Ashes of Miracles

***

Широ медленно открыл глаза и уставился на бежевый потолок. Прошла секунда, вторая, третья… настенные часы отщёлкивали их, одну за другой, тихо. Настолько тихо, что даже биение собственного сердца казалось громким. Он лежал на спине и смотрел на однообразную поверхность пустым взглядом. Сознание всё ещё было мутным, мысли текли так медленно, как густой желе на ровной поверхности… Потребовалось немало усилий и воли, чтобы заставить себя думать хоть о чём-то. Например, где это он? Что произошло? Широ не знал и не помнил ничего, кроме страшных событий пожара. В горле было сухо. В груди пусто. Странно, но он ничего не чувствовал. Вообще. Разве что что-то пульсирующее в районе сердца, равномерно наполняющее его тело чужеродным, но приятным теплом. Было ли это эмоцией? Он не был уверен… Но потом Широ впервые, с самого пробуждения, почувствовал что-то: неуверенность, непонимание… Страх перед незнанием. Что произошло?! Как он выжил?! Почему не мог вспомнить ничего: не прошлой жизни, не лиц близких или семьи?.. Ответов на эти вопросы не было. И вряд ли он мог получить их в скором времени… Потому Широ и попытался отогнать все эти мысли и вздохнул полной грудью, наполняя наполняя покалывающую грудь кислородом. Он довольно улыбнулся: этот больничный воздух, наполненный стерильным зловонием и смесью медикаментов казался восхитительным. Да, эти ужасные заведения он не любил, особенно из-за постоянной ассоциации с докторами и анализом крови из вены, с болью. Вонь препаратов вообще ненавидел… Но всё это сейчас было слишком уж маленькой жертвой по сравнению с гарью, со зловонием горящей плоти. Со всей той гадостью, что он успел там почувствовать на себе… Но, наверное, отсутствие боли по всему телу, в груди и жжения в горле тоже сыграло не маленькую роль в том, что он наслаждался обыкновенным процессом — дыханием. И жизнью. Наслаждался, потому что чувствовать себя целым и невредимым после всего того ада наяву, после всей той агонии, что он испытывал, было самым настоящим чудом. Чудом, к которому он так отчаянно взывал, на которое в итоге потерял все надежды, умирая, там, посреди ужасающего Инферно. Надежды и чуда, которые ему подарил неизвестный мужчина, спасший из преисподней… Услышав тихий шелест ткани, Широ моргнул и резко открыл глаза, с испугом понимая, что был не один. Он не знал, что можно ожидать от незнакомца. Лишь надеялся, что это кто-то хороший, кто не причинит вреда. Не взирая на всю слабость в теле, он повернул голову набок. И вздохнул с облегчением: рядом с ним, удобно расположившись в кресле, сидел тот самый мужчина. Он смотрел на него с каким-то неподдельным интересом, ожиданием и… чем-то ещё, что Широ понять пока не мог. Но из-за лучей солнца, под которыми блестели серые глаза незнакомца, ему показалось, что тому было грустно и больно… И это было неправильно! Почему ему должно было быть грустно и больно? Он же спас его! Вынес, едва живого, из ада, и теперь ещё сидел здесь, наверняка, всё это время, пока Широ был без сознания, рядом с ним… Ради него. Мальчик нахмурился. Ему не хотелось предоставлять людям неприятности. Особенно его добродетелю. Но ничего с этим он поделать не мог. Пока. Но он, невзирая на сухость в горле, на усталость, нашёл в себе силы поблагодарить: — С-спасибо. Всего одно слово. Это было всё, на что у него хватило сил. Его голос был слишком тихим и хриплым, но сколько эмоций, благодарности оно передавало. За спасение. За второй шанс. И за то, что этот мужчина не оставил его одного, одинокого, в больнице, а решил приглядеть за чужим ребёнком, когда, казалось бы, он был ничего ему не должен… — Пожалуйста, — ответил тот через несколько долгих секунд тихим вкрадчивым голосом, от которого веяло спокойствием и уверенностью. Он мягко, непринуждённо, ободряюще улыбнулся мальчику. Широ замер, с подозрением разглядывая разглаживающиеся черты лица мужчины и его серые глаза, которые, казалось, наполнились жизнью и светом. Ему вдруг стало интересно: был ли этот человек счастлив, потому что спас его? Потому что он выжил? Был ли это блеск в глазах, эта улыбка настоящими? Полными противоположностями того, что он испытал там, в преисподней? Мог ли он найти в себе силы и возможность так улыбаться, потеряв всё? Семью, которую теперь не вспомнить, жизнь… Мог ли он найти такое счастье теперь? Он мог спрашивать себя сколько угодно, но долго размышлять ему не позволили. Незнакомец, хотя, скорее уж теперь друг, аккуратно, будто боясь спугнуть, протянул руку и растрепал ему волосы со словами: — Я — Эмия Киритсугу. А как тебя зовут? — Широ, — хриплым голосом выдавил из себя мальчик и закашлялся, морщась от сухости и боли в горле, вызванной одним словом. Ему ужасно хотелось пить. И, возможно, горячего молока. Потому что сейчас что-то вроде холодной воды было ужасной затей — раны, быть может, прошли, агония исчезла, но он понимал, что при воспалённом горле нельзя пить прохладные напитки, иначе станет хуже. Так ему кто-то рассказывал. Кто-то близкий, кого он… вспомнить не мог, как бы не старался. Но знал, что этим словам стоило верить. Господин Эмия, кажется, понял его без слов и, воровато оглядевшись вокруг, в буквальном смысле материализовал стеклянную кружку. Глаза Широ расширились от удивления, а затем восхищения и узнавания. Он знал о существовании магии, но всё равно не мог смотреть на проекцию предмета в руках мужчины с равнодушием. Его спаситель был магом! Как и он. Эта новость заставила мальчика оживиться и наблюдать за мужчиной с неподдельным интересом. Особенно взгляд цеплялся за кружку в руках Киритсугу, которую тот наполнил приятно пахнувшим отваром из чайничка и мгновением позже протянул ему со словами: — Горячее, аккуратно. Дуй прежде чем пить. Широ многое хотел спросить у Эмии. Но воздержался, припоминая, что это некультурно, заваливать спасителя вопросами. Вместо них он с благодарностью кивнул и, принюхиваясь, сделал первый, неуверенный, маленький глоток. А потом ещё один. Уже