***
Мавен, козлина, при первой удачной возможности упорхнула. «До встречи, Мерсер. Приятно было пообщаться с твоей маленькой помощницей». И улыбка как у змеи, заприметившей слётка в траве… Чёртова интриганка. Теперь-то уж, когда мы с Мерсером остались наедине, мне стало не до меланхоличных раздумий. Он не говорил ничего — стоял молча, скрестив руки на груди, и жёг меня взглядом, который без всяких слов позволял понять — либо я немедленно изъясняюсь, либо лечу вслед за Мавен, считая ступеньки. Конечно же, я предпочла изъясниться. — Прости, я не думала, что мы так задержимся, — начала я издалека, и вскоре Мерсер уже знал о нашей досужей болтовне с Мавен и, что куда важнее, пускай в двух словах, о том, почему мы отсутствовали несколько часов. Пока Мерсер слушал, лицо его не прояснялось — наоборот: неприязнь становилась всё более явной, досада давала о себе знать изгибом скривлённого рта, а о яростном блеске в глазах говорить не приходится. Я быстро сдалась — запнулась на полуслове. — Значит, ты запрыгнула в машину Блэкбрайер и поехала с ней на так называемое дело, не уведомив меня? — с ядовитой холодностью уточнил Мерсер. — По-твоему, это пустяки? — Это способ показать ей, что ты и я… мы с тобой преуспели, — поспешила я объясниться, но Мерсер не дал мне закончить. — Я просил тебя что-то доказывать ей? Мавен предложила тебе развлечь её — и ты тут же бросилась исполнять. Я что, по-твоему, должен оценить то, что ты оказалась такой бесхребетной, ведомой… — он не договорил — вдруг затих, хотя только что ещё как рычал. Снова смерил убийственным взглядом, а я поспешила использовать паузу, пока это возможно. — Я понимаю, как это выглядит для тебя, Мерсер — так, будто мне всё равно, к кому прислушиваться и ради чего рисковать. Я понимаю и то, что сейчас, пока мы работаем вместе, тебе будет очень невыгодно терять обученную сообщницу ради чужой прихоти, не имеющей ничего общего с задачей, к которой ты меня готовишь. Но если бы я не справилась… чёрт, не смотри так, пожалуйста — меня жуть берёт. Если бы я не справилась с таким плёвым делом, я бы наверняка провалилась на первом же задании Соловьёв. Мне правда хотелось себя испытать. Самой. И не ради чьего-либо одобрения — мне хотелось понять, на что я способна — и, знаешь, в итоге я осталась довольна. Кстати, я не с пустыми руками, — с этими словами я, победоносно улыбаясь, вручила Мерсеру круг надёжно запакованного сыра. Увесистый, кстати говоря. — Надеюсь, тебе понравится. Мерсер замер с сыром в руках, затем отложил его в сторону, на стол. Сел на край стола, скорее прислонившись, чем устроившись на нём, и снова сложил руки на груди. Другой, теперь уже изучающий и задумчивый, взгляд исподлобья. — Расскажи мне об ограблении. Я усмехнулась исподтишка. Так и знала, что он поймёт.***
Несмотря на насыщенный утомительными событиями день, я полночи ворочалась на диване. Сна не было ни в одном глазу, но виной тому было вовсе не безрассудное приключение. Я думала о Мерсере. Думала далеко не в первый раз, только отчего-то совсем по-новому: о его длинных пальцах, на удивление неспокойных с учётом того, что обычно он весь неподвижен и напряжён, как хищник перед броском — кулаки разжимаются и сжимаются, большие пальцы бессмысленно потирают костяшки, как будто ему не хватает прохлады отмычки в руке; о его глазах, светло-зелёных и ярких, как ряска, что смотрят надменно из-под тяжёлых век — они кажутся грустными. Как давно я вдруг начала влюбляться в него, не знаю. Прежняя жизнь с нескончаемыми злоключениями не позволяла мне полюбить кого-либо так сильно, как я любила саму себя, а теперь… Впрочем, вряд ли причина в этом. Дело ведь не в только в удобной возможности полюбить — сомневаюсь, что в моём случае это вообще уместно. Нет, дело в том, что он зануда каких поискать, колкий, тщеславный — и я это обожаю. Я всем, что имею, ему обязана, и ни за что не останусь в долгу, ну а там… Может быть, он позволит мне рассказать ему больше о том, как всё это много для меня значит — допустим, ему в шею, через обрывки фраз покрывая её поцелуями? Я уронила диванную подушку на свою горящую наглую рожу. Ага, конечно, так и позволит — хотя, в общем-то, помечтать всё равно не грех… Вдруг подумала — интересно, а что бы сказала мать, знай она, как сложилась моя судьба? Вспоминает ли обо мне хотя бы время от времени, или уже пропила собственную память? Даже если так, то оно и к лучшему — словно меня не было в её жизни, в той прошлой жизни, где я никто. Словно я вся здесь, в этом самом моменте, встревоженная, впервые в жизни влюблённая, и в то же время впервые твёрдо стоящая на ногах.***
