Крик в бамбуковой топи

Шицзунь – бледная кожа и охрипший голос в пении капель о камень – вырывается изо всех сил и зарабатывает этим лишь больше верёвок. Грязно ругается и пытается удушить себя простынями в запертых покоях, тянется ногтями до лица Ло Бинхэ, и он разгорячено кусает её пальцы, бьёт женщину поддых и душит её сам, пока она не засыпает. Слуги жгут травы, успокаивающие разум. Шицзунь – сухое лоно и мокрое лицо в льняном полумраке, сломанные ногти и поток гнусных проклятий. Не пугливая и не дерзкая. Ло Бинхэ шипит от боли наслаждения, отдирает её руки и запутывает свои пальцы с её, выгибая запястья. Их пряди сплелись за ночь, Ло Бинхэ бросает её одну и продолжает радоваться новой жизни. Шицзунь – избитые слуги и нетронутая пища – теряет сознание под крики и топот. Ло Бинхэ велит усилить аромат трав, изматывает жён своей любовью, купается в удовольствии сам и изводит пленённую вниманием. Его смех одинок в закушенных губах и слипшихся ресницах, празднует превосходство и видит дивные сны. Шицзунь – распущенные волосы и костлявые плечи под гребнем. Ло Бинхэ сыт своей властью и пытается накормить её изысками, ни капли не отчаиваясь, когда успех оказывается размером всего с глоток или ложку. Огонёк поддерживают кровяные паразиты, он упоительно бьётся сонной птичкой в тростнике. Шицзунь – бессильные руки и окровавленная душа под заботой покорных слуг – не кричит и не сопротивляется, не говорит и не читает, и, кажется даже не дышит. Иногда в чёрных глазах Ло Бинхэ чудится движение, однако видение проходит слишком быстро, чтобы его поймать, унося с собой его рассудок в запутанных ветвях. И хотя паразиты греют её кожу и заставляют глотать суп, молчание звенит. Шицзунь – безразличный взгляд и холодные пальцы в утренней тишине. Слуги проветривают покои, заменяют дурман на цветы, приносят новые книги и складывают её волосы в облака. Ло Бинхэ готовит ей лично, вырезает из нефрита палочки и пиалы, ведёт речи о литературе и государственном управлении, и заставить пустыню цвести кажется проще, чем добиться ответа. Пощёчины одиноко алеют на впалых щеках, и поднимать безвольное тело с пола приходится самому. Шицзунь – сухой бамбук и сгнившая ненависть в осторожных объятиях Ло Бинхэ. Мягкий скрежет в сердце, будто бы пальцы о поверхность гуциня, тонкая кисть в миазмах, сокрушённая гора в услышанном вздохе и покачнувшейся тьме зрачков. Ло Бинхэ зовёт, чувствуя, как разбивается голос: — Шицзунь? Шицзунь убивает молчанием.