If

       — Итак… как Вы… себя чувствуете?       Голос Мегуми звучал очень непривычно в роли, что он взял на себя. Тиканье часов едва ли не метрономом отсекло каждую часть его фразы, а затем измерило не только единственно слышимое в этой тишине дыхание обоих, но и продолжительность этой самой тишины. Если бы Мегуми считал, а не взволнованно копался в своих мыслях, параллельно пытаясь не выдавать переживания на лице, он бы отсчитал уже полторы минуты.       — Нормально, — меланхолично пожал плечами Сатору Годжо.       Первое, что объявилось в голове — возмущение, но, не успев выйти наружу, скрылось где-то за тем фактом, что на встречный вопрос Мегуми ответил бы точно так же. С другой стороны, это вообще не то, для чего всё это затевалось, и недовольство вспыхнуло вновь, пусть и намного более понимающее.       — Мы же, вроде как, должны говорить, а не… не говорить... — Один из тех случаев, когда слова Фушигуро выдают его аккуратную неуверенность. Он на самом деле не знает, нужно ли вообще всё это. Кажется, что то, что они пытаются сделать — бесполезная трата тех немногих запасов сил и эмоций, что остались в этих двоих, но Мегуми откуда-то уверен, что это правильно. Хотя, с чего бы «откуда-то». Он знает, откуда.       Так бы сказал Итадори.       — Вроде как, — вновь спустя очень долгое молчание ответил Сатору. Дальнейших речей не последовало — Мегуми вздохнул. Похоже, его ветреный и беззаботный учитель, что сейчас активно разглядывает боковую стену комнаты в своих тёмных очках, очевидно желая не видеть Мегуми, совершенно не в состоянии начинать подобные разговоры.       — Ладно, тогда начну я. — Мегуми вобрал побольше воздуха, и, чтобы не потратить его на протяжный стон от одного только взгляда на это отрешённое лицо перед собой, убрал глаза в пол.       «Мне больно» — должен был сказать он. Если бы считал это правдой.       — По вечерам я смотрю шоу, в котором люди собирают и разбирают горы из бумажных стаканчиков на время, — начал он на полтона ниже обычного. — Я вспоминаю, что у Итадори в комнате в нижнем ящике стола есть старые стаканчики из-под кофе из разных кофеен. Вспоминаю, как он достаёт их и пытается раскладывать и собирать, как в этом шоу, но у него не получается делать это так же быстро. Тогда он просит меня, и у меня тоже ничего не выходит. Он просил меня тренироваться, чтобы однажды мы устроили соревнование на самое неловкое и медленное владение бумажными стаканчиками. Но я не очень люблю кофе в одноразовой посуде. С того момента я собрал только три стаканчика.       Мегуми перебирает пальцы, стукая друг об друга подушечки, разминая фаланги. Когда он глядит на руки учителя, то видит, как они преспокойно разложены друг от друга — одна на подогнутом к лицу колене, другая свисает вниз — и чувствует пропасть под сердцем.       — Я собрал шестнадцать. За один день, — слегка улыбается Сатору стене. — Едва не отравился.       Вторая нога так же подогнулась к лицу, и улёгшись на колени щекой, Годжо продолжал разглядывать стену от угла до угла. Мегуми предположил, что тот о чём-то размышляет. На самом деле, если бы Сатору размышлял, он бы не выдержал и минуты в одной позе. Сейчас он думает только об углах стены, на которую смотрит. О её мягко-розовом оттенке, о тенях, что вычёрчивают оконную раму и шторы, об отражающемся на белой поверхности закате. Сердце бьётся в стандартном ритме, дыхание углублённое и замедленное — лишь замечая это, Мегуми понимает, что Сатору не будет с ним сейчас разговаривать.       — Я не прошу Вас всё сразу вываливать, но, если вдруг понадоблюсь — я всегда тут.       — Не стоит, — прозвучало обыденно. — Это мне нужно такое говорить. Тебе правда не стоит брать на себя нечто подобное.       — Глупости не говорите. Если я единственный из нас двоих, кто может взять на себя хоть чьи-то переживания, то я охотно сделаю это. — Мегуми привычно уверенно посмотрел на учителя и впервые за весь диалог встретился с ним взглядом.       — Почему? — Расширенные в темноте зрачки, но голос — всё тот же, такой же.       Подумав, Мегуми ответил:       — Потому что я друг того, кто сделал бы это для меня.       Он окончательно расслабился. Опущенные между коленями руки уже по привычке теребили друг друга, сгорбленная спина опиралась на спинку стула, вытянутые ноги почти касались ножек стула напротив. Тень, что отбрасывала на него сутулая большая фигура, шевельнулась слегка, а затем исчезла. Годжо открыл окно, впуская в комнату свежий воздух и слегка просовывая голову наружу. Тишина, шелест листвы и вечернее спокойствие, наполняющие комнату с улицы, освежали мысли.       — Фушигуро, — позвал Сатору не оборачиваясь и глядя вниз с высоты третьего этажа, — спасибо.