более уверенно. И удивлённо замер, точно котёнок, нашедший неожиданно приятное лакомство. Он-то уже успел напредставлять себе всяких там горьких, ужасных, но необходимых лекарств… Но это… Не только от одного глотка стало сразу легче, сам вкус необычного чая был приятным! Не его любимое горячее молоко с мёдом, конечно, но вкусно. От мальчика не укрылся насмешливый, понимающий взгляд Киритсугу, от которого Широ тут же надулся, обижаясь. Все взрослые такие — делают что-нибудь необычное и потом ждут реакции. Потому он теперь всем своим видом показывал, что не скажет ни слова, пока не закончит. Мужчина, впрочем, понял его недовольство. Усмехнувшись он снова обошёл кровать по периметру и вернулся на своё кресло. Тоже с чашкой горячего травяного нектара. Широ заметил краем глаза, как тот раскрыл отложенную до этого в сторону книжку и продолжил читать с места, где остановился… Через неопределённое количество времени, одолев больше половины необычного напитка, мальчик моргнул и подумал спросить, не хотел ли Киритсугу узнать что-то ещё. Но тот опередил его и поинтересовался нерешительно, явно подбирая слова так, будто боялся напугать или разозлить его: — М-хм. Ты сказал до этого, что тебя зовут Широ. А Фамилия? Можешь её назвать? Впервые за короткое время знакомства, голос Эмии дрогнул. В нём послышалась какая-то печаль, боль и… надежда? Широ не понимал, почему тому было больно, и совсем точно не хотел быть причиной этому, но поделать ничего не мог. К тому же, нужно было ответить на вопрос… А мог ли он ответить? Он ведь ничего вспомнить не мог. Кроме личного имени. Ну, знаний языка и мира тоже, каких-то привычек, возможно… Вообще, у него было такое ощущение, будто некто или нечто украло у него воспоминания, оставив только жизненно необходимые. Ну и картины пожара прошлой ночи. И это было неправильно. Ненормально. Вне сомнения, любые дети его возраста паниковали бы, узнав о том, что никогда больше не встретят родителей, о том, что не могут ничего вспомнить… Но он-то ничего не чувствовал. Не страха, ни боли. Нет, у него был же страх, перед неизвестным. Но и всё. И прошёл он, страх, быстро. Широ шумно вздохнул, нервно покусывая губу. Он пытался найти разумное объяснение своему поведению, ощущениям, но не мог. И ему ничего не оставалось, кроме как собраться с мыслями и ответить правду: — Я не могу вспомнить ничего, кроме пожара… Простите. Киритсугу, то ли удивлённый его ответом, то ли чем-то ещё, моргнул и тяжело вздохнул, качая головой каким-то своим мыслям. Затем, захлопнув книгу, он забрал с его рук пустую стеклянную кружку и помог лечь на спину: — Я со всем разберусь, не волнуйся. Лучше поспи и наберись сил, — Эмия произнёс это тихим, уверенным в своих словах голосом и нежно погладил его по голове, как… как любящий родитель. Широ широко раскрыл глаза, удивлённый такому неожиданному проявлению заботы от чужого человека, но, увидев добродушную улыбку, уверенно кивнул. Тогда как это было странно — получать так много внимания и заботы от малознакомого человека, и немного стыдно, ведь он тоже имел гордость и не любил, когда с ним вели себя, как с ребёнком, всё равно было приятно. Приятно, что о нём кто-то заботился и… любил?.. К тому же, он доверял Киритсугу. А почему нет? Мужчина не только спас его, но и был таким… таким хорошим, добрым… Мысли как-то вновь стали такими тягучими и неразборчивыми. Мальчик, разморенный теплом и уютом устало закрыл глаза, проваливаясь в блаженную пустоту. Ему ничего не снилось. Он открыл глаза неопределённое время спустя и заморгал, рассматривая уже знакомый бежевый потолок, а затем комнату. Сердце наполнилось паникой и страхом, когда он понял, что Киритсугу больше не было рядом. Ушёл?! Оставил его одного? Но не успел он по-настоящему испугаться, как увидел знакомый чёрный плащ, оставленный на спинке кресла и тут же успокоился. Понял, насколько в самом деле были странными и детскими его страхи. И ничего, что он ребёнок. Мама, пусть он её и не помнил, отругала бы его за такое поведение… Ведь мужчина спас его, и заботился, а он уже успел подумать, что тот оставил его одного?! Широ невольно прикусил губу, с силой замотав головой, точно отгоняя все эти страшные домыслы. Не важно. Всё было хорошо и Киритсугу просто отошёл по делам и скоро вернётся. По крайней мере, мальчик убедил себя в этом и принялся терпеливо ждать. И плоды терпения, казалось, начали себя оправдывать. Прислушавшись, он заметил приближающиеся тихие голоса. Говорящий что-то неразборчивое, неизвестный мужчина в какой-то момент подошёл к его двери, приоткрыл… но там и остановился, судя по шелесту бумаги что-то просматривая. Документы наверное — сделал вывод Широ и продолжил терпеливо ждать. И тот же самый мужчина снова заговорил. Теперь Широ смог разобрать слова, поскольку дверь была приоткрыта. Он даже заметил край белого халата из-за угла. — Невероятно. Ты уверен, что это не ошибка? — Вне моего понимания, Шэф. Он выздоравливает в разы быстрее, чем кто-либо, когда-либо существовавший на земле. Поверьте мне на слово. Если вчера его привезли к нам в предсмертном состоянии и мы, сделав всё, что могли, могли надеяться только на чудо, то сегодняшний рентген показывает, что… он полностью здоров. Даже его лёгкие кажутся невредимыми. Такими темпами, его хоть сейчас выписывать. — Не время для шуток, — тихо припечатал «Шэф». — Я лично отвечаю за состояние мальчика головой. Он не просто какой-нибудь там выходец из семьи среднего класса, Каванаги, нет. Его родители и этот… человек, им лучше не переходить дорогу. — Знаю, Эмия слишком громкая фамилия, чтобы воспринимать дело не в серьёз. Мне моя голова ещё дорога. Но я говорю чистую правду. Ваши догадки так же хороши, как мои. Возможно, нам стоит ещё немного подержать мальчика у себя. Ему пока некуда идти. Его родители, скорее всего, погибли в пожаре. Со слов мужчины, доставившего мальчика к нам, он смог идентифицировать семью по… наплечной татуировке-гербу. Но сам мальчик ничего вспомнить не