Приручая бурю

Как и было условлено, Гай повёл их на юг. В обычное время незамеченными обогнуть скалы и пробраться к пиратам оттуда было бы сложнее, но после ночной атаки “вонючки” — если верить рассказам гарпий — куда настороженнее следили за северной оконечностью острова. Так всё и оказалось, хотя без неприятных сюрпризов не обошлось. Пираты — классический “разношёрстный сброд”, как о таких обычно пишут в романах — уже скорее делали вид, что кого-то ищут, вяло переругиваясь и глубокомысленно всматриваясь в туман. “Вонючками” они теперь были не только для гарпий, но и, хм, абстрактно, потому что зачем-то приволокли на пляж тела своих мертвых товарищей… как и нереиду. Её усадили в довольно хлипкую на вид клетку — такая и не всякую мерку бы удержала, что уж тут говорить о "морской ведьме"? Для неё это было скорее очередным унижением, чем настоящей темницей. На месте Шаиду удерживали цепи куда прочнее, чем те, что скованы из железа. Её ненависть и отчаяние ощущались физически — насыщали воздух, сгущали потоки магики, — так, что даже дышать стало тяжелее. Нереида была полна ярости, но не решалась трогать пиратов, ведь те могли ранить её возлюбленного... пусть она и не знала толком, где его держат. Он был совсем близко: вместе с товарищами держался тени скал и ждал подходящего момента… и Алентиру не нужно было видеть его лица, чтобы знать: мальчик держался и ждал из последних сил — и сверлил ненавидящим взглядом главного своего врага. Нагавэ выделялся среди подчинённых, как акулий плавник — над безветренно-гладким морем. Высокий и властный, с горделивой осанкой и бледного золота волосами, он щеголял в маормерских доспехах из тонко выделанной кожи бурого дельфина — офицерских, искрящихся зачарованиями, таких, как носят пиандонейские боевые маги. Броня была хорошо под Нагавэ подогнана, но... недостаточно хорошо, чтобы её получилось принять за сделанную на заказ, по его меркам — на такое у Алентира глаз был намётан. Очередной сорочий трофей — как и украшенные доминионским гербом палатки, и всё, что хранилось на шхуне?.. Так или иначе, доспехи заклятых врагов капитану Нагавэ не жали — во всех смыслах. Спокойный, расслабленный, он стоял, скрестив на груди руки, и слушал отчёт пришедшей с северо-востока партии “следопытов”. — Капитан, его нигде нет! Амулет “Обнаружения” разрядился, разрешите взять камень для подзарядки… — хмуро попросил вчерашний каджит. Шерсть у него была вся мокрая от дождя и росы, усы обвисли, один глаз заплыл. Рядом с Нагавэ вертелся низкорослый маормер с глазами настолько белёсыми, что он казался слепым. Саморха рассказывал о нём — беглый капрал, присваивавший выручку за рабов и слишком увлекавшийся трассианскими водорослями… он был, помимо Нагавэ, единственным сильным магом в команде — ещё несколько могли запустить во врага парочку молний и огненных шаров, а остальные не знали ничего сложнее “Искры”. Именно капрал поддерживал капитана, когда для “погодных штучек” тому требовался напарник — за подобную услугу Нагавэ был готов терпеть “рыбо-мера” в своей команде, хоть и не переставал считать, что по-хорошему всех маормеров стоило бы передушить ещё в колыбелях, и эта низкая, подлая раса — источник всех его жизненных неурядиц. — Как думаешь, Фири, что же нам делать с твоим чешуйчатым собратом, когда найдём? — глумился Нагавэ. — Я вот лично считаю, что живой придурок, конечно, нам нужен, а то девочка будет волноваться. Но насчёт целого… жить можно и без ног… — Ха, раз он такой любитель побегать! — И без рук. — Не беспокойтесь, керум, я смогу сохранить его жалкую жизнь даже в таком положении… По условному сигналу Саморха велел гарпиям вылететь из чащи. Птицедамы были только рады досадить непрошенным гостям на их острове — потому забросали часть лагеря принесёнными в лапах камнями… но пираты даже не подняли свои луки и арбалеты, не говоря о том, чтобы использовать чары. Они уже догадались, что гарпии заодно с беглецом и служат для отвлечения! Нагавэ, наблюдая за тщетными усилиями крылатых диверсанток, заливисто расхохотался, и команда поддержала его нестройно, но искренне. Теперь-то они поквитаются за ночное унижение! Близко гарпии не подлетали, справедливо опасаясь новых потерь, а издалека серьёзного ущерба причинить не могли и в итоге, злые и растерянные, под улюлюканье