Момент истины

      ... День выдался отвратительный! Еще пару таких деньков — и я свалю нахрен из этой блядской конторы!       Сейчас выпью, приду в себя — и можно жить дальше. Наверное...       Очень кстати по дороге нарисовался бар. Хотя тут сумрачно и накурено, белое французское в моем бокале очень даже приличное и ледяное, а сырное ассорти просто роскошно. Пусть большинство посетителей пьют исключительно пиво, этот факт не мешает мне наслаждаться «Шардоне».       Из динамиков громогласно доносится очередной пупсовый мотивчик. Музыка, смех пьяной компании в противоположном конце зальчика, громкие разговоры на немецком — все это должно раздражать, но нет, мне хорошо. Вино в бокале и шум смазывают картину нервного и мерзкого денька, приводят меня в благостное настроение. И хоть вечер уже поздний, уходить я не спешу.       «Может еще бокальчик?» — интересуется симпатичный официант. И я соглашаюсь. Почему бы нет?       Плывя по волнам сигаретного дыма, я ни о чем не думаю и не смотрю по сторонам. И, конечно, пропускаю момент, когда за соседний столик кто-то садится. Слышу английскую речь и вдруг вздрагиваю от знакомого смеха. Поворачиваюсь — за столиком устраиваются двое. Один, спиной ко мне, — узнаю за секунду — Фредди Меркьюри. Надо же, Королева почтила своим присутствием забегаловку для простых смертных? Удивительно.       Слышу, как Фред бросает в удаляющуюся спину компаньона: «Возьми мне пинту светлого!» Интересно, с кем это он решил провести вечерок после концерта? Очередное увлечение? Какой-нибудь мускулистый грузчик — паренек из тех полуфанатов-пидорасиков, постоянно снующих вокруг великого певца?       Природное любопытство разбирает, и я, делая вид, что вино и сыр — по-прежнему все, что меня занимает, жду возвращения спутника Фредди. Через минуту, к моему удивлению, к столику возвращается Джон Дикон. Надо же! Я меняю дислокацию, чтобы видеть их и по возможности подслушать, о чем разговор. Да, я сволочь, ну и что? Кто меня осудит? Неужели вы? Сделайте одолжение, заткните свои морализаторские рты! Мне любопытно, и вообще пара бокалов во мне требуют приключений.       Музыка звучит слишком громко. До моих слишком навостренных ушей долетают только обрывки фраз, но я прекрасно вижу, как эти двое весело что-то обсуждают. Джон шутит, улыбается. Заставляет смеяться и Фреда, снова и снова. О чем разговор? Дикон? Это что, в самом деле тот самый невозмутимый, как Будда из черного дерева, Джон Дикон?       Однако сомнений быть не может. Его лицо освещено висящим над столиком абажуром. Джон курит сигарету и улыбается одними глазами, усмехаясь в бокал с пивом. Глаза сверкают и искрятся, как любимое Фредом шампанское — «Moët & Chandon» или «Veuve Clicquot»?       А у него красивая улыбка. Когда он не смущается, то может, оказывается, улыбаться и так — открыто и радостно. Что-то в нем есть от старого и мудрого еврея. Мой дед иногда так же поглядывал...       Черт побери, о чем же они говорят?! Меня разрывает на тысячу кусочков. Я не могу поверить, что этот активно жестикулирующий, веселый мужчина — тот самый Джон Дикон, который пару лет назад давал интервью…       Блядский цирк! Это было самое дурацкое интервью в моей жизни!       Журналист, задававший вопросы, говорил раз в пять больше, чем звездный мистер Дикон. «Да, это был интересный опыт». «Да, я знаю». «Нет, спросите у Роджера, я не в курсе». Каждая фраза — скрытый посыл нахер. И не потому что он — высокомерный мудак, вроде такого за ним не водилось, а потому что ему нечего сказать, да и вопросы глупые…       Сложно сказать, что меня всегда цепляло в Джоне. Определенно цепляло. Во всей этой шайке, отчего-то прозванной Queen Джон мне был симпатичней всех. Ну музыка - музыкой и басист он от Бога – всем известно. Но всегда представлялся закрытым на все замки типом.       Джон? Передо мной сидит тот Джон, которого все издания мира называли «самым тихим из Королев». Да твою мать! Он только что довольно громко рассказал скабрезный анекдот? Точно он. И не пьян, мне видно хорошо, что он совершенно трезв, а его возбуждение и радость не имеют к алкоголю никакого отношения…       Мне становится все интереснее и интереснее. И даже не то, о чем они там сейчас болтают, а смотреть на Джона.       Я понимаю, что вот сейчас случайно вижу настоящего Джона Дикона, всемирно известного музыканта, который написал суперхит прошлого сезона, поставивший на уши полмира, снявшего свою тяжелую броню… Меня пронизывает понимание, что далеко не каждому позволено увидеть его истинное лицо. А мне случайно подфартило застать момент истины.        Его настоящее лицо со сверкающими глазами, вокруг которых ежесекундно вырисовывается сеточка из морщинок. Он закуривает и опять что-то долго и многословно рассказывает. До меня доносятся только обрывки слов, что-то про новый альбом «Earth, Wind & Fire»… Он так увлечен и лицо стало таким красивым и радостным, таким живым и настоящим!       Вино в моем бокале стало теплым, сыр кажется пресным … У меня возникает впечатление, что я занимаюсь вуаеризмом, что вот сейчас я случайно открыв занавеску, вижу то, что мне видеть не позволительно. Становится остро-стыдно.       Поддавшись внезапному порыву встаю, оставляю деньги за вино и сыр на столе и поспешно выхожу на улицу. Мне надо остыть. Мне надо собраться с мыслями и понять – что это сейчас было и почему мое сердце хочет выскочить из груди…       Выскакиваю в тьму берлинской летней ночи. Легкий ветерок сгоняет морок и духоту бара. Не хочется смотреть на желтые фонари и огни реклам, светящиеся окна и проносящиеся машины. Моя душа видела чудо и хочет продолжения. Подняв к небу голову я вижу миллиарды звезд сияющих так же ярко и чисто как глаза Джона Дикона минуту назад. Там внизу в шуме и гаме берлинского кабачка, такого же как и сотни других. Ничем не примечательного. Но в нем меня застало чудо.       И потому-то в звездном небе я вижу снова его глаза. Глаза, которыми он смотрел, увы, не на меня.       Ну ничего. Не все потеряно. Теперь- то я знаю точно, что хоть сегодня и выдался отвратный день, но меня ждет удивительная ночь, полная берлинского неба.