***

Год и девять месяцев назад.

«Смертельная Миграция» завершена 3 месяца назад. Проклятие, поселившееся в теле Гето Сугуру, изгнано. Годжо Сатору распечатан месяц назад. Смертельный приговор Итадори Юджи отсрочен до поглощения двадцати пальцев Сукуны. Масамичи Яги и Годжо Сатору возвращён мирный статус.

      — У меня есть только одно предположение, как ты это сделаешь, и я ой как не хочу в этом участвовать, — идя спиной вперёд утверждает Фушигуро.       — Тебе что, не интересно? — Итадори нагоняет его и молящим взглядом сверлит того снизу вверх. — А вдруг там маленький динозаврик? Или надпись в духе «кто прочитал — тот лох»?       — Я почти уверен, что Маки бы такое не набила.       — А какое набила-то бы?! — возмущается на всю улицу Юджи, вскидывая руки. — Я тебе точно говорю, там что-то странное.       — С чего ты вообще взял, что у неё татуировка там?       — Заинтересовался, значит?       — Заткнись.       — Она говорила по телефону с кем-то и обмолвилась, видимо случайно, и я услышал. Случайно.       — И ты её спросил. — Глотая из термоса малиновый чай.       — Шутишь? Нет конечно, это ж Маки! Она б мне врезала!       Фушигуро закатил глаза и обернулся перед пешеходным переходом, доставая телефон. Они стояли в толпе людей, и Итадори чуть тише продолжил:       — Зато представь, что мы сможем сделать, если будем обладать этой информацией… — заговорческим тоном подначивал он.       — Да мне всё равно. — Мегуми продолжил пялиться в экран, запивая каждую фразу чаем. — Если так интересно — вплетай в это учителя Годжо, уверен, он тебе поможет лучше, чем я.       — Думаю, его посадят, если я попрошу помочь. — Услышал Мегуми слегка впереди, и, под лёгкое похлопывание по плечу, пошёл через дорогу, не отрываясь от телефона.       — Ну вот и не надо тогда, — пробормотал Фушигуро, особенно не вникая в слова. На глаза попался пост из новостной группы с видео, запечатлевшим пожар там, где они были вчера, чтобы изгнать проклятье особого ранга.       — Я прошу тебя, без твоей помощи я не справлюсь. — Щенячьи глазки Итадори возникли между телефоном и лицом Фушигуро. Тот, не меняя выражения лица, вздохнул.       — Последний раз.       — Большое спасибо, господин Зенин, — поклонился Юджи, прежде чем они двинулись дальше.       Фушигуро фыркает в чай. Не первый раз он говорит себе, что больше помогать не станет, но каждый из них втайне очень надеется, что врёт. Юджи улыбается, смотрит по сторонам, думает о чём-то простом и общается с окружающими, хотя бы в вот такие дни, как сегодня. Вчера они изгнали сильное проклятье, обошлось без жертв и практически без ранений. После такого Итадори всегда немного веселее обычного, и Мегуми очень это ценит.       В конце концов, у него не так уж и много всего этого осталось.       Перед тем, как вернуться в колледж, Юджи приглашает Мегуми зайти в кафе неподалёку и попробовать облепихово-розмариновый макарон.

