существует. Сказки больных идиотов. Нет её! НЕТ! И сроду не было. Но…тогда… какого хрена ТАК больно? Криво усмехнувшись, больше собственной глупости и доверчивости, Минсок повернулся к двери и потянул ручку на себя... Чондэ налетел, схватил за волосы, дёрнул назад и, одновременно, жёстко толкнул, заставив больно удариться грудью о твёрдое полотно двери, развернул к себе лицом, сжал воротник рубашки. Вдохнуть стало невозможно. - Уходишь? – Дэ резко, грубо встряхнул его так, что зубы громко лязгнули. – Какого же… ты чёрта… при-пёр-ся? Что те-бе здесь нуж-но? - Я… - Воздуха катастрофически не хватало. - Отвечай, придурок! – Чондэ злобно прошипел и яростно затряс его, надёжно впечатывая в дверь. - Немед...ленно о...твечай мне! Из-за воротника, слишком крепко зажатого в кулаке, Минсок говорить не мог, только хрипеть. Ему стыдно за покрасневшее лицо и влагу, мгновенно собравшуюся в уголках глаз, грозящую пролиться горькими, не ко времени слезами. Это слишком унизительно, но лицо против воли искорёжилось болезненной маской. Чондэ наконец услышал, что ткань под пальцами трещит и немного ослабил хватку. Мин шире распахнул глаза и судорожно вдохнул, затем отвёл взгляд в сторону. - На меня смотри! – Дэ бесцеремонно ухватил за подбородок, больно сжал и процедил, - Отвечай, когда тебя спрашивают, что ты здесь забыл? За вещичками приполз в третьем часу ночи? - Ты… - Минсок моргнул, и несколько капель скатились по щекам. Всё равно. Какая теперь разница? Он посмотрел в глаза, горящие гневом и прохрипел, - ты... ты переспишь со мной? - Что? – Чондэ от изумления совсем растерялся, отпустил воротник рубашки и отступил на шаг, тупо рассматривая покатившиеся по полу пуговицы. Две, три? Возможно ли?.. Неужели он вернулся потому что согласен? Чондэ смотрел молча… В открывшемся вороте на шее чёрный шнурок и... на груди лежит овальная подвеска с замысловатым узором. В простом, гладком касте - хитрое плетение, как две капли воды похоже на папиллярные линии на пальцах. Значит ту, что "украл" не носит? Минсок откашлялся и попробовал голос. - Чондэ… - В этот раз получилось уверенней. - Переспи со мной. - Да, терять ему нечего. – Ты сделаешь это? - Нет, - К нему быстро вернулось самообладание и голос снова зазвенел металлом. - Нет? Стоило ли на что-то надеяться? Он не заслуживает прощения за всё, что сказал ему. Знал, приходить нельзя - будет больно… Обоим. Зачем же вернулся? Чтобы разбиться вдребезги и рассыпаться осколками ему под ноги? Приполз побитой собакой не раны зализывать. Надеялся. Не на то, что примет. На то, что добьёт. Чтобы ни сомнений, ни возможности вернуться. Получил, что хотел, только вот радоваться не выходит. - Нет. С теми, кого любят - любовью занимаются, кретин! Чондэ шагнул навстречу, обнял за шею, властно притягивая ближе, прижался и почти расплющил губы своими. Сминал бесцеремонно, давил напористо и жёстко. Минсок ни секунды не противился – достаточно неверия и сомнений - разомкнул дрожащие губы и Дэ немного больно прикусил нижнюю, ворвался языком в рот, толкнулся, лизнул нёбо и только потом, вместо отпора встретив покорность, успокоился. Обнял крепче, прижался щекой к щеке и потёрся, а мгновением позже вернулся к губам. Теперь он нежен. Осторожно зализывал укушенную губу, слабо втягивал верхнюю и отпускал, чтобы провести языком по кромке зубов. Его тёплая ладонь согревала затылок, а другая удерживала плечо. Минсок оторвался на