Torment

Азула почти заснула к тому времени, когда Зуко, наконец, снова пришел в ее комнату. — Кии продолжала задавать кучу вопросов, чтобы убедиться, что я действительно в безопасности, — объяснил он, выглядя несколько смущенным, хотя Азула не была уверена, было ли это потому, что он знал, что она отругает его за то, что он никогда не приходил вовремя или потому, что им теперь буквально руководил ребенок. — Что ж, чем больше людей будут напоминать тебе не убивать себя, тем лучше. Ее брат застенчиво улыбнулся и присоединился к ней в постели. Когда он лежал, его халат распахнулся ровно настолько, чтобы обнажить часть шрама на груди, и Азула просто не могла не смотреть на него, хотя и знала, что это может причинить Зуко дискомфорт. Он был почти уверен, что она смотрела на этот шрам больше, чем кто-либо когда-либо смотрел на шрам на его лице, но она ничего не могла с собой поделать. Она потянулась, чтобы прикоснуться к нему, и Зуко позволил. — Ты когда-нибудь боялся меня? Я имею в виду, после того, как я перестала отталкивать тебя. Боялся ли, что у меня случится рецидив и я попытаюсь убить тебя снова? — спросила она, нежно проводя пальцами по шраму. — Я боялся только за тебя. И был сосредоточен лишь на том, чтобы помочь тебе поправиться. Все остальное было второстепенным. Он глуп и безрассуден. Я его не заслуживаю. — Это могло быть наихудшей ошибкой, которую ты когда-либо совершил в своей жизни. Почему ты рискнул? Откуда ты знал, что можешь мне доверять? Зуко взял ее за руку, заставляя ее наконец перестать смотреть на его шрам. — Все, что я знал, это то, что я хочу заботиться о тебе, и чтобы ты была рядом со мной. Я должен был тебе доверять. Я просто должен был поверить, что ты действительно изменилась, — он улыбнулся, но в его глазах и голосе не было радости, — я всегда находил способ поверить тебе. Азула всегда врет, повторял он себе миллион раз, и все равно давал ей все, что она хотела от него. Даже когда он искренне не верил ей, он всегда вел себя так, как должен был. — Прости меня, — слова сорвались с ее губ против ее воли, — мне жаль, что я когда-либо врала тебе. И мне не следовало пытаться манипулировать тобой, когда врачи хотели нас отдалить, — ее рука обхватила его лицо, — я должна была знать, что ты не оставишь меня. — Все в порядке. Я прощаю тебя, — сказал он, снова схватив ее руку для поцелуя, — я очень горжусь тобой, — через несколько мгновений он снова заговорил. — И ты прости меня. — За что? — За то, что не понял раньше, что тебе нужна помощь, — он поцеловал ее запястье, — за то, что не был рядом с тобой, когда ты нуждалась во мне. — Это не твоя вина, Зузу, — заверила она его. Тогда Зуко закатал рукав ее мантии, обнажая шрамы на ее руке. — Это больше никогда не повторится, — пообещал он, прежде чем поцеловать один из них, и этот жест лишил ее дара речи, — я никому не позволю причинить тебе вред, — он продолжал быстро целовать ее кожу руки. Азула заключила его в объятия, неоднократно целуя его щеки и шею. Зуко засмеялся и обнял ее, крепко прижимая ее тело к своему. Когда он прислонился к ее губам, она почувствовала, как все ее мысли улетучиваются. Что-то в его доброте заставило ее нервничать и действовать более агрессивно, чем ей хотелось бы. Ей нужно что-то, но она не совсем понимает, что именно и как это принимать. Конечно, Азула всегда знала, что хочет его, но на этот раз все было по-другому. Она не контролировала ситуацию, и это ее пугало. Ее брат, должно быть, понял это, потому что прервал поцелуй, чтобы посмотреть на нее, беспокойство в его глазах давало ей понять, что он пытался осознать, перешел ли он черту. Азула просто уткнулась лицом в изгиб его шеи. Зуко погладил ее по волосам и успокоил. Через минуту или две она отстранилась ровно настолько, чтобы позволить ему увидеть ее лицо, чтобы он знал, что с ней все в порядке. Любящий взгляд Зуко практически заставил ее снова поцеловать его. Он колебался на мгновение, а затем ответил на поцелуй. Бедняга. Он, должно быть, сбит с толку. Что ж, он должен был знать, что она не изменится так сильно.