Нет больше шансов. Прошлого больше не будет. Поверь это — правда.
Они неслись галопом весь день. Колдун и кицунэ, на двух взмыленных лошадях, миновали несколько деревень и оставили позади пару крупных поселений. Хромой старался держаться подальше от людных трактов, выбирая полузаброшенные дороги, а ближе к ночи и вовсе свернул в сторону леса. Мэй почти не поднимала глаз, не смотрела на проносившиеся мимо унылые пейзажи. Перед её внутренним взором все ещё стояла страшная картина — окровавленное тело Кадзу, неподвижно лежащее на грязном снегу. Она не знала даже, остался ли он жив или же умер, истекая кровью, в одиночестве, где-то на обочине дороги. А что если она никогда так и не узнает? Эта мысль терзала её, хищными волчьими зубами вгрызаясь в душу. Девушка не думала сейчас о себе, ей было всё равно, что происходит вокруг — впав в болезненное оцепенение, она уносилась мыслями обратно, к нему, к тому единственному человеку, что волновал её сейчас больше всего в этом мире. Поэтому она никак не отреагировала, когда они свернули с дороги и въехали под сень деревьев, направляясь вглубь леса. Хромой долго петлял, обходя рытвины и кустарники, стремясь уйти подальше от людных мест. Найдя наконец небольшую полянку, надёжно скрытую от посторонних глаз, он словно безжизненную куклу стащил Мэй с лошади. Грубо сунул в руки сумку со съестными припасами. — Огонь разведи, — зло бросил он. — Да позаботься об ужине. У меня есть другие дела, благодаря тебе. И он принялся доставать из своей поясной сумки пузырьки со странного вида жидкостями и мазями. Мэй мельком взглянула на его руку. Все ещё красная, обожжённая, она покрылась уродливыми пузырями и наверняка невыносимо болела. Впервые за весь день кицунэ почувствовала что-то кроме тревоги и боли. И это был, на удивление, едва ощутимый укол злого удовлетворения. Она поспешно опустила глаза, чтобы Хромой не заметил их выражения. Но он уловил промелькнувший в них пламенный огонёк ненависти. Крепко схватил её за локоть, больно встряхнул. — Спускаю тебе это лишь потому, что понимаю, это было неконтролируемо, — процедил он с угрозой. — Но если ещё когда-либо попробуешь применить против меня свою магию или поднять на меня оружие, я буду считать это нарушением контракта. И тогда молись всем богам, в которых веришь, чтобы смерть, постигшая твоих друзей, была быстрой. Он отпихнул её от себя, да так что девушка едва не упала. Впрочем, она была и не против. Близость этого человека, его прикосновения, вызывали в ней глубочайшее отвращение и ужас. Она молча отправилась собирать хворост для костра, рассудив, что чем дальше от этого человека она сейчас окажется, тем лучше. Занятие было непривычным, она то и дело оскальзывалась, цеплялась полами плаща за колючие кусты. Будущих гейш, разумеется, не обучали основам выживания в лесу, и даже за время странствий с синоби ей никогда не доводилось этого делать, ведь рядом всегда были Кадзу или Масамунэ. В затуманенное горем сознание смутно пробилась мысль, что теперь она больше и не гейша и не куноити, и тот и другой этап её жизни ныне закончен, а впереди… Что впереди? Лишь тьма и безысходность. Начинало темнеть, когда Мэй наконец вернулась из леса с охапкой хвороста. Колдун сидел на бревне, как всегда вытянув вперёд хромую ногу, и тщательно смазывал дурно пахнущей мазью свою пострадавшую руку. При появлении кицунэ поднял на неё раздраженный взгляд: — Ну что стоишь? Поторапливайся. Становится холодно. Девушка заозиралась. — Где мне найти огниво? — тихо спросила она. Колдун презрительно скривил губы: — Какое тебе огниво ещё?! Ты — кицунэ. Меня обжечь смогла, а костёр, значит, развести не способна? Где же твой лисий огонь? Или же… тебе нужен стимул? Его глаза зловеще сузились. Мэй действительно не была уверена, что сможет колдовать сейчас. Магия требует сосредоточенности, а