и насмешки пиратов отступили обратно к гнездовью. — Снова старые трюки? — Нагавэ так самодовольно хмыкнул, что желание разбить ему лицо стало почти нестерпимым. — Думаю, маленькая крыса способен отсиживаться здесь долго. Придётся немного нажать. Он хлопнул в ладоши. Нереиду выволокли из клетки на длинных цепях… наконец получилось рассмотреть её. Шаида выглядела почти как маормерка — с той лишь разницей, что кожа её, скорее напоминавшая мягкую чешую, была совсем синей, испещрённой полосами, как у некоторых аргониан. Эта чудная кожа утончалась и светлела на полных грудях, ничем не прикрытых, и на округлом животе с чётко очерченными мускулами, которому позавидовала бы любая редгардская танцовщица. Интересуй Алентира женщины, он бы, наверное, засмотрелся — жена у Саморхи была красавицей. Отличия от мерки бросались в глаза не сразу: перепонки между пальцами, необычной формы тритоньи уши и длинные, острые зубы… — Твоя жёнушка у нас! Мы немного позабавимся, ты не против?.. Нагавэ вынул из-за пазухи… кажется, тот самый амулет: издалека он походил на веточку коралла, свернувшуюся в кольцо — вроде тех, которыми была заставлена капитанская каюта. Этот, правда, в отличие от собратьев почти не мерцал — он казался таким же измученным, как и сама нереида. Нагавэ шагнул вперёд — туда, где на песке лежало рядком три трупа. По его знаку капрал вспорол одному из них живот; судя по тому, что стоявшие поближе прикрыли носы, процессы разложения уже развивались своим чередом… Нараспев прочитав какое-то — судя по звучанию, трассианское — заклинание, Нагавэ погрузил амулет во внутренности трупа. Нереида начала корчиться и кричать — отчаянно, страшно, так, что у Алентира волосы на голове зашевелились. А каково приходилось её возлюбленному?.. — Слышишь, извращенец белоглазый? Твоей даме не нравится наше угощение… — измывался Нагавэ. — Давай. Выходи. Или подставлять женщин, чешуйчатых и пернатых — всё, на что ты способен? Представление, которое Нагавэ устроил, было откровенно мерзким — всё в Алентире ярилось, стоило с ним соприкоснуться. Когда злодеи в имперском театре сообщают зрителю свои отвратительные планы, можно только посмеяться, ведь они обязательно будут наказаны. Здесь не было ни сцены, ни зрителей, ни сценария — только одуревший от безнаказанности “кукловод”… Зло вполне могло победить. И Саморха не выдержал. Видимо, решил, что кто-то должен отвлечь на себя внимание, раз его пернатые подружки не справились — или просто не мог больше слушать криков возлюбленной, пронзительных, словно чаячьи, и полных муки. Всё ещё прикрытый “Хамелеоном”, он выскочил из укрытия и рванул вперёд. Саморха двигался быстро, бесшумно — нереида кричала так громко, что звуков его шагов было не разобрать, — и только отчётливые следы на влажном песке его выдавали. Наблюдать за корчащейся от боли женщиной оказалось куда интереснее, чем смотреть по сторонам. Пираты слишком поздно заметили Саморху, который, держась у скал, умудрился их обогнуть, оказавшись к северу. Только тогда он закричал, привлекая их внимание — Алентир сбросил с него “Хамелеон”, толку от которого теперь не было никакого, — и побежал прочь. Пираты тут же бросились к нему, пытаясь схватить, заарканить — даже те, кто остался сторожить нереиду, следили за ним неотрывно и жадно. Всё шло не по плану, — мягко сказать! — но упускать такую возможность было бы грешно, в этом Гай с Алентиром оказались единодушны. Обсуждения были излишни: оба понимали, что нужно действовать — и активно импровизировать. Гай нырнул в Тени, и Алентир моментально его потерял. Зная, что рядом ошивается клинок ночи, он мог, наверное, сплести чары так, чтобы даже Гая отслеживать, но не хотел попусту тратить силы и концентрацию. Саморха отвлёк почти всех — но не всех. Давешний каджит и какой-то тощий, сутулый альтмер в потрёпанной бригантине всё ещё ошивались слишком, по мнению Алентира, близко. Нагавэ и вовсе не сдвинулся с места; капрал и высокий неприятного вида бретон остались с ним рядом — и капитан, что-то подозревая, — наверное, не забыл о прошмыгнувшем в лагерь ночном диверсанте? — весьма недвусмысленно прикрывался ими. Гай медлил — не мог прицелиться? Бретон с маормером были то ли очень удачливыми, то ли очень умелым телохранителями — успешно, на интуиции укрывая своего господина