может, даже своего полного имени, и Господин Эмия определил его амнезию, как диссоциативную избирательного типа. Сам я, увы, ещё не успел поговорить с парнем. — Потеря памяти в связи с психологической травмой? Немудрено, — мужчина глубоко вздохнул, громко захлопнул папку с документами и, Широ так и представил, как он устало потёр переносицу, качая головой. — Наверное… Наверное, это даже к лучшему. Бедный… Не только он, должно быть, перепуган и одинок, но и, каково это, понимать, вот так вот, что больше никогда не увидишь своей семьи, родителей, что теперь один и беззащитен? Я такого врагу и не пожелал бы. Слушая голос «Шэфа» Широ никак не мог отделаться от чувства, что, даже если сопереживания мужчины казались искренними, то по меньшей мере не отражали и той малой части, что знал. Но почему у него было такое чувство, Широ не имел представления. Наверное, это было, что люди называют «интуицией»? — О, не стоит беспокоиться. Господин Эмия уже подал документы на усыновление. Хотя мне… — доктор продолжал говорить без устали, с каким-то непередаваемым восхищением в голосе. Но Широ больше не слушал его. Их. Без разницы. Все его мысли были зациклены на человеке, спасшим ему жизнь. Человеке, который хотел стать его отцом… Сказать, что он был удивлён или шокирован, ничего не сказать. Он был потрясён и рад. Просто рад. И тихо заплакал, уткнувшись носом в сгиб локтя. Если до этого, подслушивая разговор, он уже успел несколько раз перепугаться, уже начинал думать о том, как ему предстояло жить в детском доме, то теперь… Теперь на его лице расцвела маленькая, совсем слабая, но счастливая улыбка. Широ больше ничего не слышал. И ни на что не обращал внимания. Наверное, он ещё восстанавливался. Потому что чувствовал слабость. И, свернувшись в позу эмбриона, обхватив коленки руками, постепенно погружался в царство Морфея. На краю подсознания, перед тем, как уснуть, он почувствовал лёгкое прикосновение холодных пальцев ко лбу. Услышал, как кто-то шумно вздохнул, накрывая его чем-то тёплым, отдающим слабо заметным терпким запахом сигарет или чего-то подобного… Широ терпеть не мог, когда кто-то курил, но тогда это ничего не значило. Он был слишком измождён, чтобы о чём-то таком думать, и, завернувшись с головой, уснул. Ему снилось что-то необычное, сказочное. Спокойное. Он сидел у самого края обрыва пред безграничным буйным океаном, притянув к груди колени и ткнувшись в них подбородком. Перед ним восходила величественная, большая, алая луна. Предсумеречное небо было окрашено в кровавые тона не заходившего, но застывшего с другой стороны небосвода солнца. Лёгкий, едва заметный бриз колыхал траву, поднимал в воздух какие-то причудливые длинные листья и лепестки неизвестных, невиданных ранее цветов. Он шептал что-то. Рассказывал какую-то сокровенную тайну, будоражащую кровь историю. Ему, Ветру, хотелось внимать, не перебивая. Широ боялся даже дышать: лишь бы таинственный рассказчик не останавливался, только бы этот не голос, но оратор, продолжал. Успокаивал, даровал свободу. На мгновение ему показалось, что у него выросли крылья и он воспарил, поднялся в Небеса. Настолько он был свободен. Не прикован. Не ограничен простыми правилами этого бренного мира. Но правда была в том, что он по прежнему, не сидел, но уже стоял у края обрыва и, обернувшись к нему спиной, лицом к тёплому солнцу, ласкающему кожу лица, треплющему его волосы ветерку, замер. Бескрайние поля, реки, водопады, леса… Мир, представший перед ним был прекрасен. Но в нём было что-то странное, необычное. То тут, то там, в землю были воткнуты мечи. Их были десятки, сотни. Может, тысячи. И они совершенно не мешали этому миру, этому уникальному пейзажу. Напротив, они были его частью. Его душой… его сутью. Каждый из этих мечей рассказывал историю, которую, как ему казалось, шептал рассказчик. Эти истории могли быть печальные, грустные, но и среди них находилось счастливые и весёлые. Он сам, можно сказать, был мечом. Таким же одиноким, идеальным, острым, сияющим клином, стоявшим у самого края величественного обрыва. Оружием… Созданным для того, чтобы убивать. И чтобы защищать… Но, вдруг, ветер замолк. История прекратилась. Солнце померкло, а землю охватили всепоглощающие, удушливые, жадные языки пламени. Инферно. Его самый жуткий страх, кошмар, который будет преследовать если не всю оставшуюся жизнь, то большую её часть. Ещё мгновение, и он снова оказался там. В аду. Среди криков, полных ненависти, отчаяния, боли, страха. Среди мольбы. Среди пепла, огня, зловония горящей плоти и треска костей. Он снова шёл там, избегая тянувшиеся руки почти мертвецов, зажимал уши руками. Шёл, не останавливаясь. Через силу, через боль, шёл дальше, заставляя себя перебирать уставшие ноги. Но вскоре повалился на колени, а затем и на спину, лицом к небу. К нависшей невдалеке тёмной, точно всепоглощающая чёрная дыра, чаше, наполненной всеми грехами, всем злом этого мира. Извергающей проклятия, ад, на пустую, бескрайнюю землю безжизненной пустоши. Чаше… нет, сущности, пожирающей всё то человеческое, что у него осталось, всю душу, без остатка. Широ задыхался, умирал, сгорал в агонии… Но был перерождён. Точно феникс. В ярком Небесном свете, изгоняющем мрак. Он очнулся, подорвавшись на кровати, и испуганно, едва ли не истерично осматривался по сторонам. Осознание реальности приходило не сразу. В горле застрял крик. Он задыхался, он умирал, он перерождался. Он боялся. Перед глазами всё ещё стояли картины пожара, он всё ещё мог ощутить всю ту боль, агонию, все страдания. То отвратительное чувство, когда некто или нечто поглощало, высасывало его душу, точно приятное лакомство на десерт… Его пробрала дрожь. Он не хотел. Не хотел слышать этого, не хотел видеть, чувствовать. Сжимаясь в позу эмбриона, он плакал. И далеко не сразу заметил чужого присутствия. Чужих рук на плечах, крепких, тёплых объятий и успокаивающего шёпота. Он не знал, сколько прошло времени. Потерял счёт. А может и не считал. У него напрочь