её разрывает изнутри множеством болезненных чувств, с которыми она не знает как совладать. Да, Такао говорил, что огонь связан с эмоциями, но если она позволит сейчас тому, что бушует у неё внутри, прорваться наружу огнём — полыхнёт так, что вокруг останется лишь выжженная пустыня. Она упрямо покачала головой: — Лучше не стоит… Хромой порывисто поднялся со своего места. Мэй непроизвольно отшатнулась, но было поздно. Он сделал несколько быстрых шагов к ней, замахнулся и… Удар был таким сильным, что свалил её с ног. Она не сразу почувствовала боль — щека онемела, теряя чувствительность. По подбородку побежала тёплая струйка. Мэй тронула разбитую губу, неверяще посмотрела на алый мазок крови, оставшийся на пальцах. — Девчонка, — разъярённо прошипел Хромой стоя над нею, — ты не будешь мне перечить. Или забыла? Сегодня утром клялась делать все, что я скажу. Она посмотрела на груду хвороста невидящими глазами. Внезапно стало всё равно. Пусть вырвется огонь, пусть он сожжёт дотла всё вокруг — не жалко. Ей нечего терять. Всё, что было дорого, она уже потеряла. Мэй вытянула вперёд руку и закрыла глаза. Выпустила свои чувства на свободу, позволяя им вырваться наружу магическим огнём. Даже сквозь плотно сомкнутые веки увидела зарево вспыхнувшего пламени. Замёрзшее тело обожгло жаром. — Спокойнее! — услышала она злой окрик Хромого и открыла глаза. Он стоял рядом, воздев руки. От них тянулись смутно видимые белёсые нити, что вихрем окружали бушевавший огонь, пытаясь его сдержать. По руке колдуна текла струйка крови. Все ещё сидя на коленях, Мэй взглянула на него снизу вверх со злым торжеством. «Будь осторожен с тем, чего желаешь, — подумала она про себя. — А это тебе первый урок от меня, Хромой». Скрытая ненависть шевельнулась в её душе тугим сгустком тьмы, напоминая о себе, растекаясь по венам, отравляя, словно медленным ядом. Хромой наконец-таки совладал с огнём, оставив полыхать внушительных размеров костёр. Взглянул на кицунэ с любопытством, совсем как когда-то давно, во время их первого знакомства. — Такая сила и такая страсть, — пробормотал он себе под нос, будто бы разговаривая сам с собою. — И такое плохое умение совладать со всем этим. Замечательные задатки, чтобы стать ногицунэ, да-да, замечательные. В его глазах снова появилось то самое, уже знакомое алчное желание. Но он быстро отвернул голову, пряча жадный блеск жаждущих глаз. Протянул руку, не глядя на неё. — Нож, — сказал коротко. Мэй не поняла. Смотрела снизу вверх, с недоумением и опаской, отирая рукавом кровь с подбородка. — Нож с моей кровью, — нетерпеливо пояснил колдун. — Тот самый, с помощью которого отыскали меня в Ойкугаве. Без него не нашли бы так быстро. Слишком поздно я догадался. Уверен, твои друзья и сейчас тебя ищут. Так легко не отступятся… Нож сюда давай. Он требовательно протягивал руку. Мэй вздохнула, безропотно сняла с пояса мешочек и отдала ему. Так будет лучше, решила она. Ей вовсе не хотелось, чтобы кто-либо ещё из дорогих ей людей нашёл её в обществе Хромого. Была почти уверена — Ину-гами убьёт любого, кто отважится напасть на его хозяина. Колдун быстро выхватил у неё мешочек, вынул из него нож, небрежно рассмотрел. Сухо хмыкнул. И бросил в огонь. На миг пламя вспыхнуло ярче, вверх взвился сноп трескучих искр. Но затем лезвие почернело, а рукоять треснула и начала разваливаться. Вскоре элегантное оружие превратилось в всего лишь кусок искорёженного металла. Удовлетворённый результатом, Хромой вернулся на своё место, вновь усаживаясь на бревно. Достал из сумки рисовую лепёшку, отщипнул кусочек, принялся жевать, почавкивая. Кинул другую лепёшку Мэй. — Ешь, кицунэ. Тебе понадобятся силы. И он многообещающе улыбнулся. Девушка содрогнулась, мороз прошёл по коже от этой плотоядной улыбки. Но тут в небе над их головами раздался смертельно-тоскливый