«Jesus Built My Hot Rod»

Брайана нет уже больше часа. Чтобы чем-то занять себя, Джон без интереса листает какой-то журнал, потягивая виски. Долгое отсутствие менеджера начинает его тревожить: спуститься с их этажа в фойе и приобрести пачку сигарет, от силы займёт четверть часа. Джон рассеянно разглядывает фотографии на глянце, не в силах сосредоточиться. Он думает о том, что сейчас произошло. Джона раздирают сомнения — он не понимает, зачем он это сделал, и злится на себя. При этом ему не противно вспоминать голого менеджера и его член у себя во рту. Джон машинально облизывает губы. Что-то похожее на возбуждение разливается теплом в паху. Джон сразу понял, что Эпстайн неровно к нему дышит. Он — полное попадание в его кинки, — Брай сам признался ему ещё в «Пещере». Эпстайна сексуально возбуждало то, что оскорбляло и пугало общественность: вульгарность и наглость. Узрев Джона — оборванца в кожаной куртке, курящего сигареты и пьющего алкоголь прямо на сцене, готового сцепиться в драке с публикой, он бесповоротно влюбился в ритм-гитариста. Его гипнотизировал как талант молодого музыканта, так и его агрессивное поведение. Джону в те дни больше всего хотелось денег. Дать свой зад Брайану, или просто потрогать его «там» и подрочить, в его планы вообще не входило. И он был всегда прямолинеен и честен с ним. Груб, подковырист, порой незаслуженно жесток с Брайаном, но честен, и в одном он был всегда уверен: Эпстайн, как секс-партнёр ему не интересен. Джон курит и наливает себе ещё немного виски. Брайан будто нарочно оставил его одного мучиться от сомнений и переживать. Но раз есть время, надо подумать, что происходит. С момента, когда он и ребята из его группы сменили кожаные куртки на костюмы, вроде бы ничего не изменилось. Сны о групповых оргиях его не смущали. Они пришли с первыми поллюциями. Джон считал себя очень умным парнем. Он знал, какие черти водятся в людских душах. Его было трудно чем-то удивить и озадачить. Грязные шуточки, сквернословие, и опасное хождение по лезвию, между гетеро и гомо, всегда были в его арсенале. Да он, в принципе, спокойно засыпал вповалку со своими парнями, ужравшись виски после выступления, а уж если в номере, который они снимали, ночью было чертовски холодно, то не прочь был погреться между их горячих тел. Для этой шалости у них даже было своё собственное название: «делать сэндвич с ветчиной и яйцами». Джон готов взорваться от этих мыслей и бездействия. Ещё несколько минут, и он начнёт крушить вокруг себя вещи. Он не понимает, зачем соблазнил влюблённого в него, но по сути безобидного Брайана. Эпстайн наконец возвращается. Он приносит с собой пакет с едой и холодное пиво в бутылках. — Где тебя носило? — рявкает Джон. Брайан невозмутимо ставит перед ним еду на столик. — Ты же видишь: ходил в одну лавку купить нам провизию. Ешь, пожалуйста. Джона настораживают его тон и вид. Что-то не так. Расспрашивать ему не хочется. Он распаковывает сэндвичи и ест. Брайан наливает себе бокал вина из бара. До вечера они молчат. Брайан даже не пытается вытащить Джона на прогулку. Каждый сидит в своём углу, сосредоточенно пялясь в журнал. Когда обстановка насквозь пропитывается недосказанностью, и нет мочи терпеть, Джон швыряет журналом в голову Эпстайну. — Ты ох…? — спрашивает Эпстайн. Звук его голоса, как глоток воздуха в безвоздушном пространстве. — Ты зол на меня? — обращается к нему Брайан. В его голосе мягкие нотки, и у него виноватый вид. Это вытерпеть уже невозможно. Джону больно от того, что элегантный, успешный и интересный внешне мужчина, выглядит побитой псиной, а страдает только из-за того, что его желание трахаться с другим парнем — незаконно, и может сломать ему жизнь. — Брайан, прекрати! — Джон вскакивает со своего места. — Это несправедливо. Ты ни в чём не виноват. — Не надо, Джон, — голос Брайана звучит внезапно твёрдо. — не надо меня жалеть. Джон видит перед собой серьёзного, неулыбчивого мужчину с холодными серыми глазами. — Мы поговорим об этом прямо сейчас, — непреклонно заявляет Эпстайн. — Дашь мне пару минут? — в голосе менеджера вновь вежливость и мягкость. — Я в тебя влюблён, и не стал скрывать, чего хотел бы от тебя получить. Но я признался тебе не ради возможности склонить тебя на свою сторону. Я сделал это просто, чтобы ты знал, и не чувствовал себя обязанным мне. Я предложил сделать вашу группу самой известной в мире, вы этого достойны. Ты ответил: хорошо, Брай, если хочешь в нас вложиться, тогда будь нашим менеджером, и мне насрать, что ты педик. — Верно. Джон закуривает и садится в кресло, придвинув его к креслу Брайана. Они сидят под включённым торшером и смотрят друг другу в глаза. — Я держу своё слово. Теперь ты, Джон, ответь мне честно: почему с самого начала нашей поездки ты напряжён, будто боишься, что я к тебе подкачу. Я постоянно только это и вижу, на контрасте с облегчением, когда ничего не происходит. Джон пожимает плечами. — У меня нет ответа, Эппи. Брайан наклоняет голову так низко и покаянно, что виден его идеальный пробор. Мужчина утыкается лицом в ладони. — Джон, я виноват, что не смог утром тебе отказать. Не смог устоять, - глухо бормочет он. Джону противно, будто эти слова обличают его подлую натуру. — Эти газетные выблядки пишут, что им вздумается. Я уже был готов сказать им, когда вернёмся, что мы это сделали. Джон вновь раздражается и тушит сигарету в пепельнице. — Я скажу им: мы сделали это! — с вызовом выпаливает он. — Тогда им будет нечего обсасывать, мать их. Они оставят тебя в покое. — Не говори ничего лишнего, мой мальчик. Есть закон и общественность; порой общественное порицание страшнее тюрьмы. Общество способно травить и загнать тебя в угол, унизить, высмеять, морально уничтожить, а порой довести до самоубийства, — Эпстайн говорит об этом тихо и неохотно. — У меня были уже неприятности с полицией. Джон тянется к Брайану, но тот перехватывает его руки. — Ты сделал меня счастливым, Джон. Моя жизнь была просто никчёмной драмой. С появлением тебя, я занят восхитительным делом. Ваша группа будет приносить людям то, чего им не хватает. А я буду следить за этим. Неважно, как ты будешь ко мне относиться. У тебя есть талант, у меня есть возможность открыть его миру. Джон очарован. Он для Брайана вдохновение, а тот его надёжный проводник. — Тогда я тоже буду с тобой честным. Так и должно было случиться. Я всё утро злился и не понимал, что происходит. Я привык видеть тебя с одной стороны, не заботясь о твоих чувствах. О, нет Брай, я не стал геем, отсосав тебе, — Джон смеётся, увидев взгляд Эпстайна. — Это намного сильнее какой-то там сраной ориентации. Брайан Эпстайн, наверное я тебя люблю! Обойдя потрясённого менеджера, Джон кладёт ему руки на плечи, и произносит в свойственной ему разбитной манере: — Пойдём, двинем винца, Брай. А то уже вечер, а я неприлично трезв!