отсутствовало чувство реальности тогда. Он просто существовал, где-то на краю сознания замечая, как его укачивали и гладили по голове. Он даже слов разобрать не мог. По крайней мере не сразу. Немного отойдя от истерики, почувствовав окутавшее его тепло, пульсацию чего-то тёплого, знакомого в груди, он смог успокоиться и открыть влажные глаза, всё ещё слабо осознавая, что происходило. А потом изогнулся, посмотрев на мрачное, сосредоточенное лицо Киритсугу. Мужчина не смотрел на него. Он смотрел куда-то вдаль. В город. Таким будоражащим, ледяным, пробирающим до костей, обещающим боль и страдания кому-то или чему-то взглядом… У нормального человека, ребёнка, не меньше, началась бы истерика, посмотри на него так этот человек. Киритсугу был как лев, охраняющий свои владения. Ни один идиот в здравом уме не посмел бы наступить на его хвост… Но Широ, прижатый к тёплой, сильной груди, не боялся. Даже впервые увидев немного пугающую, будоражащую сторону этого человека, совершенно противоположную той теплоте и приятию, которое он видел в нём раньше, Широ знал, что тому можно было доверять. Что тот не обидит. Что защитит и поймёт. Так ему шептала интуиция. А ей он доверял. Он мог сказать, если человек был хорошим. — Я — чародей, — первые слова, которые Широ услышал, заставили его вздрогнуть и недоумевающе посмотреть на друга. Нет, не то, чтобы он не поверил. Напротив, отдохнув, он теперь мог ясно думать. Мог вспомнить, увидеть то, что раньше, из-за пережитого шока не приходило на ум сразу. Мог вспомнить всё, что… теперь осталось в его голове о существовании магии, и тому, чему его кто-то учил. Но эти два слова прозвучали так странно, забавно, с губ-то всего такого убийственного серьёзного человека, что Широ сначала не сдержал улыбки, а потом и хихиканья. И, видимо, тем самым ввел явно не ожидавшего от него такой реакции мужчину в откровенный ступор. Отчего разразился ещё более громким, заливистым смехом, не в силах остановиться. Прекратил лишь тогда, когда ему зажали пальцами нос, перекрывая поток кислорода, заставляя тем самым закашляться, а потом недовольно насупиться. Киритсугу же угрызения совести явно не почувствовал и, на вид терпеливо, спросил, дёрнув бровью: — Я сказал что-то смешное? — Н-нет? — заикнулся Широ. Он действительно испугался мужчину на мгновение, особенно побоялся этой опасной, непонятной искорки в его серых глазах. Но всё равно едва сдерживался от того, чтобы не засмеяться снова. Потому что, на самом деле, да. Это было очень смешно. Но не сами слова, а ситуация. Так что технически он не солгал и угрызения совести об этом не тоже чувствовал, посчитав себя отомщённым. Хотя, немного подумав и глубоко вздохнув, признался: — Я… не знаю, как объяснить. Помнишь, как сказал, что я не могу ничего вспомнить? — он, воспользовавшись коротким ступором Киритсугу, выкрутился из его рук и неуверенно посмотрел на него, дожидаясь кивка, моргнул, не зная, как подобрать слова. — Ну… Когда это правда, это нет? Я не могу вспомнить ничего… конкретного, но знаю, например, что такое Чародейство. Помню, как меня учили этому. Например, — он поднял руку и, нахмурившись, немного сосредотачиваясь, высвободил янтарные языки пламени, бережно охватившие его ладонь, а потом неловко замялся, — вот. Но я не знаю, кто… обучал меня этому. Или когда, или зачем. Но знаю как. Киритсугу замолчал. На несколько секунд Широ показалось, что он сделал что-то глупое или неправильное и мог разозлить мужчину, но не успел забеспокоиться, перепугаться, как тот шумно вздохнул и покачал головой, аккуратно, бережно обхватил, поглаживая пальцами, кисть его руки, вокруг которой плясали Небесные языки. Неожиданно он нахмурился и напряжённо посмотрел на Широ настолько пробирающим, жутким взглядом, что ему стало действительно страшно и мальчик невольно отшатнулся назад, когда Киритсугу положил ладошку ему на грудь. Но не успел было Широ по-настоящему запаниковать, как черты лица господина Эмии разгладились и тот тепло улыбнулся застывшему в непонимании и испуге Широ: — Интересно: я многое повидал в жизни. Но никогда прежде не встречал настолько чистой энергии и сильного Пламени у ребёнка, — он говорил эти слова так медленно, словно пробовал на вкус или оценивал, и хвалил ещё, — это удивительно. Всего двадцать семь врождённых цепей, но столь высокого качества, небольшой уцелевший магический герб… Это не говоря уже о наличии магического ядра… Замысловатая у тебя родословная, малыш. — Наверное? — Широ непонимающе, сконфуженно моргнул и склонил голову к плечу, уставившись на Киритсугу вопрошающим взглядом. Тогда как ему были приятны хвалебные слова, он всё равно не понимал причины удивления Эмии от слова «совсем». Может, это было что-то связанное с воспоминаниями о… прошлой жизни, которую он потерял? Широ не знал, но тем не менее чувствовал, что это что-то важное. Оттого и терпеливо ждал ответа явно задумавшегося Киритсугу, который неосознанно поглаживал щетину, и всё тем же пристальным, точно сканирующим взглядом смотрел на него. — Ты не понял, о чём я говорю, или что-то другое? Почему я удивлён, например? — наконец, аккуратно поинтересовался тот, подбирая слова. Широ моргнул и неуверенно кивнул, выбирая второй вариант, на что Киритсугу задумчиво хмыкнул и улыбнулся: — Слава богам, что не первое. Я уже подумал, что тебе придётся объяснять всё с самого простого… — приостановившись, мужчина сделал какой-то странный жест рукой, высвобождая Прану, которая в следующее мгновение приобрела вид едва заметного барьера вокруг них. — Что ты знаешь о Монолитном Мире? Ассоциации Магов? Широ неуверенно моргнул, услышав знакомые слова… Только вот вспомнить что-то конкретное о них не мог по какой-то причине. Наверное, связанной с тем же, что он не мог воззвать к воспоминаниям о… прошлой жизни. Тем не менее он мог уверенно ответить, объясняя свои поверхностные знания: — Монолитный Мир — вроде обратная сторона мира? Ну, наш мир. А Ассоциация Магов — крупная организация в