протяжный вой. Мэй в страхе втянула голову в плечи. Безусловно, она знала, что ужасающий пёс-призрак всегда где-то поблизости, но не думать о его присутствии было гораздо проще, когда он не напоминал о себе подобным образом. Она с удивлением заметила, что Хромой тоже вздрогнул, настороженно поглядывая на небо. Но над их головами лишь сверкали холодным светом яркие зимние звезды. Нервными, суетливыми движениями колдун принялся торопливо доставать из сумки с припасами бутылочку сакэ и тут же немедленно к ней приложился. Сделал несколько больших, жадных глотков. Глаза его беспрестанно обшаривали небо и лес вокруг. «Он… боится?» — не веря сама себе подумала Мэй. Она вспомнила завешенные тёмной тканью зеркала в его комнате на постоялом дворе. Пораженно взглянула на колдуна, будто надеясь прочитать в его глазах ответ. Хромой поймал её взгляд, лицо его перекосила злая гримаса. — Ешь, тебе сказано, — рявкнул он. — Завтра снова в дорогу. Вскоре нас ждет новая встреча с господином Шигори. Но прежде, мы с тобою доберёмся до интереснейшего места в горах. Там сможем обосноваться и переждать какое-то время. А заодно поглядим, кого из местных ёкаев получится изловить и подчинить себе. На этот раз ты поучаствуешь, во всём помогая мне, кицунэ. — Нет, — упрямо возразила Мэй. — Не стану. Зачем тебе это? У тебя есть Ину-гами, у тебя есть я. Тебе всё мало? Неужели обязательно экспериментировать над ёкаями, извращая их природу, доводя до безумия… — Конечно, — кивнул Хромой. — Это труд всей моей жизни, и я его не брошу. Это мой вклад в будущее человечества. Верю — придёт день, и люди смогут поставить ёкаев на службу себе. И тогда моё имя будут вспоминать с трепетом и уважением. Мэй не постеснялась продемонстрировать ему выражение презрения на своём лице. — Чем тебя не устраивает естественный порядок вещей? — спросила она его наконец. — Вы опасны, — ответил Хромой просто, но хмельные глаза его лихорадочно блестели. — Наделены магией от природы, вам не приходится за неё платить. А значит, ваш потенциал безграничен. Я раскрываю этот потенциал и ставлю его на службу человеку. — Ты извращаешь саму суть магических существ, — возразила было Мэй, но Хромой лишь сделал резкий жест рукою, приказывая ей замолчать и снова приложился к бутылочке сакэ. — Ты много болтаешь, — с трудом выговорил он пьяным, заплетающимся языком. — А лучше бы больше молчала и улыбалась. Так ведь пристало вести себя достойной женщине, а? Улыбнись мне, кицунэ. И он пьяно осклабился. Мэй глядела на него со смешанным выражением удивления и омерзения. — Улыбайся, я сказал! — заорал он, швырнув в неё пустой бутылкою. Мэй дёрнулась, но он был слишком пьян, чтобы попасть. Бутылка пролетела мимо и со звоном разбилась о ствол дерева неподалеку от неё. Сильно шатаясь, колдун поднялся, вокруг его пальцев возникли и зловеще заплясали синие молнии. — Улыбайся… — прорычал он низко, с угрозой. — Улыбайся мне так, как улыбалась ему. Он с ненавистью выплюнул последнее слово. Мэй понимала, о ком он. Мысль о Кадзу взрезала сердце словно тупым ножом. «Никогда, — подумала она про себя. — Никогда я не буду улыбаться тебе так, как улыбалась ему…» Колдун сделал шаг к ней, вытянул руку… Мертвея от страха, Мэй с усилием растянула губы в улыбке. На её побелевшем лице с расширенными от страха глазами застывшая, заученная улыбка гейши смотрелась наверняка жутко. Однако Хромой остался доволен, успокоился и вновь опустился на своё место, стряхивая с руки молнии небрежным движением. Он достал из сумки кусок вяленного мяса и принялся с аппетитом его жевать, поглядывая на кицунэ. Ему было без разницы, притворяется она или нет, главное было — добиться результата. И тут в лесу поблизости хрустнула ветка. Сохраняя на лице жуткую, приклеенную улыбку, Мэй обернулась в ту сторону, думая, что ничего уже не может