during, darling.

— Ты опять не спал всю ночь? Здесь воняло. Невероятно несло гнилью, чем-то спиртным, дешёвой травой и ещё более дешёвыми сольвентами*. Громкая музыка пробивалась через стены как сквозь вату, в голове трещало от её ударов; звуки того, как чей то желудок выводит литры спиртного наружу дополняли. Обшарпанные стены, с кусками отвалившейся краски и нарисованными членами, отливали зелёным светом старых фонарей и улиц. Высокий воротник её черного плаща доставал до подбородка, прикрывая его. Розовые волосы постоянно портились о жёсткую ткань. Ей невероятно к лицу красная подкладка мантии. — Это своеобразный марафон. — парень требовательно протянул бледную ладонь с безобразной паутиной взбухших вен вдоль запястий. Вторую руку он держал у носа, стараясь отогнать противный запах. Его трясло. То ли от предвкушения прихода, то ли от противной атмосферы. — В следующий раз мне даже не звони, — её тонкая рука, с изумрудно-зелеными короткими ногтями и крупным кольцом на указательном пальце, скинула ему на руку маленькую картонную коробочку не больше мизинца. — Ясно? — Разве в Акацки так разлюбили постоянных клиентов? Что скажет на это Нагато, а, Сакура-чан? — он довольно улыбнулся, наблюдая за искажением эмоций на её молодом лице. Брови сошлись к переносице, глаза хищно прищурились. — Постоянные клиенты нам платят, Саске. Её фигура растворилась, исчезая в ворохе красных облаков.

***

— Я дома. Едва ли можно так называть. Ну, тут всё же не несло так, будто кто-то сдох. Пожелтевшие обои отклеивались в углах возле потолка, старый деревянный пол скрипел от каждого дуновения ветра и даже вздоха. В коридоре не было ничего, кроме дешёвой стойки с парой вешалок и зеркала на стене. Зеркала с трещиной поперек, но не суть важно. Кухня совмещённая с гостиной и паутиной в углах. Саске старался запомнать и давать паучкам от туда имена, но постоянно терялся из-за провалов в памяти. В приступах агрессии срывал паутину, а потом несколько часов сидел с бездонными глазами в углу, будто убил человека. Наруто эту кухню ненавидел. Появлялся на ней редко, готовить все равно особо не из чего. Да и никому оно не надо. «Чем ты ужинал сегодня, солнце? Мефедрон, экстази, ЛСД или кокаин?» Привык питаться лапшой быстрого приготовления ещё со времён университета, до того, как его отчислили. Иногда, стоя между потёртым диваном и старой, вечно открывающейся самой без повода, кухонной тумбой, ему хотелось бросить все. Действительно были шансы сбежать, даже просто мирно разойтись и устроить себе нормальную жизнь, завести прекрасную жену и двое милейших детей. Он подумал об этом слишком поздно. — Что в этот раз? — Узумаки облокотился на навесную тумбу, выгоревше-синего цвета, захлопывая ещё одну назойливую дверцу с громким треском. Окно в полусгнившей раме за его спиной продувало. — Ничего. — Учиха поднял пустые ладони и показал их со всех сторон. — Сформулирую по-другому. Чего ты хочешь? Никогда не приходишь с пустыми руками, — Наруто презрительно фыркнул, демонстративно поворачиваясь к нему спиной и отходя к окну. Защёлка была сдвинута вниз. Его дрожащие ресницы отражались в сером, от грязи и старости, стекле. — Ничего. — повторил Саске абсолютно тем же тоном, натягивая хищную улыбку, больше похожую на оскал. Мешки под глазами расцветали сине-фиолетовыми пятнами, угольно-чёрные волосы сливались с не блестящими глазами. — Ну, может быть, я просто соскучился по шлюхе вроде тебя. Блондин выдохнул сквозь стиснутые зубы, сдавливая ладонь на деревянном подоконнике. Послышался треск старой доски. Обида поднялась к горлу, крепко сдавливая его рукой. Он не заметил, в какой конкретно момент чувство обиды сменилось, в действительности, ладонью. Широко распахнул глаза и увидел в отражении стекла тёмную, довольную фигуру. — Ты даже хуже, чем шлюха. — вторая рука Саске давила ему на спину, слабо прогибая в спине. Он приблизился к его уху, прикрытому отросшими светлыми волосами. — Шлюха не отрицает того, что