нём? С большим политическим весом? — Значит это понимаешь… Хорошо. Давай по-другому: твоя ситуация, твой организм, Магические Цепи, свободное пользование Небесным Элементом, Магическое ядро — очень необычны для нашего мира. Обычно за один из последних двух пунктов на тебя должны отдать Приказ на Печать, не говоря уже о… Не важно. Важно то, что этот приказ — гарантированная смерть в лабораториях Ассоциации. Мучительная, — мужчина тяжело вздохнул, явно замечая, как Широ испугался на последних словах, и тут же покачал головой. — Нет, меня бояться тебе не надо. Разумеется я никому не расскажу. И, боже упаси, не сделаю тебе больно. Но сама суть, что я хотел, хочу донести до тебя: больше никому, ни за что не показывай своих способностей так открыто. Особенно этого Пламени. Особенно если ты не уверен в этом человеке на все сто процентов. Если же кто-то недоброжелательный узнал… Тебе придётся убить его или её. Или заставить отдать клятву на Гиасе о неразглашении твоей тайны. Но… — он, вдруг, улыбнулся и растрепал волосы испуганно пискнувшему, напряжённому Широ, — не будем о плохом сейчас. Пока ты со мной, пока я защищаю тебя, тебе ничего не угрожает. Я разорву на куски любого, кто посмеет посмотреть на тебя с плохими намерениями не то, что причинить боль. К тому же ты уже достаточно занимал… уютную палату в больнице. Пора бы её освободить для других нуждающихся. — Господин… — Не-а, — Киритсугу положил указательный палец на губы Широ, прерывая того и вызывая у него волну недоумевания, и улыбнулся тепло, — никаких господинов и прочих суффиксов. Зови меня просто Папа или Киритсугу, ладно? — и прищурился, замечая, как Широ застыл. Мальчик удивлённо раскрыл глаза и уставился на мужчину так, будто увидел какое-то необычное существо или… кролика с двумя головами. Нет, конечно, он не забыл слова доктора о том, что его хотели усыновить… Но услышать это от этого человека… нет, Отца, что тот хотел взять его к себе, не хотел оставлять одного, на произвол судьбы, это было больше, чем Широ мог только пожелать. Потому что он не хотел оставаться один. Потому что… папе можно было доверять. И с таким человеком, который защитит, который поймёт, который спас его, дал ему новую жизнь, он хотел оставаться. Тем более, если тот сам так открыто предлагал. Даже нет, не предлагал, настаивал. Да что уж! Широ бы расплакался. От счастья. Но гордость не позволяла: он и так вёл себя как капризный маленький ребёнок или, что ещё хуже, девочка последнее время. Это было непростительно. Мама бы отругала его… пусть он её и не помнил, и не знал, почему именно. Просто знал, что такая слабость — не подобающее поведение для мужчины и всё тут. Хотя, он всё же не удержался и в порыве эмоций крепко обнял Киритсугу, вжимаясь носом в его тёплую грудь. Он не знал, что должен был сказать, и вообще, должен ли был. И эти его объятия говорили куда больше каких-то простых слов. И он почти с облегчением вздохнул, когда Киритсугу тихо, снисходительно рассмеялся и погладил его по спине. Поднимаясь на ноги, тот тем самым заставил и Широ приподняться на кровати, и, оставив короткий поцелуй на его лбу, усмехнулся: — Так-то лучше. Я оставил на кресле тебе новый комплект одежды. Сходи в душ, умойся и выходи из палаты. Налево, прямо по коридору и спустишься по лестнице вниз, — Киритсугу как-то хитро подмигнул недовольно возмутившемуся мальчику. — Считай это первым испытанием, связанным с твоим выздоровлением. Проверка на координацию и всё такое… Если боишься, всегда можно доверяться чувствам. Буду ждать тебя. Ты ведь справишься, Эмия-кун? Широ уверенно кивнул и, проследив глазами за уходившим мужчиной… нет, отцом, спрыгнул с кровати. И в один миг произошло несколько вещей. Во-первых, он взвизгнул от холода, понимая, что это было ужасной идеей — вот так вот прыгнуть на холодный пол, когда только-только выбрался из тёплой кровати, объятий, не меньше… А во-вторых, он с ещё большим удивлением понял, что довольно свободно мог стоять на ногах и, уж тем более, ходить. И это тогда, когда он уже напредставлял себе разных проблем. Со всей той усталостью и болью. Может, он был ребёнком, но далеко не глупым, чтобы понять: с ним действительно произошло настоящее чудо. И… Папа в этом был точно замешан. Потому что… мало того, что он пережил то, после чего любой умрёт — даже взрослый, здоровый, сильный человек — но и излечился слишком быстро. Даже с теми остаточными, поверхностными знаниями, инстинктивным умением пользоваться пламенем, Широ не был уверен, что был способен на подобное. Оттого он и испытывал ещё большую благодарность перед этим человеком. Перед отцом. Он даже чуть было не забыл непрямой приказ: искупаться. Потому что увидел новый комплект одежды, который тот подготовил ему. Широ очень понравилось, как выглядели стильные чёрные брюки и белая рубашка с золотыми пуговицами, с чёрной жилеткой. И чёрная куртка, с такого же цвета кроссовками… Отчего-то эта одежда показалась очень знакомой. Возможно, он носил такое раньше? Мальчик не был уверен, но остановил порыв примерить обновки, когда увидел себя в зеркале. Особенно свои взъерошенные, совершенно неухоженные, каким-то образом быстро отросшие завивающиеся рыжие волосы, точно пережившие апокалипсис, как бы иронично это не звучало на фоне пережитого ада. И заспанные глаза. С нездоровыми мешками под ними… Это был большой удар по гордости. Потому что если Киритсугу видел всё это время его в таком состоянии, особенно когда он плакал… Ему стало просто стыдно. Хотелось провалиться сквозь землю. Мама бы не просто отругала его, нет. Он бы очень долго откупался перед ней за ТАКУЮ провинность… Но, с другой стороны, папа ничего не сказал. Даже не пытался ругать или отчитывать его за слабость. Потому Широ решил, что нужно будет обязательно извиниться перед ним… Хотя каким образом и как, не знал. Но клятвенно пообещал себе, что подумает над этим. Душ пришёлся как нельзя кстати. По крайней мере сейчас, после пережитого стресса, он получал просто