***

      Каждый свободный день начинался с разминки. Юджи надевал спортивные шорты и свободную майку, затыкал уши наушниками, включал незамысловатый хип-хоп и делал круг-другой вокруг колледжа медленным бегом. Сегодняшним прохладным утром он почувствовал себя достаточно бодро, чтобы после пробежки навестить Иэйри. Не сказать чтобы та была как-то удивлена такому раннему визиту — Итадори, бывало, навещал её раз в пару недель, если она оставалась в колледже, и просил провести его на «кладбище».       Как такового места, где хоронят или держат прах магов, в колледже не было. После вскрытия тела или передавались родственникам, или сжигались, если у погибшего таковых не было. Итадори точно знал, что у неё была семья и даже какие-то друзья на родине, но после разговора с Юджи они решили оставить её прах в Токио. Всё же она так сильно рвалась сюда.       — Зови, как закончишь.       — Ага.       Когда дверь закрылась, Юджи присел на не слишком удобный стул в ярко освещённом белым светом помещении. По правую сторону от него стеллажи с керамическими урнами, каждая из которых соответствующим образом подписана. Итадори подошёл к знакомому месту, взял одну — такую же продолговатую и узкую, как все остальные — и сев обратно, положил её себе на колени, уставившись в потолок.       — Ну, как ты там? В порядке, надеюсь?       Усмехнувшись на мгновение, Юджи сохранил на лице лёгкую улыбку.       — Мы с Фушигуро недавно изгнали такое мощное проклятье, ты б знала. Особый ранг, супер крепкая кожа — Фушигуро опять сломал какой-то меч, представляешь. А било-то как сильно — вспоминать больно, — простонал Итадори. — Но, знаешь, — продолжил он мягче, — мы справились. Никто не умер. Там, правда, пожар был, но здание нежилое, и Фушигуро сказал, что жертв не было. — Он погладил урну по боковой стороне, опустив на неё взгляд. — А на той неделе я узнал, что у Маки татуировка прям на левом полупопии. Ты знала об этом? — Юджи вскинул брови, словно удивляясь собственным словам. — Я упросил Фушигуро разузнать об этом, а ты его знаешь, его фиг на какую аферу уломать.       Итадори замолчал. Ответом ему была тишина, нарушаемая его же дыханием. От монотонности белого потолка в глазах начали ползать червячки, и зажмурившись, Юджи потёр их, уставившись теперь в ноги.       — Учитель Годжо сказал, что через неделю для нас с Фушигуро начнутся особые тренировки, но что-то мне подсказывает, он не сильно будет участвовать в этом. — Он вспоминал его манеру речи перед тем, как тот свалил в командировку, и задержавшийся на самом Юджи взгляд. Было в нём в один момент и что-то воодушевляющее, и как будто охваченное лёгким испугом. Похлопывание по плечу в целях подбодрить, обещание привезти сладких сувениров, по-обычному растянутая на лице улыбка. При виде учителя у Итадори всегда возникало чувство, что всё будет хорошо. Это чувство заставляло его улыбаться и идти дальше.       Погладив керамическую крышку, Юджи встал и поставил урну на место.       — Без тебя довольно тихо, но ты только не переживай, мы с учителем Годжо это исправно исправляем! — ещё более жизнеутверждающе улыбнулся Юджи. Развернувшись и дойдя до двери, он сказал напоследок:       — Пока, Нобара... Иэйри!

Кугисаки Нобара умерла во время инцидента в Шибуя.

***

      — Готов?       — Как к такому вообще можно быть готовым.       — Да или нет?       — Да начинай уже!       Юджи подходит к столику, за которым сидит Маки. Она читает книжку и поедает пирожное, пока остальные второгодки за соседним столиком стараются вести себя тихо. У них это довольно неплохо получается, учитывая, что остальные — это буквально Панда и Тоге. Небрежно присаживаясь перед ней, аки альфа-самец с зализанными волосами, Юджи бросает последний, удостоверяющий, взгляд на Мегуми, прежде чем начать говорить. Но стоит ему вобрать в лёгкие воздух, как его перебивают недовольным тоном:       — У тебя минута, чтобы объясниться и свалить, я очень занята, Итадори.       — А какая у Вас татуировка на попе?       Со стороны входа в столовую послышался удар черепа о бетонную стену — победитель неизвестен.       Со стороны соседнего столика можно услышать беззвучные ругательства и непонятное бормотания.       — Нагината, — Маки выставила руку в сторону Панды.       — Нагината, да? — удивился Юджи. — Знаешь, если честно, мы с Фушигуро думали, что будет посложнее…       Получив на руки оружие, Маки одним торсом обернулась и метнула её в сторону Мегуми, едва задев рукав его футболки. Следом её яростный взгляд направился за Юджи, но тот, пробравшись под столом, схватил за запястье Фушигуро и сбежал с ним прочь.       — ПРИДУРОК, ЗАЧЕМ ТЫ ВООБЩЕ ПРО МЕНЯ ЗАГОВОРИЛ?!       — Я ЗАПАНИКОВАЛ!!!       — ЗАТКНИСЬ! — едва ли не верещал Мегуми, избегая попадания в него каких-то ядовитых дротиков. Если бежишь от кого-то вместе с Итадори — будь готов прикрывать ему тыл.       Едва ли удалось добежать до комнат раньше, чем Маки превратила их в решето, и Мегуми поклялся, что это точно, абсолютно точно, самый-самый…       Итадори улыбается, в шоке лупя в шкаф перед собой.       — Когда ты уже заимеешь мозги, а, Итадори?       Тот расхохотался, валясь на кровать и вызывая в Мегуми желание засмеяться вместе с ним.       — Только извинись, ладно?       — Ну, когда-нибудь, — хихикал Юджи.

