Лисьи ночи

Мы все ходим, По краю пропасти, С завязанными глазами. Сёва Моримура

К счастью, ничто в этом мире не способно остановить естественное течение времени. И в конце концов, настал тот долгожданный час, когда звезды над головою Мэй начали потихоньку гаснуть одна за одной, а небо на востоке посерело, предвещая скорое появление дневного светила. Кицунэ немедленно вскочила на ноги, и сопровождаемая осуждающим взглядом Масамунэ, принялась торопливо собираться. Ронин, что тоже не спал всю ночь, карауля у костра, молча поднялся и принялся седлать Кирин. Тень грусти омрачала его благородное лицо. Он многое отдал бы сейчас за то, чтобы такая дорогая ему девушка не приближалась никогда больше к этому опасному поселению, и тем более — к проклятому безумному колдуну, который принёс ей столь много тревог. Без всяких колебаний Масамунэ отправился бы сейчас в Ойкугаву в одиночку, но слишком хорошо понимал, как тяжело и мучительно будет для Мэй оставаться сейчас здесь, в роще, в одиночестве и неведении. К тому же, в глубине души он и сам слишком страшился оставить теперь девушку одну, когда где-то поблизости бродит Хромой. Схватив одну из сумок с одеждой, Мэй ненадолго исчезла в лесу, с намерением переодеться. Вскоре вернулась, облачённая в дорогую и тёплую дорожную одежду, расшитую серебристыми узорами. Затем нетерпеливо и не слишком аккуратно разворошила коробку с гримом, принадлежавшую Сатоши. Кицунэ догадывалась, что синоби не похвалит её за столь небрежное обращение с его имуществом, но сейчас ей было всё равно. Она готова была стерпеть любые его колкости… лишь бы он был жив. Девушка, торопясь, но всё же довольно аккуратно нанесла на лицо изысканный макияж, а волосы уложила в изящную причёску, украсив её *кандзаси. Когда повернулась к Масамунэ, он только головой покачал, глядя на неё как завороженный. Никто бы и предположить не смог, что эта благородная госпожа создавала свой утончённый образ на полянке посреди леса, при неверном свете угасающего костра. Наскоро собрав оставшиеся вещи, они наконец двинулись в путь. Медальон, доставивший так много хлопот, решено было спрятать в роще, укрыв под приметным треугольным камнем. Масамунэ посадил Мэй к себе на седло, как когда-то давно, в самом начале их знакомства. Она вновь ощутила спиной прижавшуюся широкую грудь ронина и тепло его тела. Непрошенный румянец залил щёки девушки. Она тихонько порадовалась тому, что сидевший позади Масамунэ не мог этого видеть. Кирин привычно и легко несла двух седоков, и гарцуя, задорно цокала копытами, выбравшись наконец на дорогу. У неё одной этим утром было хорошее настроение. Уже приближаясь к воротам, они заметили неподалеку старца, гнавшего отару овец.  — Доброго утра тебе, отец! — окликнул его Масамунэ, когда они поравнялись с ним. — Какие новости из города?  — Доброго и вам, — поклонился, кряхтя, старик. — Дык ведь воровку какую-то всю ночь ловили, господин. Да только так и не поймали, сказывают. Как сквозь землю провалилась. Купец, которого обокрала она, шибко лютовал. Нынче уж ворота открыли, но только лишь на въезд. Путников впускают в поселение, а не выпускают пока никого. Девушек, желающих выехать, особо досматривают. Старик пробежался любопытным взглядом по Мэй и тут же вновь низко поклонился, опуская глаза.  — Неспокойные времена пошли, — заметил Масамунэ с безразличным видом, словно бы теряя интерес к беседе.  — Всё так, господин, всё так. Уж честному люду житья и вовсе никакого нет. То налогами обобрать норовят, то разбойники на дорогах бесчинствуют… — старик явно намеревался брюзжать и дальше, ругая всех на свете, но Масамунэ лишь коротко кивнул и, сухо попрощавшись, тронул поводья Кирин. Совсем скоро они оказались перед воротами. Ронин спешился, ведя лошадь в поводу. Утренняя смена стражи не видела его вчерашних отчаянных попыток проникнуть в поселение, поэтому они лишь с удивлением оглядывали самурая и знатную девушку, с гордым видом восседавшую верхом на породистой лошади.  — Кто такие будете? — будничным тоном вопросил один из стражников, позёвывая. Изобразив на лице дружелюбную улыбку, Масамунэ представился сам и представил Мэй как свою сестру.  — А имя есть у неё? — ехидно осведомился второй стражник, бесцеремонно обшаривая взглядом Мэй. Девушка молчала, надменно глядя поверх его головы. Весь её облик выражал холодное презрение и нежелание общаться со всякой чернью.  — Полно тебе, — зашипел первый стражник, толкая товарища локтем в бок. — Не докучай благородной госпоже. И он расплылся в подобострастной улыбке, ища встречи с пленительными глазами девушки. Однако кицунэ и не думала глядеть в его сторону.  — Ладно, проезжайте, — буркнул второй стражник, теряя интерес. — Но учтите, до вечера из города выехать вряд ли удастся. Масамунэ запрыгнул в седло и они медленно, неторопливо двинулись вперёд, минуя ворота. Мэй кожей чувствовала на себе похотливый, голодный взгляд, которым провожал её один из стражников. По участившемуся дыханию ронина над ухом поняла, что он тоже его замечает и медленно начинает закипать. «Он благородный человек, бывший самурай, — подумалось девушке. — Не умеет притворяться и играть роль, как опытные синоби. Его представления о чести и долге более чем достойны, но если он решит им следовать сейчас, это может нас выдать». Она быстро накрыла его руку, державшую поводья, своей тонкой девичьей рукою и чуть сжала, возвращая в реальность, напоминая о их цели. Ронин едва заметно вздрогнул от её прикосновения и отвлёкся — в достаточной степени, чтобы забыть о назойливом стражнике. Ворота остались позади и только тогда Мэй позволила себе украдкой облегчённо вздохнуть. Впереди вновь лежала Ойкугава, на этот раз сонная и безлюдная. Лёгкий туман клубился на пока ещё пустующих улицах, кое-где пронизываемый блеклыми лучами утреннего солнца. Одинокое цоканье копыт Кирин разносилось далеко вокруг, и казалось девушке до невозможного громким.  — Что мы станем делать, Масамунэ? — спросила она, вглядываясь в смутно знакомые очертания домов. — Мы по-прежнему не знаем, как найти Сатоши и Кадзу.  — Зато знаем, как найти Хромого, — произнёс ронин задумчиво. — Нож с его кровью ведь всё ещё при тебе? Мэй кивнула, понимая к чему он. Это было их преимущество, и самое время было им воспользоваться. Масамунэ спешился и заботливо помог спешиться ей. Девушка считала это излишним, ведь она давно научилась самостоятельно управляться с лошадью. Но отказываться от любезности ронина не посмела, боясь ненароком его обидеть. Отойдя в сторонку, осторожно достала из мешочка на поясе зачарованный нож, положила его на землю перед собою. Закрыв глаза, принялась шептать слова несложного заклинания, пока Масамунэ вместе с Кирин оставался на дороге, внимательно поглядывая по сторонам. Когда вскоре кицунэ вернулась к нему, на лице её застыло слегка озадаченное выражение. Ронин встретил её вопросительным взглядом.  — Я ожидала, что колдун все ещё на постоялом дворе «Пастушья сумка» — объяснила она растерянно. — Но нож указывал едва ли не в противоположном направлении. И, похоже, колдун сейчас не особенно близко. Масамунэ раздумывал некоторое время. Наконец произнес:  — Тогда давай поступим вот как. Подберёмся как можно ближе к этому постоялому двору. Это не вызовет подозрений, ведь мы только что въехали в город. Затем я постараюсь расспросить кого-нибудь из постояльцев, узнать последние новости и сплетни. Так получим хоть какое-то представление о том, что там происходит. Кицунэ лишь пожала плечами. Других вариантов у них на данный момент всё равно не было. Кроме того, Мэй рассудила, что разумнее всего начинать поиски друзей с того места, где они с ними в последний раз виделись. Порешив на этом, они двинулись в направлении такого памятного для кицунэ постоялого двора. Город, тем временем, постепенно просыпался. На улицах стали появляться хмурые люди, спешащие по своим делам. Некоторые с нескрываемым любопытством поглядывали на высокородную девушку в сопровождении самурая. Мимо, бряцая доспехами, прошествовали стражники, внимательно оглядывая всех встречных. Мэй не удостоила их даже взглядом. По-прежнему сохраняя надменное выражение лица, про себя она с неудовольствием отметила, что оставаться незамеченными у них больше не выйдет. Вокруг постоялого двора собралось ещё больше людей. Путники, намеревавшиеся покинуть Ойкугаву утром, но теперь лишённые такой возможности, донимали стражников расспросами. Вокруг конюшен толпились постояльцы, проверявшие своих лошадей или багаж, а парочка предприимчивых торговцев даже сочла это неплохой возможностью лишний раз предложить скучающим людям свой товар. Какой-то нищий в потрёпанной соломенной шляпе, сидевший тут же под забором, при виде хорошо одетой девушки поднялся и заковылял к ним. Судя по всему, он был увечным, потому что одна рука его безжизненно свисала вдоль тела. — Подайте монетку, госпожа, — произнёс он хриплым голосом, в котором кицунэ почудились знакомые нотки.  — Поди прочь, — холодно бросил Масамунэ, не оборачиваясь. — Мы торопимся. И он сделал движение, намереваясь было отгородить девушку собой от назойливого попрошайки, но нищий оказался проворнее и вдруг схватил её за руку. Их-под соломенной шляпы сверкнули колючие злые глаза.  — Кадзу! — ахнула Мэй. Синоби едва заметно улыбнулся ей. Его тёмные волосы беспорядочными прядями спадали на перепачканное сажей лицо, а на плечах болталась бесформенная накидка, больше похожая на лохмотья. И, не смотря на всё это, кицунэ сейчас больше всего на свете хотелось кинуться к нему, утонуть в его объятиях и, как обычно спрятав лицо у него на груди, вдохнуть такой родной запах осенних листьев… Но все что она могла себе сейчас позволить, это чуть крепче сжать его пальцы, все ещё державшие её руку. Вихрь смешанных чувств, взметнувшийся в груди при виде него, был столь сильным, что девушка едва могла совладать с собою.  — Тише, неведьма, — хрипло произнес Кадзу, но по выражению его горящих глаз кицунэ поняла, каких усилий стоит ему самому сейчас сдерживаться. — Не удиви стражу. Мэй едва не ответила на это счастливой улыбкой. Он жив, он здесь, он снова рядом. Страхи оказались напрасны, они оба пережили эту ночь и смогли вновь найти друг друга. Но боги, какая же это пытка, не сметь приблизиться, обнять, сказать… Быть так близко и так далеко одновременно. Счастливый миг настал. Но всё, что у них было в этот миг, это лишь лёгкое прикосновение рук и молчаливые взгляды жаждущих глаз. Взгляды, говорившие больше, чем любые слова. Они замерли так на несколько долгих мгновений, не отводя глаз и не размыкая судорожно сцепленных рук. Мэй показалось, что даже её сердце пропустило пару ударов. Рядом деликатно кашлянул Масамунэ. Кадзу вздрогнул и отпустил руку девушки, отводя взгляд, прежде чем эта сцена начала выглядеть странной. Он снова ссутулил плечи, изображая нищего.  — Жива, отчаянная, — тихо проговорил он, так чтобы слышала только Мэй. — Боялся, добрался до тебя колдун. Очень боялся… — добавил синоби, позволяя себе бросить на неё мимолетный, полный пережитой боли взгляд. Кицунэ задохнулась от подступившей к горлу новой волны чувств. Опустила глаза, скрывая заблестевшую в них влагу. «Нельзя, нельзя, — твердила она себе, — не время давать волю чувствам. Ну почему так? Почему в моей жизни всегда — не время?»  — Где Сатоши? — услышала она как будто издалека голос Масамунэ.  — Там, — ответил Кадзу, кивая на постоялый двор. — Караулит Хромого. Он внутри, я снаружи. Вас ещё ждал. Решил — если вернётесь, то здесь искать станете.  — А тот ниндзя? Вы… успели?  — Мы всё успели, — холодно отрезал синоби, дёрнув щекою. — Насыщенная выдалась ночь. Он не смотрел на неё, но Мэй вновь ощутила горький привкус вины во рту.  — Зачем опять привёл её сюда, ронин? — голос Кадзу был полон раздражения. — Знаешь же, тут опасно.  — Считаешь, лучше было в лесу одну оставить? — надменно спросил Масамунэ. — Нет уж. Я не желаю повторения истории. Мэй стояла всё так же опустив глаза, волнуясь. И вдруг заметила пару маленьких, едва заметных капель крови на земле, у ног Кадзу. Подняла глаза выше… по его правой руке сбегал тоненький кровавый ручеёк. Красные капли срывались с пальца, падая на землю.  — Кадзу… — она с трудом выговорила его имя немеющими губами. — Ты ранен? Синоби недовольно глянул на свою руку, отер кровь рукавом. Поспешно поправил повязку на плече, дотоле скрытую под накидкой. На его черной одежде кровь была почти незаметна и вполне могла сойти за обычную грязь.  — Пустяки, — сказал он как можно небрежнее. — Тот ниндзя проворен оказался. Знал, куда бить.  — Сильно? — коротко спросил Масамунэ, сдвинув брови.  — Терпимо, — огрызнулся Кадзу. — Рука к бою не пригодна. Это хуже. Если Хромой рядом…  — Нет, — сдавленно проговорила Мэй, с трудом возвращая себе голос. — Хромого сейчас нет поблизости, я проверяла. Но Кадзу, прошу… позволь мне осмотреть твою рану… Голос сорвался на умоляющий шёпот. Синоби осмотрелся вокруг, отрицательно покачал головой. Затем поразмыслил над чем-то пару мгновений.  — Если колдуна здесь нет… Хм… Тогда внутрь идём, — сказал неожиданно. — Сатоши идею выдал. Проверить надо. Он невозмутимо взял под уздцы Кирин и направился в сторону конюшни. Масамунэ слегка оторопел, но быстро взял себя в руки и пошёл следом. Мэй гадала, что на этот раз задумал синоби. Загадка разрешилась быстро, когда один из охранников постоялого двора попытался было остановить «нищего»:  — Эээ, куда прёшь, убогий? — раздалось над ухом.  — Коня почистить надобно, — отвечал Кадзу как ни в чем не бывало. — Господин за это покормить обещал.  И он кивнул на Араи. Охранник закатил было глаза, но смерив сурового Масамунэ взглядом и безошибочно признав в нем самурая, решил не перечить. Кое-как устроив Кирин на переполненной конюшне, они наконец прошли внутрь постоялого двора. Мэй вновь оказалась в таком знакомом общем зале, на этот раз залитом утренним светом. Немногочисленные посетители, пожелавшие насладиться ранним завтраком, негромко переговаривались между собою. Кицунэ замутило, то ли от запахов, то ли от воспоминаний. За одним из столиков они без труда разглядели Сатоши, тем более что при их появлении он просиял и начал совершенно не скрываясь махать им рукою, приглашая присоединиться.  — Баа, да ведь жива наша лисица хвостатая, — радостно рассмеялся он, когда они подошли. — Зря, стало быть, ты её пол ночи хоронил, — хитро прищурившись, он подмигнул Кадзу. Тот промолчал, усаживаясь за стол.  — Расскажите по порядку, как всё было, — попросил Масамунэ, тоже устраиваясь за столом.  — Ну как… — задумчиво протянул Сатоши. — Обтяпав дело с тем ниндзя, не то чтобы совсем без проблем, но всё же быстро и тихо, как положено, мы спрятали труп в навозе и направились обратно. Но по возвращении, ни Хромого, ни Мэй уже не нашли. Однако нашли переполошившуюся стражу, что носилась повсюду в поисках таинственной воровки, укравшей дорогое старинное украшение у почтенного купца. Ну тут то мы в голове всё и сложили.  — Я более всего боялась, что своими необдуманными действиями навлеку на вас беду, — пробормотала Мэй. — Надеюсь, поднятый мною шум не помешал вашим делам…  — Помог, — сказал Кадзу шероховатым голосом, но взгляд, который он бросил на девушку, был полон тепла. — Ты отвлекла стражу. Увела за собой. Они девушку-воровку искали всю ночь. А на двух синоби внимания не обратили. Только лучше бы без этого, отчаянная.  — Ох да… — протянул Сатоши, насмешливо глядя на Кадзу и заговорщицки наклонившись к Мэй, зашептал: — Что тут только было, ты бы знала. Добрую половину ночи этот полоумный по Ойкугаве носился наперегонки со стражей — тебя искал. Насилу угомонил его, но сильно лучше не стало. До утра от него выслушивал, какие страшные кары ждут Хромого, если вдруг чего… Клянусь, я поседел за эту ночь пуще прежнего! И он демонстративно указал на седой парик у себя на голове.  — Сатоши, — резко одернул его друг и тихо зашипел: — Язык твой однажды в могилу сведёт тебя. Мэй несмело тронула под столом руку Кадзу, скользнув невесомым прикосновением, но синоби нервно дёрнул ею, убирая прочь.  — Напрасно ты недооцениваешь мой дар красноречия, — наставительно заметил Сатоши, подбоченившись. — Я тут, между прочим, кое о чём с хозяином сего чудного заведения договорился, пока вы все прохлаждались.  — Удалось? — быстро спросил его второй синоби.  — А то как же, — гордо улыбнулся Сатоши. — Хромой скрылся в неизвестном направлении ещё вчера вечером, когда понял, что за ним пришли. С тех пор он не показывался, а снятая здесь комната все ещё числится за ним. Если до сегодняшнего вечера он так и не объявится, то пройдёт уж полный день. И тогда хозяин разрешит нам осмотреть оставленную им в такой спешке комнату. За небольшую плату, разумеется.  — Это может оказаться полезным, — согласился Масамунэ. — Кто знает, что он мог оставить.  — Правильно мыслишь, Араи, — одобрительно кивнул Сатоши. — Ну а пока что у нас есть время чтобы перекусить и отдохнуть немного. Предложение оказалось как нельзя кстати. Все четверо не сомкнули глаз прошлой ночью и теперь выглядели порядком уставшими. С растущим беспокойством, Мэй поглядывала на Кадзу, чья правая рука неподвижно лежала на коленях, почти полностью скрытая накидкой. Следы засохшей крови всё ещё виднелись на ладони и взгляд девушки неумолимо возвращался к ним, а сердце мучительно саднило. После плотного завтрака, Сатоши решил отправиться на прогулку по городу и заняться тем, что он умел лучше всего — собирать слухи и распространять их. Масамунэ, весьма волновавшийся за благополучие Кирин, пошёл проверить свою лошадь. А Мэй наконец предприняла настойчивую попытку увести Кадзу на задний двор, где прошлой ночью она видела колодец. От её взгляда не укрылось, как скованно он двигался, вставая из-за стола, и как болезненно сжимал раненное плечо при этом. Тревога не давала ей покою, вгрызаясь в душу ядовитыми зубами. Синоби выглядел недовольным, но всё же позволил ей увлечь его за собой. Небольшой