Забавный Дюма: мушкетёрская трилогия

Довольно большая и затянутая (одна из немногих в этом романе) шестая глава сосредоточилась на короле Франции и Наварры Луи Тринадцатом, которого в русском переводе по немецкой традиции любят называть Людовиком. Как ни странно, Дюма не начинает описание на половину главы и сразу переходит к делу. К королю заглянул кардинал, рассказавший про поединок у монастыря Дешо чистую правду, после чего Тревиль вынужден был выворачивать историю наизнанку и всячески недоговаривать, чтобы сменить гнев монарха на милость. И хотя, по мнению Дюма, эпитет "Справедливый" в книге в адрес Людовика равен эпитету "Недалёкий", на что намекают тонкие шутки между строк, монарх не выглядит идиотом, тряпкой и даже дураком (как его будут вспоминать в продолжениях), а в некоторых местах ведёт игру ещё более тонкую, чем Тревиль или кардинал. Впрочем, Дюма явно такой смысл в персонажа не вкладывал, а потому и говорить про это не стоит. Итак, Людовик, накидав имён, которые никакой из фанатов первой книги не вспомнит (мадемуазель де Шемро, Ла Вьевиль), приглашает Атоса, Портоса, Арамиса и главного гасконца на районе на аудиенцию на следующий день. Причём самое смешное то, что король, Тревиль и прочие упорно не называют их дворянские фамилии и имена, хотя уж им-то, казалось бы, должно быть всё-равно на причины, по котором мушкетёры их носят. В ожидании аудиенции мушкетёры отправляются в "кабачок" играть в мяч ("теннис"). Гасконец вначале играет с Атосом, а когда тот выбывает из-за боли - с Портосом. Испугавшись мяча, который от броска Портоса чуть не разбил умному гасконскому юноше лицо, д'Артаньян решает посидеть на скамейке запасных, где нарывается на дуэль с гвардейцем Бернажу, пошутившим про страх гасконца за лицо. В итоге, пока все играли в мяч, д'Артаньян прямо на пороге дважды ранил Бернажу (лучшего дуэлянта Франции, подумаешь, не читы явно), который еле отступил к дому гугенота де Ла Тремуля, у которого работал конюшим родственник Бернажу. На звуки сбежались все мушкетёры и гвардейцы квартала, гвардейцы отступили в дом гугенота и заперлись там, защищаясь от толпы (католическому кардиналу, видимо, было приятно). Тревиль, узнав обо всём этом, спешит королю, но узнаёт, что того увёз на оленью охоту кардинал. Тогда Тревиль идёт к Тремулю, вместе с ним спускается к еле живому Бернажу, который в своей исповеди говорит правду. Хитрый Тревиль знает, что честный Тремуль поверит Бернажу и в случае чего перескажет правду, а потому спокойно вечером идёт к королю. Поняв, что король зол, Тревиль отпускает пришедших с ним мушкетёров и гасконца, а сам после дебатов о вырождении соколиной охоты (Гастон Орлеанский, который доживёт аж до "Виконта", так не думает, но кто он такой) выслушивает от Тревиля, что непогрешимым бывает лишь Папа Римский, а кардинал мог быть обманут, следовательно нужно вызвать Тремуля. Тревиль уходит спать, а посланный Людовиком Ла Шене находит Тремуля так поздно, что тот является лишь следующим утром (где Тремуль пропадал вечером - непонятно). И вот, после утренней аудиенции короля и Тремуля, Тревиль вводит к Луи мушкетёров и гасконца. Тот хвалит "храбрецов", уложивших аж 7 человек за 2 дня, и даёт 40 пистолей д'Артаньяну, после чего отпускает вояк, предварительно дважды спалив свою "встречу с кое-кем" (понятно с кем). Ну, и дальше Дюма крайне тонко (нет) описывает, как обиженка-кардинал аж неделю не ходил к королю (который, между прочим, в любую секунду может без проблем уволить эту обиженку, было бы только желание) играть в шахматы - ужасное наказание для монарха, которому скучно всегда, независимо от того, чем он занимается: Австрией, Англией, Испанией или соколами. Зато король, пользуясь этим, не устаёт шутить одну и ту же шутку много раз в адрес кардинала, спрашивая у него про состояние здоровья Бернажу и Жюссака. В целом, глава вышла уже интересной, хотя описываемая Дюма обстановка в стране, учитывая градус ненависти всех (даже почему-то короля, который по-хорошему должен был бы повесить всю боевую четвёрку как простолюдинов, а Тревиля уволить за такой геноцид кадров) к гвардейцам кардинала, больше похожа на предреволюционную, и не стыкуется с мифом, который в следующих частях создаст Дюма (при Ришелье всё было ок, а потом пришёл Мазарини и стало фу). Впрочем, это всё же более реалистичная картинка событий того времени, чем эта же картинка в преломлении уже упомянутых "Двадцать лет спустя", а потому сойдёт.