мгновение, чтобы сделать глоток воздуха, обнял за плечи, погладил по спине, а Чондэ снова толкнулся в рот, вздрогнул, прикусывая мягкие губы и забормотал в поцелуй: - Я любовью с тобой собираюсь заниматься… Несносный придурок. Любить тебя, понимаешь? Дразнящие прикосновения губ и языка, влажные причмокивания, стеснённое дыхание вперемешку с едва слышным шёпотом: "Глупый… какой же… ты глупый… Мин… сок…" Ищущие ладони, что незаметно пробрались под рубашку, поглаживают бока и поясницу, заставляют Минсока дрожать и путаться в попытках решить, чего хочется больше - сильнее прижаться к телу, льнущему, горячему и наслаждаться поцелуями или стянуть волосы в кулак, заставить откинуть голову, самому зацеловать линию челюсти и беззащитное горло в открытом вороте пижамной рубашки. В конце концов желание приласкать оказалось сильней, Минсок без предупреждения развернул Чондэ и поменялся с ним местами. Втискивать его в дверь, расстёгивать пижамную рубашку и откровенно тереться оказалось ещё приятней. Мин потянулся, припал к губам, стянул с плеч гладкий, чёрный атлас, трогал лихорадочно, исследовал обнажённую кожу кончиками пальцев торопливо и нервно. Разве можно иначе, когда это Чондэ? Когда сам с первого взгляда… Поцелуй стал слишком требовательным, почти исступлённым - молчаливое разрешение откровенно снесло башню, но Чондэ остановил, отстранился, чтобы перевести дух, а Мин снова прижался, боясь, что образумится, оттолкнёт и тогда - хоть волком вой! - Хочешь отыграть назад? – Минсок дышал едва ли не тяжелей. - Опять собираешься меня продинамить? - Моё условие… - Чондэ нахмурил брови, уперся ладонью в грудь, сохраняя расстояние и придавливал взглядом исподлобья, точно глыбой. - Я помню. Иначе не пришёл бы. – Минсок не врал. Это правда: у него слишком мало осталось, чтобы бояться отдавать всё, до последней капли. Почти ничего. Только он сам. - Уверен, что не сдрейфишь? Иначе я не позволю ни себе ни тебе… Не важно, как сильно мы оба... – Дэ поддел край рубашки, запустил пальцы за пояс джинсов, поглаживая кожу, прижался лбом ко лбу Минсока и уронил, - а я хочу… Ты душу мне… жилы все вымотал своими загонами, но я хочу. Чёрт! Безумно, невыносимо… Готов на колени встать, унижаться и умолять согласен, чтобы ты так же сильно хотел жить… как я хочу… тебя… - Говорил же, я дефектный… Ты не должен… не можешь… Меня нельзя… - И сказал бы "любить", но страх не делся никуда, - хотеть. Нелепые иллюзии душат, изнуряют его самого, превращая из здравомыслящего человека в безрассудного, доверчивого идиота, но Мин не может позволить им добраться и до Чондэ. Это слишком несправедливо. - Посмей ещё раз такое ляпнуть и по полной огребёшь! – Он злился, но обнял, - Ты мой, ясно тебе? Весь мой - кривой, косой, переломанный, больной - не важно! Мой и всё тут! Минсок набрал побольше воздуха, чтобы возразить в очередной раз. Хоть кто-то должен вразумить этого психа. И если больше некому, что ж, придётся сделать это самому. Он открыл рот, но Чондэ нахмурился и покачал головой. - Не обсуждается. Мой! Я так решил. - И за меня решаешь? - Минсок удивлённо приподнял брови. - Именно, - твёрдо ответил Дэ. - Мне плевать, сколько у тебя причин и какие ты придумаешь возражения, ясно? Он тряхнул головой так грозно, а глаза обожгли такой яростной уверенностью, что Мин не стал противиться. Не посмел? Смешно, право слово! Ещё никому и никогда он не позволял принимать решения вместо