неземное наслаждение от принятия водных процедур. От того, как хорошо промылась кожа головы, чесавшиеся корни волос, которые теперь выглядели не так плачевно, как раньше, а очень даже неплохо. К слову, это был ещё один пункт, за который его ругали: неопрятность, неухоженность. Особенно если он находился в обществе. Где много важных людей. Наверняка неправильное, неприемлемое поведение избалованного ребёнка, который даже ухаживать за волосами позабыл, не приветствовалось и могло быть большим ударом по репутации родителей. И, хоть теперь он вроде как об этом не должен был волноваться, но всё равно Широ было стало ещё больше стыдно, чем обычно. Возможно, привычки, вбитые в голову, не проходили даже со смертью и перерождением? В любом случае, одно было хорошо — его никто, толком, кроме врачей, да Киритсугу не видел в этом состоянии. Хотя, даже так, он всё равно чувствовал себя… провинившимся. Почему? Не знал. Хотя, нет, знал. Наверно, это потому что он инстинктивно хотел показаться перед отцом с лучшей стороны, показать, что заслуживал такого тёплого отношения к себе, показать, что был благодарным, а значит послушным и хорошим сыном? Широ глубоко вздохнул и, закрыв глаза, попытался успокоиться, избавляясь от всех этих мыслей и домыслов. Сейчас всё это было не важно. Он будет стараться просто потому что получил второй шанс на жизнь. Ни как тот, кем он был до этого, а как Эмия Широ. Ему не нужно было искать другой причины. Теперь ему нужно было свыкнуться с этим всем. С новым именем. С новым началом жизни. С Папой. С тем, что прошлое было мертво. Да, теперь, когда он думал об этом на свежую голову, ему всё-таки было больно, что он не мог вспомнить родителей… Но он больше не имел права на эти чувства. Он умер. Переродился. Конец истории. Мальчик грустно улыбнулся мыслям и, выключив душ, вышел из душевой, обсушивая волосы полотенцем. Как-то закрывать своё голое тело он даже не подумал. В прямом смысле. Почему? Наверное, это сказывались привычки из прошлой жизни или вседозволенность. По крайней мере, стыда он точно не чувствовал и это его совершенно не волновало. И потом, он был совершенно один в палате, и уже меньше чем через минуту принялся одеваться в предоставленную папой одежду, которая подошла ему, как влитая… Задерживаться дольше, чем было нужно, в этом помещении, Эмия не видел смысла. Скорее по привычке, чем осознанно поправив постельное бельё на кровати, он покинул палату, тихо закрывая за собой дверь. Больничные коридоры встретили его шумом и тихим гулом голосов, доносящихся то тут, то там, с разных уголков казавшегося большим здания. По крайней мере, такое впечатление он получил, когда посмотрел на большущий коридор и не менее большую закруглённую по сторонам лестницу между этажами. Но задерживаться и стоять на месте он не мог. Во-первых, на него уже обращали внимания прохожие. А во-вторых, он заставлял отца ждать, а это ничем хорошим нельзя было назвать. Он не хотел казаться обузой и, уж тем более, тратить время наверняка уставшего Эмии, который практически не отходил от него с самого пожара. По лестнице Широ спускался медленно, припоминая слова Киритсугу и сканируя глазами людей с этажа на этаже, пока не спустился на самый первый. Своей цели он не нашёл и там. Мимолётная паника в сердце сменилась хладнокровным, привычным спокойствием, когда он почувствовал уже знакомую приятную пульсацию в груди и тепло, растекающееся по венам. Он знал, что это тепло, эта уверенность, эта сила всегда помогала ему. И был благодарен ей, потому что понимал, что сейчас лучше всего было сохранять спокойствие. Его ведь не бросили бы, так? Именно. И это был просто небольшой тест, как сказал сам папа, а значит он должен был выполнить его так хорошо, как только мог. Сначала он думал походить по первому этажу, поискать Киритсугу взглядом, но потом увидел регистратуру и, немного помявшись, поплёлся к свободному окошку. Честно, он чувствовал себя немного нервозно. Особенно думая о том, как будет говорить. Но вся нервозность, вдруг, ушла, когда он увидел улыбающуюся молодую женщину, кс интересом и какой-то странной искоркой в глазах рассматривающую его. — Добрый вечер, молодой господин… — женщина приостановилась, внимательно оглядывая его с ног до головы, но не успела продолжить, как Широ приветливо улыбнулся ей и заговорил немного спешно на первых словах: — Эмия. Эмия Широ, — всё же это было немного сложнее, так просто произнести своё новое имя перед чужим человеком. Но после первого раза, второй вышел непомерно легче и он, облегчённо вздохнув, спросил: — Простите, вы не знаете, где я могу найти папу? Он говорил, что будет где-то здесь, но я не могу найти его… Только сейчас Широ понял, что это была за искра в глазах женщины. Узнавание. По крайней мере, так он мог описать промелькнувшие эмоции на её лице, когда она тихо рассмеялась, то ли от того, каким серьёзным он пытался выглядеть, то ли от чего-то другого, и ответила ему, синхронно со словами протягивая какую-то магнитную карточку со штрих кодом: — Я-то думала, почему ты показался мне таким знакомым, Эмия-кун. Вот, держи, передай отцу. Он ждёт тебя у въезда на территорию больницы. Это прямо от главного входа, по аллее. Широ принял карточку, разглядывая её с неподдельным интересом, а затем ловко засунул её в передний карман брюк и, коротко, с благодарностью поклонившись женщине на прощание, направился к выходу из больнице. На улице оказалось прохладно. Морозный осенний ветер растрепал аккуратно уложенные пряди волос, которые теперь лезли в глаза и рот, заставляя мальчика закашляться и, хватая их руками, недовольно засопеть. Вот именно поэтому он не любил длинные волосы! Они мешали! Но… с другой стороны, вспоминая, как он выглядел с этим обновлением имиджа в зеркале, новая причёска ему нравилась. Немного. Но минусов было больше, и он злобно пытался заправить непослушные пряди за уши, поплёвшись к упомянутому женщиной из регистратуры месту. Аллея оказалась не такой оживлённой, как