Диалоги №2

— Привет, Тул! Пробки? — В магазин по пути заскочил. Вот! — …Что это? — Плавки. — Тебя обманули, этот зелёный лоскуток точно нельзя натянуть на взрослого человека. Зачем тебе детские трусы? — Балбес, это реквизит. Вот-вот наберу миллион в инстаграме. Решил сделать памятное фото, порадовать подписчиков. — Нет. — Что нет? — Ты не будешь фотографироваться в таком виде. — Почему это? Макс, ты чего такой серьёзный, не пугай меня. Макс отвернулся от Тула — чтобы не видеть чужую улыбку. И не показывать свою злость. Ведь он действительно зол. Почти в бешенстве. Из-за тупых затей Тула, из-за проклятого, внезапно проснувшегося в нем, эксгибиционизма. Из-за того, что в последнее время он стал показывать слишком много открытой кожи, вести себя слишком откровенно. И ладно бы только при своих, то есть только при Максе, но не на широкую же аудиторию во всевозможных интервью, шоу и соцсетях! Разумеется Макса тоже вечно стараются раздеть рекламодатели, фотографы и режиссёры. Это нормально, это работа. Но Тул-то это делает сам, по собственной инициативе, и зачастую совершенно неуместно! Он вообще, в ожидании учебы в Штатах, словно с катушек слетел. Будто решил напоследок компенсировать своё излишне примерное поведение интеллигентного тайского мальчика. Макс далеко не скромник, но теперь уже ему приходилось тушить и сдерживать. Он отлично знает Тула, поэтому никогда даже не сомневался, что в его омуте живут самые разнообразные черти. Но почему-то именно вот этот внезапный нудизм сейчас по-настоящему злил. Тул, не глядя, запихнул комок кислотно-зелёного нейлона обратно в сумку, бросил её на пол и подошёл к Максу. Они слишком давно знакомы, и пусть Тул не всегда его понимает, но чувствует безошибочно. И сейчас он ясно ощущал чужое недовольство, хотя и не знал причины. Провел аккуратно ладонью по широкой спине, обтянутой дорогой чёрной рубашкой: — Макс, ты чего? — Ничего, Тулли, — Макс раздражённо прошёлся по комнате. — Просто то, как ты себя ведёшь… Мне это не нравится. — Ты из-за этих трусов? — Нет. Да. Не только из-за них. Ты старше, и я наверное не могу тебе указывать, что носить и что постить… — Ты прав, не можешь. При всей моей любви, твоего мнения я не спрашивал. Но готов выслушать. — Ты не станешь фоткаться в таком виде. Я сказал. — Макси. Ты переиграл в моего бойфренда? Спутал лакорны с реальностью? Ты же понимаешь, что я не буду выполнять твои приказы? — Будешь. Тул поражённо распахнул глаза, не зная, что ответить. Макс смотрел исподлобья, сквозь пряди челки. Звучал тихо, зло и очень уверено. И Тул почувствовал, как сердце пропускает удар. Он реагировал на такого Макса, и ничего, блядь, не мог с этим поделать. Такой Макс — его слабость. Тул с этим уже смирился. Смирился с тем, что против воли задерживает внимание на фотографиях, где Макс в тёмном концепте и с жгучим сумрачным взглядом. Что руки неизменно покрываются мурашками, когда на съемочной площадке персонаж Макса хищно подходит-смотрит-дышит. Подавляет. В общем, такой Макс это удар ниже пояса. И Тул впервые видел такого Макса в реальности. В обычной, мать его, повседневной жизни. В маленьком офисе при складе орехов — новый бизнес Макса, куда Тул заехал помочь с самодельным рекламным видео. В комнате было тихо, свежеубрано и пусто, лишь несколько столов, сдвинутых к стенам. В широкие окна било солнце. Тихо гудел кондиционер. И стоял Макс, внезапно ставший опасным и властным. Совершенно неуместный в этой действительности. И сейчас Тул впервые в его присутствии чувствовал себя настолько уязвимым. Он ведь человек абсолютно неконфликтный, «Мистер Да», как называет его Макс. Он никому никогда не отказывает в просьбах, в том числе Максу. Особенно Максу. К счастью, именно Макс очень редко его о чем-либо просил. Никогда не пользовался безотказностью Тула, и бесился, когда другие этим злоупотребляли. Но вот сейчас он не просил — требовал. И Тул хотел бы уступить, но принять такой тон от младшего товарища был не готов, да