Уснуть мне так и не удалось, и к утру, когда рассветные тусклые лучи заползли под потолок, я выбралась на кухню, чтобы наконец выпить воды — давно хотела, да всё надеялась, что усну. Доплелась до кухни, прищурилась на электрический свет — и забыла о воде напрочь, ведь за столом сидел Мерсер. Будто и не ложился. — Всё в порядке? — спросил он меня отрешённо. Я так удивилась формулировке, что опустилась на стул напротив, и мне стало ясно — он так сидит, глядя перед собой с хищной сосредоточенностью во взгляде, уже давно. Часто он так, интересно? Наверно, чем ближе мы к цели, тем чаще. — Да, спасибо, — ответила я. — А у тебя? Мерсер только после неловко заданного вопроса обратил взгляд на меня. Он кивнул, неприступный, холодный и жаркий одновременно, как всегда хмурый и… такой маленький. Чёрт бы его побрал. Захотелось поцеловать в нос, чтобы сердито поморщился. Да, бессонница и впрямь сводит с ума… — Отлично. Я вздохнула, прежде чем заговорить опять. — Хочу вот спросить, но не знаю, как, так что я спрошу как получится, — я незаметно сжала руку в кулак — под столом, будто на удачу. — Когда всё закончится, и ты получишь то, что хотел, а я — свою долю, смогу ли я… продолжать работать с тобой, как сейчас? Мерсер фыркнул. — Так хочется воровать для меня сыры? Слушай, сейчас это может казаться тебе невозможным, но со временем ты поймёшь, что способна работать одна. Может даже организуешь собственную шайку — ты знаешь достаточно и сильна не только в теории. — Очень мило, Мерсер. Готов побыть лапочкой, лишь бы избавиться от меня? — я с усмешкой приняла его недовольный взгляд, но затем вдруг потупила свой. Стало как-то тревожно. — А у тебя никогда не было такого? Людей, с которыми так комфортно работать, так… правильно, будто бы с ними ты часть семьи? Мерсер сменил угрюмое выражение лица на угрюмо-задумчивое. Он понимал, к чему я клоню, но мне не было стыдно за откровенность — чёрт, я того и гляди сорвусь на опасную миссию, и кто знает, смогу ли я вовремя смыться после её исполнения? Всё может пойти не по плану, но здесь и сейчас я горда собой, потому что я не боюсь говорить то, что думаю. В случае Мерсера глупо верить в какую-либо взаимность — моя привязанность к нему обусловлена многими вещами, и немаловажная среди них — моё прошлое. Это дрянное индивидуальное прошлое. Хочет Мерсер того или нет, а хочет он вряд ли, уж будем честны, но он стал для меня семьёй — пускай знает об этом. Я вспомнила слова Мавен о самодостаточности и представила, как бы она поморщилась, видя и слыша меня сейчас, и это заставило меня гордиться собой ещё больше. Лучше я буду опрометчивой, но смелой, чем второй Мавен Блэкбрайер — у неё, несмотря на весь этот пафос, дела с личной жизнью обстоят так себе… — Нет. У меня была семья, и она не имела ничего общего с работой, — пожал плечами Мерсер и почему-то налил мне воды — будто знал, что мне хочется пить. — Расскажи мне о Соловьях. Я так много слышала о Ноктюрнал, а ведь мне в первую очередь придётся производить впечатление вовсе не на неё. Не она решит, принимать ли меня в их ряды. — Что ж, это правда, — согласился Мерсер и, наблюдая за тем, как я выдуваю за раз полстакана, скрестил в замок пальцы. — Я не могу быть уверен в том, что за эти несколько лет они не поменялись — в конце концов, поменялась Ноктюрнал, и, поскольку она всегда была склонна заполонять собой всё пространство… — Они могли измениться тоже. Мерсер кивнул. — Во всяком случае, Галл. Я надеюсь, ты уже поняла, что у каждого мало-мальски хорошего вора в арсенале