больница, но это не сильно удивило мальчика. Напротив, он с интересом рассматривал редких прохожих и других, счастливых детей. Сидевших рядом с не менее радостными родителями. На мгновение у него в сердце что-то кольнуло. Такое… едкое… тёмное. Неприятное. Наверное, так называлась зависть? Широ, сжимая зубы, помотал головой: нет! Сейчас он не хотел думать об этом. И больше не имел право. К тому же, теперь, в этой новой жизни, у него тоже был отец. Крутой, сильный. И Широ не был одинок. Потому, напоминая себе об этом, он, не останавливаясь, уверенно шёл дальше. Вскоре, выйдя за пределы больничной территории, он заметил Киритсугу, который стоял, оперевшись на серебристую машину. Завидев Широ, старший Эмия, подзывая к себе, помахал рукой, а когда он оказался совсем близко, то подбадривающе похлопал по плечу, не скрывая нотки удовлетворения в неожиданно весёлом, не таком, как обычно — тихом и вкрадчивом — голосе. — А ты справился куда лучше, чем я предполагал, — но не успел Широ недовольно насупиться на то, что к нему хотели относиться, как к не самостоятельному ребёнку, тот уже открыл дверь, приглашая его усесться на задний ряд сидений, а затем закрыл её, сам усаживаясь за руль. — Не обижайся. Просто ты только поправился, побывав меньше дня назад одной ногой на том свете, потому мне нужно было убедиться, что амнезия у тебя именно диссоциативного характера. И, исходя из моих наблюдений через фамильяров, я в этом убедился. Так что считай это похвалой, — он обернулся и растрепал волосы застывшего на месте Широ, который смотрел на него нечитаемым взглядом и всё ещё недовольно куксился. Тогда как мальчик понимал, что его хвалили, и это было приятно, ему всё равно не нравилось это снисхождение в поведении Киритсугу. Но возмущаться он всё же не стал. Неуверенно кивнул. Его, на самом деле, больше озадачило высказывание про амнезию и непонятное слово, которое раньше он никогда не слышал. И папа, каким-то образом прочитав его мысли, невесело усмехнулся: — Амнезия диссоциативного характера, это когда человек утрачивает память на события, в основном, личного характера, в связи с психической травмой… Во всяком случае, так говорит медицина обычных людей. У тебя… более особый случай. На фоне Ангра Манью. Тебя спас Авалон, буквально собрав тебя по кусочкам. Твою душу, если быть точнее. — Авалон? — склонил голову к плечу Широ и немного сконфуженно посмотрел на отца. Он не встречал этого господина Авалона нигде. И как он мог собрать его… душу по кусочкам? Конечно, у него были ещё вопросы, но он пока их решил придержать, здраво рассудив, что лучше спрашивать понемногу и не сильно отвлекать мужчину от дороги. Их машина уже выехала на главную трассу. — Авалон — священные ножны Экскалибура. Воплощение утопии, к которой стремился Король Артур, изначально похищенные у него незадолго до битвы при Камланне… Впрочем, я сомневаюсь, что тебе интересны исторические лекции. Так что буду краток: этот уникальный артефакт эпохи мифов сейчас помещён в твоё тело. Он же поддерживал твою жизнь и отвечал за восстановление. Причём именно у тебя, даже без присутствия Его Величества, благодаря Небесному Пламени, потенциал этого Небесного Фантазма раскрылся если не полностью, то на большую часть. Гордись собой. Узнай об этом сам Артур Пендрагон, он наверняка был бы восхищён и тронут чистотой твоей души. Возможно, сделал бы своим наследником… имел бы он королевство. — Помещён в моё тело? — то, что этот Авалон оказался каким-то мифическим предметом, уже очень удивило Широ. А вот перспектива того, что этот артефакт каким-то образом оказался внутри него, немного пугала. А потом он зацепился за другие слова, про чистоту души, и, вспомнив вопрос, который хотел задать до этого, неуверенно добавил до того, как ему успели ответить: — Души? Что… ты имел ввиду под тем, что… Авалон собрал мою душу по кусочкам? Значит, я всё же умер? И в каком смысле «чистоты души»? — Помещён, имплантирован, встроен, внедрён… Внутри тебя. Как хочешь, — Киритсугу странно улыбнулся мальчику и, прокручивая руль, глубоко вздохнул, — Авалон — духовный артефакт, созданный Шинзоку, — старший Эмия посмотрел на Широ таким взглядом, будто ожидал от него какой-то особенной реакции, но, разочарованно хмыкнул, когда не получил её и продолжил. — Так что да, ты уже догадался правильно, он внутри твоего тела, но в духовной, призрачной, неосязаемой форме, совмещённый, соединённый, синтезированный с твоей Душой. Он стал частью тебя. Твоей души. Кроме того, — мужчина неожиданно остановился и нахмурился своим мыслям, не на шутку пугая Широ. С того небольшого времени, как он был знаком с своим папой, он знал, что если тот был серьёзен, на то была причина. И папа подтвердил его опасения, аккуратно подбирая слова, когда продолжил: — Да… Полагаю так. Этот артефакт теперь, буквально, часть твоей души. Его невозможно извлечь из тебя так, чтобы ты при этом выжил. Если бы я сейчас попытался забрать его из тебя, то… как бы тебе объяснить это простыми словами… Это было бы равноценно тому, если бы я вырвал у тебя из груди сердце или забрал кусок души. Так что да, ответ на твой вопрос — в некотором смысле, тот человек, которым был ты, Широ, раньше, мёртв. Часть его души, хранящая личность, во всяком случае. Эта же часть души была восполнена Авалоном, который хранит в себе отражение души самого Артура Пендрагона. Погоди, — мужчина запнулся на полуслове, будто бы удивлённый тому, куда его завели собственные мысли, и прислонил свободную руку к лицу, спрашивая то ли себя, то ли его, то ли вообще мир, с убийственно-непроницаемым выражением лица. — Это, что, получается… Мой ребёнок — отражение… духовная реинкарнация самого Артура Пендрагона? Мой ребёнок. Два простых слова, но сколько мурашек прошло по коже Широ. Эти два простых слова, но как много они ему сказали. Не только его усыновили, но его признали своим. Мужчина, спасший его из ада, принявший в свою семью, признал его собственным сыном. Широ не знал, как на это