от затаившегося арбалетчика. У Гая была только одна попытка выстрелить — дальше его раскроют... Выбора не оставалось; Алентир наскоро подготовил плетение “Элементальной стены”, повесил на себя “Отражение чар”, “Шестую преграду”, “Невидимость” помощнее — и вышел вперёд. — Нагавэ, — позвал он. — Нагавэ Талимион ‘лэн ‘Инесиль Куралиан Аралиндэль ‘ата Нуривиэн!.. Что там шло дальше, Алентир и под страхом смерти не смог бы вспомнить. Но и этого хватило, чтобы Нагавэ сначала вздрогнул всем телом, а потом взмахнул рукой, давая своей команде приказ замереть, и, безошибочно повернувшись в сторону невидимки, протянул с издёвкой: — Неужели сюда сам Ксарксес с визитом пожаловал? Такого я точно не мог предвидеть!.. Кто ты? Чего ты хочешь от меня, друг рыбо-меров и птице-баб? Мерзавец всё ещё использовал бретонца и маормера в качестве живого щита, да и остальные пираты были готовы по первому сигналу броситься в атаку. Алентир осознанно, штрих за штрихом — шаг за шагом — рисовал у себя на груди мишень: на ладонь выше магнусова сплетения, там, где притаился, холодя кожу, амулет на “Возврат”. О побеге он… думал, конечно же, думал, но как вариант — не рассматривал. Не сейчас, не когда у них ещё оставался шанс на победу... — Признаюсь, керум, мы не с того начали, — вкрадчиво проговорил Алентир, подбираясь ближе; он знал — чувствовал, — что, невидимый, оставляет дорожку следов на песке; по шее и вниз, вдоль позвоночника — стекала дорожка пота. — Мер ваших талантов, безусловно, прекрасно понимает, как трудно найти достойных себя помощников. Иногда приходится вербовать и вымесков, и эфемов, и, смилуйся Аури-Эль, даже маормерскую нечисть! Они для меня — ничто, грязь под сапогами. Я выдам всех остальных членов отряда, если только... Забалтывать Алентир умел как никто. Вот, вот оно!.. Слушают, отвлеклись, лучше момента не будет… Он вскинул руки, высвобождая сплетённые загодя чары, и между Нагавэ и большей частью его подручных воздвиг полукругом стену ревущего пламени. Выглядела она куда более впечатляюще, чем на самом деле — школа Разрушения к сильным сторонам Алентира не относилась, и ради эффектности пришлось сдобрить всё щедрой порцией иллюзий… Впрочем, каджиту с альтмером, попавшим под удар, хватило и этого, чтобы с истошными воплями рухнуть наземь. Другого сигнала Гаю не потребовалось. Выстелив бретонцу в шею, он проявился за спиной Нагавэ, резко пнув капрала в живот, а самого Нагавэ взял в захват. Не помогло: паршивец пустил вокруг себя электрическую волну — не целясь, не думая о товарищах, шипящим сплошным потоком, — ударил и отбросил от себя Гая, попутно сшибив замешкавшегося капрала и окончательно упокоив булькавшего кровью бретонца. Гай пружинисто вскочил на ноги, хотя многострадальная левая рука повисла плетью. Через дыру на рубашке было видно, как по плечу расплылось тёмное, синеющее пятно… Зато в правой появилась подхваченная с песка сабля капрала. Нагавэ ухмыльнулся, с ленцой облизнул губы. Кажется, он не сомневался, что козырей у противника не осталось. Алентир запоздало кинул на товарища “Зеркало Шалидора”. Стена отъедала слишком много энергии, чтобы можно было атаковать, и даже “Невидимость”, лопнув, слетела с него почти сразу… но в чём Алентир из Фёстхолда по-настоящему преуспел, так это в щитовых чарах. Гай и его противник кружили друг против друга: один — молчаливый и настороженный, второй — полный наглости и задора. — Что, рив? Боишься напасть сам и посылаешь убийцу? — подначивал Нагавэ Алентира, сам не спуская глаз с Гая. — Ты не сможешь вечно держать моих меров на привязи. — Капитан, позвольте… — капрал встал на ноги, едва заметно пошатываясь. “Дружественный огонь” лишил его бровей, а местами и кожи — но не подобострастия. Некоторым мерам в радость прислуживать самому сильному, самому умному, самому хищному — даже когда господин их ни в грош не ставит и щедр разве что на пинки... — Нет! Я убью эту мартышку сам. Слышали? Нагавэ выхватил свой клинок из ножен: это был длинный палаш из отличной алинорской стали. Конечно же, Нагавэ был высокомерен, но не окончательно глуп — поэтому он пытался задеть Гая с левой стороны и повернуть его лицом к солнцу. Вся команда постепенно собиралась вокруг — не приближаясь, впрочем, к очерченной Алентиром границе и не пытаясь её, изогнутую