себя. - Хочешь поспорить? - Ну... - Заколебался Минсок. Он мог бы, конечно. Но спорить и доказывать глупость, нет - импульсивность и недальновидность Чондэ не хотелось. Из эгоистичных побуждений. - Наверное, нет. - Уже лучше, - одобрительно улыбнулся Чондэ. - И начинать не стоит. Один чёрт, в этот раз ты не выиграешь. Я очень хорошо продумал контраргументы, понимаешь? Слова Чондэ, кажется, отняли последние силы и ядовитая надежда проникла в каждую клетку тела, отравила полностью, безвозвратно. Сопротивляться бессмысленно, остаётся только отвечать на поцелуи, доводя обоих до потери рассудка, тесней прижиматься, цепляться за него в поисках опоры и рваться на куски в горячих руках. Пусть. Даже если в целое не собрать потом. Чондэ –вот его оправдание. Его причина быть. Что ждёт впереди – не имеет значения, даже если вдребезги. Время замедляет свой бег, всё вокруг расплывается, теряет очертания, значимость и ценность. Всё, кроме Чондэ. Всё равно где и как - лишь бы держал крепче. Пусть ненадолго, не навсегда, но, чтобы по-настоящему, а не снилось. Лишь бы сейчас… Лишь бы не отпускал. Лишь бы... Колени ватные, предательски подгибаются от слабости, кажется, рухнет на пол, но Чондэ удержал и насильно потащил к постели, не переставая целовать. Он отвечал, захлёбываясь собственным и его дыханием, впитывал ладонями тепло и гладкость кожи, срастаясь, пуская корни, черпая силы, отдавая себя ему в руки. - Что же ты всё время спешишь... Не надо. – Бормотал Дэ между поцелуями. - Я хочу, чтобы это было… Ты заслуживаешь... Всё должно быть правильно… Боже! Да хоть как! Неважно. Лишь бы было! Иначе… держаться не за что. - Помни, ты согласился… Свинтить потом не пытайся, иначе... - Всё-таки не кореец, а еврей. Крайне мелочный. Даже сейчас умудряешься портить всё, – засмеялся Минсок обессиленно. – Я принял все твои условия, разве нет? Не нужно торговаться до последнего. Я согласен, поверь, обманывать – не мой стиль. До странного приятно думать, что жизнь по большому счёту – та же авантюра. Непредсказуемая, сомнительная, рискованная… Но интересно ведь, выгорит или нет! - Прости. Пожалуйста, прости. Я трус. Слишком боюсь тебя потерять. – Чондэ дрожащими пальцами расстёгивал оставшиеся в живых пуговицы на его рубашке. – У меня единственное условие: ты мой и больше не можешь бежать и пытаться избавиться от меня, понял? - Да понял, понял я. - Ты должен отдавать себе отчёт в том, что если хочешь уйти… Если у тебя есть хоть капля сомнений… Просто уходи сейчас. Другого шанса у тебя не будет. Нет! Посмеешь уйти, я... Чондэ вдруг отнял руки, выпрямился и отодвинулся. Минсок напрягся. Кажется, непредсказуемость этого парня точно сведёт его в могилу раньше проклятой опухоли. Каждые несколько минут эмоциональные встряски. Чего же ждать сейчас? - Не хочу, чтобы между нами было недопонимание, так что скажу тебе кое-что. Ты говорил... я не увижу тебя, даже если буду искать. - Помню, - осторожно заметил Мин. -Я думал... - О чём? – Внутренне Минсок снова сжался, боясь любых разговоров. Не знал, куда они приведут на этот раз. Не сейчас, не надо! - Наша жизнь… Мы все заняты, спешим куда-то, сами не задаваясь вопросом на кой это делаем. Я раньше не задумывался особо почему стал фотографом. Но теперь знаю, что хотел не только видеть и проживать, но и сохранить хорошие моменты. - Понимаю, - на самом деле Мин не понимал, что за блажь пускаться в философские разговоры