реагировать… Но чувствовал безграничную благодарность. Хотя, думая о монологе папы снова и снова, пока тот молчал, Широ и сам недовольно нахмурился. Его немного пугала перспектива, что он действительно умер, что был перерождён. Он боялся смерти. Но теперь ему сказали, что он уже прошёл через этот… этап жизни и вернулся в мир живых? Но почему тогда он думал о «прошлом себе», как о… себе? Почему тогда… — Пап? — нерешительно позвал он, невольно почесав кончик носа и испуганно, больше от своих мыслей, чем не проницательного взгляда мужчины, вздрогнул. Он не был уверен, с чего начать. В голове было слишком много вопросов, и, честно, он путался в них. И в словах Киритсугу. Потому и начал, растерянно запинаясь из раза в раз, выстраивая логическую цепочку по частям. — Ты сказал, что я — духовная реинкарнация Короля Артура… и что часть его души, Авалон, восполнила… ту, которую я потерял? Которая умерла? Но почему тогда у меня нет его воспоминаний? Если невосполнимая часть была заменена, ей же нужна была такая, которая… подошла бы на место утраченной, так? — Хороший вопрос ты задал, малыш, — Киритсугу и впрямь задумался. По крайней мере, Широ показалось, что он озадачил отца, который вернулся взглядом к дороге и теперь, то ли нервно, то ли просто задумчиво постукивал пальцами по рулю и не спешил отвечать на его вопрос. Спустя несколько минут тишины, шумно вздохнул. — Хороший вопрос, очень. Ну, если думать об этом, я могу сказать несколько вещей, в которых уверен точно: ты слишком взрослый для семилетнего ребёнка. Слишком терпеливый, умный и сообразительный. Даже твой вопрос, который ты задал, хорош для взрослого человека, не то, что ребёнка. Я не был знаком с тобой до пожара, потому не могу сказать точно, следствие ли это влияния Авалона или инстинктивное поведение. Но вот второе… Сам Авалон всегда раскрывал свои свойства в полной мере только в присутствии Его Величества. Я не уверен. Не говорю, что это вообще возможно, но могу предложить теорию, что, если ты когда-либо призовёшь его Героический Дух, то, вполне возможно, эти недоступные для тебя сейчас воспоминания о Короле Артуре станут доступными. Но что мы наверняка знаем — твоё пламя. Твоя Душа. Авалон резонирует с ней. Он работает внутри тебя практически на полный потенциал. Не сигнал ли это того, что часть его души теперь принадлежит тебе? — Наверно? — неуверенно ответил мальчик, вызывая тажёлый вздох у Киритсугу, и поспешил исправиться, полагая, что его неправильно поняли. — Понимаю, вроде, но… Это просто странно. Я не чувствую никаких изменений. Не помню, каким был раньше, но помню чувства, и… и всё остальное же осталось? И оно никак не отличается от того, что сейчас… Но, пап. Ты сказал ещё, что Авалон может восстанавливать утраченное. Может, он просто… восстановил мою душу? — Именно так, он воскресил тебя. Вернул к жизни после того, как ты умер. Но вернуть то, что было утрачено безвозвратно, твои воспоминания, невозможно. Именно поэтому Авалон, наверняка, использовал отражения души Короля Артура. Впрочем, — мужчина немного отвлёкся от дороги и нажал пальцем на кончик носа мальчика, вызывая у того искреннее недовольство, — важно ли это тебе сейчас? Ты жив. Ты продолжаешь жить. Это важно. Забудь о деталях и живи, Широ. И не бойся просить о помощи, спрашивать меня о том, что тебе непонятно. Я всегда помогу. Но сейчас лучше просто расслабься и наслаждаться поездкой. Мы скоро будем дома. Тебе открыть окно? О, кажется, дождь начинается, — на последних словах Киритсугу удивлённо уставился на окно, улыбнулся чему-то своему и, получая неуверенный кивок от младшего Эмии, приоткрыл заднее окно. Широ больше не сказал и слова. Всё-таки у него никак не получалось принять тот факт, что внутри него… его душу теперь дополнял другой человек. Умерший много столетий назад, не меньше. Он ведь… оставался собой? Да. Потому вся полученная информация, факты, сказанные отцом, мальчик не мог так просто переварить. Ему нужно было время, чтобы обдумать всё. Чтобы свыкнуться с новой жизнью. Кроме того, он был магом. Даже если он не помнил семьи из прошлой жизни, у него никто не забирал долг — развиваться. Развиваться, не чтобы продолжать имя забытой им семьи, а чтобы заставить Киритсугу гордиться. Чтобы тот не пожалел, что признал его своим сыном. К тому же, если он действительно такой уникальный, значит он может стать сильным? Если он будет сильным чародеем, он ведь может избежать, предотвратить такие страшные события, как пережитый им ад. Сможет спасти людей. В конце концов, он выжил. Переродился. Но что с другими? Теми, кто был в том огне? Теми, чьи души, так же как его, пожирало то страшное, отвратительное существо, которое упомянул папа? Ангра Манью. Широ не знал, что это было за сущность, но точно знал, что… оно не должно было существовать. Оно было неправильным. При одной лишь мысли об этом существе, о этом мерзком демоне, его самого разрывало от неописуемой злости, отвращения, ненависти и желания уничтожить… это. Стереть с лица земли. Но вместе с этими чувствами, этой не понятно откуда взявшейся ненавистью, он начинал чувствовать слабость. Его постепенно клонило в сон. Сняв кроссовки, Широ забрался на заднее сиденье с ногами и растянулся во весь рост, закидывая руки за голову. Сейчас… папа прав, ему нужно отдохнуть. Да, у него безусловно было много вопросов, на которые он не получил ответа. Но с этим сейчас ничего нельзя было поделать. Не на нечистую голову. К тому же, он слишком сильно перепугался собственных чувств, бурлящей ненависти, что, кажется, достиг своего эмоционального предела на сегодня… А возможно он просто до сих пор не до конца восстановился? Широ не знал. Да и не хотел знать, погружаясь в царство морфея с лёгкой улыбкой на лице. Ему снова снился тот причудливый, таинственный мир… Только в этот раз что-то подсказывало Широ, что не ужасающее инферно, не этот Ангра Манью больше не потревожат его. В конце концов, никакой Демон не мог прикоснуться к священному свету. ***