есть нечто большее, чем банальное желание умыкнуть всё, что плохо лежит. Я говорю не о мнимых кодексах чести и прочей чепухе, а о том, что движет конкретным вором. Конечно же, это так или иначе жажда наживы, без которой никак, — Мерсер хмыкнул. — Но есть ещё кое-что. Для Галла, к примеру, это был сам процесс — он всегда был азартным, любил применять знания на практике, использовал шансы, рассматривал все возможные варианты. Непредвиденные обстоятельства лишь раззадоривали его. Одарённый вор — стоит отдать ему должное. Редкий живой человек в этой клоаке под названием Рифтен. Жаль только, что такой глупый. — Что делает его глупым? — Карлия, — Мерсер пренебрежительно скривил рот. — Не подумай лишнего — она очень талантливая и прозорливая. Есть, что оценить. Да и в целом дуэт вполне гармоничный, даже переносимый, что очень нечасто бывает с парочками, но разница между этими двумя… — Я слышала, что она очень верная. — Слишком верная. Настолько, что эта верность застилает всё остальное — даже корневая жажда наживы почти не работает в её случае. Честно говоря, я сомневаюсь в том, что Карлия бы стала воровкой, не встреть она Галла — он обучал её, обездоленную сироту, наставлял и поддерживал всеми силами. Причина, по которой она так горит своим делом, банальна — это всегда был Галл. Благодарность, любовь и преданность, вдохновляющие воровать… Бессмыслица, как по мне. Да, подумала я, возможно… И всё же часть меня понимала Карлию, каким бы нелепым это мне ни казалось. — Может, и бессмыслица, но как к этому относится Галл и его умственные способности? Вроде, пока всё неплохо. — Всё было неплохо — до тех пор, пока нас не заприметила госпожа Ноктюрнал. Удачный для вас, Соловьёв, шанс подняться, так она и сказала — отчасти оно так и было, но вскоре всё это начало походить на фарс, танцы с бубном вокруг скучающей женщины с кошельком, у которой что ни день, то новый каприз. Хорошие деньги — и однотипная унылая работа. Надёжная крыша над головой, а под ней — кучка её бездарных протеже, что примкнули к нам просто чтобы мозолить глаза. Лучшее для меня — это чувство триумфа в момент, когда дело сделано. Успешная кража или проворный ублюдок, который почти зацепил меня, но в последний момент свалился с дырой во лбу. Работа на Ноктюрнал лишила меня этого удовольствия — всё стало искусственным, декоративным, как имитация прежних вылазок. Предсказуемость в каждом шаге — Галл тоже замечал это. Я видел, как он постепенно чахнет, как угасает его пламя. Карлия была довольна — хотя уж скорей очарована. Ноктюрнал стала для неё чем-то вроде материнской фигуры — пожалуй, Галл даже при желании не стал бы лишать её такого счастья. Возможно, сейчас он жалеет — нельзя сказать наверняка. Проворачивая то ограбление, я действовал по наитию — в точности не знал, выберусь ли в конце концов окончательно или так и продолжу рвать вкусные куски из-под носа Ноктюрнал, чтобы разнообразить чёртов застой. Но это был шаг к моей личной свободе — шаг, о котором я никогда в жизни не пожалею. — И правда ни разу не пожалел? Даже когда на тебя объявили охоту? Мерсер посмотрел в окно — на холодное тусклое солнце, что восходило как будто нехотя. Мелкие шрамы на его щеке и подбородке стали видны чётче, и я вдруг представила, как Мерсер однажды, яростно скалясь, стискивал, удерживая на расстоянии от себя, чью-то руку, сжимающую нож, а она всё рвалась к его горлу, подёргиваясь от напряжения и царапая кожу кончиком лезвия. — Я жалел о том, от чего меня оттеснили — о доме, семейном бизнесе, достоянии. Жалел о том, что был вынужден залечь на дно, но никак не о том, что взбесил эту суку. Знаешь, что самое забавное? После безуспешных попыток найти меня Ноктюрнал могла объявить предателя Мерсера Фрея мёртвым — и это бы хорошо сыграло на её репутации, а поиски можно было продолжить тайком — ей не впервой. И всё же Ноктюрнал видела во мне угрозу. Пожалуй, тут я могу похвалить её за дальновидность. Мерсер, щурясь, смотрел на то, как восходит солнце, а я не сводила глаз с него и гадала о том, каково это — быть таким сильным и одиноким.