дугой, обойти. В воздухе пахло палёной шерстью... Каджит уже не шевелился; альтмер, выкатившийся из пламени по другую сторону от своего капитана, тонко, на одной ноте выл от боли — кто-то из товарищей склонился над ним, пытаясь оказать помощь. Саморху пираты уже поймали, потому делать им было нечего. Лезть в огонь никому не хотелось, нормально прицелиться — не получалось, а чокнутый маг уже никуда не денется. Хочет капитан поразвлечься с новыми гостями, ну пусть развлекается! Нагавэ и развлекался — сыпал оскорблениями, злил и подначивал; он был отличным фехтовальщиком, и знал это, и мог себе позволить поиграть с едой, тем более когда еда была ранена и измучена. Вот только Гай вдруг весьма проворно подхватил левой рукой, не такой уж, как выяснилось, травмированной, валявшийся на песке обломок снасти, отвёл им удар палаша и выпадом сабли с правой чуть не вспорол Нагавэ живот: лезвие вгрызлось в доспех, разрубая положенную внахлёст зачарованную дельфинью кожу — и окрасилось кровью. Капитан едва успел отскочить — и пустил вокруг себя волну молний, не давая Гаю приблизиться и снова сбив с ног слишком близко подобравшегося капрала. Надменность стекла у Нагавэ с лица, как вода. Он вытащил из-за пазухи уже знакомый коралловый амулет, воздел руку вверх и выкрикнул слова заклятья… Там, за стеной из пламени, нереида вздрогнула, громыхнув цепями, и застонала. — Убей их, — приказал Нагавэ. — Разрешаю даже сожрать, если захочешь. Нереида медленно, словно во сне, двинулась к капитану. — Шаида!.. — в тот момент, когда до стены из пламени ей осталось каких-то пара шагов, Саморха закричал — а Алентир, влив в свой элементальный барьер как можно больше свободной магики, накрыл Нагавэ глухим, монолитным “Магическим отрицанием”. Мерцающий фиолетовым купол заблокировал апраксику любую возможность колдовать — в том числе использовать амулеты, — но такое заклинание не способно было работать точечно. Чтобы купол сохранял устойчивость, его требовалось развернуть на немаленькой площади — в которую, к сожалению, попадал и сам Алентир, как якорь и ключевая опора... — Шаида, любовь моя! — снова крикнул Саморха. Пираты удерживали его за локти, кто-то врезал по лицу... Нагавэ, не понимая ещё, что оказался в магически инертной зоне, махал руками… Гай, прицелившись, метнул саблю — своё единственное оружие — и выбил у него из ладони амулет, сам кинувшись на капрала, чтобы помешать ему как-то развеять чары. Колдовское пламя рассеялось, когда пережгло всю вложенную в себя магику — позволяя пиратам и пленникам без труда разглядеть, что творилось внутри. И Шаида поняла всё. Одним текучим движением она прыгнула к Нагавэ, становясь совершенно непохожей на мерку — скорее на огромную хищную мурену. Магия ей была не нужна. Капитан не успел ни защититься, ни даже закричать… из его перекушенной шеи хлынула кровь, заливая красивый маормерский доспех, белый песок… нереида не просто убивала его, она вырывала куски плоти вместе с тканью одежды и кусками брони, и крики Нагавэ очень быстро утонули в бульканье, а потом стихли. Алентира мотнуло вперёд, плечо ожгло болью — и чары, не поддерживаемые, треснули напополам. Гай бросился ему на помощь, не давая упасть, оттаскивая куда-то в сторону… но Алентир уже всё понял. Он схватил Гая за руку, с лёту роняя на землю и падая сверху сам, прикрывая обоих щитами — всем, на что у него хватало знания, силы и навыка. Освобождённая нереида вышла на тропу войны. Она не пела — сам рёв моря вырывался из её груди. Словно морской торнадо обрушился на берег!.. Крутящийся вихрь, вбиравший в себя листья, ветки, воду и всякий хлам, перемещался по пляжу. Смотреть на это было страшно, и потому Алентир не смотрел: опустил глаза и вжал голову Гаю в плечо, концентрируясь только на том, чтобы держать щиты. Минимальная площадь, голый прагматизм... Полагаться только на чудодейственную силу лишайника не хотелось. Когда всё было кончено, на пляже стало удивительно тихо… лишь шелестели волны, и что-то по-маормерски приговаривал Саморха… Алентир, обессиленный, полусполз-полусвалился с товарища, пару секунд повалялся падалью на песке, а потом, морщась от боли, всё же собрался и приподнялся на локтях, оглядываясь по сторонам. Никто не стонал, не просил пощады: вся команда Нагавэ, все, кого он привёл на пляж — были мертвы.