быть страшнее, чем проклятый колдун. Меж деревьев обозначились смутные очертания чего-то неестественного. Оно неумолимо приближалось к ним, и вскоре из темноты показалась мёртвая собачья голова, покрытая засохшей кровью. Невидящие глаза уставились на Хромого без всякого выражения. Пасть приоткрылась, обнажив жуткие, истекающие слюною клыки. Выдвинувшись из-за деревьев, Ину-гами сделал пару шагов к костру. Призрачные лапы остановились у края освещённого пространства. — Каждый раз является, как еду почует, тварь, — пробормотал колдун, доставая и поспешно откупоривая ещё одну бутылочку сакэ. — Правду говорят, ничто не способно утолить голод Ину-гами. Ты знаешь, как создают их, кицунэ? Не отрывая взгляда от пугающего пса-призрака, Мэй отрицательно помотала головою. — Что ж, пусть это будет моим вторым уроком тебе, — отстранённо пробормотал колдун, вновь прикладываясь к бутылке. — Для ритуала кодзюцу стоит выбрать крупного, сильного пса. И не давать ему есть и пить несколько дней. После этого собаку закапывают в землю по шею, лучше всего — на перекрёстке. Еду расставляют вокруг, близко, очень близко, так чтобы пёс видел её, но не мог дотянуться… Ну а потом остаётся только ждать. Ждать, пока животное, умирая от голода и жажды, дойдёт до крайней степени безумного исступления, видя перед собою еду, но не будучи в состоянии достать её. И тогда, на пике страданий, собаке отрубают голову. Согласно поверью, пробудившийся мстительный дух будет помнить лишь одно своё неистовое предсмертное желание — насытиться. Предложив ему пищу в награду и прихватив с собою несколько его костей в качестве символа власти ты становишься хозяином Ину-гами навсегда, — Хромой довольно похлопал по мешочку у себя на поясе, тому самому, что Мэй видела у него в руке в тот страшный час, когда он впервые призвал Ину-гами чтобы расправиться с Кадзу. — Этих сверхъестественных слуг даже передают из поколения в поколение своим потомкам… — А что случается, если владелец Ину-гами умирает, не оставив потомков? — как бы невзначай спросила Мэй. — Говорят, тогда Ину-гами перестаёт быть призраком, обретает собственную волю и становится обычным ёкаем, таким же как вы, кицунэ. Но до тех пор — он принадлежит мне. Не так ли, чудовище? — крикнул он, обращаясь к Ину-гами. Демонический пёс никак не отреагировал, лишь продолжал молча стоять у кромки леса, жутковато приоткрыв мёртвую пасть. — Пошёл отсюда! — заорал Хромой, замахнувшись на него рукою. Ничего не изменилось, Ину-гами продолжал стоять, лишь чуть склонил набок голову, будто наблюдая. Колдуна затрясло от злости. Он принялся нервно скрести ногтями рану на своей шее. — Не слушаться меня вздумал, тварь? — прорычал он угрожающе и дрожащими пальцами полез в мешочек, в котором что-то гремело. — Что ж, у меня есть кое-что, чтобы сделать тебя посговорчивее… И он извлёк оттуда небольшую высушенную кость, судя по всему — собачью, сплошь покрытую вырезанными на ней странными знаками. Со злым удовольствием показал её псу. А затем медленно, не спеша, стал подносить к огню, пристально глядя на Ину-гами. Всё ближе и ближе, пока жар не начал обугливать белую поверхность кости… а затем её лизнули первые язычки пламени. Судорога пробежала по телу Ину-гами. Призрачные лапы подогнулись, он едва не упал, содрогаясь и с трудом удерживаясь на ногах. Вскинул голову к небу. Мёртвая пасть беззвучно раскрылась в немом крике… Хромой жадно смотрел, упиваясь его страданиями. — Хватит! — неожиданно для себя крикнула Мэй. — Хватит, не мучь его! Колдун перевёл на неё удивленный взгляд. Посмотрел с интересом, будто бы открыв для себя что-то новое. — Хватит… — попросила Мэй уже тише, почти шёпотом. — Ты просишь за него? — Хромой скривился. — Что ж, я сделаю как ты хочешь. Но у всего есть своя цена, кицунэ. Чем ты готова расплатиться? Он довольно хохотнул