спит со всеми мужиками подряд. А ты спишь только со мной и все равно обижаешься. Наруто упёрся руками в подоконник, не желая поддаваться. Иногда рука на шее сдавливалась сильнее и локтевой сустав поддавался давлению на короткое время, прежде чем он снова пытался приподняться, чуть ли не выворачивая руки наизнанку. Учиха прижался губами к его шее, постепенно убирая от туда руку, мягко проводя языком и резко впиваясь зубами в кожу. Обострённое чувство, как от ожога, вместе с кровью подступило к девяти мелким ранам. Узумаки по инерции прижал руку к месту укуса, теряя равновесие. Саске чуть ли не швырнул его в сторону, перекатывая спиной к стене. Рука, что была оставшейся опорой, будучи ещё прямой встретилась с углом бетонной стены. Наруто вскрикнул от тысячи разнообразных болевых ощущений одновременно, в глазах было мутно и темно. В детстве он жалел, когда разбивал вазы в детском саду. Чуть позже в школе, сидя у директора, от того, что полез в драку. К концу школы жалел, что не ушел после девятого. В университете жалел, что не смог отучиться; отчислили. И сейчас он снова жалел. Жалел о том, что бросил все ради поехавшего наркомана. Саске забрался ледяными руками под его футболку, изучая выпирающие ребра под ними в сотый раз. Поднял голову на уровень его глаз и упёрся лбом в лоб. Даже в глазах с потерянным зрачком было что-то такое невероятно убивающее, холодное, заставляющее делать. Эта мрачность была ощутима. — Ты ведь спишь только со мной? — на выдохе произнес Учиха, еле заметно очерчивая языком его губы, прежде чем поцеловать. Он проводил по нёбу, ощущая его ребристую поверхность, обводил языком зубы. Наруто отвечал всегда, кусая, отнимая руку с остатками крови и слюны от шеи, сдавливая ей чужое плечо со всей силы. Каждый раз он клялся себе, что это единственный вариант не отвечать на этот вопрос. Клялся и все равно знал, что ему просто нравится. Сколько девушек он попробовал развести на секс, когда Саске пропадал неделями? Ему конечно этого знать необязательно, хотя он так и ни разу ни одной не вставил. Не нравилось все, от того, как они говорят с ним, до того как мягко водят руками по телу. Пробовать с другими парнями было просто страшно. Каждый, казалось, мог быть ещё грубее, чем Саске. Брюнет оторвался от него. Это никогда не спасало от ответа. Его глаза спрашивали за него снова. Наруто сглотнул вязкую слюну, вперемешку с чьей-то кровью, и кивнул. Наверху рвались злость, обида, ненависть, а снизу было тесно от вставшего члена. Мозг должен был решать сам, нравится ему или нет. И это, кажется, не нормально, когда оба варианта верны. Саске стянул с него футболку, задевая рану и получая на это шипение, улыбнулся. Провел влажную дорожку от следов нижних зубов до ямки ключиц, розовато-алый след выделился на коже. Он вернулся к другой половине шеи, оставляя там краснеющее краями пятно. Следы старых "любовных побоев" ещё прослеживались на ключицах, плечах. Каждый - это широкий синяк с восемью-девятью дугами запёкшейся крови. Учиха любил оставлять на этих же местах новые метки, от чего иногда они становились противными шрамами. Брюнет переместился к груди, поочередно обводя языком соски. Получая стоны, вперемешку с вскриками от очередного укуса. Сдавил обеими руками его рёбра, оставляя синеющие на глазах пятна, будто ожидал, что они треснут под его нажатиями. Наруто приходил в ужас от осознания черты, после её перехода боль соединялась с удовольствием двумя горизонтально параллельными прямыми. Ему нравилась боль, которую причиняют, а Саске нравилось причинять эту боль. Хотелось оттолкнуть его, рассказать как это больно во всех смыслах когда он ведёт себя вот так, но рука останавливалась дрожью на полпути, мягко заправляя черные волосы за ухо. Саске провел носом линию от его груди до слабой резинки домашних штанов, улыбнулся, поднимая голову на один с ним уровень и снова напористо поцеловал. Наруто поддел одной рукой край объёмной толстовки, стягивая вещь