***

      Когда Годжо Сатору вернулся с командировки, Юта первым встретил его у самых ворот колледжа. Завязалась непродолжительная беседа, слегка вымотанный разъездами Годжо уже жаждал поваляться и по-ничего-не-делать, но его из подушечных фантазий вырвал вопрос Юты:       — Это то, зачем Вы попросили меня Вас встретить?       — Ах, точно! Скажи, как там Юджи с Мегуми?       Мягко говоря, Юта был слегка растерян, ведь практически не проводил время с остальными студентами, однако понимал, что у того, чтобы интересоваться подобным именно у Юты, определённо была причина.       — Ну, мы, честно говоря, не так много общались, пока Вас не было... Но если Вас интересует что-то конкретное, то, кажется, им немного легче. Они часто вместе, но их и часто на задания отпускают вдвоём, так что, думаю, дело в этом.       — Понятно-понятно… — Годжо потёр переносицу. — Что насчёт остальных?       — Полагаю, с ними всё хорошо, но… Учитель Годжо, почему Вы спрашиваете это у меня?       — Как «почему»? Мы вроде как договорились, что ты за ними приглядываешь, — ответил он, потрепав Оккоцу по макушке и направившись к общежитию под стоны Ичиджи, выносящего тяжёленькие чемоданы.       — Но ведь Вы больше не запечатаны. — Студент двинулся за учителем.       — Но ведь меня и рядом-то не было, — улыбнулся учитель. — Я по-прежнему на тебя полагаюсь.       Юта, несомненно, был счастлив слышать, что ему доверяют, но чувство несправедливости, будто на него спихивают чужую ответственность, давало о себе знать сильным желанием возразить. Делать он этого не стал, да и побуждение скоро пропало, оставив на душе глубокий отпечаток того, что, судя по всему, сам Сатору Годжо сейчас пренебрегает тем фактом, что он сильнейший маг, чтобы… что?       — Я привёз сувениры, так что передай остальным, нам всем нужно собраться в честь моего приезда, — легкомысленно бросил Сатору, когда их с Ютой пути начали расходиться.       Ответственным тоном, убегая выполнять просьбу, Юта заявил:       — Хорошо, сделаю.

