afterthoughts

Быть подростком значит веселиться, не думая о том, что утром у тебя будет жуткое похмелье. Это вливать в себя всякую дрянь и не задумываться о последствиях. Это танцевать на столе, блевать в туалете, заниматься сексом в чулане и во все горло орать припев какой-то надоедливой попсовой песни. Быть подростком значит стараться быть как все. А Лили кажется, будто она родилась пожилой. Эта вечеринка утомила её, стоило ей только войти в дом и вдохнуть этот отвратительный запах пива, дешёвого одеколона и клубничных презервативов. Веселая и беззаботная Максин, пробормотав девушке что-то, что расслышать было просто невозможно, упорхнула к друзьям, и Лили осталась одна. Ей не хотелось быть как все. Не хотелось пытаться произвести впечатление, из кожи вон лезть, чтобы её заметили. Она взяла стаканчик с какой-то фиолетовой жидкостью, сделала глоток, поморщилась и засобиралась домой. Её остановил высокий парень с хвостиком и многообещающей улыбкой. — Эй, ты Лили, верно? — спрашивает он, преграждая ей путь. — Не волнуйся, я не из тех придурков, что пристают к девушкам на вечеринках. — Хорошо, потому что я бы хотела пройти, — говорит она, улыбнувшись. — Мне здесь тоже не нравится, — он открывает для неё дверь, позволяя Лили вдохнуть свежего воздуха. — Если хочешь, я могу проводить тебя. — Если это попытка подцепить меня, то... — Нет, просто я знаю, что попадись мы оба под взгляд Максин, нам придётся остаться здесь до утра. Аргумент кажется ей железным. Пожав плечами, Лили не отказывается и не соглашается. Тем не менее, выходят они отсюда вместе. Он говорит, что его зовут Хант и больше всего на свете он хочет изменить мир. Банальщина, думает Лили, но улыбается ему и слушает его рассказ о том, как тесно связаны музыка и политика. К счастью, живёт она не так далеко, и речи Ханта не успевают утомить девушку настолько, насколько они могли бы утомить её, останься она с ним на вечеринке. —... поэтому Бон Джови — самый непре... — А вот и моя улица, — натянув на лицо улыбку до ушей, Лили проходит чуть вперёд и оборачивается на увлечённого собственным рассказом Ханта. — Дальше можешь не провожать. Хант останавливается, неловко потирая шею. Несколько секунд смотрит на неё, будто собираясь что-то сказать, но, махнув рукой, бормочет что-то себе под нос и уходит. Лили остаётся лишь вздохнуть и закатить глаза. Слава богу, думает она, пока не замечает сидящего на обочине Маркуса. Его ноги стоят на скейте, руками он держится за голову. Заметив Лили, поднимает взгляд и усмехается. — Почему я не удивлён, — говорит он сам себе. — В чем твоя проблема? — девушка фыркает, возвышаясь над ним. Это длится недолго. Спустя секунду Маркус встаёт, и теперь ей приходится задирать голову, чтобы встретиться с ним взглядом. В такие моменты ей хочется выдрать из груди свое бешено колотящееся сердце. Сколько она здесь, неделю? А образ этого наглого придурка уже прописался у неё в голове. — Я знаю про эту Джинни, Маркус, и что мне сделать? Собрать вещи и переехать? — Ты уже переехала, — с ухмылкой отвечает он. — Теперь окна твоей комнаты выходят на мои. Обескураженно открыв рот, она мысленно матерится. — Откуда мне было знать? В отличие от тебя, я в окна ни за кем не сталкерю. Так в чем дело, Маркус? Что тебя так во мне раздражает? Сжав зубы, он подходит к ней почти вплотную. — Да то, что ты пытаешься жить её жизнью. Дружишь с Макс, живёшь в этом доме, ходишь в эту школу, на вечеринки вот таскаешься, теперь ещё и Хант. Это её кретин-бывший, если ты не знала. — Ты так говоришь, будто она умерла, а я верная фанатка девчонки, о которой только сегодня узнала, — выплевывает Лили. — Кто знает, — Маркус пожимает плечами и делает шаг назад. — Может, так оно и есть. — Но она не умерла! Не умерла, ясно тебе?! Она тебя бросила! Не знаю, что за великую любовь вы там проживали, но она уехала, хватит уже срывать на других свою злость! — Лили кричит, чувствуя, как гнев её пульсирует в висках. — Ну почему, почему единственный парень, который по какой-то глупой и необоснованной причине меня притягивает, такой козёл! Не дождавшись от изумленного Маркуса ответа, Лили топает ногой и уже собирается уйти, когда Бейкер вдруг хватает девушку за руку и разворачивает её к себе. Он берёт Лили за подбородок — может быть, слишком резко — и впивается в её губы крепким, глубоким поцелуем. Руки её повисают в воздухе, колени подкашиваются. Маркус целует так, как никто никогда её не целовал — в нём есть и нежность, и напористость, а губы будто током обдает, и это приятная терапия. А она, до того отталкивающая всех в радиусе мили, зачем-то отвечает на поцелуй, обнимая его за шею. От него пахнет косяком и ванильной колой, и губы его на вкус, как мятная жвачка. Лили растворяется в нем, но вдруг вспомнив, что на самом деле сейчас происходит, резко отстраняется. Несколько секунд смотрит на него изумленно, пытается привести дыхание в норму, а мысли в порядок. И когда это у неё не выходит, разворачивается и убегает прочь. Подальше от этого психопата Маркуса Бейкера. Подальше от того, что может её смертельно ранить.