задний двор в лучах солнца выглядел иначе и казался кицунэ лишь смутно знакомым. Воспоминания прошлой ночи, когда она металась здесь в поисках выхода, теперь при свете дня представлялись ей каким-то дурным сном, неясным кошмаром. Кто бы мог подумать, что она вернётся сюда вновь так скоро… Мэй решительно тряхнула головой, отгоняя сумбурные видения, а вместе с ними и страхи. Усадила Кадзу на каменный бортик колодца, потянулась за ведром, дабы зачерпнуть воды. Синоби порывался помочь ей, но Мэй была непреклонна, и неожиданно он уступил. Застыл, сидя в напряжённой позе и зажимая рану на плече здоровой рукою. Искоса наблюдал за движениями девушки, со странным выражением в глазах. Будто бы слишком давно её не видел… или уже не надеялся увидеть более никогда. Было ещё довольно рано, и задний двор пустовал. Внимательно оглядевшись, и убедившись, что за ними не наблюдают, Мэй повернулась к Кадзу. Деловито откинула накидку на его плече, дотоле скрывавшую ранение, осторожно размотала наспех наложенную и присохшую повязку. Принялась сосредоточенно осматривать рану. Она была неширокой, но глубокой, колотой, нанесённой с немыслимой точностью — так, чтобы наверняка лишить противника возможности владеть правой рукою. Кицунэ нахмурилась. Кем бы ни был тот ниндзя, с которым им пришлось столкнуться прошлой ночью — он знал своё дело. Ни слова не говоря, она принялась осторожно промывать рану. Кадзу морщился, но молча терпел, не отрывая взгляда от лица девушки. «Клянусь, ещё немного и я отправлюсь к дедушке Чонгану, — думала Мэй, накладывая свежую повязку. — Стану кланяться ему в ноги и умолять обучить меня врачеванию. Слишком уж часто мне приходится это делать». Она отвлекала себя мыслями. Видеть рану Кадзу было в тысячи раз больнее, чем быть раненной самой, но кицунэ пыталась как могла не позволять тревоге и боли проникнуть в сердце, отравить его. Знала — опасность ещё не миновала, а значит ей нужно сохранять холодный рассудок и быть настолько полезной, насколько сможет. Закончив с раной, она постаралась соорудить некое подобие перевязи, поддерживающей руку. Вышло довольно неловко, но вероятно это было лучшее, на что можно было рассчитывать в подобных условиях. Кадзу наконец снял свою грязную накидку, похожую на лохмотья нищего, и остался в своей обычной одежде. Потрепанная соломенная шляпа отправилась следом за остальным тряпьём, увенчав собою эту гору лохмотьев. Отстранив девушку, синоби умыл лицо и провёл влажной рукой по волосам.  — Откуда это? — спросила Мэй, указывая на обноски.  — Купил у бродячего попрошайки за пару монет, — Кадзу обернулся к ней, вытирая лицо рукавом. С его спадавших на лоб волос сбегали мелкие капли прозрачной воды и падали вниз. Мэй невольно засмотрелась на это болезненно-бледное лицо с ещё сильнее заострившимися скулами. Тёмные глаза, глядевшие на неё пристально, в упор, хранили отпечаток недавней боли. Внезапно синоби в один шаг преодолел расстояние между ними и оказался рядом. Так близко… слишком близко. Кицунэ обдало жаром. Ему не нужно было даже прикасаться к ней, чтобы вызвать эту волну удушающего тепла, прокатившуюся по всему её телу и подступившую к горлу. Но всё же он прикоснулся. Порывистым движением привлёк к себе, крепко обнимая, спрятал лицо в её волосах.  — Мэй… — прозвучал у самого уха жаркий шёпот. Она дрогнула, руки сами собою обвили его шею, тонкие пальцы вцепились в одежду, судорожно сжали. Словно жестокая судьба вот-вот снова вырвет его из её объятий.  — Что ты делаешь со мною, безрассудная, — услышала она надтреснутый голос Кадзу. — За эту ночь тысячи раз представил, как теряю тебя навсегда. Мэй прерывисто всхлипнула, кусая губы, отчаянно пытаясь не дать предательской пелене, застлавшей взор, прорваться наружу потоками слёз. Знала — если заплачет сейчас, рухнет тщательно выстроенная внутренняя плотина, и тогда, казалось ей, она не перестанет плакать уж никогда. Кадзу чуть отстранился и взглянул ей в лицо. Девушка пыталась опустить голову, но он не позволил. Крепче сжал её в объятиях и вдруг жадно поцеловал, накрывая её искусанные губы своими — горячими, влажными, жаждущими. Мэй откликнулась на поцелуй сразу же, с готовностью, с какой-то безумной исступлённостью, отдаваясь ему полностью, словно бы в последний раз. Стоя у колодца на заднем дворике, они самозабвенно сливались в поцелуе, тонули друг в друге, забыв про весь остальной мир. Дыхание сбилось, но Мэй было всё равно. Она вновь чувствовала, как под её руками гулко бьется в груди его сердце. Кадзу прижимал девушку к себе так крепко, будто желал, чтобы они стали единым целым. Она ощущала его каждой клеточкой своего тела, чувствовала его жар, и сама сгорала вместе с ним. Никогда раньше не думала она, что это такое счастье — просто чувствовать рядом одного единственного человека, способного заменить ей весь мир. Наверное, это было неправильно, но кицунэ чувствовала, что ничего уже не может с этим поделать. Юная лисица попала в капкан его тёмных, бездонных глаз, в которых сейчас разгорался огонь, грозящий поглотить её полностью. Впрочем, она была и не против сгореть без остатка. Из всех возможных смертей, уготованных ей судьбою, эта определенно была бы самой сладкой. Какой-то опрометчивый постоялец выглянул на задний двор, вероятно желая пройти к колодцу. Увидев целующуюся пару возмущенно хмыкнул, всплеснул руками. Кадзу оторвался от разгорячённых губ девушки и кинул на него предупреждающий взгляд острых, холодных глаз. Постоялец инстинктивно почувствовал скрытую в этих глазах угрозу, как пугливый заяц чувствует приближение опасного хищника. Он торопливо скрылся в помещении, плотно затворив за собою дверь. Мэй вдруг вспомнила, как сама впервые увидела Кадзу, запертого в клетке, словно дикий зверь. Вспомнила глубоко спрятанную тень страха в глазах сопровождавших его самураев. И вспомнила, как сама впервые встретилась взглядом с колючими глазами синоби. Тоже на постоялом дворе, «Белая Цапля»… Кажется, пол жизни назад. «Глаза убийцы, — всплыли в сознании слова, сказанные ей ронином когда-то давно. — Злые, пугающие глаза. Люди шарахаются от них и бегут. А мне они стали дороже всего на свете… Ведь на меня он смотрит совсем по-другому». Но вслух она вдруг едва слышно произнесла:  — Прости меня.  — За что, ласковая? — спросил синоби, задумчиво проводя рукой по её волосам и тихо любуясь.  — До меня твоя жизнь была хоть и опасной, но лишённой внутренних страхов и тревог. Но вот я вошла в неё, и вынуждаю тебя снова…  — Чувствовать? — перебил её Кадзу. — И ты считаешь, это плохо? Он негромко рассмеялся. Но затем сказал, серьёзно глядя в растерянные глаза кицунэ.  — Близость неизбежно страх и боль с собою несёт. Не за что прощенья просить. Мой выбор. И он нежно коснулся губами, целуя эти печальные глаза. Мэй невольно засмеялась щекочущему прикосновению.  — Мысли пустые, — сказал ей Кадзу. — Оставь их… нужная. Кицунэ и синоби еще долго стояли вдвоем на заднем дворе у колодца. Говорили, молчали… смотрели друг на друга. А с дерева неподалёку, подслеповато щурясь от яркого солнца, на них пристально взирала большая черная птица. И с хищных лап её, сжимавших корявую ветку, на землю капала кровь.