и идея со специальным фото ему нравилась, чтобы вот так без причины от неё отказаться. Переступил с ноги на ногу, произнёс мягко: — Макс. Ты не слишком много на себя берёшь? — Нет. В самый раз, — Макс помолчал. — Доказать? — Докажи, — Тул непонимающе нахмурился. Макс приближался неторопливо, как бы нехотя. Тул ждал, когда же он остановится, но он всё приближался и приближался, пока не оказался совсем вплотную, так, что можно было разглядеть каждую трещинку на знакомых губах, каждую ресницу. И хотя выше ростом всего на пару сантиметров, но каким-то непостижимым образом нависал, смотрел сверху вниз. Тихо произнес — «На колени», не приказал, а спокойно и твердо посоветовал — «Опустись на колени, Тул». Тул решил, что просто ослышался или недопонял какую-то очередную шутку Макса. Но почему от этой шутки вдруг так странно скрутило в животе? Как на американских горках, когда от страха и неизвестности всё внутри замирает, сердце подскакивает к горлу, а уши закладывает. В ушах действительно шумело. Тулу казалось, что это его оглушило нелепостью происходящего. Обрушилось, придавило сверху мешаниной эмоций: возмущением на дурного наглого Макса; смущением из-за его странного требования; любопытством — а что будет, если подчиниться; мутным возбуждением от… злости, конечно же из-за неё. И нужно было что-то сказать, рассердиться, хотя бы изобразить гнев, вот только Тул не успевал, совсем не успевал — за собой, за своими желаниями и мыслями, за Максом, которому он всегда полностью доверял. Всё это было так непонятно и так давило на плечи, что он не мог сдвинуться с места, не мог взять и молча уйти, лишь дышал через раз и бездумно смотрел на верхнюю пуговицу рубашки Макса. А потом поднял глаза выше и пропал. Взгляд напротив был таким чёрным, таким уверенным и тяжёлым, что вес всего происходящего стал совсем неподъемным. Ноги сами подкосились, и Тул действительно опустился на колени, так до конца и не поняв, что происходит и зачем он это делает. Макс не выглядел удивлённым. «Молодец» — огладил низким голосом, напрочь лишая остатков воли. Макс даже не задумывался — подчинится ли Тул. Просто знал, чуял каким-то специальным, настроенным на него, участком мозга. Давно разгадал в нем это. По случайным оговоркам в пьяных откровениях, по обрывкам фантазий, рассказанных якобы на потеху публике. По тому, как Тул порой замирал под излишне крепкой хваткой на холке. По его участившемуся дыханию от случайных грубостей в съемках. Последним кусочком пазла стала та ситуация на фанмите, когда исполняя сексуальный танец перед большим залом, они по сценарию оказались на диване. Макс тогда увлёкся, навалился сверху, слишком яростно рванул майку Тула, дернул его на себя, врезался лицом в лицо. И тут же забыл о вспыхнувшей боли, с удивлением наблюдая поплывший взгляд Тула и отчетливо чувствуя бедром его внушительный стояк. Под оглушительный визг зрителей они благополучно завершили номер. А потом Макс шутливо отвлекал внимание на себя, и заслонял Тула, пока тот отвернувшись к кулисам, натягивал футболку, старательно одергивая её на вздыбленную ширинку. Макс примерно понимал, как это работает. Тул — отличник и умница. Вся его жизнь под полным его контролем. Все по плану, каждая минута и на многие годы вперед. Во всём он лучший, старательный, продуктивный, ожидающий похвалы. Ответственный, педантично зацикленный на порядке. А таким людям иногда очень хочется отпустить руль и просто подчиниться. Отдать контроль. Однако очень сложно этот контроль кому-то доверить. Тогда эту информацию Макс воспринял совершенно безоценочно — сам прячет многих демонов, поэтому обычно легко принимает чужих, но сейчас этим знанием было грех не воспользоваться. Он постоял, глядя на Тула. Отступил на несколько шагов: — Ко мне. На четвереньках. Не поднимайся, — стало интересно слегка прощупать границы. Тул знал, что нужно остановиться — подобрать нужные слова, перевести случившееся в шутку, найти в себе силы противостоять странному