именно в такой неподходящий момент? - Это я к тому, что нам некогда жить, понимаешь? Мы не спрашиваем дорогу, не просим помощи, совета, не смотрим, не слышим. Зачем, если все ответы можно найти в интернете? Проще уткнуться в телефон, вместо того, чтобы поднять глаза и улыбнуться идущему напротив человеку. И нет смысла изнурять себя эмоциональной связью, если можно пойти в клуб, снять кого-нибудь сговорчивого и просто трахнуться. Без обязательств. Впрочем, даже на это нужна смелость. Или глупость... - Хочешь, чтобы я извинился за свои слова? - Нет. Всего лишь хочу сказать, что был таким же, думал так же. Я встречался с девушкой и мне казалось, что всё хорошо. Но мы расстались. Внезапно и без объяснений. Итог - не иметь этой чёртовой связи, не доверять, не привязываться к человеку проще, чем потом хоронить утраченные иллюзии. Но за эти две недели я кое-что понял… - И что же ты понял? – Минсок накрыл его руку ладонью. Тянулся инстинктивно, молчаливо пытался убедить, что связь между ними существует, несмотря на то, что он отказался её признать. - Я бежал, спешил, а ты поймал меня за руку и остановил. Рядом с тобой я стал думать - ты и есть тот, с кем я смогу делить радость и печаль. Тот, с кем мне будет тепло, к кому я захочу возвращаться каждый вечер. Тот, с кем одиночество перестало бы душить. Тот, кто стал бы моим счастьем, для кого я стал бы родным, стал бы домом. Даже ничего толком о тебе не зная, я размечтался, как дурак последний, и захотел быть для тебя важным, не только согреться, но и согреть. - А я предложил тебе просто потрахаться. - Минсок виновато отвёл взгляд. Хотеть переспать гораздо проще, чем признаться, что мечтаешь, чтобы человек был рядом, но не можешь этого допустить. Права не имеешь. Иначе твой ад станет его адом и это медленно, но верно убьёт обоих. - Дело даже не в этом. Я не хочу воображать, как мы могли бы жить. Нет у меня желания вспоминать тебя, как того, кто мог быть частью меня, но стал всего лишь неприятным воспоминанием. Локти готов был отгрызть, когда понял, что хочу тебя рядом вопреки тому, что ты сказал мне. Несмотря на то, что не поверил в меня и не дал мне шанса показать - я не предатель. Но… Минсок боялся дышать, сказать хоть слово в своё оправдание. Всё ещё страшно, что его бездна поглотит того, кто стал дорогим. - Знаешь, я хотел тоже остановить тебя и удержать. Но даже сейчас, когда ты вернулся ко мне, чувствую, если буду держать тебя слишком крепко – ты снова сбежишь. Поэтому… - Чего ты хочешь? - Гарантий того, что ты вернулся не потому что хочешь развести меня на одноразовый секс и романтично свалить в рассвет. С одной стороны мне льстит твой выбор, но… - С другой – оскорбляет, - тихо подсказал Минсок. - Да. – подтвердил Дэ. – Если отбросить в сторону секс, каков сухой остаток? Это, как познакомиться с кем-то, улыбаться ему, жать руку, говорить, выпивать с ним, а потом с лёгким сердцем оставить и двигаться дальше, считая одноразовым приключением. Полагая, что таких приключений у тебя может быть множество. Ты просто отпускаешь, не утруждаясь тем, чтобы узнать человека ближе, даже не осознавая, что, отказавшись приложить усилия, возможно, теряешь того, кто мог быть для тебя самым близким. Ты схватил за руку, когда я мчался мимо и остановил… Только удержать меня не пожелал. Не посчитал нужным. - Ты не знаешь, насколько близко я подпустил тебя… - Знаю. Настолько, чтобы захотеть переспать