***

      — Три, два, один… С возвращением, учитель Годжо! — прозвучало в столовой, где сидело четыре человека — Итадори, Оккоцу, Инумаки и, непосредственно, сам Годжо — хлопая в ладоши и периодически указывая на пакет перед собой.       — Вас очень долго не было, учитель, — отметил Итадори, запихивая в рот ломтик торта. — Фпо эпо быво ва вабамие?       — Ох, дорогой Юджи, знал бы ты, через какие мучения прошёл твой учитель, чтобы добраться сюда живым и здоровым… — уже начал великую оду Сатору, но очаровательно-невинный шёпот его перебил:       — Это была встреча с вышестоящими, почти всё время он отдыхал в номере отеля.       — Юта. — Обиженно.       — Да ладно Вам. — Всё так же очаровательно-невинно. — Почти месяц Вас не было, мы всё равно соскучились.       — Видимо, не все.       Маки проигнорировала сам факт того, что в её комнату кто-то стучался, а Панда, похоже, уснул беспробудным сном. Что до Мегуми — тот, конечно, просьбу выслушал, но отказался без капли раздумий. Как Юте удалось убедить Тоге вопросом не является, ровно как и с Юджи, но, откровенно говоря, реакция последнего в разы превосходила все ожидания Оккоцу. Он был уверен, что Юджи обрадуется его возвращению, но то, как сильно его лицо сменилось с ничего не выражающего после прослушивания меланхоличной музыки на ярчайшую улыбку и допрос о состоянии Сатору, выдавало поистине теплейшие чувства Итадори в сторону своего наставника.       Сувенирами стали разного рода рукодельные украшения на южноафриканский манер и огромное количество нескоропортящихся сладостей, практически все из которых достались одному лишь Итадори. Сама же вечеринка — если её можно было так назвать, закончилась в комнате Сатору под просмотр недавно вышедшей мелодрамы, во время которой Инумаки расплакался, но никто так и не понял, от чего. Сильно уставший Юта ушёл первым, после него, забрав с собой пару кусочков торта для сокурсников, убежал Тоге. Юджи же, попивая из баночки клубничный мохито, рассказывал учителю всё самое забавное, что произошло за время его отсутствия, и Сатору не мог перестать смеяться с каждой истории.       —… в тот же момент Панда падает прямо с крыши и! ах-ха-а-ха! Вы б видели лицо Фушигуро, он чуть не умер со страху! — громогласно пытался перебить смех учителя Юджи, но в итоге сам безбожно расхохотался и упал на подушку.       Наполненная весельем комната медленно начала погружаться в тишину. Остатки смеха слетели с губ Сатору, и тогда тот лёг на подушку рядом с Юджи, держа на животе баночку с некрепким сидром — пьянел Годжо тяжело, а вкус у пряной жидкости был уникальным и приятным. Тем более распивать сильноалкогольные напитки в присутствии учеников ему самому не слишком хотелось.       — Кажется, сегодня я впервые услышал, как смеётся Инумаки, — утвердил Юджи потолку.       — У меня такое же ощущение, — Закинув руку за голову, Годжо глотнул немного. — Хочешь? — он кивнул баночкой в сторону Юджи. — Похоже на сок, только не сок.       — Спасибо, воздержусь, — отвесил небольшой поклон Итадори.       Они ещё немного пролежали в молчании, прежде чем Сатору, опустошив банку, пошёл её выбрасывать, интересуясь по пути:       — Как там Мегуми?       — Фушигуро? Да вроде хорошо, не жалуется. Вчера ходил на лёгкое задание, но, кажется, устал. — Юджи попытался связать с этим его отсутствие на сегодняшнем «торжестве», хотя и прекрасно понимал истинную причину.       — А ты как?       Юджи сел.       Он наблюдал за преодолевающим двумя с половиной шагами комнату учителем, что без капли стыда перед учеником снял с себя свободный свитшот.       — Я? — словно не понял вопроса Юджи, наблюдая за тем, как учитель кидает предмет одежды в корзину для белья.       — Снова был у Иэйри. — Могло прозвучать как обвинение, но не прозвучало.       — Да. Мне там, ну, легче.       — Понимаю. — Годжо не стал надевать что-то взамен свитшоту, вновь ложась на постель. Очки упали на тумбочку рядом, руки в замке легли на живот. — Но это ведь не всё?       Итадори задумался. Если так вспомнить, то единственная, перед кем он после всего случившимся мог толком открыться — керамическая урна с надписью «Кугисаки Нобара». Дело было не в том, что никто его не слушал — наоборот, и Фушигуро, и второгодки, и сам Годжо были совсем не против с ним поговорить, но у самого Итадори язык бы не повернулся высказать всё. Ему не было больно настолько, чтобы ночами рыдать в подушку, но достаточно, чтобы первое время совсем забывать о сне. Откровенно говоря, если бы не пробежки по утрам, то он бы и сейчас пренебрегал сном ежедневно и скорее всего в свободные дни просыпался после обеда. А за пробежками уже и Нобара. И как-то всё легче стало. Пусть причинно-следственные связи Юджи до конца не понимал, но ему это было и не нужно, пока всё работало.       — Тебе тяжело.       Но в том-то и проблема.       — …да.       Оно не очень-то работает.       Свернувшись клубочком, Юджи даже не заметил, как большие руки обвились вокруг него, обдавая теплом полураздетого немножко выпившего человека. Пальцами перебирая волосы на макушке Итадори, Годжо изредка выдавал успокаивающие фразы и звуки, и с каждым разом плач в ладони становился немного громче. Пальцы, израненные, когда-то сожжённые, но воскрешённые, отлепились от лица и забрались Сатору за спину, а ноги выпрямились, позволяя Годжо быть ещё немного ближе. Нос уткнулся в слегка колючие волосы.       Сатору прикрыл глаза.

Сейчас.

      Открыв их, он всё ещё стоял перед раскрытым окном.       Мегуми уже не было в комнате. На дворе стояла ночь. Он проснулся, чтобы подойти к окну и подышать свежим воздухом, но в итоге снова что-то вспомнил.       — Мегуми, — сказал он тихо вниз с высоты третьего этажа. Пальцы держались за дверцу окна, другая рука упиралась в подоконник. Чуть меньше половины его тела уже выходила из окна. Яркие голубые глаза смотрели вниз. Там, внизу, выложенные камнем тропинки, ветки деревьев, заборчики. Луну скрыли облака, и теперь там темно.       Темно и холодно.