и похлопал рукою по бревну рядом с собой. — Иди ко мне, присядь со мною рядом. Колдун вытащил из огня собачью кость. Ину-гами немедленно развернулся, исчезая в лесу. Замешкался лишь на миг, чуть повернув голову, бросая на Мэй странный взгляд через плечо. Хромой деловито спрятал собачью кость обратно в мешочек, привязал его к поясу. Посмотрел мутными глазами на сжавшуюся в страхе девушку, раздраженно процедил: — Я жду. Перебарывая отвращение и страх, Мэй поднялась и приблизилась к нему на трясущихся ногах. Остановилась, не в силах заставить себя сесть рядом. Но колдун помог ей, немедленно ухватив за руку скрюченными пальцами, и дёрнув вниз. Тихо вскрикнув, девушка неловко опустилась на бревно рядом с ним. Её немедленно обдало его гнилостным смрадом, перемешавшимся с запахами алкоголя и лечебной мази. Он наклонился к ней и его вонючее дыхание оказалось слишком близко. Мэй попыталась было отвернуться, но Хромой ухватил её другой рукою за подбородок, силой поворачивая к себе. — Красивая, — выдавил он хриплым голосом, жадно шаря глазами по её лицу. — Слышал, что все вы, кицунэ, невероятно обольстительны в своём человеческом обличье, но видеть не доводилось. Мэй задыхалась. То ли его мерзостный запах был тому виною, то ли панический ужас, заполнявший сознание. Впервые в жизни она желала бы спонтанно превратиться в лису, но превращения не происходило. Хромой дышал прямо ей в лицо и она чувствовала, как учащается его дыхание, а в мутных глазах разгорается огонь похоти. Девушка хотела было отстраниться, но он крепко держал её за руку, больно выкручивая запястье. — Я был весьма добр с тобою и выполнил немало твоих просьб сегодня, ты не находишь? — прохрипел он, ещё крепче прижимая её к себе. — Пора предложить мне что-то взамен, кицунэ. Мэй слабо дёргалась, пытаясь высвободиться. Его близкое присутствие было невыносимо, тошнота с привкусом отчаяния подступала к горлу, тело начинала сотрясать крупная дрожь. «Чего я ожидала? — билась в сознании тоскливая мысль. — Он видит во мне вещь и пользоваться будет, как вещью…» Хромой жадно облизывал сухие, потрескавшиеся губы, не отрывая глаз от лица девушки. — Я могу случайно превратиться в лису… — сдавленно пролепетала она, хватаясь за это, как за последнюю надежду. Лицо Хромого презрительно искривилось. Он выдавил из себя мерзкий смешок. — Настолько всё плохо? Даже не умеешь толком контролировать превращения? Хорошо, я решу этот вопрос. И он внезапно отпустил её, почти оттолкнул от себя с презрением. Она отшатнулась и вскочила, мгновенно оказываясь на другом конце поляны. Однако Хромой более её не удерживал, только усмехался гнусно. — Терпеть не могу слабость, — процедил он. — Тебя еще учить и учить. Ладно… Пока что ты поможешь мне кое в чём другом, — сказал он, доставая из сумки сильно пахнущие лекарства и бинты. — Подойди-ка. Да не трясись так, не трону. Мэй, всё ещё дрожа, приблизилась с опаской, останавливаясь на безопасном расстоянии. Хромой указал на гноящийся нарыв у себя на шее. — Хочу, чтобы ты помогла мне. Чтобы позаботилась обо мне, кицунэ. Как я теперь забочусь о тебе. Хочу, чтобы ты лечила мои раны, как лечила раны того синоби, там у колодца. Подойди ближе. Изо всех сил стараясь держать себя в руках, девушка подошла к нему и приняла из его рук чистые тряпицы и какой-то эликсир. Её пальцы дрожали, но она заставила себя прикоснуться к гнойнику на его шее. Тот немедленно лопнул, и густой, дурно пахнущий гной потёк коже колдуна. Давя рвотные позывы, Мэй принялась вытирать гнойную жидкость и обрабатывать рану. Колдун молчал, довольно прикрыв глаза. А взгляд девушки невольно скользнул вниз, по его шее, туда, где под кожей пульсировала налитая кровью вена. «Всего один меткий удар, — думала она. — Я так близко… Сейчас один точный росчерк стали, вскрывающий горло, и всё было бы