наверх, второй ладонью слабо надавил Учихе на грудь. Брюнет молча стянул с себя толстовку, скидывая её себе за спину. В этом не было жеста из желания увидеть тело партнёра или, как в романах, убедиться, что это действительно происходит. Это было просто потому что надо, потому что два человека во время секса обычно раздеваются. Никакого "сплетения разгорячённых тёл" или "страстного танца любви". Просто грубый секс. Саске сдавил обе его кисти в захвате, развернув спиной к себе. Руки перетянуло, но ненадолго, с него, почти сразу, рывком стянули штаны вместе с нижним бельём. Он смочил пальцы слюной, прежде, чем войти сразу двумя, одним рывком. Наруто снова сдавленно вскрикнул. — Мне, блять, больно. — в уголках глаз собрались слёзы, он стиснул зубы. — Меня не ебёт. — выдохнул Саске, прижимаясь губами к позвоночнику, цепляясь за кожу зубами и слабо оттягивая её. Ему нравился запах, солёный привкус и понимание того, что это больно. Его пальцы буквально помнили рельеф чужой задницы, что изнутри, что снаружи. Он пожалел, что сейчас не под экстази, потому что чувствительности собственных нервных окончаний ему явно не хватало. Он старался заменять их, выбивая из бедного Узумаки крики, стоны или просто тяжёлые вздохи. Его не волновало каким путём. Блондин прогнулся в спине, крики резко перешли в стоны, он сдерживал дрожь, упираясь ладонями в стену. Из-за её сомнительной толщины и утеплённости веяло осенней влажностью, холодом. Саске вынул оба пальца бесцеремонно резко, сомнительно брезгливо вытирая их о спину Наруто. Он кажется, засмотрелся на сотни следов от зубов, красные, синие, фиолетовые и почти сошедшие розовые пятна. Где-то внутри закралось чувство жалости, ощущение того, что это жестоко и бесчеловечно. Оно сошло на нет сразу же, как он разобрался со своими джинсами и бельём. Исчезло вовсе с резким толчком и криком, разлетевшимся под потолком. Сколько раз они ссорились, потому что Саске слишком груб? Заканчивалось лишь тем, что становилось только хуже. Их отношения даже не падали в пропасть, они уже лежат там, присыпанные землёй. У них не было ничего общего, не было ни единой встречи без претензий или ссор, они давно перестали друг-друга любить и нет между ними ничего кроме секса. Может никогда и не было. Учиха двигался быстро, наслаждался влажным блеском пота на спине, выделявшим раны. Больше нравилось, когда Наруто кричал. Кричал и лживо, себе противореча, поддавался навстречу. Саске сдавил ладонью его шею, в очередной раз довольно улыбаясь на полустон. У него не было особо ритма, они никогда уже не смогут подстроится друг под друга, даже во время секса, он просто беспорядочно вдалбливался в тонкую фигуру и Узумаки это устраивало. Когда чувствовал, что скоро кончит, выходил полностью и резко входил обратно на всю длину. Наруто хотел бы помочь себе кончить, но отнять руки от стены значило быть впечатанным лицом в неё же, он кусал и без того кровоточащие губы, сдерживал выступавшие моментами слёзы. Дышать было тяжело, большой палец Саске давил прямо на свежую рану, в глазах переодически темнело. Узумаки чуть не свалился с ног, когда хватка ослабла и исчезла вовсе, чувство наполненности сопровождалось этим противным хлюпающим звуком. Его рука потянулась к собственному, ужасно ноющему члену, пока Учиха оставлял ещё одну яркую метку между лопаток. Он даже не понял от чего кончил, от боли или хватило того единственного прикосновения, что он успел сделать. — С утра меня уже не будет. — Саске подобрал свои вещи с пола, проходя в сторону ванной. В его голосе не было ничего, что Наруто хотел бы услышать после того, как над ним поиздевались. Он снова почувствовал себя так, будто об него вытерли ноги, но сил на протест не было. Блондин развернулся спиной к стене и максимально плавно по ней съехал, шипя от боли. В глазах мерцали яркие пятна, даже паутина в ближнем углу поплыла. Наруто четко разглядел цветастую картонку с каким-то персонажем и улыбнулся, прикрывая глаза. «Ничего».