со мной. Это на порядок ближе, чем рукопожатие, такое несвойственное для нашей культуры. – Безрадостно улыбнулся Чондэ. – Да, ты ответственный, когда получишь, что хочешь, верю, выполнишь своё обещание. Единственное, что меня напрягает - подозреваю, ты, как обычно, всё решишь по-своему. - Ты о чём? - О том, что мы переспим и ты вернёшься домой, в больницу, сделаешь, как обещал. Но это будет без меня. - Знаешь… С тех пор, как мы расстались, я много размышлял. – Минсок нахмурился и отвёл глаза. - Надеюсь, о том, что сбежав из больницы поступил крайне глупо? – Дэ потянулся к его ладони так же, как он недавно, переплёл пальцы и сжал крепче. - О том, что произошло в моей жизни. О том, что я должен сам решать, что мне делать. Я давно совершеннолетний, знаю свои права, и никто не может заставить меня. Так мне казалось. Но даже совершеннолетний зависит от решения опекунов, если таковые у него есть. У меня, как ты понимаешь... Не представляешь, насколько злит то, что мне не позволяют распоряжаться моей собственной жизнью и указывают, как следует поступать. Разве я не имею права умереть, когда захочу и как захочу? - Минсок, я не хочу это слушать. – Чондэ смотрел в глаза не мигая. – Ты не задумываешься о том, что это... больно. - Я лишь даю тебе то, что ты хотел. Гарантию. Больше не жди, что я… Просто знай, я собираюсь воспользоваться правом жить. Обещаю тебе всё, что у меня осталось. - Я не этого хочу, - Чондэ обнял и прижался лбом к его плечу. – Не твой остаток. Мне нужна долгая жизнь с тобой. И она у меня будет. Я так решил, ясно? - По правде говоря, - Минсок заглянул в глаза Чондэ и слабо улыбнулся, - я рад, правда, рад, что ты у меня такой решительный. И мне действительно не хотелось бы тебя расстраивать, но... - Ну что ещё? - Притворно возмутился Дэ. - я же сказал: тебе не удастся победить! - Я не воюю с тобой, Чондэ. Больше не воюю. Ты уже победил. - Вот и хорошо, - Дэ благосклонно кивнул, - учти, мне покладистые нравятся. Минсок насмешливо фыркнул и с укором покачал головой, без слов давая понять, что за поклатистостью - это не к нему. Тут Чондэ явно промахнулся с адресом. - Просто я должен сказать, что жизнь, судьба или бог, не знаю кто там рулит сверху, редко бывают добры с теми, кому уже показали красную карточку. Пусть ты и решил, но вряд ли там прислушаются. - Ты в самом деле такой глупый! - Чондэ белозубо усмехнулся. - Знаешь почему у тебя не получалось до сих пор? - Почему? - Минсок зачарованно вглядывался в искрящее радостью лицо и в груди замирало от тепла и безграничного счастья. Кажется, он совсем потерял осторожность и рассудительность. Ну и чёрт с ними. Главное, у него теперь есть этот бесшабашный, непробиваемый мечтатель! - Потому что ты уже поверил, что ничего не выйдет. Но я не такой дурак, как ты. Я собираюсь бороться сам и заставлю это же делать и тебя! Мы сможем победить, если объеденим усилия. - Мне кажется, ты слишком оптимистичен. Печально будет потом разочаровываться, - грустно вздохнул Минсок. - Мне бы не хотелось, чтобы произошло именно так. - Не дрейфь, дорогуша, всё будет так, как мы захотим. Говорил тебе: в чудо надо поверить! Перестать упрямиться и всё будет хорошо. - Надеюсь, - Минсок потянулся за поцелуем. - Не надейся, а начинай верить! Прямо с этой минуты, - успел сказать Чондэ, прежде чем их губы соприкоснулись. Примечания. * Я не верю в чудеса, но ищу чародея. "Пшекруй" Автор неизвестен.