кончено». Как жаль, что у неё не было ножа. Она почти готова была сделать это сейчас… и внезапно эта мысль очень напугала девушку. «Что со мною? Я готова убить человека? — как будто опомнившись думала она. — Нет, этот мерзавец и не человек вовсе. Или мне просто проще так думать, оправдывая себя? Но убийство есть убийство и кровь со своих рук потом не смыть оправданиями…» Хромой с удовольствием выгнул шею, подставляя её девушке и довольно покряхтывая. — Ну вот видишь, — проворчал он, когда она закончила. — Не так-то это и сложно. — Зачем тебе это? — не удержавшись, спросила Мэй. — Ты можешь заставить меня делать что-то, но не заставишь этого хотеть. — Ты привыкнешь, — безразлично промолвил Хромой. — Ты ещё молода и не понимаешь. Пройдут годы и годы. Прошлая жизнь забудется, покажется смутным сном. А я все ещё буду рядом. Я всегда буду рядом с тобою. Он повернул голову, требовательно глядя ей в глаза. — Он — прошлое. А я всегда буду твоим настоящим. Только я. Она непроизвольно отшатнулась. Непоколебимая сила и уверенность, звучавшая в его голосе, давила, подчиняла себе, пригибала к земле. Мэй обхватила себя руками, стараясь успокоиться. Некому было защитить её от этой силы. Сейчас она осталась одна, сама по себе и надеяться оставалось тоже только лишь на себя. — Не противься, — звучал, как приговор, его голос. — Однажды тьма всё равно поглотит тебя. Я покажу тебе её силу и притягательность. Приняв её, ты станешь много могущественнее, чем когда-либо могла представить. Ты научишься ненавидеть, научишься убивать, причинять боль и получать от этого несказанное удовольствие, черпая в этом свою силу. Ты станешь ногицунэ, наводящей ужас и священный трепет. — Нет! — Мэй мотала головою, от безнадёжности закрывая руками уши. — Замолчи! Ты не знаешь меня. Ты не сможешь… Хромой смеялся. Его зловещему хохоту, казалось, вторило само небо и беспощадные холодные звезды, насмехавшиеся над юной кицунэ. — Я всегда добиваюсь своего, помнишь?***
Вскоре Хромой, прилично нализавшись сакэ, завалился спать, уверенный что в случае чего его всегда защитит Ину-гами, скрывавшийся во тьме где-то поблизости. Мэй подкинула хворосту в затухающий костёр и стала тоже готовиться ко сну. Расстелила ветхую постель, отведённую ей, легла, зябко кутаясь в плащ. Было холодно и тоскливо, сон не шёл. Пальцы сами собою нащупали на шее вырезанный из дерева медальон в виде лисы — подарок Кадзу, который она носила всегда. Мэй сжала его в озябших пальцах и закрыла глаза. «Кадзу… не сберёг меня твой талисман, не защитил. Где же ты сам сейчас, что с тобою? Увижу ли я ещё когда-нибудь твои колкие глаза, услышу ли такой родной шелестящий голос? Вернусь ли в наш дом на окраине деревни синоби? Или прав ненавистный Хромой, всё что было — осталось в прошлом и более к нему нет возврата. А в будущем моем лишь ужас и тьма. И всё что мне остаётся — отчаянно держаться за эти крохотные частички тёплых воспоминаний, пытаясь не потерять саму себя. Но что будет, когда и они начнут таять?» Горячая слеза сбежала по щеке, оставляя мокрую дорожку, и капнула на постель. Сколько бы трудностей ни встречалось на её пути, никогда ещё девушка не чувствовала себя такой беспомощной. «Нет! — решила Мэй, вдруг резко садясь на постели. — Не сдамся так легко. Не позволю страху отобрать у меня разум. Кадзу жив, я знаю это, я чувствую это сердцем. А значит, он не остановится… Он придёт за мной, придут и остальные. И тогда окажутся в смертельной опасности. Я должна что-нибудь сделать!» Она упрямо вытерла слезы и тихонько поднялась, поглядывая в сторону Хромого. Тот спал, ничего не слыша в пьяном забытьи. Мэй осторожно пробралась к сумке со съестными припасами. Рылась там некоторое время, стараясь как можно меньше шуметь. В итоге взяла несколько рисовых лепёшек и немного вяленного мяса. Прижав всё это к груди, девушка