искушению. Но Макс смотрел так, словно у них обоих теперь не было и шанса на отступление. Тулу казалось, что Макс сейчас, как волк, почуявший слабость, будто уткнулся носом в незащищённое брюхо и приоткрыл пасть. Шевельнёшься без его ведома — укусит. Вопреки абсурду происходящего, тянущее желание лишь усилилось. И Тул сдался. Вздохнул прерывисто, опустил ладони на чистый дощатый пол и подполз ближе к Максу. Почему-то совершенно не чувствуя себя глупо или унижено. Основными чувствами остались любопытство, возбуждение и непонятное правильное удовлетворение. — Еще ближе. Тул подобрался вплотную, сел на пятки, упираясь коленями в носы лакированных туфлей Макса. Вытер вспотевшие ладони о свои джинсы, расправил сильные плечи. Дышал поверхностно, краснел ушами и шеей. Подняв голову, он смотрел в глаза Максу так, что тот вдруг почувствовал себя то ли маньяком то ли растлителем. Что, впрочем, вполне укладывалось в его сегодняшнюю роль. — Послушный мальчик. Теперь открой рот и высунь язык, — Макс обжог взглядом, по-волчьи оскалив белые зубы. Тула окатило жарким стыдом. Только сейчас он вдруг понял, что у него стоит. Крепко и больно. Джинсы натянулись мучительно-тесно, и ткань трусов уже намокла от смазки, дразнила слишком чувствительную головку. И виноват был в этом чёртов Макс. Который внезапно стал именно таким, каким Тул давно его видел в своих мокрых снах, в неприличных пьяных фантазиях, в образах на изнанке век за секунду до оргазма. Макс с любопытством наблюдал за смятением на вспыхнувшем лице Тула. За тем, как отчётливо вздрагивала футболка на его груди, в такт заполошным ударам сердца. За тем, как он облизал губы, помедлил, и послушно выполнил приказ. На коленях и с открытым ртом, Тул выглядел так горячо, так заведёно, покорно и предано, что Максу пришлось прикусить щеку изнутри, чтобы не застонать от возбуждения, от мыслей — как много он мог бы сейчас себе позволить, как много мог бы получить. Нет. Он не за этим всё затеял. Это было бы слишком просто. Чтобы отвлечься, потянулся к своим брюкам. Тул в ужасе смотрел, как красивые руки Макса опустились к паху, туда, где явно обозначилась туго натянутая ширинка, расстегнули пряжку ремня и потащили его из шлевок. В голове внезапно стало пусто. И это было просто неслыханной редкостью, Тул всегда очень много думает, в том числе и когда отдыхает, занимается сексом, болеет, кажется, даже когда спит. Но не сейчас. Сейчас в голове было восхитительно гулко, лишь билась мысль — «Я не готов.» Он конечно видел член Макса в банях и душевых, но никогда не прикасался, лишь бросал украдкой взгляды. И если вот сейчас, вот так неожиданно… Он просто не сможет. Но что делать, если Макс прикажет? Тул сглотнул слюну. С открытым ртом оказалось внезапно громко. Макс понимающе усмехнулся — «Нет, не сейчас». Он качнул узким чёрным ремнем перед лицом Тула. А затем накинул ему на шею. Опустился на корточки, уровняв взгляды. Одной рукой, словно поводок, держал концы ремня, другой нежно отвел растрепанную челку Тула и прижал ладонь к его пылающей щеке. Большим пальцем медленно очертил распахнутый рот, скользнул по языку внутрь. Тул покорно обхватил палец губами. Макс легонько провел подушечкой по языку, по нижним зубам, а затем вытащил, попутно грубо смяв пухлые губы. — Тулли. Если ты не прекратишь злить меня своими провокационными фотками, то я тебя просто выпорю. Не только потому, что хочу этого. Не только потому, что ты этого хочешь. А потому, что так ты не сможешь раздеться. Из-за следов от этого самого ремня. Понимаешь? Если не прекратишь меня злить, то даже на пляже будешь носить закрытую одежду, чтобы не объяснять происхождение меток, которые я на тебе оставлю. Никакого больше обнажения. Только по работе или с моего согласия. Договорились? ___________ Макс смотрит на фотографию мокрого загорелого Тула в микроскопических зелёных плавках. Ставит лайк, выключает телефон, и понимающе усмехается. Ну что ж. Послание принято. Теперь ход за ним.