с замиранием сердца направилась прочь от костра, в сторону леса. Снег тихо поскрипывал под её стопами, заставляя боязливо оглядываться и втягивать голову в плечи. Один раз Хромой громко всхрапнул, переворачиваясь на другой бок, но так и не проснулся. Оказавшись под сенью деревьев, Мэй немного успокоилась и пошла вперёд увереннее. Не смотря на панический страх перед тем, что ей предстояло увидеть, она упорно шла в темноту, уверенная, что ничто не может быть хуже, чем ненавистный колдун. Она скорее почувствовала, чем увидела движение впереди. Это был он, тот кого она искала. Жуткий и странно красивый в неверном лунном свете, Ину-гами молча преградил ей дорогу. Мэй замерла. Он смотрел будто бы сквозь неё пустыми, мёртвыми глазами, желтовато светившимися в темноте. Призрачное тело чуть поблескивало в лучах лунного света, а засохшая кровь на морде казалась чёрной. Он стоял, не двигаясь, меж деревьев, застыв пугающим, неестественным видением. Не будь Мэй готова его увидеть — перепугалась бы до полусмерти, но даже сейчас холодок страха пробежался по спине, шевельнув волосы на затылке. И всё же, не смотря на это, она сделала шаг к нему. Ину-гами молча обнажил длинные угрожающие клыки, давая понять, что дальше она не пройдёт. — Нет, — тихо сказала Мэй, выставляя вперёд руку в примирительном жесте. — Ты не понял. Я не сбежать пытаюсь, я искала тебя. Ину-гами склонил голову набок, прислушиваясь к звукам её голоса. Девушка опустилась на колени, выкладывая на снег принесённую еду. Призрачный пёс перевёл взгляд на съестное, в глазах его сверкнул неутоленный голод. Мэй торопливо разломила рисовую лепёшку, протянула ему. — Это тебе. Ты ведь голоден, правда? Ну же, подойди. В глубине души, она вовсе не была уверена, что хочет, чтобы он подходил. Пёс-призрак внушал ей сверхъестественный ужас одним своим видом. Но она обязана была попытаться… — Это всё тебе, — продолжала уговаривать Мэй, указывая на еду. — Знаю, здесь не много, но нужно было чтобы колдун не заметил пропажи. Ну же, возьми. Она протягивала ему еду на вытянутой руке. Ину-гами долго рассматривал её своим странным взглядом. Будто бы подозревал, что это какая-то уловка, и она тоже станет его мучить. Затем он качнулся вперёд и медленно пошёл к ней. Инстинктивный страх захлёстывал девушку, приказывая ей бежать, бежать немедленно, но она усилием воли заставляла себя оставаться на месте. Даже когда его большая мёртвая голова оказалась прямо перед её лицом, даже когда ужасающие, покрытые засохшей кровью челюсти раскрылись… осторожно беря еду из её рук. Мэй едва заметно медленно выдохнула. Ину-гами торопливо жевал, давясь ломтиками пищи. Она схватилась за следующую лепёшку, скармливая ему. Его вязкая слюна капала ей на руки, но кицунэ перестала обращать на это внимание. Главное — он ел, ел из её рук! — Пожалуйста, пожалуйста, не тронь больше моих друзей, — шёпотом просила она, скармливая ему и мясо, кусок за куском. — Прошу тебя. Они этого не заслужили. Я же вижу, ты не хочешь подчиняться этому колдуну. Может быть, мы с тобой сможем помочь друг другу… Нереальная, граничащая с безумием надежда трепетала в груди девушки. Но она цеплялась за неё, с отчаянием обречённой, зная что если погаснет последний огонёк этой надежды — она рухнет в пропасть всепоглощающего отчаяния, из которой для неё уже не будет выхода. Доев всё до последнего кусочка, Ину-гами поднял взгляд на неё. Лицо Мэй всё ещё находилось прямо напротив большой и ужасающей собачьей морды. В пустых глазах призрачного пса промелькнуло что-то… что-то похожее на понимание и… страдание? Или это ей только так показалось? На миг он склонил перед нею свою большую голову, будто бы в знак благодарности. А уже в следующую секунду взвился вверх в чудовищном прыжке, исчезая где-то в ночном небе, затмевая звезды своей пугающей тенью.